Государственная школа для мусульман округа ОМДС

Одной из буржуазных реформ Александра II была реформа системы образования. Проанализируем те цели, которые лежали в основе государственного образования для нерусских народов, отметим отклик на нее таких деятелей, как Николай Ильминский и Каюм Насыри, рассмотрим уровень распространенности русской школы для татар в конце XIX века и знания татарами русского языка, остановимся на подготовке учителей татарских учительских школ.

Если после ликвидации системы миссионерских школ при Екатерине II образование мусульман вновь стало их монополией, то с 1870 г. вводится новая система русскоязычного образования для нерусских народов. Само создание возможностей для изучения государственного языка, истории и географии России и светских дисциплин носило безусловно положительный характер. Однако способ внедрения такой системы образования и отношение к национальной школе нерусских народов отличались непродуманностью. В сентябре 1866 г. министр народного просвещения и обер-прокурор Святейшего Синода граф Д. А. Толстой, выступая в Казанском университете, высказал следующее понимание процесса образования нерусских народов Поволжья (калмыков, мордвы, марийцев и татар): «Все это дико и невежественно, не тронуто просвещением; все это непочатый материал для науки и цивилизации». Толстой призвал аудиторию «…положить начало их просвещения... а за ними и дальнейшего Востока»^[73].

26 марта 1870 г. император Александр II утверждает «Правила о мерах к образованию населяющих Россию инородцев», где заявлялось, что конечной целью политики образования «…всех инородцев, живущих в пределах нашего отечества, бесспорно, должно быть обрусение их и слияние с русским народом»^[74].

В целом «Правила» 1870 г. в 1882 г. подверглись серьезном пересмотру, когда император Александр III «…предписал учебным властям оставить существующие мектебы и медресе «в прежнем положении и ограничиться лишь сбором сведений о них»^[75].

Реформа образования для мусульман в Казанском учебном округе связана прежде всего с именем инспектора по татарским, башкирским и киргизским школам Округа В. В. Радлова. До 1875 г. в состав Округа входили практически все мусульмане Волго-Уральского региона. Радлов опирался на сотрудничество таких видных татарских педагогов, как Гали Махмудов, Шахбаз-Гирей Ахмеров, Ибрагим Терегулов и Шигабетдин Марджани.

В 1871 г. открылся первый русский класс в Казани в медресе «Усмания». К концу XIX века в Казани существовало только четыре русских класса при медресе. За исключением «Усмании» (11 учащихся в 1893 г.), такой класс имело только Апанаевское медресе (16 учащихся в 1893 г.). Были открыты также два класса в Слободах: в Ново-Татарской слободе (основано в 1876 г., 21 учащийся в 1893 г.) и Старо-Татарской слободе (30 учащихся в 1893 г.). Существовали также Первое городское татарское училище в Старо-Татарской слободе (основано в 1874 г., в 1893 г. – 48 учеников) и Второе городское татарское училище в Адмиралтейской слободе (основано в 1878 г., в 1893 г. 23 ученика). Русскому языку, кроме того, обучали в Школе для татарских мальчиков (основана в 1871 г., 40 учащихся в 1893 г.) и начальном училище при татарской учительской школе (30 учащихся в 1893 г.) В 1893 г. в русских школах и училищах и классах Казани учился 141 мальчик, в русских классах – 78 человек и 36 человек в татарской учительской школе.^[76] Таким образом, с середины 1870-х гг. в Казани происходит стабилизация числа русскоязычных учебных заведений для мусульман при бурном развитии и реформе мусульманских учебных заведений, (особенно в 1890-е гг.).

Сходная картина наблюдалась и в Казанской губернии. В двух городских училищах в Чистополе и Тетюшах обучалось соответственно 17 и 21 мальчик. Всего в 1892 г. по Казанской губернии в 563 школах Министерства народного просвещения находилось 747 мальчиков и 127 девочек татар, по сравнению с 20313 мальчиками и особенно 12995 девочками, обучавшимися в мектебех и медресе. Статистика не дает здесь разделения татар по конфессиональному признаку. Значительное количество учащихся в Лаишевском (254) и Мамадышском (293) уездах, по всей видимости определяется высоким процентом крещеных татар в этих уездах. Характерно, что кроме этого наивысший процент татар-учеников русских школ приходится на районы максимальной концентрации сети медресе: Казанский (110), Цивильский (77), Чистопольский (47) уезды. В уездах губернии было всего три русских класса: при медресе в Казанском, Лаишевском и Спасском уездах, где обучалось всего 82 мальчика. Особенностью русских классов был их чисто мужской характер^[77]. В 1894 г. на территории Казанского учебного округа существовало только 27 русско-татарских и 3 русско-башкирских школы Министерства народного просвещения^[78].

В Уфимской и Оренбургской губерниях число русских классов составляло девять в конце 1880-х гг. и 15 – в конце 1890-х гг. Это увеличение объясняется как инициативой самих мусульман, так и прекращением репрессий против мусульманского образования при Николае II, введением ценза на знание русского языка для сдачи экзамена на указ и созданием сети джадидских школ. Аналогичный процесс происходил в Крыму^[79].

Единственными учебными заведениями, готовившими учителей для министерских школ, были татарские учительские школы. Их реальная программа серьезно отличалась от проекта Фаизхани. Вариант гимназии не был воплощен. Татарские учительские школы (Уфа–Оренбург – 1872–1889 гг. и Казань с 1876 г.) готовили чисто светских преподавателей для начальных школ – «учителей начального татарского училища». Единственным национальным предметом было вероучение.

По «Положению» 1875 г. в Казанской школе вначале было 40 казенных воспитанников. Наибольшее количество часов отводилось русскому языку (32, 1%), арифметике с кратким курсом геометрии (21, 4%), чистописанию и рисованию (12, 0%) и вероучению (10, 7%). Несмотря на предложение инспектора инородческих училищ В. В. Радлова, преподавание татарского языка так и не было введено. Прием учащихся в 1876-1900 гг. увеличился с 9 до 53, и в 1900 г. в Школе обучались 100 человек^[80]. Уфимско-Оренбургскую школу с 1872 г. по 1889 г. окончило 88 человек^[81].

В 1892 г. принимается закон об образовательном цензе на знание русского языка для получения указа на должности духовенства. Однако в результате всех правительственных мер, начиная с 1870 г., в 1893 г. в Казанской губернии только 506 мусульман имели образовательный ценз, достаточный для сдачи экзамена по русскому языку на должность имама^[82].

Фактически этот закон способствовал развитию нового метода и введению преподавания русского языка в медресе. В Уфимской губернии, где роль мусульманской светской землевладельческой элиты всегда была более значительной, в 1880-1894 гг. число русско-татарских и русско-башкирских школ и русских классов сократилось с 53 до 51. Резкий скачок числа такого рода школ начинается после 1894 г., и к 1900 г. их число составляет 93. Таким образом, в 1890-е гг. практически одновременно происходит резкое увеличение числа поступающих в Казанскую татарскую учительскую школу (с 25 в 1890 г. до 53 в 1900 г.) и рост числа русско-инородческих школ и русских классов в Уфимской губернии. Параллельно шло массовое создание медресе нового типа с преподаванием русского языка, таких как «Мухаммадия» в Казани, «Хусаиния» в Оренбурге, «Усмания» в Уфе и «Расулия» в Троицке, где русские классы служили средством к изучению государственного языка. Именно в эти годы проходят и учительские курсы в Каргале.

В 1899 г. уфимский губернатор отмечал, что «…в отчетное время поступило несколько приговоров, в которых магометане, не жертвуя ничего на школы, желают, чтобы таковые у них были, ибо обучение своих детей русской грамоте находят полезным»^[83].

Таким образом, вторая половина XIX века стала для татарского общества периодом кризиса, приведшим к ломке традиционного миллета. Средневековые структуры миллета оказались не в состоянии адекватно отреагировать на изменения в экономической, образовательной и идеологической сфере, произошедшие в России во второй половине XIX века.

В это время перед татарским обществом появилась альтернатива развития между феодальным и буржуазным вариантами. Сама эта альтернатива привела как к возникновению движений, выступавших за реформы татарского общества, так и движений, стремившихся сохранить его стабильность, законсервировать оставшиеся социальные институты. 1850–1880-е гг. стали периодом выбора татарским обществом своего исторического пути, когда ни одна из групп элиты не смогла создать общенациональные институты Нового времени, и, вместе с тем, не были стабилизированы и средневековые структуры.

Оренбургское духовное собрание в этот период оставалось единственным общенациональным органом. В лице муфтия татары стремились видеть прежде всего авторитетного национального лидера, способного добиться максимальной самостоятельности Духовного собрания, прекращения репрессий против мусульман, отмены ограничительных мер в области образования. Реально муфтии предпочитали политику соглашательства и полумер.

Наступление на Ислам, начавшееся в середине XIX века, привело одновременно к усилению суфизма и объединению лидеров в регионах. Исламская пропаганда и образование, содержание медресе и подготовка кадров для них требовали экономического объединения местных лидеров общин. Возникает объединение буржуазии и суфиев во имя сохранения единства мусульманского миллета. В районах развитой рыночной экономики, то есть преимущественно в городах, основная роль принадлежит буржуазии. В районах, с преимущественно сельской экономикой, прежде всего в Приуралье и в степях, основную функцию принимают на себя суфии.

Доминанту волнений 1878–1879 гг. составляли прежде всего религиозные требования и неприятие властей всех уровней, включая и земские власти. В выступлениях всех групп татарского общества главным требованием было возвращение к старине, нерушимость религиозных устоев, сохранение традиционной системы образования. Кампании (особенно буржуазией Казанской губернии), велись практически против любых распоряжений правительства и земств, изменявших статус и обязанности мусульман. Это позволяет отнести данное движение к консервативно-охранительным выступлениям. Таким образом, наблюдался кризис взаимоотношений между Российским государством и татарским обществом. Татарская элита не сыграла роль посредника между властью и простым населением. Именно данный кризис стал отправной точкой для целой серии петиционных кампаний, возглавляемых татарской элитой, которые послужили политической школой для общественного движения периода российской революции 1905–1907 гг. Однако период борьбы выявил отсутствие у татар национальной элиты Нового времени.

В 1880-е гг. возникли ваисовская (фундаменталистская) и джадидская (реформаторская) альтернативы развития татарского общества. Обе эти группы представляли собой движение не духовенства и улемы, а прежде всего различных слоев национальной буржуазии, преимущественно крупной и средней у джадидов и преимущественно мелкой – у ваисовцев.

Шигабетдин Марджани (1818–1889 гг.) являлся прежде всего модернизатором Ислама и реформатором исламского образования. Он ставил своей целью образование национальной элиты во главе с духовенством. Марджани был сторонником создания миллета по классическому мусульманскому образцу. Идеи гражданского равноправия мусульман, признание их обязанностей перед Российским государством, овладение русским языком и основами знаний о российском законодательстве, обучение мусульманской элиты в правительственных учебных заведениях объединяют Марджани и Гаспринского. Проекты реформ Марджани включали приобретение автономии Духовным собранием, но не затрагивали исламскую догматику. В отличие от таких улемов, как Утыз-Имяни (аль-Булгари), ваисовцев и традиционалистов Марджани был сторонником определенной степени интеграции мусульманского татарского миллета в структуры Российского государства. Стремление Марджани занять пост муфтия является ярчайшим примером его гражданской позиции. Марджани теоретически и практически решил задачу о сохранении мусульманской идентичности при одновременном рассмотрении мусульман России как граждан Российского государства и субъектов мирового развития. Тем самым он фактически заложил основы татарской идентичности джадидской эпохи.

Утверждение на должность муфтия ОМДС светских деятелей С. Г. Тевкелева и М. Султанова не вызвало особого сопротивления в татарском обществе. До конца XIX века татарская элита надеялась на то, что муфтий сосредоточит свою деятельность на защите гражданских и политических прав мусульман, реформе их образовательных и религиозных учреждений. Муфтии предпочитали политику полумер. В 1878–1879 гг. С.-Г. Тевкелев отказался от функции посредника между восставшим татарским населением и официальными властями, несмотря на просьбы самих мусульман. Если в начале XIX в. оппозиция в лице абызов была в целом нейтрализована ОМДС, то во второй половине века неспособность муфтиев выступить в качестве посредников между мусульманами и властями во многом породила новый этап развития общественного движения. Отсутствие у муфтиев богословского образования подрывало их авторитет. Сам факт вакуума власти в татарском обществе не мог не привести к усилению альтернативных источников светского и религиозного лидерства. Первую нишу начинает занимать буржуазия, вторую – суфии с их разветвленной системой мюридов^[84].

^[1] См. подробно: Хабутдинов А. Ю. Формирование нации и основные направления развития татарского общества в конце XVIII – начале XX веков. – Казань, 2001. – С. 144–190.

^[2] Akcura Y. Eski “Sura-i Ummet” de cikkan makalelerimden. – Istanbul, 1329 (1913). – S. 48–61.

^[3] Хабутдинов А. Духовное управление мусульман между реформами и революциями (1862–1917) // Минарет. – 2005. – № 1. – С. 20–24.

^[4] Марджани Ш. Аль-кыйсме ас-сани мин китаби мустафад аль-ахбар фи ахвали Казан ва Болгар. – Казань, 1900. – С. 167–176.; Фэхретдин Р. Асар. – 3 жозья. – Оренбург, 1902. – С. 438–439.

^[5] Салихов Р. Р. Общественно-реформаторская деятельность татарской буржуазии Казани (вторая половина XIX – начало XX вв.). – Дис. канд. истор. наук. – Казань, 1997. – С. 41.

^[6] Миръат раби г. – СПб., 1900. – С. 3.

^[7] Хабутдинов А. Ю. Миллет Оренбургского Духовного cобрания в конце XVIII–XIX веках. – Казань, 2000. – С. 70–73.

^[8] Азаматов Д.Д. Оренбургское магометанское духовное собрание в конце XVIII–XIX вв. – Уфа:, 1999. – С. 56 – 60.

^[9] Полное Собрание законов Российской империи. – 1. – Т. XXV. – С. 189–197. – № 18477; Асфандияров А. З. Кантонное управление в Башкирии (1798–1865 гг.) – Уфа. 2005.

^[10] Сборник циркуляров и иных руководящих по округу Оренбургского магометанского духовного собрания 1836–1903 г. – Казань, 2004. – С. 23–24.

^[11] Хабутдинов А. Российские муфтии. От екатерининских орлов до ядерной эпохи (1788–1950). – Н. Новгород, 2006. – С. 18–35.

^[12] Тарджеман – 1883. – 10 апреля.

^[13] Тарджеман – 1883. – 30 мая.

^[14] Тарджеман – 1888. – 4 августа.

^[15] Тарджеман – 1893. – 7 ноября.

^[16] Мэржани Ш. Аль-кыйсме ас-сани мин китаби мустафад аль-ахбар фи ахвали Казан ва Болгар. – Казань, 1900. – С. 311.

^[17] Фэхретдин Р. Асар. – 3 жозья. – Оренбург, 1902. – С. 438–439.

^[18] Ибрагимов Г.-Р. Тэржэмэи хэлем. – СПб., б. г. – С. 119.

^[19] Салихов Р. Р. Общественно-реформаторская деятельность татарской буржуазии Казани (вторая половина XIX – начало XX вв.): дис. канд. истор. наук. – Казань, 1997. – С. 41.

^[20] Миръат раби г. – СПб., 1900. – С. 3.

^[21] Хабутдинов А. Ю. Миллет Оренбургского духовного собрания в конце XVIII–XIX веках. – Казань, 2000. – С. 70–73.

^[22] Салихов Р. Р. Общественно-реформаторская деятельность татарской буржуазии Казани (вторая половина XIX – начало XX вв.): дис. канд. истор. наук. – Казань, 1997. – С. 41.

^[23] Смыков Ю. И. Крестьянское движение в Казанской губернии в 1878–1879 годах. – Казань, 1959. – С. 11–13.

^[24] Чернышов Е. И. Волнение казанских татар в 1878 г. // Вестник научного общества татароведения. – 1927. – № 7. – С. 181–186.

^[25] Губайдуллин Г. Документ о движении среди татарских крестьян в 1878 году // Вестник научного общества татароведения. – 1925. – № 1–2. – С. 39.

^[26] Кони А. Ф. Воспоминания о деле Веры Засулич // Избранное.– М., 1989. – С. 325.

^[27] Салихов Р. Р. Общественно-реформаторская деятельность татарской буржуазии Казани (вторая половина XIX – начало XX вв.): дис. канд. истор. наук. – Казань, 1997.– С. 30–31.

^[28] Вакыт. – 1906. – 17 мая.

^[29] Литвак Б. Г. Переворот 1861 года в России: почему не реализовалась реформаторская альтернатива. – М., 1991. – С. 210–211.

^[30] Салихов Р. Р. Общественно-реформаторская деятельность татарской буржуазии Казани (вторая половина XIX – начало XX вв.): дис. канд. истор. наук. – Казань, 1997. – С. 36.

^[31] Там же.– С. 36–39.

^[32] Загидуллин И. К. Татарские крестьяне Казанской губернии во второй половине XIX века: дис. канд. истор. наук. – Казань, 1992. – С. 164.

^[33] Тарджеман. – 1889 – 10 октября; 1891. – 13 ноября

^[34] Баттал Г. Габделвэли Яушев. – Оренбург, 1912. – С. 13.

^[35] Салихов Р. Р. Общественно-реформаторская деятельность татарской буржуазии Казани (вторая половина XIX – начало XX вв.): дис. канд. истор. наук. – Казань, 1997. – С. 41–42.

^[36] Даишев С. И. Развитие капиталистических отношений в сельском хозяйстве Казанской губернии в конце XIX века (80–90 гг.): дис. канд. истор. наук. – Казань, 1955. – С. 209; Салихов Р. Р. Указ. соч. С. 42

^[37] Галяу М. Муть. Мухаджиры. – Казань, 1982. – С. 312–314.

^[38] См.: Загидуллин И. К. Прошения татарских крестьян Казанской губернии в связи с проведением Первой всеобщей переписи населения 1897 г. // Татарский государственный гуманитарный институт. Ученые записки. – Казань, 1997. – № 2. – С. 219–247.

^[39] Сборник циркуляров и иных руководящих по округу Оренбургского магометанского духовного собрания 1836–1903 гг. – Казань, 2004. – С. 87.

^[40] НА РТ. Ф. 1. Оп. 6. Д. 366. Л. 71.

^[41] Волжский вестник. – 1900 – 25 января, 1 апреля.

^[42] Тарджеман. – 1904. – 18 марта.

^[43] Степанянц М. Т. Философские аспекты суфизма. – М., 1987. – С. 66.

^[44] Фэхретдин Р. Шэех Зайнулла хэзретенен тэржэмаи хэле. – Оренбург, 1917. – С. 45–47, 65–69.

^[45] Цит. по: Zarcone T. Mystiques, philisophes et francs-macons en Islam. – Paris, 1993. – Р. 31, 109.

^[46] 1906 сэнэ 16–21 августта ижтимаг итмеш Русия Муселманнарынын нэдвэсе. – Казань, 1906. – С. 104–105.

^[47] Тарджеман. – 1904. – 4 апреля.

^[48] Фэхретдин Р. Шэех Зайнулла хэзретенен тэржэмаи хэле. – Оренбург, 1917. – С. 41.

^[49] Там же.

^[50] Там же.

^[51] Там же. – С. 47, 73–74.

^[52] Ибрагимов Г.-Р. Тэржэмэи хэлем. – СПб., б. г. – С. 59; Мэржани Ш. Аль-кыйсме ас-сани мин китаби мустафад аль-ахбар фи ахвали Казан ва Болгар.– Казань, 1900. – С. 359.

^[53] Мэржани Ш. Аль-кыйсме ас-сани мин китаби мустафад аль-ахбар фи ахвали Казан ва Болгар. – Казань, 1900. – С. 68–71.

^[54] См.: Катанов Н. Ф. Новые данные о мусульманской секте ваисовцев. – Казань, 1909; Сагидуллин М. К истории ваисовского движения. – Казань, 1930; Хабутдинов А. Ю. Миллет Оренбургского духовного собрания в конце XVIII–XIX веках. – Казань: Иман, 2000. – С. 88–91; Его же. Ваххабизм в Татарстане: сегодняшняя ситуация в исторической ретроспективе // Вестник Евразии. – 2000. – № 2 (9). – С. 95–105; экземпляры конфискованной ваисовской литературы, публикации и отчеты об их деятельности содержатся в «Деле о мусульманском староверческом сообществе «Ваисовского божьего полка» (НА РТ. Ф. 1. Оп. 6. Д. 366).

^[55] См.: А. Ю. Хабутдинов. Медресе Мачкара и его роль в подготовке улемов Волго-Уральского региона // Кукморский регион: проблемы истории и культуры. – Казань, 2005. – С. 102–108.

^[56] Другие названия: «Кул буе» («Приозерное»), «Касимия». См. Салихов Р. Р., Хайрутдинов Р. Р. Исторические мечети Казани. – Казань, 2005. – С. 60–68.

^[57] Фэхретдин Р. Асар. – 1 жилд. – 4 жозья. – Оренбург, 1903. – С. 205–206.

^[58] Фэхретдин Р. Асар. – 2 жилд. – 13 жозья. – Оренбург, 1907. – С. 410–412.

^[59] Марджани Ш. Аль-кыйсме ас-сани мин китаби мустафад аль-ахбар фи ахвали Казан ва Болгар. – Казань, 1900. – С. 254–255.

^[60] Салихов Р. Р., Хайрутдинов Р. Р. Исторические мечети Казани. – Казань, 2005. – С. 26–31.

^[61] Мэржани. – Казань, 1915. – С. 382–390.

^[62] Там же. – С. 425.

^[63] Там же, 1915. – С. 485–496.

^[64] Там же, 1915. – С. 459–469.

^[65] Kanlidere A. Reform within Islam: The tajdid and jadid movement among the Kazan Tatars (1809–1917). Conciliation or conflict? – Istanbul, 1997. – pp. 58–60.

^[66] Бюек остаз ва галимебез Шигабетдин Марджани хазретлэрен йоз еллык юбилее // Анг. – 1915. – №1. – С. 2.

^[67] Сагъди Г. Татар эдэбияты тарихы. – Казань, 1926. – С. 66–67.

^[68] Мэржани. – Казань, 1915. – С. 425.

^[69] Там же. – С. 110, 493.

^[70] Цит. по: Усманов М. Заветная мечта Хусаина Фаизханова. – Казань, 1980. – С. 129–130.

^[71] Мэржани.– Казань, 1915. – С. 501; Татарская учительская школа в Казани.– Казань, 1890. – С. 3.

^[72] Обухов М. И. Начальные народные училища Уфимской губернии. 1914-1915 учебный год. Статистический очерк. – Уфа, 1915. – С. 38, 42, 44.

^[73] Пинегин М. К. Казань в ее прошлом и настоящем. – СПб., 1890. – С. 399.

^[74] Цит. по: Правила о мерах к образованию населяющих Россию инородцев, высочайше утвержденные 26 марта 1870 г. // Сборник постановлений Министерства народного просвещения. – СПб., 1884. – С. 673.

^[75] Ганкевич В. Ю. Очерки истории крымскотатарского народного образования (реформирование этноконфессиональных учебных заведений мусульман в Таврической губернии в XIX – начале XX века).– Симферополь, 1998. – С. 72–74.

^[76] Памятная книжка Казанской губернии за 1889–1890 гг. – Казань, 1890. – С. 58–59; Памятная книжка Казанской губернии за 1893–1894 гг. – Ч. 1. – Казань, 1894. – С. 56–60; Памятная книжка Казанской губернии за 1893–1895 гг. – Казань, 1895. – С. 91–92, 98–99; Адресная книжка Казанской губернии за 1900 г. – Казань, 1900. – С. 119–120; Фэхретдинов Г. Ибраhим мирза Терегуловнын 30 сэнэлек хэзмэт гыйльмесенэ ядкар. – Оренбург, 1908. – С. 7.

^[77] Памятная книжка Казанской губернии за 1893–1894 гг. – Ч. 1. – Казань, 1894. – С. 156–164.

^[78] НА РТ. Ф. 92. Оп. 1. Д. 16039. Л. 17.

^[79] Ганкевич В. Ю. Указ. соч. С. 80.

^[80] Ханбиков Я. И. Русские педагоги Татарии. – Казань, 1968. – С. 25.

^[81] Фархшатов М. Н. Народное образование в Башкирии в пореформенный период. – М., 1994. – С. 139.

^[82] НА РТ. Ф. 1. Оп. 3. Д. 8294. Л. 18.

^[83] Фархшатов М. Н. Народное образование в Башкирии в пореформенный период. – М., 1994. – С. 110.

^[84] Хабутдинов А. Ю. Миллет Оренбургского духовного собрания в конце XVIII–XIX веков. – Казань, 2000. – С. 70–73.