Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Мусульманская фракция на защите прав российских единоверцев
Единственным легальным каналом политической деятельности оставалась мусульманская фракция Государственной думы. III Дума была созвана по новому избирательному закону от 3 июня 1907 г. По нему представительство в Думе потеряло коренное население Средней Азии, Степей, большей части Кавказа (кроме Дагестана) и турецкой части российского Закавказья. Вместо 29 человек во II Думе фракцию составили 8 человек: 7 из них были татарами. Основной проблемой для фракции стал вопрос о языке преподавания в государственной начальной школе для мусульман. Татары рассматривали национальную светскую школу как институт, образующий нацию. Они стремились к приданию официального статуса джадидской школе. В период обсуждения законопроектов о всеобщем начальном образовании в 1910–1911 гг. проходили съезды и совещания по вопросам реформы просвещения, религиозного образования и создания учительских школ. Правительство П. Столыпина в рамках реформ по трансформации России внесло законопроект об обязательном начальном образовании в рамках 4-летней школы. Для мусульман основной проблемой стал вопрос о языке преподавания для нерусских народов. Мусульманская фракция действовала в соответствии с резолюцией III Всероссийского съезда, предусматривавшей введение языка «тюрки» как языка обучения. Русский язык должен был являться лишь одним из предметов. Правительство требовало обучения на русском языке, давая определенный переходный период для овладения им. При этом «тюрки» не признавался вообще, а языком преподавания вначале был татарский и только для татар30. Мусульманские депутаты Думы требовали создания школы, основанной на началах педагогики и отражающей национальные особенности учащихся. В связи с обсуждением законопроекта о начальных училищах Г. Еникеев считал, что «школа должна ставить своей целью умственное и нравственное развитие мусульманского населения и поднятие его экономического благосостояния». В 1914 г., выступая по обсуждению сметы Министерства народного просвещения, член комиссии по народному образованию Г. Еникеев развернул целостную программу реформы просвещения мусульман на всех уровнях. Он начал свое выступление с высокой оценки того факта, что с 1907 г. по 1914 г. расходы российского бюджета на народное образование выросли с 45 миллионов до 161 миллионов рублей. Тезисы Г. Еникеева включали следующие основные пункты. Первый пункт программы гласил: «Политика из школы должна быть изгнана... Школа должна ставить своей целью умственное и нравственное развитие мусульманского населения и поднятие его экономического благосостояния». Порядок организации школ фактически соответствовал решениям уфимского земства 1911 г.: «Общеобразовательные начальные школы среди мусульман должны быть организованы в строгом соответствии с бытовыми, этнографическими и религиозными особенностями населения. Организация и программа этих школ должна разрабатываться местными общественными учреждениями в порядке, который имеет быть установлен законом». Следующие пункты включали преподавание на родном языке предметов при включении в программы изучения государственного языка, открытие государственных учительских школ. Учителями должны быть лица, «знающие родной язык и родную литературу учащихся, и могущие вести преподавание на их родном языке». В программе предусматривалось введение мусульман в училищные советы и назначение их на должность инспекторов народных училищ, что также было запрещено законом. Удостоверение медресе предусматривалось достаточным основанием для преподавания в начальной школе. В программу был заложен принцип финансирования образования пропорционально национальному составу учащихся. Седьмой пункт программы выводил национальное образование на качественно новый уровень – на уровень высшей школы. В нем указывалось: «Должны быть учреждены при высших учебных заведениях кафедры местных языков, истории литературы этих языков для подготовки преподавателей и преподавательниц в инородческие учительские семинарии, учительские институты и педагогические классы». Таким образом, ставился вопрос о том, что история, литература и язык народа должны не только стать предметом исследования для немусульманских ученых, но и превратиться в дисциплины, преподаваемые в средней школе[5]. Этот пункт фактически обозначал создание не только кадров для национальной средней школы, но и национальной профессуры, ученых и аспирантов, что также запрещалось российским законодательством. В целом программа Г. Еникеева предусматривала создание целостной образовательной автономии от начальной до высшей школы. Именно данная программа легла в основу деятельности как Мэгариф Назараты Милли Идарэ, так и последующих советских национальных органов просвещения, включая Научную Коллегию. Рассмотрим сотрудничество русских и татар в сфере образования на уровне органов самоуправления. Уфимское губернское земство постоянно ставило перед МНП вопрос об открытии Учительской школы для мусульман, так как Уфимская татарская учительская школа еще в 1877 г. была переведена в Оренбург и в 1889 г. преобразована в казахскую. Ходатайства были возбуждены в 1898 г., 1901 г., 1902 г., 1906 г. и 1908 г., но министерство все их отклонило[6]. В связи с принятием закона о всеобщем начальном образовании в России 16 декабря 1911 г. Уфимское губернское земское собрание на своей сессии обсудило и приняло доклад губернской управы по вопросам просвещения. В докладе предусматривалось обучение в начальной школе на родном языке, открытие мужской и женской мусульманских учительских школ в Уфе и проведение педагогических курсов, создание при земстве постоянной комиссии по выработке учебников на татарском языке и введение книг на татарском языке в ученические библиотеки. Намечалось статистическое обследование мусульманских школ. Впервые рекомендовалось ввести представителя татар в отдел народного образования земства, и это было осуществлено в 1915 г. Земство пришло к мнению, что всеобщая начальная школа может существовать только при содействии самих мусульман[7]. Программа Уфимского губернского земства была реальным вариантом компромисса между потребностями татарского общества во всеобщем начальном образовании и созданием общероссийской национальной школы с унифицированной программой. Все попытки земств совместить национальную образовательную систему с государственной и обеспечить подготовку кадров в государственных педагогических учебных заведениях оканчивались запретом МНП. Согласованный вариант реформы просвещения татарских лидеров и местных земств не прошел. В соответствии с Правилами 14 июня 1913 г. единственным отличительным предметом у мусульман оставалось вероучение. Сама программа носила унифицированный характер, а все обучение было настроено на скорейший переход полностью на русский язык. Реально же проект всеобщей государственной школы не был реализован, а земские школы все более сближались в своей программе с джадидскими. В Казани помощь мусульманским учебным заведениям осуществлялась в рамках деятельности училищной и школьно-строительной комиссии городской думы. В 1914–1917 гг. в ее состав входили двенадцать русских и шесть татар (включая членов ЦК «Иттифака» А.-Х. Максуди и Г. Апаная). В 1914 г. из городских средств были выданы пособия по 600–1000 руб. семи медресе и Аитовскому женскому мектебе[8]. Мензелинское уездное земство в 1910–1911 г. содержало 11 мужских и 3 женских татарских училища, в которых училось 285 мальчиков и 86 девочек и закончило 29 мальчиков. При этом 15 869 мальчиков и 4364 девочек училось в 146 медресе и 91 мектебе уезда. Земство выдавало по одной стипендии в Казанский университет, Мензелинское реальное училище и КТУШ[9]. В лучшем случае постановка проблемы о финансировании земством именно мусульманских школ была возможна только в рамках одной губернии. Постоянной проблемой просвещения оставались незначительные земские ассигнования при отсутствии государственных средств. Стабильные ассигнования на джадидские школы и создание общегубернских органов мусульманского просвещения в Уфимской и Оренбургской губерниях стали возможными только в годы I мировой войны. В Казани эта проблема не решалась на губернском уровне. В 1914 г. в Казанской губернии существовало 69 русско-татарских училищ и русских классов при медресе. Вместо 3 земских мусульманских училищ в 1904 г. их стало 37 в 1914 г. Создание контролируемых мусульманами земских училищ с преподаванием на татарском языке стало наиболее реалистичной формой совмещения национальных и общегосударственных интересов в сфере образования. В эти годы стало возможным открытие женских учительских курсов в Уфе и Оренбурге и женских гимназий в Троицке и Уфе. Таким образом, затраты на просвещение мусульман касались только ряда губерний, уездов и городов. В общегосударственном масштабе эта проблема не была решена[10]. 16 ноября 1909 г. при обсуждении правительственного законопроекта о неприкосновенности личности С. Максуди сформулировал свое кредо общественного развития и отношение российских мусульман к российской государственности. Здесь он выступил сторонником классического французского определения политической нации как общности граждан государства. Максуди утверждал, что «в каждом государстве есть, так сказать, политический титул – американец, француз и т. д., но в каждом государстве существует масса национальностей, которые во имя своих традиций, своих особенностей быта, которые у них существуют, отстаивают и будут отстаивать свои традиции, и в этом смысле я татарин и защищаю свой быт, но политически я русский гражданин»[11]. С. Максуди определял нацию как культурную общность, обладающую правом свободного культурного самоопределения, но являющуюся членом единого государственного организма. Он утверждал, что «для России... государственные интересы могут заключаться... в том, чтобы самые насущные интересы всех народностей были удовлетворены в такой мере, чтобы от этого государство не пострадало»[12]. Именно в гарантии прав личности С. Максуди видел единственную гарантию процветания и благополучия государства: «Русские граждане добьются настоящих прав человека и гражданина, потому что этого требует исторический закон, закон социологии». С. Максуди, как и Ю. Акчура, был сторонником исторической эволюции по английскому образцу[13]. Однако все важные законопроекты и предложения фракции в III-й Думе блокировались думским большинством при демонстративной поддержке левыми и молчании либерального центра. Несмотря это татары планировали активизировать деятельность в IV Думе. В августе 1912 г. собрание казанской буржуазии приняло решение о выдвижении С. Максуди в Государственную думу. Администрация не допустила избрания Максуди в IV Думу, заявив, что сельский дом принадлежит его брату Ахмад-Хади[14]. С уходом С. Максуди в Думе не осталось ни одного общенационального мусульманского лидера, реально объединявшего интересы российского государства и общества с интересами российских мусульман. Репрессии в России в 1911 г., поражения Турции в ходе войны с Италией в 1911 г. и в I Балканской войне в 1912 г. подорвали веру татарской элиты в возможность общетюркского политического движения. Наиболее явно эти настроения выразил Ф. Карими. Он провел в Стамбуле несколько месяцев в 1912–1913 гг. в дни I Балканской войны. Раздражение и досаду мусульманского общества России вызвал тот факт, что Ф. Карими в «Стамбульских письмах» показал всю неправомерность сравнения динамично прогрессирующей Японии с агонизирующей Оттоманской Империей. Стало окончательно ясно, что младотурецкая Турция не способна провести модернизацию, погрязла в коррупции и может окончательно развалиться в ходе очередной войны. Поэтому возник вопрос о переключении на внутрироссийскую арену, так как после смерти П. Столыпина правительство отказалось от политики прямых репрессий. К общественной деятельности вернулись Г. Баруди, Г. Исхаки, А.-М. Топчибашев. Однако идея единого движения мусульман России была подорвана невозможностью создания легальной политической партии и сильной думской фракции. Общие просветительские задачи мусульман России были решены, а административное и экономическое единство не было достигнуто. IV Государственная дума в 1912 г. была избрана по тому же избирательному закону. В ней мусульманская группа состояла из 6 депутатов (из них пять татар): трое – от Уфимской и по одному от Оренбургской и Самарской губерний. Мусульмане Казанской губернии впервые не были представлены. Фракция вновь потребовала возвращения избирательных прав мусульманам Казахстана и Средней Азии. 7 декабря 1912 г. Ибн. Ахтямов выступил с развернутым заявлением фракции, где критиковал национальную и переселенческую политику правительства. Одновременно он подтвердил политическую лояльность российских мусульман: «Будущее Родины нам не менее дорого, чем русским, ибо у русских мусульман нет политических судеб, раздельных от судеб Российской Империи». В дальнейших тезисах выступления Ибн. Ахтямов фактически повторил основные программные решения III Всероссийского мусульманского съезда, потребовав религиозную автономию и «самостоятельность в области культурно-просветительской деятельности», отмену цензовой системы в местном самоуправлении. Его тезис о том, что «только путем самобытного развития мы сможем достичь уровня культуры, который необходим для граждан современного государства» носил центральный характер[15]. В феврале 1914 г. при мусульманской фракции состоялось первое общероссийское совещание либеральных мусульманских лидеров, на которое прибыли, в частности, И. Гаспринский, А.-М. Топчибашев и Ф. Карими. Представители Казани отсутствовали. Лидеры «Иттифака» решили сконцентрировать деятельность на реформе Духовных собраний. Правительство намечало его ревизию, и лидеры мусульман надеялись на то, что ОМДС будет превращен в достаточно автономный орган, обладающий, в частности, правом выдачи дипломов учителям. 15–25 июня 1914 г. в Петербурге состоялся IV Всероссийский мусульманский съезд. Делегаты-татары представляли все основные городские центры. На съезде присутствовали лидеры казахов (А. Букейханов), крымских татар (М. Давидович) и азербайджанцев (А.-М. Топчибашев). Основной акцент съезд сделал на реформе Духовных собраний. По докладу С. Максуди было принято постановление о выборности духовенства, передаче контроля над всеми школами, их программой и составом преподавателей в руки Духовных Собраний. Было отклонено предложение С. Максуди о создании всероссийского духовного учреждения и избрании Раис аль-улама, в соответствии с решениями III Всероссийского мусульманского съезда. Решения IV съезда также остались нереализованными. Попытки С. Максуди добиться принятия на съезде какой-либо политической программы не имела результата[16]. Съезд отказался принять решение о восстановлении партийных структур «Иттифака», то есть показал неспособность мусульманской элиты России перейти от культурно-просветительному к политическому движению. Вне сферы просвещения произошло достижение консенсуса только по вопросу частичной реформы духовных учреждений на местном уровне. Это бессилие привело к ориентации молодого поколения у азербайджанцев и крымских татар на Турцию, а у татар на концентрацию внутри своего этноса. После смерти И. Гаспринского его идеи о единстве тюрок России были сохранены в первую очередь братьями Максуди. Перед смертью И. Гаспринский вызвал А.-Х. Максуди к себе и передал ему все документы «Иттифака». Главным пунктом завещания И. Гаспринского было распространение просвещения. Татарская элита Казани, чьим основным политическим лидером был С. Максуди, оказалась в стороне от процесса деятельности мусульманской фракции Думы.[17] В целом, в IV Думе наблюдается спад активности мусульман-депутатов, так как они не видели смысла в декларациях. Следующее заявление фракция сделала в связи с началом I мировой войны. Председатель фракции К.-М. Тевкелев утверждал: «Мусульмане Российской Империи считали и считают себя русскими гражданами не только тогда, когда добиваются прав, но и тогда, когда им приходится исполнять обязанности перед родиной»[18]. Татарская элита надеялась на то, что мусульмане, проливавшие кровь на фронте, получат равноправие. 20 июля 1915 г. К.-М. Тевкелев от имени думских представителей латышей, литовцев, эстонцев, армян, евреев и мусульман заявил: «Мы выражаем... глубокую уверенность, что в деле отражения врага и победы над ним одним из главных условий успеха является подъем духа в среде населяющих Россию народов, и возможность свободного приложения для каждого из них своих сил на общее дело борьбы с врагом, и что такое положение может быть лучше всего достигнуто, при обеспечении входящим в состав России народностям гражданского и национального равноправия». Заявление было отклонено 190 голосами против 162. Оно стало последней реальной попыткой компромисса нерусских народов с думским большинством[19]. Начавшаяся мировая война дала новый импульс для объединения мусульманских политических лидеров. Они решили создать центр, объединяющий все тюркские регионы России – бюро мусульманской фракции. Основным инициатором выступил редактор газеты «Суз» Г. Исхаки. Члены бюро должны были помогать фракции в вопросах координации деятельности мусульман России[20]. В 1915 г. муфтием ОМДС был назначен Мухаммад-Сафа Баязитов. Годом ранее члены фракции К.-М. Тевкелев, Ибн. Ахтямов, многие видные национальные деятели, оценили деятельность С. Баязитова и его партии «Сырат уль-мустаким» следующим образом: «Сырат мостакым» по своему духу и своей цели является истинной копией русской черносотенной партии... Мусульмане кроме вреда от него ничего для себя не увидят»[21]. В результате, если ранее ОМДС рассматривалось национальными лидерами скорее как нейтральный орган, то после назначения М.-С. Баязитова они начали ориентироваться на создание светского общенационального органа, не связанного с ОМДС. В начале 1916 г. в Петрограде состоялось совещание, принявшее решение о создании бюро при мусульманской фракции. В бюро должны были войти представители Казани, Оренбурга, Москвы, Астрахани, Троицка и Челябинска. Реально у татар в нем были представлены Казань, Оренбург и Уфа. Бюро приняло на себя роль информационного и координирующего центра мусульман России. Фракция и бюро все более воспринимали себя единственными законными представителями мусульман России[22]. В конце 1916 г. мусульманская фракция выступила в поддержку Прогрессивного блока в его противостоянии с правительством 74. III и IV Госдумы не признали равноправия мусульман России и не приняли законов, обеспечивающих функционирование государственной школы на родном языке. В 1907–1917 гг. правительство не провело реформы Духовных собраний. Такое развитие событий вызвало недовольство практически у всего либерального и социалистического спектра татарского общества и, особенно, у молодежи. Назначение муфтием М.-С. Баязитова парализовало единственный официальный канал для отношений между татарами и царской администрацией. Татарская элита начала поддерживать те силы в российском обществе, которые стремились к свержению самодержавия. При этом либералы ориентировались на «Прогрессивный блок», а социалисты были сторонниками своих российских соратников.
|