Глава двадцать седьмая

Пия остановила машину перед центральной пожарной станцией.

— Ладно, если ты не хочешь магически переноситься обратно ко мне, позвони, когда у Гриффина закончится перерыв, я приеду и заберу тебя.

— Я не хочу мешать вам с Вулканом.

— Ох, об этом можешь не беспокоиться! Он не знает, что я пораньше вернусь с работы. Так что он появится только часа через два или около того, да если и раньше, что с того? Он говорил, ему ужасно хочется покататься на машине. Вот и возьму его с собой.

— Я что-то волнуюсь, — сказала Венера.

— Ну, это совершенно нормально. Если, конечно, можно использовать слово «нормально», когда собираешься рассказать смертному мужчине, в которого влюблена, о том, что ты — богиня, — весело произнесла Пия. — Однако в любом случае не страшно, что ты волнуешься. Но что-то мне подсказывает, что все будет отлично.

— Надеюсь, ты права.

— Я доверяю своей божественной интуиции. — Пия усмехнулась и постучала себе по лбу. — Ах да, не забудь корзинку для пикника!

Пия подала богине любви корзинку, в которой лежали холодный цыпленок, немного хлеба и фруктов — из тех, что Вулкан «забабахал» для завтрака.

— Да, верно. Глупо, что богиня любви могла забыть — путь к сердцу мужчины пролегает вот здесь, — взяв корзинку, Венера похлопала себя по животу.

— Так значит, эта старая поговорка правдива?

— Дорогая, я сама когда-то ее придумала!

— Bay! Я и понятия не имела, что она настолько стара! — воскликнула Пия.

— К счастью, я неплохо сохранилась, — заметила Венера и услышала, как Пия хихикает, отъезжая.

Венера улыбалась, направляясь ко входу в центральную пожарную станцию. Пока она сообразила, что надо нажать на маленькую кнопку звонка, дверь распахнулась сама.

— Я видел, как вы подъехали. Прошу, входите!

Венера благодарно кивнула пожарному и тут же вспомнила его имя.

— Спасибо, Джи-Ди.

Джи-Ди закричал, обернувшись в холл:

— Эй, все сюда! Наша секс-учительница пришла!

Венера готова была броситься в паническое бегство. Конечно, она была новичком в мире современных смертных, но она уж точно не была наивной в том, что касалось мужского обожания. И точно, ее мгновенно окружили мужчины, одновременно говорившие о том, какое потрясающее она провела занятие и как их жены-подруги-возлюбленные были довольны их новыми знаниями. Богиня любви любезно улыбалась и благодарила пожарных, о которых уже начала думать как о «своих мальчиках».

— Ладно, ладно, хватит уже! Вы ее задушите! — рявкнул на пожарных Гриффин, одним только недовольным взглядом заставив всех расступиться и пропустить его к Венере. — У нас с ней свидание, а это значит, я с удовольствием заявляю: я забираю ее из вашей тупоголовой компании.

Гриффин нежно взял Венеру под руку и так посмотрел на нее голубыми глазами, что богине любви захотелось облизать его с головы до ног.

— Смотри на меня так же, пусть полюбуются на представление, — прошептал он, наклоняясь поближе к Венере и уводя ее от компании разинувших рты пожарных.

— Я всегда была известна тем, что искренне наслаждалась великолепием хороших представлений, — шепнула в ответ Венера. — Но сейчас я предпочла бы уединиться.

— Я буду в парке, — бросил Гриффин через плечо. — Пейджер у меня с собой. Если что-нибудь случится, пошлите сообщение, но только если кто-то будет умирать от потери крови или в огне.

Венере показалось, что она расслышала слова молодого парня, нечто вроде: «Ни один пожар не может быть таким горячим, как она», и довольно улыбнулась. Мужчины всегда остаются мужчинами.

Они с Гриффином рука об руку прошли в парк, примыкавший к заднему двору центральной пожарной станции. Стоял поздний вечер, и уже должно было бы похолодать, но солнце все еще окрашивало небо Оклахомы в яркие цвета, и, несмотря на конец февраля, было тихо и не по сезону тепло. Но все равно это был февраль, да и час для прогулок неподходящий. Венера с удовольствием обнаружила, что в парке совершенно безлюдно. Гриффин подвел ее к прелестному маленькому столику для пикников, окруженному нагими по-зимнему деревьями.

— Мне здесь нравится, — сказала богиня любви, оглядев аккуратный, ухоженный парк. — Приятное место. Здесь, наверное, часто гуляют целыми семьями.

— Верно. Большую часть года этот парк просто битком набит семействами с детишками, — подтвердил Гриффин.

Он попытался заглянуть в корзинку, но богиня любви игриво хлопнула его по руке.

— Позволь мне самой разобраться. Пия будет очень расстроена, если узнает, что ты хватался за еду, как какой-нибудь варвар.

Венера достала клетчатую скатерку и столовые приборы, которые Пия старательно уложила для них, и подумала, каково бы это было: стать обычной смертной женщиной, приходить сюда с Гриффином и их дочерьми, проводить здесь целый день, отдыхая всей семьей...

Богиня любви заставила себя выбросить из головы фантазии. Она не может стать смертной женой обычного человека, как бы втайне ни желала этого. Ее вечное место — на Олимпе. И самое большее, на что она может надеяться, — что ей будет дозволена небольшая передышка вот с этим человеком... недолгое время любви, прежде чем ей придется вернуться к своим обязанностям. Если бы только Гриффин это понял, если бы он это принял...

— Гриффин, я должна кое-что тебе сказать...

— Этого цыпленка не ты готовила, — заявил Гриффин, впиваясь зубами в мясистую ножку.

Венера нахмурилась.

— Да, не я.

— Я так и думал. Могу поспорить — это дело рук Пии.

— Конечно ее. Пия отличная кулинарка и очень щедрый человек. Это она придумала — нагрузить корзинку едой.

— Она отличная девушка, — Гриффин сунул в рот кусок изысканнейшего олимпийского сыра.

— Да, верно. — Венера встряхнула головой, заново собираясь с мыслями. — Но я хотела поговорить с тобой не о Пие. И вовсе не о кулинарном искусстве... И не о цыплятах и прочем.

— Извини. Я отвлекся. Просто очень проголодался.

Гриффин вытер губы, усмехнулся и коротко, но крепко поцеловал Венеру. Богиня подумала, что он выглядит совсем мальчишкой и кажется очень счастливым и ужасно влюбленным.

— Так что ты хотела мне сказать?

Но прежде чем Венера успела ответить, он добавил:

— Ох, кстати, мои сестры сегодня заезжали ко мне и спрашивали, не придешь ли ты завтра к ним на ужин. Я понимаю, сестер у меня многовато, и завтра они там соберутся все вчетвером, но могу обещать: еда будет очень вкусной!

В его глазах заиграла улыбка, когда он продолжил:

— И они очень просили привести тебя. Знаешь, что они сказали? «Нам понравилась эта богиня».

У Венеры сжалось горло, ей пришлось поспешно сделать несколько глотков из бутылки с водой, заботливо уложенной Пией в корзинку, чтобы вернуть себе дар речи. Его сестры узнали ее... Ох, конечно же, не сознательно. Но где-то в глубине их женских душ они поняли, кто она такая, и приняли ее. Вот если бы теперь и их брат понял и принял тоже...

— Я была бы очень рада провести завтрашний вечер с твоими родными, — сумела наконец выговорить Венера.

— Вот и хорошо. Мне очень хочется, чтобы ты пошла со мной.

— Гриффин... мы должны поговорить.

— Ты это уже говорила.

Но на этот раз Гриффин как будто услышал ее слова. Во всяком случае, он смотрел на нее, дожевывая кусок. Венера глубоко вздохнула, готовясь к трудному моменту.

— Я хочу, чтобы ты знал, кто я такая на самом деле.

— О, я готов. Я хочу знать о тебе все.

Стараясь хоть чуть-чуть оттянуть время, богиня любви отпила еще немного воды.

— Эй, ты ведь не хочешь сообщить мне что-нибудь совсем уж сногсшибательное, вроде того, что вообще-то ты — мужчина? — пошутил Гриффин.

— Разумеется, я не мужчина, но то, что я тебе скажу, вполне сногсшибательно.

— Ладно, валяй дальше. — Гриффин вытер губы бумажной салфеткой. — Расскажи мне что-нибудь эдакое.

— Я — Венера, древняя богиня чувственной любви, красоты и эротических искусств.

Венера назвала свой полный титул, решив, что если уж она собирается все рассказать Гриффину, то ей не стоит упускать ни одной подробности.

— Я несколько дней назад посетила мир современных смертных вместе с Персефоной, чтобы поразвлечься покупками.

Венера нахмурилась, припоминая.

— Вообще-то именно богиня весны во всем виновата. Она повела меня в ресторан Лолы, и так уж случилось, что в то же самое время там оказалась Пия. Девушка обратилась ко мне за помощью, воспользовавшись заклинанием, которое связало меня с ней до тех пор, пока я не выполню ее желание. Ты ведь знаешь, Пия раньше всегда выглядела не слишком привлекательно... она была милой, но совершенно не знала, как обращаться с собственными волосами. А если бы ты видел ее обувь и то, что она обычно надевала... ух! Ну, в любом случае, я стала помогать ей, и именно поэтому очутилась в ее доме. Не то чтобы я сожалею о том, что пришла в этот мир и встретила тебя и Пию... нет!

Богиня любви глубоко вздохнула, стараясь успокоиться и боясь, что ее слова могут оттолкнуть Гриффина.

— На самом деле и Персефона, и вся эта история не слишком важны. Гораздо важнее то, что я — древняя богиня, из двенадцати олимпийцев. И живу я в своем храме на горе Олимп.

Гриффин молчал. Он смотрел на Венеру с каким-то странным выражением на красивом лице. Но он, впрочем, перестал есть, так что богиня любви была уверена хотя бы в том, что наконец-то полностью завладела его вниманием.

— Мой храм воистину блистателен и красив. Я уверена, тебе он обязательно понравится. Ты можешь без труда попасть туда.

Венера немного помолчала, сосредоточенно хмурясь.

— А если тебя беспокоит переход из мира в мир, тогда я сама могу приходить сюда. В любом случае, как ты сказал сегодня утром, отношения на расстоянии вполне возможны. Я ведь люблю тебя, Гриффин, и мне хочется, чтобы между нами все было хорошо, — торопливо закончила она.

— Ну, это, по крайней мере, объясняет, почему тебя так тронула моя скульптура.

— Да, верно! — воскликнула Венера, сразу почувствовав себя лучше.

Гриффин не выглядел ни потрясенным, ни расстроенным. Может быть, все окажется куда легче, чем она себе представляла?

Но Гриффин вдруг тихо рассмеялся. Он потянулся к Венере и поцеловал ее.

— Одно из твоих качеств, что нравятся мне больше всего, — это удивительное чувство юмора. Значит, судя по твоей истории, ты ожидаешь, что я стану обращаться с тобой как с богиней. Ладно. Я согласен.

Венера покачала головой.

— Нет, дело совсем не в этом. На самом деле мне как раз нравится, что ты обращаешься со мной как с обычной смертной женщиной. Я не хочу, чтобы ты почитал меня, или боялся меня, или просил у меня каких-то милостей, как это всегда случается с богинями. Я хочу, чтобы между нами все и дальше шло так, как с самого начала. Но ты должен знать всю правду обо мне.

— Что на самом деле ты — богиня.

Она кивнула.

— Да. Венера. Или Афродита, если тебе больше нравится то имя, каким меня называют в Греции. Хотя мне всегда больше нравилось имя Венера.

— А ведь ты говоришь серьезно. Ты действительно веришь в то, что ты — Венера.

Богиня любви вздохнула. Выражение глаз Гриффина отчетливо дало ей понять: он боится, что его женщина полностью сошла с ума.

— Вспомни, как мы с тобой встретились впервые, там, на маскараде. Мое платье не было маскарадным костюмом. На Олимпе я обычно именно так и одеваюсь. Ну, если не считать маски, конечно. Я просто вызвала из своего храма одежду для себя и Пии, вот и все.

Венера огляделась по сторонам. Отлично. В парке по-прежнему никого не было.

— Примерно так...

Богиня любви провела рукой перед собой, и ее джинсы, свитер и пиджак замерцали, тая, а через несколько мгновений Венера уже стояла перед Гриффином в полных регалиях истинной богини.

— Черт!.. — вырвалось у Гриффина, и он отскочил от Венеры на пару шагов.

— Извини... — быстро сказала Венера, приближаясь к нему. — Пия тоже терпеть не может, когда я материализую разные вещи. Но мне нужно было доказать тебе, что я не безумна.

— Думаю, это я свихнулся, — сказал Гриффин, снова пятясь от богини любви.

Чувствуя себя немного глупо и начиная тревожиться, Венера осталась на месте.

— Нет-нет! Не беспокойся, ты совершенно здоров. Все это чистая правда. Смотри, ты можешь дотронуться до моей одежды, она настоящая! — Венера протянула к Гриффину окутанную шелком руку, но он даже не попытался прикоснуться к ней. — Цыпленка, которого мы ели, приготовила Пия, но сыр и хлеб перенесены с Олимпа. Тебе незачем бояться вещей, которые пришли оттуда; они ничем не повредят.

— Мне надо сесть.

Гриффин обошел Венеру и сел на скамью возле столика для пикников. Он продолжал таращиться на богиню любви во все глаза и качать головой.

— Наверное, нужно немножко времени, чтобы к этому привыкнуть, — сказала Венера.

Она тоже вернулась к столику, но из осторожности не стала слишком приближаться к Гриффину. Ей очень уж не хотелось, чтобы он снова шарахнулся от нее.

— Немножко? — недоверчиво повторил он.

— Ну, ведь я-то сама от этого ничуть не меняюсь. Я всегда была Венерой — с того самого момента, когда ты заговорил со мной на балу, и остаюсь ею до сих пор. То есть на самом деле ничего не изменилось.

— Нет. Изменилось.

По всему телу Венеры пронеслась волна тревоги, от которой у нее слегка закружилась голова. Голос Гриффина звучал совершенно по-новому. Он говорил холодно, ровно, лишенным эмоций тоном. А его выразительные глаза стали совершенно чужими.

— Но так не должно быть! Я по-прежнему люблю тебя. И ты любишь меня... меня!

— Нет, богиня, — тихо произнес Гриффин. — Это все меняет.

Венера отметила, что он никак не отреагировал на ее уверения в любви или на напоминание о том, что он тоже любит ее. И тревога, бившаяся в ней, начала переходить в гнев. Он что, лгал ей?

— Почему? — спросила Венера, и в ее тоне отразилась холодность Гриффина. — Почему правда обо мне должна все изменить? Или ты лгал, говоря, что любишь меня?

— И ты называешь лжецом меня?! — Гриффин встал. — А кто говорил, что в твоей жизни не было любви до встречи со мной? Какая чушь! Боже! Ты же сама любовь! И чем я был для тебя? Простой смертной игрушкой, с которой ты решила немножко позабавиться? Чем-то вроде крысы в лабораторном опыте с лабиринтом?

— Да как ты смеешь!

От гнева Венеры, вполне справедливого, ветви деревьев содрогнулись, как будто их встряхнула рука невидимого гиганта — или богини. Гриффин посмотрел на дрожащие ветки, и его глаза округлились.

— Когда я говорила тебе те слова, я открывала перед тобой свое сердце! Я была одинока, и это продолжалось куда дольше, чем твой смертный мозг вообще может себе представить!

— Богиня любви? Одинока? Думаешь, если я простой смертный мужчина, ты можешь обращаться со мной как с каким-нибудь долбаным идиотом?

— До этого момента мне такое и в голову не приходило.

Какой-то частью ума Венера понимала, что его грубые слова всего лишь отражают потрясение и боль, — он ведь думал, что она обманывала его, — и не имеют никакого отношения к его истинным чувствам. Но гнев богини не так-то легко усмирить... а Гриффин определенно пробудил в ней именно гнев.

— Та Венера, которую я полюбил, была похожа на меня. Она избегала любви до самой нашей встречи. А после нее решила наконец связать себя словом и найти способ построить новое будущее вместе со мной.

— Я все та же Венера!

От крика богини содрогнулась земля.

— Но как? Как ты предполагаешь строить наше общее будущее? Может, я и не большой знаток мифологии, но знаю, что ты бессмертна, так? Черт побери! Да относимся ли мы вообще к одному виду? Могут ли у нас быть дети? А что будет через десять, двадцать, тридцать лет, когда я постарею, а ты останешься все такой же молодой и прекрасной, совершенно не меняясь? Ты вообще подумала о чем-то таком, когда решила поиграть с полюбившим тебя мужчиной?

Венера отступила на шаг. Казалось, он дал ей пощечину. Она окружила себя аурой величия и силы истинной древней богини. Она чувствовала, как ее божественная энергия ласкает ее кожу, а серебристая масса волос начинает вздыматься и потрескивать искрами, словно обретя собственную жизнь. Она знала, что ее фиолетовые глаза горят нестерпимым светом, и точно так же знала, что сияние ее бессмертия трудно вынести смертному. Но Венеру это ничуть не беспокоило. Она хотела, чтобы Гриффин увидел ее во всем величии. Она хотела, чтобы он видел, что именно он теряет навсегда. И когда она заговорила, ее голос был полон магии, дарованной ей от рождения.

— Нет. Я не думала ни о чем подобном, когда позволила себе полюбить тебя. Я думала лишь о том, как наши души взывают друг к другу. Но теперь я вижу, что, должно быть, сильно ошибалась. Твоя душа слишком загрязнена страхами и самолюбием. В ней недостаточно храбрости, чтобы любить меня. Я оставляю тебя, Гриффин Ди Анжело, сын человеческий, и возвращаюсь на Олимп, где мое настоящее место. Я могла бы стереть твои воспоминания обо мне — так же легко, как стирается мел с классной доски, — но я не стану этого делать. Я хочу, чтобы ты всегда помнил, что отверг саму воплощенную Любовь.

И Венера, богиня чувственной любви и красоты, вскинула руки — и исчезла в каскаде ослепительных искр.