Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Мятежники






 

Королевский двор гудел как растревоженный улей. Слухи о неблаговидных поступках Верховного судьи распространялись с быстротой лесного пожара. Враги его спрашивали: “Разве де Бург король? Почему он решает, кому и на ком жениться, и набивает себе карманы, дергая за ниточки марионетку, которого мы называем королем? ”

Верховный судья с опозданием понял, что он не всевластен и что он действительно не король Англии, а лишь советник на службе у короля.

Злосчастный Джон наделал много бед, а главное – отдал многие поместья и замки в собственность чужеземцам, и, как ни старались Уильям Маршал и де Бург искоренить их влияние, оно все равно было велико.

Недовольных возглавлял эрл Честер, тот самый, что женился на Констанции, вдове Джеффри – старшего брата короля Джона, – и, таким образом, стал отчимом погубленного впоследствии своим дядюшкой Джоном принца Артура.

Честер одно время рассчитывал посадить Артура на престол и править Англией за спиной у мальчика. Констанция, однако, невзлюбила супруга и сбежала от него, прихватив с собой Артура и объявив свой брак недействительным. Она тут же обвенчалась с неким Ги де Туаром.

После этого Констанция прожила недолго, но когда король Джон избавился так же от Артура, положив конец надеждам Честера стать регентом при малолетнем короле, неугомонный эрл принялся строить новые амбициозные планы.

Теперь с возвышением Губерта де Бурга у Честера появилась цель – свалить своего врага с заоблачных высот, на которые он посмел подняться и занять его насиженное место.

Честер собрал вокруг себя честолюбцев во главе с Фолксом де Бреати, отчаянным искателем приключений, способным на любой дикий и зверский поступок. Этот рыцарь удачи, нормандец по происхождению, незаконнорожденный и поэтому тщеславный и злобный, был примечен еще королем Джоном и использован им для самых темных дел. Они были близки по натуре – король и авантюрист.

Оба упивались собственной жестокостью и хитроумностью в совершении преступлений и испытывали удовольствие, общаясь друг с другом, хотя один из них был коронованным монархом, а второй лишь грубым нормандским крестьянином.

Такой слуга-палач всегда надобен сильным мира сего.

Когда бароны поднялись на мятеж против короля, Фолкс поддержал Джона и, командуя его войском, одержал даже несколько побед. В награду Джон пообещал ему подыскать богатую невесту и вздумал женить его на Маргарет, вдове Балдуина, эрла Арбеймейла, чье громадное состояние таким образом должно было попасть в руки отпетого негодяя.

Маргарет пришла в ужас от подобного жениха, но вынуждена была дать согласие, зная, с каким королем имеет дело. На сопротивление у нее не хватало ни сил, ни воли. Вдобавок к тому, что она была богатой вдовой, она еще являлась и единственной наследницей не менее богатых родителей.

Фолкс был воистину щедро вознагражден. Джон подарил ему не только Маргарет, но и опеку, и сбор доходов с Виндзора, Кембриджа, Оксфорда, Нортгемптона и Бедфорда.

Совместно с Честером он вернул мятежный Уорчестер во власть Джона. Но обращение его с пленниками из знатных семейств, пытки и издевательства, свели на нет результаты “блистательной” победы. Джон приобрел больше врагов, чем истребил, хотя, конечно, испытал неизъяснимое удовольствие, посещая казематы, где проводились пытки. Там люди, прежде чем расстаться с жизнью, “по собственному желанию” отдавали все свое богатство, лишая своих детей даже куска хлеба.

Все же Джон рассердился на своего доверенного палача. Этому бешеному нормандцу плевать было на церковные запреты. Он презирал все “Божеское” и грабил церкви и монастыри, удовлетворяя свою ненасытную жадность.

Король Джон сам любил забавляться с аббатами и монахами, давшими обет безбрачия, но уж слишком много разговоров разнеслось по Европе об “играх” с церковниками его любимого полководца!

Джон пожурил нормандца и… простил. Его не встревожило даже, что осквернение святынь лишит корону последних приверженцев – темных крестьян, искренне убежденных, что власть короля от Бога.

Впрочем, и он в конце концов впал в панику от содеянного его слугой и закадычным дружком, когда поползли слухи о злодействе, учиненном этим извергом в аббатстве святого Альбина. Бесчеловечный выродок Фолкс разграбил город, поубивал после пыток большинство его обитателей и настиг тех, кто укрылся в аббатстве. Он взломал ворота неприкосновенного убежища, забрал все драгоценности из храма и потребовал, чтобы ему привели самого аббата.

Аббат явился, громко протестуя и спрашивая Фолкса, понимает ли он, что находится в храме Господнем. На это Фолкс де Бреати ответил с хохотом, поддержанным его соратниками, что от сотни фунтов серебра выкупа Господь не обеднеет. А иначе Господь будет лицезреть воочию, как его служители испытают при жизни муки адовы, а аббатство сгорит дотла.

Зная, что Господь далеко, а Фолкс де Бреати близко и пытки ждут его на земле, а не в загробном мире, аббат согласился отдать серебро.

После этого Фолкс отбыл, едва взглянув на полученные сокровища, собираясь в ближайшем будущем вернуться сюда же и погрузить их в свои сундуки, которые и так уже ломились от добычи.

Но той же ночью он пробудился от внезапного кошмара. Он спрыгнул с кровати и принялся вопить, что он “подыхает”. Именно “подыхает”, а не умирает, как суждено человеку.

Маргарет, которая должна была радоваться освобождению от этого чудовища, спокойно произнесла:

– У тебя был плохой сон, супруг, но сны что-то всегда означают. Поведай мне о своем ночном кошмаре.

Не бывало такого случая, чтоб де Бреати исповедовался кому-нибудь или вообще, затевал искреннюю беседу. Но сейчас его пробирала дрожь. Он сидел на постели, безоружный, в одном нижнем белье, потел и дрожал от озноба одновременно.

Он уже не был тем человеком, кто брал города и внушал ужас всем, кто приближался к нему.

– Мне приснилось, что я стою на колокольне аббатства святого Альбина и она рушится подо мною, и я… погребен под обломками, но еще почему-то жив.

– В твоем сне есть смысл, – осторожно сказала Маргарет. – Ты обидел аббата, и за это будешь наказан. Бог недоволен, что ты оскверняешь святые обители.

Де Бреати тогда расхохотался, как всегда бывало, если жена раскрывала рот в его присутствии. Но дрожь по-прежнему сотрясала его.

– Вернись в аббатство, – посоветовала она. – И покайся перед монахами.

– Ты хочешь моего покаяния?

– Отец короля Джона это выполнил после убийства Томаса Беккета.

– И ты просишь, чтобы я поступил так же?

– Я ни о чем тебя не прошу. На горьком опыте я убедилась, что просить тебя о чем-либо бесполезно. Но я осмелилась дать совет. Ты истоптал сапогами и копытами коней множество святых мест… но аббатство святого Альбина находится под особым присмотром Господа. Небеса тебя предупредили. А дальше – выбирай, как тебе угодно! Сон в руку! Он сбудется.

Маргарет удивило, что ее безбожный муж суеверен и думает о смерти. Ей казалось, что чудовище, порожденное дьяволом, бессмертно и никакие предупреждения, ниспосланные с небес, на него не действуют.

Но супруг ее вдруг на рассвете приказал седлать коней, потребовал, чтобы она сопровождала его, и направился в аббатство святого Альбина.

Скачка была такой стремительной, что бедная женщина чуть не задохнулась от встречного ветра, а черные тучи летели по небу, словно гончие собаки, преследующие добычу.

Рыцари доставили Фолксу истерзанного аббата. В нем еще теплилась жизнь, и священник надеялся, что новые муки осветят его чело нимбом.

Но палач рухнул перед ним на колени, обнажил спину для бичевания, покаялся. Что оставалось делать бедному священнику, как только отпустить грехи тому, кому нельзя было вообще рождаться на свет.

Вот так выкручиваются пройдохи и наглецы! Получив отпущение грехов и якобы очистившись, нормандец вновь облачился в кольчугу и громко, так что уцелевшие монастырские стены отразили многократно его мерзкий голос, заявил, что супруга его ведьма, она якобы ввела победоносного полководца в заблуждение, наслала на него порчу и заставила унизиться перед ничтожными монахами. И если он, Фолкс де Бреати, простит им дьявольское наваждение, то они глубоко ошибаются.

В подтверждение его слов воины обнажили мечи и затрясли копьями. И тогда уж обманутый аббат воистину содрогнулся, потому что увидел перед собой дьявола во плоти.

Но после окончательной расправы с аббатством, нормандец уже не разыгрывал подобных кощунственных спектаклей. Он обратил все свое внимание на Францию, ибо там вершились, по его мнению, большие дела после постыдной кончины короля Джона.

К разочарованию таких “рыцарей удачи”, как де Бреати, удача нигде им не сопутствовала.

В Англии же юный король Генрих утвердился на троне, а советник его де Бург потребовал вернуть все замки и поместья, раздаренные чужеземцам “добрым” Джоном. Англия уже не хотела терпеть, чтобы по ней ползали такие паразиты-кровопийцы, как Фолкс де Бреати.

Ну а мерзавцы, конечно, всполошились. И Честер, и епископ Винчестерский… вся свора боялась усиления власти Губерта де Бурга, разбившего недавно французский разбойничий флот и поэтому ставшего народным кумиром.

Любым способом надо было его унизить, а потом свергнуть.

Зловещая троица собралась в Винчестере. – Питер де Роше, епископ Винчестерский, Рандульф де Блунервил, эрл Честер и Фолкс де Бреати. Предметом их беседы стал ненавистный им всем Губерт де Бург, вернее не он сам, а тот пост, который он занял в государстве.

– Он думает, что уже ничто его не остановит! С каждым днем он все больше наливается самодовольством и все больше власти получает в руки! – Такой итог подвел Питер де Роше.

– Король – ребенок, – проворчал Честер. – В чьи руки он попадет, тот и будет его нянчить. Вам, мой милый епископ, и следует менять ему пеленки, и шептать на ухо советы.

– Де Бург этим занимается и никого к королю не подпускает.

– Пора с этим кончать, – сказал Честер.

– А если мы похитим короля? – сделал наиболее разумное предложение бандит Фолкс. – Мы можем схватить его во время верховой прогулки или охоты. Я подставлю ему вместо охраны своих людей.

Епископ с сомнением покачал головой.

– Лучшего выхода не могло бы быть, но это называется государственной изменой. Если что-то вскроется, нам отрубят головы и выставят их на мосту через Темзу. И кем мы войдем в историю? – Архиепископ хотел войти в историю праведником.

Фолкс де Бреати нервничал. Он был сторонник решительных и прямых действий. Он был воин, а не хитрый лис в рясе или в придворном кафтане. Он уже представлял себе, как прорубит мечом дорогу к королю, ступая по трупам, подойдет к нему и скажет, приставив острие к дрожащему горлу юнца. Он уже вообразил, как скажет: “Я буду теперь править твоим именем! ”

Знатные господа между тем продолжали поносить Верховного судью.

– Де Бург слишком обогатился за счет женщин, на которых женился.

– Одного у него не отнимешь! – вставил свое слово де Бреати с гадкой ухмылочкой. – Женщинам в нем кое-что нравится…

Епископ нехотя согласился:

– В нем есть обаяние. Этим он завоевал сердце короля.

– И сердца предыдущих своих жен, – добавил Честер. – Шотландская принцесса у него… четвертая… и первая девственница в его жизни. Остальные все были вдовушками.

– Вдовы – лакомый кусочек. Я его понимаю. – Де Бреати облизнулся.

– У каждого свои вкусы, – пожал плечами Честер. – Но жениться на вдовах выгодно – за иными наследство мужа, да еще в придачу прошлое приданое, выделенное их семейством.

– Истинно так! – подытожил епископ. – Дочь графа Девона и вдова Уильяма Брейвера принесла ему неслыханное богатство. А дальше последовала Беатрис, вдова лорда Бардульфа… Ну а потом не побрезговал обвенчаться со списанной женушкой Джона, Хадвизой, которая к тому времени стала уже вдовой графа Эссекса.

– Джон откусил порядочный кусок от состояния Хадвизы, но у нее осталось достаточно, чтобы наполнить сундуки Губерта. – Честер, говоря это, вздохнул.

– Интересно, пришелся ли ей по нраву Губерт после Джона, – полюбопытствовал нормандец, у кого на уме было только одно похабство.

– Смена постелей, кажется, прошла благополучно, – сказал епископ, – но она почему-то быстро кончила дни свои, и, на мой взгляд, ни одно бракосочетание де Бурга с очередной вдовой не принесло ему удовлетворения. Теперь же он, вероятно, наверху блаженства. Он породнился с королем Шотландии через его сестру, да вдобавок заполучил в постель девственницу.

– По тому, на ком и с какой целью мужчина женится, – произнес мудрое слово Честер, – можно судить о человеке. Де Бург хитер и гребет под себя, богатея с каждым новым браком.

– Важно, чтобы народ об этом узнал, – сказал епископ. – Люди радуются тому, как якобы справедливо управляет ими молодой король под руководством Верховного судьи. Он и разбойников поймал и казнил, и иноземцев выгнал, но надо донести до народа истинную правду, что движет де Бургом лишь корысть, страсть набить свои карманы. Если люди начнут завидовать ему, то заслуги его вмиг забудутся. Можно простить правителю суровость в исполнении законов, даже поражения на поле брани и в дипломатии, но не то, что он обогащается, когда большинство населения беднеет.

Сказав об этом, мы свергнем де Бурга, сметем его, как мусор, из Вестминстера. Лишь бы только народ нам поверил. Женитьба его на принцессе шотландской дает нам в руки доказательства. Да не упустим мы этот шанс!

Епископ закончил свою речь. И Честер, и де Бреати молча кивнули.

 

В тавернах жители Лондона перешептывались… на берегах Темзы, прогуливаясь, они уже кричали во весь голос, и все о том, что Верховный судья правит молодым королем и поэтому стал самым богатым человеком в Англии.

Он дергает одну ниточку, другую – король взмахивает ручками и перекладывает денежки англичан из их карманов в бездонные сундуки Верховного судьи.

В толпе бродили нанятые Честером и де Бреати распространители слухов и охотно посвящали всех желающих в подробности обогащения Губерта де Бурга. И нельзя было привлечь их за клевету, ибо то была правда.

И все соглашались, потому что дьявол может ввести в искушение любого, и ни мужчина, ни женщина не устоят против корысти, но государственному деятелю надо быть в чистоте, а раз он ее нарушил, то позор и смерть ему.

Де Бург, проезжая по улицам вместе с королем, впервые в жизни ощутил леденящий ужас, когда собравшаяся у стен своих домов толпа встречала их зловещим молчанием.

Кто-то швырнул камень в Верховного судью и промахнулся. Он был единственным таким отчаянным – остальные лишь провожали процессию презрительными взглядами, но это был уже знак Судьбы. Скоро не только камни пойдут в дело.

Охранник Губерта оказался расторопным и поймал злоумышленника. С ним расправились жестоко – отрубили правую руку, которой он бросил камень.

Но ведь таких рук множество, а камней еще больше… найдется для Верховного судьи. Преступнику сочувствовали, потому что он пострадал за общее дело.

Один из самых уважаемых граждан столицы, Константен де Фиц-Атульф устроил собрание у себя в доме, и там было решено направить послание дофину французскому Людовику с просьбой вернуться в Англию, где жители Лондона готовы приветствовать его.

А потом было шествие по улицам столицы, и купец Константен шел во главе толпы и выкрикивал:

– Господь с нами! Бог и Людовик Французский спасут нас от нищеты!

Конечно, большая часть англичан не желала возвращения французов. И еще больше было тех, кто страшился прихода к власти Фолкса де Бреати с его головорезами. Им хотелось, чтобы молодой король сидел на троне по-прежнему, но только сменил советников – корыстных на честных, не таких явных жуликов, как де Бург, о котором даже стыдно поминать в приличном обществе.

Поэтому возмущение в Лондоне скоро было раздавлено железными панцирями королевских солдат, а Константен де Фиц-Атульф и прочие вожди оказались за решеткой.

Губерт де Бург был и расстроен и растерян. Он должен был поскорее избавиться от Константена и других бунтовщиков.

Но он все медлил, зная, что казнь подольет еще масла в огонь, уже разгоревшийся в Лондоне и по всей стране.

Он держал пленников в тюрьме, а сам все мучился сомнениями.

И тут к нему явился – кто бы мог подумать? – Фолкс, тот, кто разжег весь этот пожар – и предложил собственноручно повесить Константена, так как купец посмел оскорбить короля, а у короля нет более преданного слуги, чем Фолкс.

Де Бург, впервые в жизни проявив слабость и недальновидность, в спешке согласился.

Фолкс увез Константена и его друзей на другой берег Темзы и там, в уединенном месте, повесил на выбранных заранее могучих ивах.

Это, однако, не означало, что заговорщики прекратили свои атаки на Верховного судью. Они желали “смести пыль с трона”.

Епископ составил, на их взгляд, великолепный план. Сначала Фолкс предложил свой – силой захватить Тауэр, но это было отвергнуто с разумным доводом, что у заговорщиков слишком мало сил.

Принят был план епископа – добиться аудиенции у короля в отсутствие де Бурга и убедить мальчика, что спасение королевства зависит только от его согласия убрать с глаз долой ненавистного народу, корыстолюбивого советника.

– Правда колет глаза! – настаивал епископ, уверенный в успехе своего плана.

Они явятся в Вестминстер неожиданно и застигнут Генриха врасплох. Он не будет готов к беседе, не получит заранее наставлений от де Бурга, и так как он еще дитя, то поверит всему сказанному о Верховном судье людьми мудрыми, знатными и сведущими.

Епископ обещал, что обеспечит доступ им во дворец в нужное для них время.

 

Впервые Генрих принимал делегацию без стоящих рядом Уильяма Маршала, Стивена Ленгтона и де Бурга, шепчущих ему, что надо отвечать.

Епископ Винчестерский был ему малознаком, и уж тем более Честер и этот де Бреати с грубым крестьянским лицом.

Епископ представил ему этих просителей и первым обратился к королю с речью:

– Мы ваши верные слуги, государь наш!

Генри благосклонно кивнул и дал знак, чтобы они поднялись с колен.

Ему было всегда неудобно, что взрослые мужчины становятся перед ним на колени.

Он разрешил им усесться на креслах. Они были такие высокие, даже он, восседающий на троне, все равно был ниже их.

– Вы упустили случай встретиться с Верховным судьей. Он только что отбыл из Лондона, – сказал Генрих.

– А нам как раз и надобно было поговорить с Вашим Величеством с глазу на глаз, – сказал епископ.

– Так говорите. – Генрих ощутил приятное тепло оттого, что может в первый раз принимать подданных и решать что-либо без чужих подсказок.

– Нам известно, что вы, наш король, превзошли умом своих сверстников и готовы принимать на себя обязанности управления государством. Если я не ошибся, то вы не нуждаетесь в няньке и кормилице.

– О какой кормилице вы говорите? – возмутился король. – Вы подразумеваете Губерта?

– Мы все уверены, что Верховный судья по-прежнему думает, что вы младенец. Он даже сажает вас на горшок, не так ли?

Последнее заявление епископа бросило короля в краску.

– Вы ошибаетесь, сударь!

– Чтобы удостовериться, что это не ошибка, мы и пришли сюда, государь…

– Надеюсь, у вас дело государственной важности? – напыщенно высказался мальчик.

– Разумеется, Ваше Величество знает о волнениях в столице?

– Я все знаю. Предатели собирались вновь отдать нас под власть французов.

– Вас ввели в заблуждение. Предателей в стране нет, а есть только верноподданные Вашего Величества, желающие избавить страну от наглого хапуги, – подал свой голос Честер.

– Я так не думаю, – пробормотал Генрих. – Они призывали Людовика Французского себе на помощь.

– Они возмутились поступками Верховного судьи, – уточнил епископ. – Уберите его, и страна успокоится.

– Убрать Губерта? Моего лучшего друга?

– Он лучший друг самому себе, сир. Вам известно, как он обогатился за время вашей дружбы?

– Я сам вознаградил его многими владениями!

– А прежние его жены добавили еще дюжину замков и поместий, заплатив за постельные утехи, – вмешался в разговор жуткий простолюдин, наводящий страх на юного короля.

Епископ – по возможности незаметно – сделал знак нормандцу, чтоб тот лучше помалкивал.

– Ваше Величество, мы желаем только одного – спокойствия в королевстве и чтоб вы без помех распоряжались короной, возложенной на вашу голову при одобрении всего народа. Вы уже достаточно мудры, чтобы самому принимать решения.

– Я не подчиняюсь Верховному судье, если вы это хотите знать! – вспылил король. – И мнение народа о нем я сам узнаю. Вы посмели явиться сюда ко мне с требованиями. С какими? Говорите!

– Все в вашей воле, государь…

– Заключить его в Тауэр? Выколоть ему глаза? Четвертовать? – Мальчик внезапно впал в истерику и накинулся на нормандца: – Я слышал о тебе, де Бреати! Ты людоед! Ты и меня разрежешь и съешь на жаркое, если представится случай. Ты мне не угоден… поэтому убирайся вон!

Депутация мятежных вельмож потерпела неудачу. Четырнадцатилетний подросток проявил воистину королевскую проницательность и распознал оборотней, укрывшихся под видом заботливых друзей короны.

Такая реакция короля побудила заговорщиков к немедленным действиям.

Де Бреати начал собирать свои разбросанные по стране шайки для похода на Лондон.

Генрих, в свою очередь, срочно вызвал в столицу де Бурга.

Королевская армия превосходила повстанцев и по численности, и по вооружению. Чтобы избежать позорного разгрома, заговорщики согласились на переговоры. В Вестминстере епископ Винчестерский и архиепископ Кентерберийский, по желанию обеих противоборствующих сторон, наконец свиделись.

Огромен и пуст был зал, где установили кресла для встречи двух церковных прелатов.

Король, по совету де Бурга, отказался от присутствия на переговорах, дабы сохранить отстраненную позицию.

Несколько часов продолжалась встреча двух церковников, потом зал заполнили придворные. Появился и король, и воссел на специальное, приготовленное ему кресло, повыше других, покрытое мягкой леопардовой шкурой. Он должен был огласить свой вердикт – то ли считать де Бурга грабителем королевской казны, то ли благодетелем народа и “отцом нации”.

Губерт де Бург был доволен тем, как повел себя его воспитанник на предыдущей встрече с тремя мятежниками. Теперь он советовал королю держаться так же непоколебимо, даже если у Его Величества и возникнут некоторые сомнения.

Губерт занял место по правую руку от монарха, слева уселся Стивен Ленгтон. Епископу Винчестерскому предложили изложить в присутствии всех причины, из-за которых затеялась смута в королевстве.

Питер де Роше, обращаясь к высокому собранию, заявил, что ни он, ни те, кто поддерживает его, не изменники. Они осуждают восстание лондонских горожан, которые готовы были вновь привести французских захватчиков на английскую землю.

Фолкс де Бреати уже распорядился повесить Константена де Фиц-Атульфа, и казнь, по их словам, свершилась. А удручает их то, что король действует не сам, а по чужой подсказке. Не Генрих Третий правит страной, а Губерт де Бург. Епископ и его сторонники хотят, чтобы его убрали и чтобы сам король выбрал себе нового советника вместо де Бурга.

Генрих сказал:

– Мы уже говорили с вами на эту тему, епископ. Мне и тогда не понравился ваш тон, и сейчас тоже. В настоящее время мне служат хорошо, и так же хорошо служили с первого дня, как я был коронован.

– О государь! Губерт де Бург обогатился на вашей службе. Вся его политика заключается в том, чтобы наполнить свои сундуки золотом, а то, что от этого страдает государство, его не тревожит.

Губерт поднялся и попросил короля дать ему слово.

– Пожалуйста, говорите, – сказал Генрих. – Добавьте свой голос к моему. Пусть изменники узнают, что мы думаем про них одинаково.

– Благодарю вас, Ваше Величество. – Губерт поклонился и обратил свой взор на Питера де Роше. – Вы, епископ, – корень всех зол! Не кто иной, как вы, подтолкнули этих людей на выступление. Вы хотите сами занять мое место. Я хорошо это понимаю, но наш король не марионетка, которую можно дергать за ниточки. Он выбирает себе советников по собственной воле, и Господь не допустит – все равно король не предложит вам мой пост.

Питер де Роше побледнел от злобы. Он прокричал:

– Слушай меня, де Бург! Я истрачу все, что имею, до последнего пенни, чтобы доказать, что ты недостоин служить короне и должен быть выгнан из страны с позором!

Затем он, словно подхваченный ветром, устремился прочь из зала.

Воцарилось молчание. Первым его нарушил Генрих:

– Мы видим, какого злобного и вредного человека имеем на должности епископа Винчестерского. Знайте же все, что впредь я не допущу подобных бунтарских речей.

Губерт сказал:

– Если Ваше Величество выскажет свои пожелания насчет того, как поступить с мятежниками, я их тут же исполню.

– Мое решение скоро последует, – с важностью произнес молодой король.

– Не медлите, государь. Нельзя позволить им спастись бегством, – настаивал Губерт.

Стивен Ленгтон согласился с ним, заявив, что подобные раздоры вредят государству и злоумышленники должны быть помещены туда, где не смогут затевать новые смуты.

Собрание, казалось, поддержало это предложение. Во всяком случае, никто вслух не возразил, и все, кроме мятежников, конечно, радовались, что король проявил твердость и показал врагам, как он силен.

В результате последовало вскоре в Данстебле судебное разбирательство, и владения обвиненных в государственной измене вельмож были конфискованы.

Де Бреати не собирался сдаваться так просто. Он укрепился в замке Бедфорд, и когда к стенам подъехали представители властей, чтобы арестовать его, то им сообщили, что он ждет их с нетерпением и уж обратно из замка не выпустит. Зная о его склонности пытать свои жертвы с особой изобретательностью, служители закона предпочли убраться восвояси.

Но один из них не преуспел в этом – Генрих де Брайбоу, заместитель шерифа Бэкингемшира, Нортгемптоншира и Татлендшира. Он когда-то поддерживал Джона в схватке с баронами, но затем прозрел и перешел на их сторону. После поражения Людовика он присягнул на верность Генриху, как и многие, и соответственно вернул себе прежние должности и поместья.

Брайбоу был захвачен головорезами де Бреати и доставлен в замок, где с ним обращались сурово. Он пребывал в страхе, но, к счастью для пленника, его слуга смог доставить известие о захвате хозяина его супруге, а та, не теряя времени, послала гонца к королю, который как раз находился вместе с парламентом в Нортгемптоне. Она не преминула отметить в послании, что ее муж был арестован мятежником при исполнении своих обязанностей, как служитель закона, выполняющий волю короля.

Генрих окончательно уразумел, что править надо сильной рукой и ни в коем случае нельзя допустить, чтобы кто-то мог сказать, что он боится своих подданных. Он заявил, что сам возглавит поход на Бедфорд и лично расправится с де Бреати.

Фолкс де Бреати был не из тех людей, кто впадает в отчаяние в сложных обстоятельствах. Наоборот, дополнительные трудности вызывали в нем душевный подъем. Сообщники покинули его, предоставив ему возможность сражаться в одиночку.

“Что ж, прекрасно! – объявил он. – Замок способен противостоять королевскому войску. Если король хочет войну, он ее получит! ”

Итак, осада началась.

Она продолжалась весь июнь, июль и не кончилась и в августе.

Фолкса отлучили от церкви, и когда его жена обратилась к королю за разрешением на развод, говоря, что ее силой выдали замуж за это чудовище, то получила немедленное согласие.

Но Фолкс все еще держался против всей армии короля.

Рандульф де Блунервил, граф Честер, принялся открыто осуждать поведение Фолкса. Фолкс, по его мнению, слишком уж упрям. Ему следует понять, что со временем он будет неизбежно разбит. Лучше бы ему отступить, как это сделал Честер, и готовиться к будущим битвам.

А хвастливые заявления и упорное сопротивление ничего хорошего Фолксу не принесут, кроме сомнительной славы тупоголового упрямца. Честер присоединился к королю, и до Фолкса наконец дошло, что он один будет нести наказание за всех мятежников, так как епископ Винчестерский затих и притаился, готовый ждать другой возможности свергнуть Губерта де Бурга.

Замок не выдержал столь долгой осады, и жарким августовским днем Фолкс вынужден был сдаться. Восемьдесят солдат гарнизона повесили тут же в замковом дворе, но Фолкса приберегли для суда.

Он попросил аудиенции у короля, и Генрих согласился.

Фолкс бросился в ноги королю.

– Я был кругом не прав, – плакался он, – но раз вы – король, то должны вспомнить, что когда-то я сражался бок о бок с вашим отцом. Я служил ему верой и правдой, и раз вы мудрый король, то вспомните и о том, что хорошие дела человека должны приниматься во внимание, когда его судят за плохие поступки.

Такая речь чем-то пришлась по душе Генриху, и он отправил Фолкса к епископу Лондона, у которого преступник должен был содержаться под стражей, пока не будет решено, что с ним делать.

Некоторое время Фолкс провел в заключении, а потом его приговорили к изгнанию и выслали во Францию.

– Будем надеяться, – произнес Губерт де Бург, – что с этим мерзавцем и смутьяном покончено!

Затем он поведал королю, что тот уже доказал свою способность править без регента, и, если на то будет согласие Его Величества, к Папе в Рим будут посланы за благословением Генриха на самостоятельное правление.

 

Король смаковал свой триумф, ведь все единодушно согласились, что он проявил силу воли и государственную мудрость, отразив нападки мятежников. Однако покой его вновь нарушил де Бург, явившись с новостью наиважнейшей для судеб Англии и достойной внимания короля.

– Гонец только что прибыл из Франции! – объявил де Бург с порога. – Филипп Французский скончался.

– Значит, Людовик теперь король Франции! – Генрих помрачнел.

Он никогда не забывал о том кратком периоде, когда Людовик практически правил Англией. Если б Джон не умер так кстати и вовремя, неизвестно, как повернулось бы дело.

Генрих размышлял вслух:

– Вероятно, у него хватает забот во Франции, и он уже не смотрит в нашу сторону.

– Не питайте на это надежд, Ваше Величество. Он никогда не отводил жадного взгляда от Англии с той поры, как мы его поняли, и теперь тоже не махнет на нас рукой. Спор между Францией и Англией вечен и не закончится со смертью Филиппа Августа.

– Я знаю, что наши предки всегда враждовали. Моим предшественникам редко выпадала возможность мирно править здесь, в Англии, потому что тут же возникали какие-нибудь проблемы в Нормандии. Из-за этого главным образом и пострадал мой родитель.

– Ваш родитель пострадал из-за своего характера, он сам накликал на себя беду, – заметил Губерт трезво. – Вам, государь, следует всегда помнить об этом. Вы, не сомневаюсь, пойдете иным путем и не только вернете то, что им было утрачено из владений за морем, но и возвратите былое уважение к английской короне мудрым, справедливым своим правлением.

– Я молю Господа, чтобы так и случилось.

– Это хорошо, государь, Господь вам поможет. А теперь задумаемся о заморских делах и о том, как перемены во Франции скажутся на Англии.

Молодой король высказал предположение:

– Может быть, и неплохо… Я слышал, что о Людовике его подданные невысокого мнения.

– Он человек порядочный – любящий муж, отец… Из таких людей далеко не всегда получаются хорошие короли.

– Он легко отказался от своей власти над Англией и поспешил к себе домой.

– Он понял, что народ против него, и посчитал, что умнее будет отступить, чем расшибить себе лоб о каменную стену.

– А если он и сейчас не захочет испытывать судьбу? – с надеждой в голосе задал вопрос Генрих. – С него достаточно и своего королевства.

Губерт ответил не сразу.

– Я не столько беспокоюсь о новом французском короле, сколько о королеве. Вот кого надо опасаться – Бланш, королевы Франции!

– Женщины?!

– Вы достаточно умны, государь, чтобы понимать, что женщин нельзя сбрасывать со счетов. Среди них есть – и слава Богу их немало, – кто заботится о мужьях, о семье, кто ласков, добр и самим своим присутствием вносит в дом мир и покой. Но некоторых подобная роль не удовлетворяет. Я уверен, что королева Франции именно такова.

– Она моя близкая родственница. Благодаря ей Людовик получил право претендовать на престол.

– Она ваша кузина, дочь вашей тетки Элинор, вышедшей замуж за Альфонса Кастильского. У вас общие дед и бабка. Трудно представить, что внучка Генриха Второго и Элеонор Аквитанской не обладала бы честолюбием и сильной волей.

– Значит, вы думаете, что нам следует остерегаться Бланш, хотя супруг ее – человек слабый?

– Не принимайте бездеятельность за слабость! Людовик не драчлив. Он не затевает войну без надобности и без уверенности в победе. Я считаю это проявлением мудрости. Впрочем, не мне вас учить, когда вам все это и так известно.

Генрих улыбнулся про себя. Он давно обратил внимание, что все советы и наставления Губерт теперь обрамляет фразой: “Вы сами это знаете, государь”. До того, как Генрих встал на его защиту против мятежных баронов и епископа Винчестерского, Губерт де Бург общался с королем без подобных оговорок.

– Итак, вы думаете, что опасность исходит от Бланш? – повторно задал вопрос король.

– Согласитесь, государь, что англичанам всегда следует не упускать из вида французов и держаться настороже. То, что случается во Франции, немедленно находит свой отклик здесь у нас. Об этом нельзя забывать. Итак, Филипп Август мертв, а Людовик вместе с Бланш на троне. Давайте поразмыслим, как нам теперь вести себя.

– И как же, Губерт?

– Мы должны выжидать, как дальше будут развиваться события.

– И в то же время, – подхватил Генрих, – помнить, что они наши враги. И следить за ними в оба. За Людовиком и Бланш… в особенности за Бланш!

 

 


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.032 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал