Изабелла и архиепископ Сарагосский

Сидя у окна таверны, Альфонсо предавался мечтам о беззаботной жизни в одном из португальских монастырей. Он решил вступить в орден францисканцев – их непритязательный жизненный уклад больше всего соответствовал его нынешнему настроению. Только там, среди добрых, отзывчивых монахов, человек может отдохнуть от этой извечной суеты и интриг королевского двора, думал Альфонсо.

Но сначала нужно будет совершить паломничество. Он закрыл глаза и увидел себя медленно бредущим с посохом в руке, облаченным в грубое рубище, палимым солнцем и страдающим от всевозможных дорожных невзгод. Эти воображаемые тяготы создавали ощущение уюта, почти комфорта.

Предаваясь таким грезам, он вдруг услышал стук лошадиных копыт, заставивший его обратиться к реальности и посмотреть в окно. В ворота таверны въезжали несколько человек из его свиты, которую он оставил при французском королевском дворе.

Он вышел к ним.

Они спешились и поклонились ему.

– Слава Богу, – с удовлетворенным видом произнес мужчина, возглавлявший кавалькаду, – наконец-то мы нашли вас, Ваше Величество.

– Не называйте меня так, – сказал Альфонсо. – Я отрекся от титула и собираюсь постричься в монахи.

Придворные изобразили удивление и даже оторопь, но он понял, что они уже знали о его намерениях – потому-то и спешили приехать к нему.

– Ваше Величество, – сказал один из них, – вам необходимо срочно вернуться в Португалию. В противном случае королем станет ваш сын Хуан.

– Превосходно, именно это мне и нужно.

– В Португалии также осталась принцесса Иоанна, и она надеется стать вашей женой.

Альфонсо вздрогнул. До сих пор он не позволял себе думать об Иоанне. Ах, она так неопытна, так беззащитна! Из нее получилась бы чудесная супруга.

Францисканское рубище вдруг утратило часть своей прежней привлекательности. Думая о нежном теле принцессы Иоанны, он невольно представил себе все неудобства, связанные с ношением грубой монашеской одежды.

Юная красавица попала в беду, и он обещал спасти ее! Как мог он забыть об этом?

Ему сразу вспомнились все притягательные прелести его двора – балы, застолья, бесконечные торжества и праздники. Среди них он вырос и жил много лет. Легко ли ему будет отказаться от них?

– Слишком поздно, – сказал он. – Я уже написал сыну. По получении моего письма он начнет готовиться к коронации. А когда он станет королем Португалии, я уже не смогу сместить его.

– Ваше Величество, еще есть время. Людовик предлагает вам свой самый быстроходный корабль, на котором вы успеете вернуться в Португалию раньше, чем состоится коронация принца Хуана.

Альфонсо покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Я уже принял решение.

Он улыбнулся. Ему предстояло совершить самый благородный поступок в жизни, и он гордился собой. Иоанна была свежа и хороша собой. Ко двору тянуло почти неодолимо. И все же он не мог так просто расстаться со своей францисканской мечтой.

– Ваше Величество, – продолжал старший придворный советник, – вы не имеете права отрекаться от короны. Вас ждет принцесса Иоанна, и вся Португалия желает вновь видеть вас. Вы не можете бросить ваших подданных.

Альфонсо вздохнул.

“Разумеется, мне не следует бросать на произвол судьбы свою маленькую племянницу”, – подумал он.

Тем не менее его королевское достоинство не позволяло ему тотчас согласиться с доводами придворных.

Они это знали – как и то, что у них еще есть время и они успеют уговорить короля Португалии отказаться от его утопических планов.

Фердинанд и Изабелла стояли у окна детской комнаты. Фердинанд был одет в дорожный костюм.

– Мне очень не хочется покидать тебя, – без конца повторял он, – но ведь ты понимаешь, это необходимо.

– Да, я все понимаю. Если твоему отцу нужна твоя помощь, ты должен ехать… как и я – к моей матери, когда я нужна ей.

Это сопоставление немного покоробило Фердинанда. Его отец, прославленный правитель Арагона, и мать Изабеллы, невменяемая обитательница замка Аревало! Однако он не стал высказываться на этот счет. Изабелла, конечно же, имела в виду их общий долг перед родителями.

– По крайней мере, ты привезешь ему более радостные вести, чем в прошлый раз, – добавила она. – Хотя опасность еще не миновала, и нам не следует забывать об этом.

– Да уж, с Альфонсо мы еще намучаемся, – сказал он. – Кто знает, какие безумные идеи еще втемяшатся в его пустую голову? Чего стоит одна только его затея с отречением от трона! А эти разговоры о постриге, о прелестях монастырской жизни?

Изабелла улыбнулась.

– После того, как его унизили во Франции, ему было стыдно смотреть в глаза соотечественникам. Бедный Альфонсо! Его голова и впрямь не создана для короны.

– Дорогая, береги себя и детей, когда я уеду. Она нежно погладила его.

– Тут ты можешь положиться на меня, Фердинанд.

– Ты будешь заботиться о них так же неустанно, как заботишься о благе Кастилии?

– Да, дорогой.

– На всякий случай я расположил армию на границе с Португалией.

– Не бойся, все будет в порядке.

– Изабелла, ты мудрая женщина. Жаль, что мне нужно покинуть тебя.

– Попрощайся с детьми, Фердинанд. Она подозвала дочь.

– Изабелла, дорогая, подойди сюда. Твой отец уезжает, некоторое время его не будет с нами.

К ним подошла худенькая восьмилетняя девочка с густыми волосами рыжеватого оттенка, доставшегося ей от династии Плантагенетов. Было видно, что в жизни ей будет не хватать степенности и спокойствия, свойственных ее матери.

Она встала на колени перед родителями, но Фердинанд, быстро нагнувшись, поднял ее и порывисто прижал к себе.

– Ну, дочурка, ты будешь скучать по мне? – спросил он.

– Буду, папа.

– Я скоро вернусь, дорогая.

– Пожалуйста, возвращайся поскорей.

Изабелла с ласковой улыбкой поглядывала то на мужа, то на дочь.

– Пап, а ты едешь не для того, чтобы найти мне супруга?

– Нет, я еду не за этим.

– Это хорошо, – поглаживая орнамент отцовского камзола, сказала инфанта. – Мне бы не хотелось покинуть вас обоих и стать женой короля Франции.

– Ну, ты еще долго не покинешь нас, – обещал Фердинанд. Изабелла обвила ручками отцовскую шею и крепко прижалась к нему.

Наблюдая за ними, королева поймала себя на том, что все это время она молилась: Господи, спаси и сохрани их обоих… и пошли им счастья. Если случится какая-нибудь беда, я справлюсь с ней. Но пусть они будут счастливы, пусть не узнают ни лишений, ни горя.

Они оба казались ей детьми – и Фердинанд, порой напоминавший капризного мальчика, и маленькая Изабелла, больше всего на свете боявшаяся разлуки с семьей.

Вздохнув, Изабелла спросила:

– С сыном не забудешь попрощаться? Ему ведь тоже будет скучно без тебя.

– Он еще маленький, мама, – заметила инфанта, немного ревновавшая родителей к брату. – По-моему, он даже не отличает вас от своей кормилицы.

– Ну и что? Все равно твой отец пожелает проститься с ним, – сказала королева.

Они втроем прошли в соседнюю комнату. Увидев их, кормилица поклонилась и замерла рядом с колыбелькой, где лежал маленький Хуан.

Фердинанд взял его на руки и нежно поцеловал в лобик. Младенец громко закричал, но было видно, что отцовская ласка доставила ему удовольствие. Очаровательный малыш, с удовлетворением подумала Изабелла.

Простившись с женой и детьми, Фердинанд выехал в Арагон.

Болезненный вид Хуана Арагонского произвел на него тягостное впечатление. Впрочем, старому королю шел уже восемьдесят третий год, и по испанским меркам он считался долгожителем. Учитывая это обстоятельство, Фердинанд скорее уж должен был радоваться тому, что, несмотря на более чем преклонный возраст, его отец все еще сохранял твердую память и ясность мысли.

Фердинанд не мог пожаловаться на недостаток почестей, оказанных ему в Арагоне, – и это тоже было неудивительно. Перед приездом сына старый Хуан велел подданным относиться к нему не просто как к их будущему правителю, а как к королю, не менее прославленному, чем он сам.

– Сын мой, король Кастилии! – обняв его, воскликнул Хуан. – От души рад твоему приезду. О нет, нет!.. Я пойду по левую руку от тебя. Кастилии не к лицу уступать Арагону.

– Отец, – глубоко тронутый отцовскими словами, сказал Фердинанд, – это я всегда должен уступать тебе – как своему родителю.

– Только не на людях, сын мой. И прошу тебя, больше не целуй мне руку. Это мне на всех церемониях следует вызывать почтение тебе. Ах, как я горжусь своим сыном, королем Кастилии!

– Супругом правящей королевы, отец.

– К чему эти ненужные уточнения? Ты завоевал право носить королевский титул, и у тебя нет причины стесняться его.

Оставшись с ним наедине, Хуан приступил к расспросам. Итак, теперь он был дедом двоих замечательных малышей. Это его радовало. И у Фердинанда наконец-то родился сын. Хуан! Мальчика назвали в честь Фердинандова отца – могло ли это не умилять его стариковское сердце?

– Пройдет не так много времени, и он будет править Арагоном! – расчувствовавшись, воскликнул Хуан.

Затем он пожелал услышать что-нибудь об Изабелле.

– Она все еще не наделила тебя властными полномочиями? Женщина с характером, ничего не скажешь.

– Чтобы понять Изабеллу, нужно изо дня в день наблюдать за ней, – размышляя вслух, заметил Фердинанд. – Да и в этом случае, пожалуй, не всякий будет знать все ее желания и мысли. В Кастилии у нее самая сильная воля и самые мягкие манеры – как это в ней сочетается, ума не приложу.

– Ее уважают во всей Испании. Да и в Португалии, полагаю, и во Франции. Кстати, о Франции я и хочу поговорить с тобой, сын мой. Мне удалось наладить переписку с Людовиком. Так вот, он готов охладить свои отношения с Португалией – больше не оказывать поддержки Бельтранее, подписать пакт о союзе с тобой и Изабеллой… Тогда между Францией и Кастилией установится прочный мир.

– Если бы этот план осуществился, были бы решены многие наши проблемы, отец.

– Если бы? Плохо ты знаешь своего отца, Фердинанд. Этот план непременно осуществится!

В Арагоне Фердинанд чувствовал себя счастливым человеком.

– Видно, воздух родины и впрямь укрепляет дух, – говорил он. – Как я соскучился по своей семье! Мне не терпится вновь увидеть жену и детей. Но все равно, покуда я в Арагоне, у меня нет повода жаловаться на разлуку с ними.

Его ждали в Сарагосе, но, чтобы наведаться туда, Фердинанд должен был предпринять все необходимые меры предосторожности.

Из отцовского дворца он выехал в сумерках. Целью его поездки был один из сарагосских особняков, где к нему вышла степенная дама, одетая просто, но со вкусом. Увидев посетителя, она просияла.

– У меня дело к архиепископу Сарагосскому, – сказал Фердинанд. – Проведи меня к нему.

Дама поклонилась. Затем, заговорщически поманив его, стала подниматься по лестнице. Фердинанд, сразу обративший внимание на роскошную обстановку особняка, с улыбкой произнес:

– Мне приятно отметить, что мой господин архиепископ живет в условиях, подобающих его сану.

– Наш господин доволен своим новым положением, – последовал ответ.

Она отворила дверь в комнату, где мальчик лет семи разговаривал с учителем фехтования.

На вошедших он даже не взглянул – в отличие от его наставника, повернувшегося и тотчас опустившего рапиру.

– К бою! – закричал мальчик.

– Прошу вас, продолжайте, – сказал Фердинанд, желавший посмотреть на успехи юного фехтовальщика.

Учитель, явно не намеревавшийся затягивать урок дольше положенного, ловким приемом выбил рапиру из руки мальчика, и та со звоном упала на пол.

– Как ты посмел! – возмутился мальчик. – Когда-нибудь я тебе это припомню.

– Ах, Алонсо, Алонсо, – вздохнула дама. Она повернулась к Фердинанду.

– У него есть кое-какие успехи – и в фехтовании, и в верховой езде. Но поражений он не выносит, такой уж у него характер.

Когда учитель откланялся и ушел к себе, она негромко сказала:

– Альфонсо, отец приехал.

Мальчик на несколько секунд замер, уставившись на Фердинанда. Затем подбежал к нему, бросился на колени и поцеловал его руку.

– Выходит, господин архиепископ рад видеть своего отца?

– О да, архиепископ Сарагосский счастлив лицезреть короля Кастилии.

Фердинанд ласково улыбнулся. Ему был дорог этот смелый черноглазый мальчуган – ради него он даже пренебрег приличиями, возведя его в сан архиепископа. Получив полагающиеся ему имения и прислугу, этот семилетний мальчик стал одним из самых богатых людей Арагона.

– Он хотел бы, чтобы в его жизни было больше таких радостных дней, как этот.

Фердинанд посмотрел на его мать. Взрослые манеры сына явно доставляли ей удовольствие.

– Король Кастилии сожалеет о том, что ему редко удается бывать в этом доме, – сказал Фердинанд. – Но пока ни один из нас не в силах исправить такое положение дел, тут уж ничего не поделаешь. Возможно, в будущем мы будет видеться чаще, чем сейчас.

У мальчика заблестели глаза. От его недавней степенности не осталось и следа – сейчас он был просто ребенком, умолявшим о ласке, которой ему так недоставало. Он схватил отцовскую руку и прижал ее к своей груди.

– Когда же наступит это время, отец? Когда?

– Когда-нибудь, сын мой. Может быть, скоро.

Фердинанд представил себе этого мальчика сначала знакомящимся с кастильским королевским двором, затем обживающимся в чужом королевстве… Изабелла, конечно, сразу обо всем догадается. Ну что ж, ей придется смириться с тем обстоятельством, что от королей, подобных ее супругу, трудно не ожидать двух-трех внебрачных детей. Он заставит ее принять такое положение дел. Сейчас, видя восхищенные глаза сына и его матери, он не сомневался в том, что у него хватит сил наладить полное взаимопонимание с Изабеллой.

– И меня представят ко двору?

– Разумеется, сын мой. Клянусь всеми святыми, из тебя выйдет блестящий придворный – ты ведь мечтаешь об этом, да?

– Да, отец! – с готовностью воскликнул мальчик. – Я буду очень смелым и очень важным придворным. Все мужчины будут дрожать при моем приближении.

– Ты хочешь сказать, что они будут бояться тебя? Но почему?

– Потому что я буду сыном короля, – просто сказал Алонсо.

Фердинанд строго произнес:

– Ты многому научился, Алонсо: быть тщеславным, как настоящий придворный, немного – фехтованию. Но есть кое-что такое, о чем ты еще и понятия не имеешь. Я говорю о скромности, сын мой.

– О скромности? Ты хочешь, чтобы я был как простой подданный?

– Видишь ли, это урок, который рано или поздно всем нам преподает жизнь, – будь мы архиепископы или сыновья могущественных правителей… Кстати, ты сам-то замечаешь, как проходят твои занятия фехтованием? Сегодня, к примеру, ты не сдержался, когда твой учитель наглядно показал, что рапирой он владеет лучше тебя. А ну-ка, давай я займу его место.

Виконтесса Эболи, отойдя в сторону, стала наблюдать за поединком сына и любовника.

Фердинанд вновь и вновь выбивал рапиру из руки мальчика. Алонсо был в отчаянии, однако Фердинанд не без удовлетворения отметил, что сдаваться его сын не собирался – вместо этого он всякий раз просил продолжить их учебный бой, надеясь в конце концов устоять перед более опытным соперником. Через несколько минут Фердинанд сказал:

– Ну все, на сегодня хватит.

Отбросив рапиру, он положил руку на плечо мальчика.

– Когда-нибудь ты станешь превосходным фехтовальщиком, сын мой, – добавил он. – Тут у тебя есть кое-какие задатки. Но я хочу, чтобы тебе удавалось все, за что ты ни возьмешься, – не только приемы владения шпагой. А для этого ты должен знать меру своих способностей и всегда быть готовым перенять что-то у человека, более опытного, чем ты. В том-то и заключается истинная скромность, о которой я говорил тебе, Алонсо, – научись ей, и ты будешь обладать величайшим из мужских достоинств.

– Хорошо, отец, – потупился мальчик, – я запомню эти слова.

– Ну, теперь расскажи мне, что ты делал в мое отсутствие. У нас осталось не так много времени, мой визит не должен быть слишком долгим.

Увидев расстроенное лицо сына, Фердинанд вздохнул и крепко прижал его к себе.

– Так будет не всегда, Алонсо, – сказал он. – Это я тебе обещаю.

Альфонсо Португальский вернулся на родину. Как и большинство других совершенных им поступков, его приезд оказался крайне несвоевременным. Едва он ступил на землю Португалии, как ему сообщили две новости, каждая из которых была не из приятных.

Во-первых, пятью днями раньше состоялась коронация его сына Хуана. Во вторых, Папа Сикстус Четвертый, внимательно рассмотревший как ходатайство Изабеллы и Фердинанда, так и доклады о поведении самого Альфонсо, отозвал разрешение на брак, всего несколько недель назад данное принцессе Иоанне и ее невезучему дяде.

– Жил ли на свете хоть один человек, более несчастный, чем я? – причитал Альфонсо. – Видно, Господь совсем отвернулся от меня. Я обещал себе вернуться в Португалию, чтобы жениться на моей маленькой Иоанне и править страной лучше, чем в прошлом. А что в результате? Ни свадьбы, ни правления – все пошло прахом. Ах, зачем я позволил отговорить себя от пострига в монахи? Все равно мне не осталось ничего, кроме рубища и монастырской обители!

Он поехал в Лиссабон, и по пути во всех городах и селениях люди старались не смотреть на него. Они не знали, как теперь к нему относиться. Он был их королем и в то же время не был им. Его безумные политические авантюры разорили Португалию. И, пожалуй, принесли этой стране нечто худшее, чем просто бедность, – они принесли ей позор и унижение. Хуан принял его радушно.

– Ну, вот ты и стал королем Португалии, – поцеловав его руку, сказал Альфонсо. – Теперь твой родитель должен почитать тебя, сын мой. Я совершил ошибку, вернувшись ко двору. Думаю, скоро я отсюда уеду.

Хуан ответил:

– Отец, если бы мы могли повернуть время вспять, корона осталась бы за вами.

Альфонсо грустно посмотрел на сына.

– Для отрекшегося короля при дворе едва ли найдется место. Он только создаст лишние сложности для своего преемника, вот и все. На большее он не способен.

– В таком случае, что же вы собираетесь делать, отец?

– Полагаю, в этой ситуации у меня есть лишь один выход: монастырь.

– Монастырская обстановка вам очень быстро надоест, отец. Я понимаю, новизна ощущений и все такое… Но ведь вы привыкли к более деятельному образу жизни. Да и вынесете ли вы все лишения и неудобства, сопряженные с постригом?

– Придется вынести, сын мой.

– Отец, вы раскаиваетесь в том, что отреклись от короны, да?

– Сын мой, я желаю тебе удачи во всех твоих начинаниях.

– Надеюсь приступить к ним не слишком скоро, отец. Дело в том, что… Да, в каждом правлении когда-нибудь наступает тот день, когда сын наследует корону своего отца. Но ведь этот день обычно наступает не раньше, чем его отец упокоится в могиле.

– Что ты хочешь этим сказать, Хуан?

– Я хочу сказать, отец, что как вы несколько дней назад передали мне корону, так и я теперь отрекаюсь от нее в вашу пользу. Мне еще рано носить ее, и я хочу верить, что мое время наступит еще очень нескоро.

Прослезившись, Альфонсо крепко обнял сына.

Хуан облегченно вздохнул. Власть, от которой так несвоевременно отказался его отец, стоила ему немалых тревог. Мог ли он не думать о том, что случается в стране, когда на одну корону претендуют два короля? Правда, его отец добровольно отрекся от нее – но ведь все равно в Португалии образовалась бы партия, одержимая целью вернуть его на португальский трон, желает он того или нет.

Корона принесла бы Хуану гораздо больше радости, если бы досталась ему естественным путем, после кончины его родителя.

Так Альфонсо, забыв о своих французских унижениях, принял корону из рук сына.

Что касается остальных португальцев, то они уже давно привыкли к чудачествам своего правителя, а потому вскоре перестали говорить о двух отречениях, имевших место в их стране.

Альфонсо пригласил к себе принцессу Иоанну.

За время его отсутствия она очень похорошела, и он вновь пожалел о том, что непоследовательный Папа Сикстус отозвал разрешение на их брак.

– Ах, дорогая моя, – сказал Альфонсо, взяв ее за руку и усадив рядом с собой, – твоя жизнь все еще не устроена, и это меня очень огорчает.

– При дворе я счастлива, Ваше Величество, – ответила Иоанна.

– Рад это слышать. Что касается меня, то я не узнаю истинного счастья, покуда не состоится наша свадьба.

– Ваше Величество, мы должны смириться с решением Его Святейшества.

– Нет, милая моя, мы никогда не смиримся с таким положением дел. Мы вступим в брак, чего бы это нам ни стоило.

Иоанна отпрянула.

– Это невозможно, – сказала она. – У нас нет разрешения.

– Разрешения? – воскликнул Альфонсо. – Сикстус отозвал его на основании того, что мы якобы ввели его в заблуждение, не изложив все обстоятельства нашего супружества. Но мы-то знаем, насколько это заявление соответствует истине! Он отозвал разрешение на наш брак, потому что на этом настаивали Изабелла и Фердинанд! Увы, сейчас им принадлежит верховная власть в Кастилии.

– Да, Изабеллу повсюду признали королевой, – заметила Иоанна. – Ее подданные не желают другого правителя.

– До сих пор ей везло, – кивнул Альфонсо. – Но ведь Фортуна – капризнейшая из богинь, уж в этом-то я успел убедиться за свою жизнь.

– Мы уже пытались справиться с Изабеллой, – напомнила Иоанна. – Но у нас ничего не вышло.

– Дорогая моя, твой будущий супруг никогда не мирился с поражениями. У меня есть план действий.

– Но… но ведь не объявлять же снова войну Кастилии, – пролепетала Иоанна.

– В прошлый раз мы потерпели там неудачу, это верно. Но, позволь напомнить, победителем всегда считается тот, кто одерживает победу в последней битве, а не первой. Не надо об этом забывать, моя дорогая.

– Вы не ввергнете Португалию в новую войну!

На лице Альфонсо появилось мечтательное выражение.

– Мы должны бороться до конца, – сказал он. – Наше дело правое, и мы победим.

Фердинанд вернулся из Арагона, и Изабелла решила устроить пир в честь его приезда.

Застолье готовилось с особой тщательностью – но не потому, что Фердинанд был более, чем она, привычен к обильной пище и частым возлияниям. Не были причиной ее стараний и какие-либо излишки, образовавшиеся в королевской казне. Казна, увы, была так же пуста, как и прежде. И все же Изабелла хотела показать, как много его возвращение значит для нее и Кастилии.

Фердинанд выглядел бодрым и даже отдохнувшим, но от ее внимания не укрылась перемена, происшедшая в нем. Судя по его поведению, он испытывал какое-то смешанное чувство тревоги и возбуждения. Ей показалось, что она поняла, что он сейчас чувствовал. Его отец лежал при смерти – вот что причиняло ему беспокойство и в то же время вселяло радужные надежды на будущее.

Ее супруг любил своего отца. Всем, что имел, он был обязан ему, и никогда не забывал об этом. Но вместе с тем смерть короля Хуана сделала бы Фердинанда правителем Арагона, а это поставило бы его в равное положение с Изабеллой.

Понимая состояние супруга, Изабелла нашла удобную минуту и спросила:

– Ну, а как твой отец, Фердинанд? Как его самочувствие?

– Он доволен моими кастильскими успехами. Но его силы, боюсь, на исходе. Он не желает думать о том, что ему скоро исполнится восемьдесят три года. И, по-моему, мы тоже забыли об этом.

– Ты волнуешься за него, да?

– У меня такое чувство, что его дни сочтены.

– И все же это благодаря его усилиям нам удалось заключить договор с Францией.

– Он до самого последнего часа сохранит ясность мыслей, тут у меня нет сомнений. Но я боюсь, что мы уже не увидим его.

– Знаешь что, Фердинанд? Давай-ка я позову нашу дочь. Она отвлечет тебя от грустных мыслей.

Впрочем, Изабелла и сама понимала, что в жизни ее семьи наступали не самые грустные времена. Потому-то она и позвала дочь: отчасти ей хотелось дать волю радости, а для этого требовался благовидный предлог.

Новости из Арагона пришли в начале следующего года.

За стенами дворца гулял свирепый январский ветер, и хотя во всех каминах днем и ночью поддерживали огонь, в комнатах все равно было холодно.

Как только гонца провели в приемную, Фердинанд понял, что за весть тот привез ему. Это было видно уже из той почтительности, с которой он вручил письмо из Барселоны – не как наследнику престола, но как его полноправному владельцу.

Фердинанд побледнел.

– Ты привез почту от Его Величества короля Хуана?

– Да здравствует дон Фердинанд, король Арагона! – последовал торжественный ответ.

– Вот как?

Фердинанд собрал все силы, чтобы не выдать чувств, охвативших его в эту минуту. Никто не должен был знать, как много для него значила перемена, происшедшая в его жизни.

– Прошу вас, оставьте меня, – отвернувшись к окну, сказал он.

Он махнул рукой, и все люди, находившиеся в комнате, молча вышли за дверь.

Фердинанд сел за стол и закрыл лицо ладонями. Он старался думать о своем отце, так много сделавшем для него, порой не гнушавшемся даже заговоров – по сути дела, убийств, – и столько раз приходившем ему на выручку, помогавшем советами, дружеским участием, утешением, деньгами. Но вместо этого ему вспомнилось, как убивался тот, сидя у постели его больной матери. Тогда ее одолевали кошмары. Ей казалось, что в ее спальню наведывается призрак ее пасынка дона Карлоса. Ведь все говорили, что дон Карлос погиб от рук отца и мачехи – в результате чего Фердинанд стал единственным наследником арагонской короны.

И вот король Хуан умер. Отныне Фердинанд уже никогда не сможет обратиться к нему за помощью. Больше у него не будет отца – человека, любившего его больше всех на свете, лелеявшего каждую мысль о своем возлюбленном чаде. Да, все поступки короля Хуана были продиктованы заботой о благе его младшего сына. И теперь уже не важно, что этой отцовской опекой он в какой-то мере был обязан тем чувствам, которые старый Хуан до конца своих дней питал к его матери. Лучшая из женщин, говаривал его отец. Он обожал свою вторую супругу. Ради нее он сделал все для того, чтобы корона досталась Фердинанду.

Изабелла, узнавшая новости из Арагона, поспешила прийти в покои мужа.

Услышав ее шаги, он поднял голову. У нее был скорбный, сочувствующий вид, и он подумал, что ни одна другая женщина не смогла бы скрыть свои эмоции так удачно, как это удается его жене.

Подойдя к нему, Изабелла опустилась на колени. Затем взяла его руку, осторожно поцеловала. Она хотела выразить ему соболезнование в связи со смертью его отца и в то же время оказать почтение новому правителю Арагона.

– Вот так, Изабелла, – сказал он. – Случилось то, чего я боялся.

“Боялся и ждал”, – мог бы добавить он. Ведь ему уже давно не терпелось примерить корону на свою голову, не так ли?

На какой-то миг он даже разозлился на супругу. Если бы не решимость Изабеллы править Кастилией единолично, у него не было бы такой настоятельной необходимости в наследовании Арагона – не только Сицилии, которая в любом случае принадлежала бы ему, но всех обширных провинций и доминионов его отца.

Теперь его чаяния сбылись, и он вместо того, чтобы переживать кончину короля Хуана, чувствовал себя окрыленным, словно одержал какую-то великую победу.

– Не отчаивайся, дорогой, – сказала Изабелла. – Если бы твой отец мог сейчас поговорить с тобой, он постарался бы отогнать от тебя грустные мысли. Ведь свершилось величайшее событие в истории Испании, не так ли? Я – королева Кастилии. Ты – король Арагона. Теперь мы сможем объединить наши владения, а это значит, что Испания станет самой могущественной из всех европейских держав.

– Да, не считая той провинции, где до сих пор хозяйничают мавры… не считая ее, вся Испания отныне принадлежит нам.

– И у нас есть сын, который в свое время наследует ее. Я напоминаю тебе об этом только потому, что вижу, как ты страдаешь, дорогой.

Ее слова подействовали на Фердинанда – но не так, как ей хотелось бы. Он вдруг осознал всю величину понесенной им утраты. Помолчав, он сказал:

– Он обожал меня. Ни у кого на свете не было отца, лучшего, чем мой.

– Я это знаю, Фердинанд, – поднеся платок к глазам, прошептала она.

Однако, вытирая слезы, которые и вправду выступили у нее на глазах, она не переставала думать об Испании, сплоченной под их знаменами – кастильскими и арагонскими. “Наконец-то сбудется наше предназначение, – говорила она себе. – Да, мы – правители, избранные самим Богом”.

А он все это время думал: “Вот я и стал монархом – полноправным, наделенным такой же властью, какой до сих пор была облечена только моя супруга… теперь мне будет не стыдно на всех церемониях стоять рядом с королевой Кастилии”.

Фердинанд уже не так настаивал на том, чтобы ему всюду воздавали почести, подобающие его положению. Зачем? Все равно ведь все знали, что он стал королем – законным и полноправным. Теперь он владел короной, которой не был обязан своей супруге.

Перемена, происшедшая в нем, обрадовала Изабеллу. Она решила, что отныне Фердинанд не будет упрекать ее за то, что ей принадлежит верховная власть в Кастилии.

Если бы раз и навсегда закончилась война за кастильское наследство, Изабелла была бы готова взяться за наведение порядка в своем королевстве. Однако Альфонсо по-прежнему намеревался привести на трон Иоанну, а потому мир с Португалией еще даже не предвиделся.

И все же она надеялась на будущее. У нее была семья – прелестная маленькая Изабелла и очаровательный крепыш Хуан, оба здоровые и жизнерадостные, – и ее Фердинанд, наконец-то переставший ревновать ее к законным полномочиям кастильской королевы.

Вот в эти-то незабываемые весенние месяцы Изабелла и поняла, что вскоре у нее будет еще один ребенок.

Изабелла сочла нужным посетить укрепленные города, расположенные на границе Кастилии и Португалии.

Переезжая из одной крепости в другую, она не могла не думать об удручающе жалком состоянии своего королевства. На всех дорогах хозяйничали шайки разбойников. Кое-где, правда, сохранились эрмандады – союзы сельских общин и городов, наделенные правом самостоятельно судить преступников, – однако, покуда шла война, в казне не хватало денег на их содержание. Положение было не так серьезно, как в недавнем прошлом, однако в приграничных городах все еще приходилось организовывать постоянные караулы – и дневные, и ночные.

В поездках ее сопровождала Беатрис, на время всех этих инспекций покинувшая Сеговию.

– Ваше Величество, вам нужно отдохнуть, – едва присоединившись к королевской свите, сказала она. – Всего восемь месяцев назад родился ваш маленький Хуан, а вы уже снова готовитесь стать матерью!

– Таков долг любой королевы, Беатрис, – улыбнулась Изабелла. – Она должна быть уверена в том, что ее род не пресечется.

– Но ведь для этого ей в первую очередь следует позаботиться о себе самой, – возразила Беатрис – Ваше Величество, неужели вы забыли о том, что однажды вы уже пренебрегли своим здоровьем и в результате лишились ребенка?

Изабелла вздохнула. Она позволяла Беатрис разговаривать с ней в таком возмутительном тоне – но только потому, что знала, какие чувства питала к ней ее подруга. Любой другой женщине подобные дерзости могли стоить головы. Но никакая другая женщина не любила ее так искренне и преданно, как дерзкая Беатрис Бобадилла.

– Не к лицу мне думать об опасностях, которым я подвергаюсь, – сказала она. – Если буду заботиться только о себе самой, то чего же иного мне останется ждать от моих подданных?

Беатрис еще несколько раз пробовала отговорить Изабеллу от поездок по приграничным городам – не только утомительных, но угрожавших самой ее жизни, – и Изабелле, в конце концов, пришлось сказать, что она больше не желает слышать этих разговоров. На том их споры и завершились. У Беатрис хватило благоразумия не возвращаться к теме, вызвавшей неудовольствие ее могущественной покровительницы и подруги.

Во время этих долгих инспекций Изабелла получила письмо от инфанты доньи Беатрис Португальской. Инфанта, приходившаяся ей теткой по материнской линии, сетовала на непрекращающуюся вражду Кастилии и Португалии, чьи правители состояли в таком близком родстве. Она была бы благодарна Изабелле, писала донья Беатрис, если бы та приняла ее – с тем, чтобы они могли обсудить создавшееся положение и наметить пути установления мира между их странами.

Изабелла немедленно согласилась на предложение инфанты.

Ожидая ответа на письмо к ней, она вместе с Фердинандом и советниками составила условия мирного договора.

Самочувствие все еще позволяло ей совершать верховые поездки, и Изабелла отправилась в путь в приграничный город Алькантара, где ее ждала донья Беатрис Португальская.

Встретившись, дамы обнялись, и, поскольку обе желали способствовать скорейшему заключению мира, то тратить время на церемонии и торжества не стали, а тотчас приступили к переговорам.

– Моя дорогая донья Беатрис, – оставшись наедине с инфантой, сказала Изабелла, – не так давно португальская армия потерпела поражение на кастильской земле, и я ни на миг не могу усомниться в том, что она будет окончательно разгромлена, если обстоятельства вынудят нас вновь вступить в бой с ней.

– Что ж, возможно, вы правы, – вздохнула донья Беатрис, – но только к чему же думать о войне? Давайте обратим наши мысли к возможности установления мира между нашими странами.

– Хорошо, – последовал ответ. – В таком случае мы прежде всего будем настаивать на том, чтобы король Альфонсо отрекся от титула и от всех своих возмутительных притязаний на кастильский трон.

– Разумное требование. Думаю, оно будет выполнено.

– Со стороны Иоанны тоже не должно быть никаких претензий. Чтобы гарантировать выполнение этого условия, нынешнему королю Португалии следует навсегда расторгнуть помолвку с ней.

Донья Беатрис нахмурилась.

– Он питает самые нежные чувства к юной Иоанне, – сказала она.

– Скорее – зарится на кастильскую корону, – сухо заметила Изабелла. – Потому-то и потворствует ее посягательствам на то, что ей не может принадлежать.

– Я изложу ему это требование, – сказала донья Беатрис. – Может быть, мне удастся убедить его в необходимости пойти на такую уступку.

– Надеюсь, сами вы это условие считаете справедливым?

– Я считаю, что между Португалией и Кастилией должен быть мир.

– Между Португалией, Кастилией и Арагоном, – поправила Изабелла. – В последнее время наши силы удвоились.

– Об этом я также напомню Его Величеству.

– Что касается Иоанны, – продолжала Изабелла, – то ей нужно либо покинуть Португалию, либо обручиться с моим сыном Хуаном.

– С Хуаном? Но ведь ему еще и года не исполнилось… а она… она уже взрослая девушка!

– Таково наше условие, – сказала Изабелла. – В качестве особого снисхождения мы можем дать ей шесть месяцев на раздумья. Если по достижении совершеннолетия она решит удалиться в монастырь, я не стану ей препятствовать. Но в этом случае она должна будет постричься в монахини. Надеюсь, вы согласитесь с обоснованностью этого требования.

Донья Беатрис вгляделась в улыбающееся лицо своей собеседницы. Что мы делаем? – подумалось ей. Решаем судьбу молодой красивой девушки, представляющей угрозу для Изабеллы, но в то же время ни в чем перед ней не провинившейся, если не считать многочисленных проступков ее матери. Сама-то Иоанна не способна на сколько-нибудь предосудительные действия. И все же Изабелла, не имеющая причин жаловаться на свой собственный брак и свою семью, так твердо настроена защитить трон, что отказывает этой девушке не только во всякой надежде на корону, но и в праве жить, как живут все нормальные женщины. Мало того! Вынося ей этот суровый приговор, Изабелла улыбается, точно думает, что ее слова позабавят португальскую инфанту. Воистину, обманчива человеческая внешность!

– Молодой девушке нелегко сделать такой выбор, – потупилась Беатрис. – Обручиться с младенцем – или постриг!

– Я настаиваю на выполнении этого требования, – сказала Изабелла.

– Я передам ваши слова Иоанне и Его Величеству, – вздохнула Беатрис. – К сожалению, это все, что я смогу сделать.

– Что касается испанцев, участвовавших в войне на стороне короля Альфонсо, то все они будут помилованы, – продолжала Изабелла. – И, наконец, чтобы положить начало нашим по-настоящему дружественным отношениям с Португалией, моя дочь инфанта Изабелла будет помолвлена с Алонсо, сыном нынешнего принца Португалии.

– Условий немало, и ни одно из них не придется по душе Его Величеству, – заметила Беатрис. – Думаю, ему будет нелегко согласиться на них.

– Я ненавижу войну, – сказала Изабелла. – Но, если король Альфонсо так же, как и я, желает мира, то он будет вынужден принять все наши требования. Португальская армия уже потерпела одно поражение, а ведь с тех пор положение Кастилии упрочилось. Сейчас Португалия нуждается в мире, а не мы.

Простившись, дамы разъехались: Беатрис направилась в Лиссабон, Изабелла – в Мадрид.

Изабелла ждала. Условия были поставлены жесткие, но без них, говорила она себе, мир оказался бы недолгим. Ей было жалко Иоанну, безвольную марионетку, попавшую в руки честолюбцев, – однако могла ли Изабелла думать о счастье и благополучии одной девушки, когда ставился вопрос о будущем Кастилии?

Она уже готовилась к родам, когда наконец пришло сообщение о том, что Альфонсо принял ее условия.

Изабелла воспряла духом. Война за испанское наследство, продолжавшаяся столько долгих лет, была закончена.

И вскоре у нее и Фердинанда должен был появиться еще один ребенок.

Каменистое плато, на котором стоял город Толедо, казалось, было вырублено в неприступных горах, окружавших ущелье Тагус. Только с северной стороны оставался узкий проход, соединявший плато с равнинной частью Кастилии. Ни в одном другом городе королевства мавританское присутствие не было так заметно, как здесь.

Посещая Толедо, Изабелла всякий раз мысленно обещала себе избавить от иноземного владычества все те испанские провинции, где еще хозяйничали мавры. Над каждым городом ее страны должен был развеваться флаг христианской Испании.

Однако, словно в напоминание о нынешнем положении дел в ее королевстве, неподалеку от толедского дворца, где она сейчас лежала, ожидая начала родовых схваток, высились несколько поросших лесом гор, издавна служивших пристанищем разбойникам, бродягам и прочим изгоям общества. Многим испанцам еще предстояло встретить свой роковой час в этих местах, прежде чем Испания стала бы надежным приютом для всех честных мужчин и женщин.

Ей предстояло выполнить задачу огромной важности, и она решила сразу же после родов посвятить себя наведению порядка в королевстве. Тут нельзя останавливаться ни перед чем, думалось ей. Если потребуется, она пойдет на самые суровые меры – позже ее подданные будут благодарить за них свою королеву. Она поклялась очистить Кастилию от разбойничьих шаек, сделать дороги безопасными для мирных купцов и путешественников – а для этого нужно было установить такие наказания грабителям, чтобы они дважды подумали, прежде чем решиться на какое-нибудь злодейство.

Однако прежде всего нужно было родить ребенка.

Положенный срок подходил к концу, и она без страха ожидала начала родовых схваток. Женщины вообще привыкают к деторождению, а она была стойкой женщиной. У нее уже родились мальчик и девочка, поэтому ей не приходилось опасаться за ребенка, которого она сейчас вынашивала. Ее мать жила в своем сумеречном мирке, ограниченном пределами замка Аревало, и никто не боялся, что внуки и внучки вдовствующей королевы Хуаны будут похожи на их бабку. Да и с чего бы им быть такими, как она? Ведь ее дочь Изабелла не имела причин жаловаться на ясность рассудка и душевное здоровье – разве нет? Мало того, в Кастилии едва ли нашелся бы человек, более спокойный и рассудительный, чем ее королева. А раз так, то и в благополучии ее детей можно было не сомневаться.

Схватки учащались и становились все более продолжительными. Изабелла подождала еще немного, а затем позвала служанок.

Несколько часов спустя в крепости Толедо родился третий ребенок королевы Изабеллы.

Это была девочка, и ее нарекли Хуаной.

Иоанна чувствовала себя брошенной на произвол судьбы. Альфонсо принял условия Изабеллы, и ей предложили сделать выбор: выйти замуж за годовалого младенца или постричься в монахини.

Она понимала, что даже тогда, когда принцу Хуану исполнится семнадцать лет, в Испании все еще будет слишком много людей, запомнивших ее причастность к войне за Кастилию. И ей было невдомек, какой род замужества сможет ей предложить партнер, родившийся на столько лет позже нее.

Мирное соглашение было заманчивым выходом из португало-кастильской войны. Но уйти в монастырь, навсегда удалиться от света? Могла ли она выполнить это требование?

Впрочем, выбора не было. Изабелла, с виду такая ласковая и обходительная, не остановилась бы ни перед чем, лишь бы убрать со своего пути хрупкую, беззащитную девушку, самим своим существованием мешавшую ее благополучию.

Ей следовало отречься от себя, постричься в монахини. Только так можно было уладить этот затянувшийся конфликт.

– Соберите меня в дорогу, – сказала она слугам. – Я ухожу в монастырь Санта-Клара-эт-Коимбра.

В тот же день ее посетили член Государственного совета Кастилии преподобный отец Диаз де Мадригал и духовник Изабеллы отец Фернандо де Талавера.

Талавера благословил Иоанну.

– Дочь моя, ты сделала правильный выбор, – сказал он. – В монастыре Санта-Клара ты обретешь мир и покой, неведомые за его стенами.

Иоанна попыталась улыбнуться, но вместо этого расплакалась.

Она знала, что выбор за нее сделала Изабелла. Ей же оставалось лишь послушно следовать желаниям могущественной кастильской королевы.

Вскоре приехал и Альфонсо – чтобы проститься с ней.

– Моя дорогая племянница, – поцеловав обе ее руки, сказал он. – Вот и настал конец всем нашим надеждам.

– Возможно, оно и к лучшему, – вздохнула Иоанна. – Иначе у нас оказалось бы слишком много врагов – мы все равно не устояли бы перед ними.

– Я в отчаянии, дорогая моя, – запричитал Альфонсо. – У меня было так много грандиозных планов!..

– Пожалуй, даже слишком много, – сказала Иоанна.

– Что мне останется делать, когда ты навсегда удалишься в свой монастырь? Что я буду делать, когда между нами воздвигнут это непреодолимое препятствие?

– Вы? Я думаю, править страной. И уж, конечно же, вступите в другой брак.

– Никогда! – воскликнул Альфонсо.

Его глаза заблестели, и Иоанна догадалась, что у него появился новый план женитьбы на ней – вопреки решению Папы и настояниям Изабеллы.

Иоанна покачала головой.

– Вы уже согласились на условия королевы Кастилии, – сказала она. – У вас нет обратного пути, это результат войны, обернувшейся столькими несчастьями для Португалии.

– Неужели я должен отказаться от тебя?

– У вас просто нет другого выхода.

Альфонсо уныло взглянул в окно. Итак, ему придется оставить мысли об этом браке. Помолчав, он сказал:

– Раз ты принимаешь постриг, то я тоже проведу остаток дней в монастыре. Пускай в наших судьбах будет хоть что-то общее. Ты будешь носить балахон с капюшоном, а я – францисканское рубище.

Она невесело улыбнулась.

– Не так давно вы уже вступали в монастырь, Альфонсо. Однако обстоятельства заставили вас переменить решение.

– На сей раз я его не переменю, – сказал он. – Иначе мне не пережить разлуку с моей дорогой Иоанной.

Никогда прежде Изабелла не чувствовала такой уверенности в себе, в своих силах.

Она созвала кортес, и здесь же, в Толедо, был принят целый ряд новых государственных законов. Изабелла дала понять, что она намеревается сокрушить власть испанской знати и по мере возможности бороться с преступностью.

Полномочия эрмандадов были расширены. Чтобы усилить действенность этих союзов, Изабелла наделила их руководителей правом выносить самые строгие приговоры людям, уличенным в каком-либо преступлении. В каждое селение Кастилии были посланы по два представителя эрмандада – им надлежало следить за соблюдением законности на местах. Снабжать их всем необходимым должны были сами крестьяне. Для этого с каждого дома взимался налог – по восемнадцать тысяч мараведи с сотни дворов.

Впрочем, Изабелла отдавала себе отчет в том, что никакими, пусть даже самыми суровыми наказаниями ей до поры до времени не удастся искоренить жульничество и мелкое воровство, процветавшие во всех городах Кастилии. Поэтому в первую очередь предстояло привлечь к ответственности людей, совершавших наиболее тяжелые преступления.

В правление ее отца и брата в стране возникло множество синекур – прибыльных, но не особенно обременительных должностей, раздававшихся всем ревностным сторонникам короля и его приспешников; эти же люди получали всевозможные субсидии и ежегодные пенсии. Изабелла решила покончить с таким положением дел, истощавшим и без того скудную государственную казну. Те, кто ее поддерживал, должны были делать это из любви к родине, а не за деньги. Так она лишила Бельтрана де ла Куэва годового дохода в полтора миллиона мараведи – хотя ради нее тот отвернулся от собственной дочери Иоанны и присягнул на верность правящей кастильской династии. Герцог Альва потерял шестьсот тысяч мараведи, герцог Медина-Сидония – сто восемьдесят тысяч, а родственник Фердинанда адмирал Энрикес – двести сорок тысяч.

Эти меры вызвали недовольство знати, однако открытых протестов не последовало. Изъятые деньги поступили в распоряжение Святого эрмандада – так теперь именовались объединенные суды кастильских провинций. Действия Изабеллы оказались оправданы: результаты начатой судебной реформы очень скоро отразились на положении дел в королевстве.

Изабелла чувствовала, что через несколько лет разоренная страна, доставшаяся ей от прежних правителей, превратится в могучее, хорошо организованное государство. Она не сомневалась в своей способности пополнить истощенную казну, расправиться с преступностью и добиться беспрекословного выполнения любого ее приказа или просто пожелания.

Наведя порядок у себя дома, она намеревалась внимательней присмотреться к его окрестностям.

Прежде всего нужно было заняться королевством Гранада, и тут Фердинанд целиком поддерживал ее планы. Ему не терпелось выступить в поход против мавров – ей даже приходилось удерживать супруга от необдуманных действий.

У себя на родине они, без сомнения, одержали бы победу над иноземцами. Однако покуда в стране не восторжествовал мир, им не следовало ввязываться в новую войну.

При всей занятости государственными делами, Изабелла старалась не забывать о том, что она была не только королевой, но еще и супругой и матерью. Порой она сетовала на пробелы в своем образовании. Ей не раз вспоминались годы, проведенные в Аревало, когда она жила с матерью и братом Альфонсо и не имела возможности изучить ни латинский, ни греческий, ни другие языки, полезные для управления такой большой страной, как Кастилия. Ее дети не должны были повторять ошибок матери – для них предстояло нанять лучших учителей и педагогов. Самой важной из всех дисциплин Изабелле представлялось религиозное воспитание. Этой стороной обучения ни в коем случае нельзя было пренебрегать.

Она ежедневно наведывалась в детскую, где могла отвлечься от множества нерешенных проблем, по-прежнему стоявших перед ней и ее королевством.

Ей нравилось сидеть у окна и вместе со служанками заниматься рукоделием, словно она была не королевой, а просто знатной женщиной, интересовавшейся не одними только политическими неурядицами и интригами. Впрочем, посудачить с прислугой ей удавалось редко – потому-то она и дорожила каждой выпадавшей ей свободной минутой.

Как раз во время одной из таких досужих бесед и случилось так, что ее служанка, недавно вернувшаяся из Арагона, заговорила о церемонии, на которой ей довелось там присутствовать.

Изабелла рассеянно слушала.

– …умопомрачительная роскошь, умопомрачительная! Священники – все в бархатных мантиях, с позолоченными лентами. И, конечно, все внимание привлекал архиепископ Сарагосский. А ведь и впрямь, подумать только! Архиепископ – в десять лет… ну, может быть, немного больше. И такой прелестный мальчик – просто загляденье. И держится с достоинством, подобающим его сану.

– В десять лет от роду – и уже архиепископ? – переспросила Изабелла.

– Да, Ваше Величество, я говорю об архиепископе Сарагосском. Ему еще не исполнилось и одиннадцати, это все знают.

– Слишком мал для такого сана. Видимо, он и в самом деле чем-то примечателен, этот новоявленный архиепископ.

Изабелла переменила тему разговора, однако юный сарагосский священник еще долго занимал ее мысли.

Изабелла обсуждала с Фердинандом извечную проблему своего королевства – состояние государственной казны. В частности, она сказала:

– Я решила взять под контроль все денежное имущество военного и церковного орденов.

– Как? – опешил Фердинанд. – Нет, ты не сделаешь этого!

– Вот увидишь.

– Но каким образом?

– Освобожу от должности людей, которые сейчас возглавляют эти ордена, и на оба вакантных места назначу тебя.

У Фердинанда заблестели глаза.

– Но ведь каждый из них имеет множество отделений! Калатрава, Алькантара, Сантьяго…

– Со временем все они окажутся в наших руках, – сказала Изабелла. – Эти ордена располагают не только деньгами, но также и армиями и крепостями – тебе не приходило в голову, что их существование представляет опасность для короны? Если так, то мы должны быть уверены в их абсолютной лояльности. А лояльны они будут только в том случае, если все их имущество станет собственностью королевского дома. Вот почему я предлагаю тебе возглавить все их подразделения и ведомства.

– Превосходный план. Я согласен.

Фердинанд с восхищением посмотрел на супругу. В такие минуты он не жалел о том, что верховная власть в Кастилии принадлежала ей, а не ему.

– Осуществить его будет нелегко, – сказала она. – Но мы своего добьемся, в этом я не сомневаюсь.

– Главное – помогать друг другу. Тогда любые трудности будут нам по плечу.

– А разве не об этом я столько лет твердила тебе? Мы всегда будем вместе, Фердинанд.

Они обнялись. Затем она отстранилась и с улыбкой посмотрела на него.

– Нам принадлежат Кастилия и Арагон! У нас родились трое прелестных, совершенно здоровых детей, – сказала она.

Фердинанд схватил ее руку и засмеялся.

– Ну, мы еще не совсем состарились, – напомнил он.

– Наша малютка Изабелла станет королевой Португалии. Для остальных тоже нужно подобрать достойные партии.

– Не волнуйся, в Европе найдется немало желающих вступить в брак с ребенком Изабеллы и Фердинанда.

– Фердинанд, я рада, что они еще слишком малы. Мне будет жаль расставаться с ними.

– Но ведь это время наступит так нескоро, дорогая! Даже нашей Изабелле исполнилось всего только одиннадцать лет.

– Всего одиннадцать, – задумчиво повторила Изабелла. – Но, может быть, это не такой уж юный возраст. Я слышала, столько же лет исполнилось нынешнему архиепископу Сарагосскому.

Фердинанд побледнел, затем покраснел. В глазах появилось настороженное выражение.

– Видишь ли, для архиепископа главное – добродетели, благочестие… – пробормотал он.

– Должно быть, у тебя были веские причины санкционировать его назначение, – с улыбкой сказала она. – Едва ли одиннадцатилетний подросток сам по себе способен сделать такую головокружительную карьеру.

К реакции Фердинанда она оказалась не готова. Он сказал:

– Ты заправляешь делами в Кастилии. Позволь же мне править Арагоном по своему усмотрению.

На сей раз побледнела Изабелла.

– Фердинанд, что случилось? Если я чем-то обидела тебя… – начала она.

Однако Фердинанд уже не слушал. Поклонившись, он вышел из комнаты.

Почему он так разозлился? – подумала она. С чего бы это? Неужели всего лишь один простой вопрос мог так быстро вывести его из себя?

Она посмотрела на закрывшуюся за ним дверь и медленно опустилась в кресло. Ей все стало ясно.

Для такой странной благосклонности к этому несовершеннолетнему архиепископу у Фердинанда могла быть только одна причина.

Она отказывалась принимать объяснение, само собой напрашивавшееся.

Этот мальчик родился примерно в то же время, когда на свет появился их первый ребенок…

– Нет! – закричала Изабелла.

Так долго хранившая ему верность, она не могла смириться с этим чудовищным подозрением. Однако подозрение быстро сменилось уверенностью. Теперь она уже не сомневалась в том, что у Фердинанда была любовница и что эта любовница родила ему сына – которым он дорожил настолько, что не побоялся скандальной огласки своих любовных похождений и возвел его в сан архиепископа.

Ничто другое не могло ранить ее сильней, чем это открытие. И сделала его она как раз тогда, когда, казалось, уже начинали сбываться все ее надежды и мечты.

До сих пор их брак был почти идеален. Она знала, что он ревновал ее к короне, но это было понятно. На сей раз происходило нечто совсем иное.

Ей было больно, очень больно. Хотелось догнать Фердинанда, накричать на него, а потом убежать в спальню, броситься на постель и дать волю слезам. Может быть, тогда ей стало бы легче. Может быть, ей удалось бы излить обиду, избавиться от невыносимой горечи сделанного ею открытия.

В комнату вошли служанки.

Она встретила их спокойной улыбкой. Никто не должен был знать о чувствах, одолевавших ее в эту минуту.