Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Перед Малагой
Королева и ее старшая дочь, инфанта Изабелла, занимались рукоделием. Девочка украдкой посматривала на мать и, судя по всему, была готова расплакаться. Королева и сама еле крепилась. Ей-то что, думала она. Молодые девушки быстро привыкают к новой обстановке. Пройдет несколько дней – заведет знакомства, почувствует себя взрослой. А вот я… мне всегда будет не хватать ее. – Мама… – наконец проговорила инфанта. – Да, дорогая, я тебя слушаю, – вздохнула Изабелла. Она положила рукоделие на стол и повернулась к дочери. Та бросила работу, подбежала к матери, упала перед ней на колени, уткнулась лицом в ее платье. – Дорогая моя, ты будешь счастлива, поверь мне, – пробормотала Изабелла. – Не расстраивайся раньше времени, не плачь. – Мама, я не хочу уезжать от вас. Не хочу жить среди чужих людей… – Такова уж судьба всех принцесс, дорогая. Тут ничего не поделаешь. – Вам-то этого не пришлось испытать. – Да, я осталась у себя на родине – но знала бы ты, чего мне это стоило! Если бы не умер мой брат Альфонсо, меня бы непременно отдали замуж за какого-нибудь европейского короля или принца. Все ведь зависит от случая, дочь моя, – и мы должны смиренно принимать свою участь, какой бы она ни оказалась. – Ах, мама, вам так повезло!.. Вы остались дома и вышли замуж за папу! Изабелла мельком вспомнила тот день, когда она впервые увидела Фердинанда: молодого, красивого, полного сил и надежд на будущее. Тогда он казался ей идеалом мужественности, и позже она испытала величайшее потрясение, узнав о его неудержимой чувственности. Слишком много надежд она возлагала на брак, эти надежды не могли целиком оправдаться. Поэтому сейчас ей хотелось, чтобы ее дочь не ждала чего-то небывалого от своего супружества и потом не разочаровалась в нем. – Поверь мне, ты полюбишь своего Алонсо – так же, как и я в свое время полюбила твоего отца, – сказала она. – Мама, а зачем мне вообще выходить замуж? Почему я не могу остаться с вами, у нас дома? – От твоего брака зависит благополучие Испании и Португалии, дочь моя. Ты ведь знаешь, не так давно наши страны воевали. В то время я только-только взошла на трон, и португальский король сразу поддержал притязания Бельтранеи. Она, впрочем, до сих пор угрожает нам, хотя и живет в Португалии. Но скоро королем там станет Алонсо – если ты выйдешь за него замуж, между нашими странами будет заключен союз, и никакой угрозы больше не будет. Вот почему мы так заинтересованы в твоем супружестве, дорогая… Кстати, ты рано тревожишься. Брак еще не подготовлен, такие дела быстро не делаются. У инфанты снова задрожали губы. – Но ведь рано или поздно день свадьбы все-таки наступит… да, мама? – Давай не будем торопить события. Поживем – увидим. Инфанта обняла материнские колени, положила на них голову. Поглаживая ее волосы, Изабелла услышала цокот лошадиных копыт. Осторожно отстранив от себя дочь, она встала и подошла к окну. Внизу спешивались несколько солдат из Фердинандова войска. Она приготовилась немедленно принять их – очевидно, они привезли свежие новости с фронта боевых действий. Сейчас армия Фердинанда была расквартирована в Велес-Малаге, отбитом у мавров несколько недель назад и находившемся всего в шести лигах от самой Малаги, крупного порта на берегу Средиземного моря. Король Арагона собирал силы для штурма этого города. Задача, стоявшая перед христианами, была не из легких, поскольку Малага считалась вторым по важности укрепленным пунктом Гранады после столицы, – и мавры недаром гордились ее неприступными стенами, башнями и подъемными мостами. Впрочем, не меньше оснований у них было гордиться великолепием ее дворцов, красотой домов, увитых плющом и лозами дикого винограда, ее оливковыми рощами, гранатовыми и мандариновыми садами. Этот город мавры намеревались отстоять любой ценой, но и Фердинанд не уступал им в решимости одержать новую победу. Вот почему Изабелле так не терпелось услышать последние вести с фронта. Она распорядилась привести к ней гонцов и велела инфанте оставаться в комнате. Ей не хотелось, чтобы будущая супруга Алонсо Португальского прослыла полной невеждой в государственных делах. Взяв письма Фердинанда, она принялась их читать. Из них следовало, что осада Малаги уже началась и ее супруг не надеялся на быстрый исход событий. В настоящее время обороной города руководил некто Гамлет Зели – опытный и храбрый военачальник, поклявшийся до последней капли крови защищать Малагу. Фердинанд писал: “…я же решил взять ее, чего бы мне это ни стоило. Битва будет кровопролитной, это можно заключить из сведений о человеке, с которым мы имеем дело. Как мне сообщили еще перед осадой, многие богатые горожане были готовы заключить со мной мир, чтобы спасти город от разрушений. Тогда я велел маркизу Кадису возглавить наших парламентеров и предложить городской знати и Гамлету Зели контрибуцию – разумеется, при условии сдачи Малаги. Так вот, горожане уже собирались принять мое предложение, но Гамлет Зели не дал им этого сделать. “Никакие подачки христиан не заставят меня сложить оружие, – сказал он, – Передайте королю Фердинанду, что истинные мусульмане не продают свою религию и совесть”. Каков мерзавец, а?.. Изабелла, обстановка в нашем лагере напряженная – я и сам, признаться, немного встревожен. Говорят, в соседних селениях началась эпидемия чумы. Слухи пока что не подтвердились, и я думаю, что их распространяют наши враги, чтобы посеять в войске панику. Ну, что еще? Испытываем нехватку воды. И, как ни тяжело об этом говорить, участились случаи дезертирства… Вот это – самое главное. Мне представляется, что на всем свете есть только один человек, способный удержать войско от повального дезертирства: ты, Изабелла. Поэтому я прошу тебя приехать в лагерь – хотя бы ненадолго. Твое присутствие поднимет боевой дух наших солдат. И отрезвит защитников Малаги. Они поймут, что мы с ними не шутим. Изабелла, бросай все дела и приезжай сюда, на передовую”. Прочитав это письмо, Изабелла улыбнулась. Затем посмотрела на инфанту. – Я выезжаю в лагерь наших войск, что возле Малаги, – сказала она. – Король просит меня поддержать боевой дух наших воинов. – Но, мама… – побледнела инфанта. – Вы же сказали, что мы не будем расставаться вплоть до моей свадьбы. Пожалуйста, не покидайте меня. Изабелла улыбнулась. – Увы, поездку отменить нельзя: меня ждут в лагере. Но не расстраивайся, дочь моя. Мы не расстанемся – ведь ты поедешь со мной! В лагерь Изабелла прибыла, сопровождаемая инфантой, несколькими придворными дамами и Беатрис де Бобадиллой. Встречали королеву с ликованием, и ее приезд не замедлил сказаться на настроении войска. Достоинство, с которым она держалась, всегда производило впечатление на ее подданных. Величавая и заранее уверенная в успехе, она выступила с речью. По ее приказу из нескольких шатров и подручных средств был сооружен полевой госпиталь. Вместе со своей свитой она ухаживала за больными и ранеными. Неудивительно, что после нескольких дней ее пребывания в лагере стало ясно, что положение спасено. Солдаты, еще недавно жаловавшиеся на усталость и не верившие в возможность победы в этой затянувшейся войне, теперь горели желанием пойти на штурм Малаги, в бою завоевать уважение королевы и ее свиты. Фердинанд не ошибся: присутствие королевы – вот что сейчас требовалось его армии. Боевые действия не прекращались. По ночам мавры устраивали вылазки из осажденного города и под покровом темноты нападали на передовые посты. В госпиталь каждое утро привозили раненых. Под Малагой христиане чуть не потерпели сокрушительное поражение – от солдат Эль Загала, выславшего подкрепление в осажденный город. К счастью для христиан, на полпути к Малаге его армия встретилась с войском Боабдила. Потери понесли обе стороны – не столь значительные, но достаточные для того, чтобы ни один мавр не смог прорвать оцепление вокруг города. Услышав об их битве, Изабелла поблагодарила Бога за дальновидность Фердинанда, настоявшего на освобождении Боабдила. Боабдил, казалось, совсем потерял голову. Он ненавидел войну и желал как можно скорее покончить с ней. Пытаясь задобрить христианских монархов, он присылал им дорогие подарки, как будто сам хотел напомнить о своей вассальной зависимости от них. – А ведь мы многим обязаны этому несчастному юноше, – сказал как-то раз Фердинанд. – Если бы не он, наши потери были бы во много раз больше, чем нынешние. Пожалуй, нужно вознаградить его старания. Позволю-ка я его сторонникам мирно обрабатывать поля и собирать урожай. А что? Ведь рано или поздно эти земли все равно перейдут в нашу собственность. Зачем же их разорять? Да и Боабдил заслужил доброе отношение к себе. Итак, решено, отныне мы не будем устраивать набеги на его территорию. Фердинанд не сомневался в скором падении Малаги. Он верил в свою силу и умение извлекать выгоду из любой ситуации. На фронт по его приказу прибыл прославленный мастер артиллерийского дела Франциско Рамирес – тот утверждал, что его новое изобретение, начиненные порохом чугунные ядра, могли творить чудеса в укреплениях противника. Наконец, в лагере была Изабелла с ее склонностью к милосердию и неутомимой свитой. “Победа будет за нами, – думал Фердинанд. – У нас есть все, что нужно для успеха”. Днем к маркизу де Кадису привели, а точнее приволокли окровавленного пленника. Он упал на колени, умоляя пощадить его жизнь. Испанского языка он не знал, поэтому маркиз заговорил с ним на арабском. – Я ваш друг, я сам пришел к вам, – без конца повторял мавр. – Прошу вас, выслушайте меня. Я могу провести вас в Малагу. Если вы мне поверите, я докажу свою преданность христианским правителям и нашему султану Боабдилу. Маркиз, уже собиравшийся казнить мавра, задумался. Затем сделал знак двум стражникам, стоявшим по обе стороны от мавра. – Ведите его за мной, – велел он. Вчетвером они направились к королевскому шатру. Услышав крики на чужом языке, Изабелла вышла им навстречу. – Ваше Величество, – сказал он, – этот неверный говорит, что у него есть ценные сведения для вас и короля Фердинанда. Не желает ли Его Величество присутствовать при допросе? – Король еще спит, и я не хочу будить его, – ответила Изабелла. – Отведите этого человека в соседнюю палатку и оставьте с ним нескольких стражников. Когда Его Величество проснется, я скажу ему о нашем госте. Она показала на шатер, где в это время Беатрис де Бобадилла беседовала с португальцем доном Альваром, сыном герцога Браганского. В объявленной Фердинандом священной войне принимало участие немало иностранцев, видевших в ней закономерное продолжение крестового похода против неверных. Услышав слова королевы, Беатрис подошла к выходу из шатра. – Этот человек некоторое время побудет в твоей палатке, – сказала Изабелла, – Он говорит, что у него есть сообщение для меня и Его Величества. – Хорошо, мы поможем стражникам присматривать за ним, покуда вы не пожелаете его принять, – поклонилась Беатрис. Пленника провели в шатер, и Беатрис возобновила прерванную беседу с герцогом. Мавр внимательно наблюдал за ними. Красивая и статная, Беатрис одевалась куда более изысканно, чем Изабелла. В соседнем шатре он мельком видел часть кровати, стоптанные сапоги, небрежно брошенный походный сюртук и плащ – и не в силах был вообразить, что эти вещи могли принадлежать могущественному монарху, о котором он так много слышал. Другое дело – человек, сидевший перед ним. Важный, чопорный, в шитом золотом камзоле и парике. И его собеседница, сверкавшая драгоценными ожерельями и браслетами, в темно-синем шелковом платье. Мавр слушал и ничего не понимал из их разговора. Ему казалось, что они обсуждают вопросы, которые нужно задать их пленнику. Через некоторое время он негромко застонал. Когда они удивленно посмотрели на него, он приложил руку к груди и показал глазами на кувшин с водой, стоявший возле них. – Наверное, просит пить, – догадалась Беатрис. – Давайте дадим ему глоток воды. Герцог налил воды в чашу и подал ее мавру. Тот выпил и попросил еще. Герцог отвернулся, чтобы взять кувшин. Далее мавр не терял ни секунды. Он знал, что его имя будет вписано золотыми буквами в историю арабского народа, поэтому не дорожил своей жизнью. Ему предстояло совершить величайший подвиг, за который Аллах не мог не подарить ему вечного посмертного блаженства, – так стоило ли колебаться, отказываться от этого бесценного дара? Два имени внушали ужас жителям осажденной Малаги: Фердинанд и Изабелла. Следовательно, нужно было избавиться от них обоих. Его рука скользнула за голенище сапога, пальцы сжали рукоять кинжала. Первой его жертвой должен был стать мужчина – после него было бы легче справиться с женщиной. Взмахнув кинжалом, он ринулся вперед. Дон Альвар схватился за затылок и рухнул на землю. Изо рта хлынула кровь. Следующего удара он не рассчитал – Беатрис с визгом кинулась в сторону, и кинжал лишь задел рукав ее платья. – На помощь! – закричала Беатрис. – Убивают! Мавр снова занес над ней руку с кинжалом. Зажатая в угол, она уже не могла увернуться – поэтому, продолжая кричать во весь голос, выставила вперед обе ладони. Окровавленное лезвие скользнуло по серебряному браслету на ее запястье и распороло кожу предплечья. В это время в шатер уже вбегали стражники, поднятые на ноги ее истошным криком. Мавр в четвертый раз бросился на женщину, которую принимал за Изабеллу, – но было уже поздно. Стражники схватили его за руки и выволокли из шатра. Беатрис крикнула им вслед: – Лекаря сюда, скорее! Дон Альвар ранен! Не обращая внимания на собственную рану, она упала на колени перед истекавшим кровью португальцем. Через несколько секунд в шатер вбежала Изабелла. – Что здесь произошло? – в ужасе уставившись на раненого, воскликнула она. – Он еще жив, – сказала Беатрис. – С Божьей помощью мы еще успеем спасти его. Это все мавр, который хотел поговорить с вами. – А я послала его в твой шатер! Что я наделала! – Слава Богу, что вы не провели его к себе. Вошел Фердинанд, на ходу вдевая руки в рукава сюртука. – Ваше Величество, покушение! – выдохнула Беатрис. – На вас и на королеву, Ваше Величество. – Ваше Величество, в лагере вам оставаться больше нельзя, – позже сказала Беатрис. – Здесь ваша жизнь подвергается опасности. – И все же мое место именно здесь, – возразила Изабелла. – Вашим подданным оно может обойтись слишком дорого. Если бы вы провели этого человека к себе в шатер, он бы убил спящего короля и вас, Ваше Величество. – Господь все равно уберег бы меня и Фердинанда. Он защищает нас – неужели ты до сих пор этого не поняла? – Ваше Величество, вы видели, в каком состоянии сейчас находится дон Альвар? – Дон Альвар – другое дело. Он португалец. – Ваше Величество, не искушайте Господа. Вернитесь в Кордову, прошу вас. – Недавно солдаты вот так же упрекали Фердинанда в том, что он подвергает свою жизнь опасности, принимая участие в баталиях и даже сражаясь с врагами – лицом к лицу, наравне с другими христианами, – вздохнула Изабелла. – Тогда он сказал им, что мы все бьемся за одно святое дело, что тут не может быть разницы между королем и его подданными. То же самое и я могу ответить на твои слова, Беатрис. Беатрис нахмурилась. – Я никогда не перестану благодарить Бога за то, что вы послали убийцу в мой шатер, а не в ваш. Изабелла взяла ее руки в свои и улыбнулась. – Инфанта, вот о ком сейчас нужно позаботиться! – сказала она. – Распорядись, пусть ее сегодня же увезут отсюда. В лагере только и было разговоров, что о чудесной случайности, спасшей короля и королеву от катастрофы. Это происшествие подняло боевой дух солдат: многие поверили, что само Божественное провидение хранит их правителей. Стало быть, думали солдаты, Господу угодна война, которую мы ведем. А если так, то мы не имеем права не победить в этой священной войне. Мавра, покушавшегося на короля и королеву, солдаты убили еще у выхода из палатки. Этого было мало. Через несколько часов его тело разрубили на куски, зарядили ими мортиры, привезенные Франциско Рамиресом, и под ликующие крики собравшегося войска произвели залп в сторону города. Горожане пребывали в смятении. Всем им грозила голодная смерть, и они не знали, как ее избежать. Некогда прекрасные сады и парки пришли в запустение. На площадях взывали к Аллаху, но в голосах слышалось отчаяние, а не надежда. Кто-то проклинал Боабдила, перешедшего на сторону христиан. Кто-то роптал на Эль Загала, рискнувшего вести войну на два фронта: против Боабдила и христиан. Кое-кто поговаривал о том, что их правителям следует подумать о мире – за который они готовы заплатить. Прочие хором кричали: “Смерть христианам! Умрем, но не сдадим города! ” Когда на городские крыши и улицы мелким кровавым дождем посыпались останки растерзанного лазутчика, все они стиснули зубы от злости. В тот же день на главную площадь привели пленного христианина. Его подвергли самым изощренным пыткам и наконец убили. Изувеченное тело погрузили на осла, а осла выпустили за городские ворота. Навьюченное этой страшной ношей животное несколько дней бродило под стенами Малаги, вне досягаемости христианских сторожевых постов. Солнце палило нещадно, но воды уже не было. Запасы пищи тоже кончились. Во всем городе оставалось не больше дюжины собак и кошек, лошади были давно съедены. Пробовали жевать виноградные листья, варить кожаные ремни, но едва ли это могло кого-то выручить. Мужчины и женщины умирали прямо на улицах – от истощения и неизвестных болезней, – и их тела много часов оставались лежать неубранными. А за городскими стенами христиане по-прежнему выжидали, не снимая осады и не начиная штурма. Наконец к Гамлету Зели пришла группа знатных горожан. – Мы больше не в силах терпеть эти муки, – сказали они. Он склонил голову. – Когда наступит время, помощь прибудет, – тихо произнес он. – Но не слишком ли поздно оно наступит, почтенный Гамлет Зели? – Я поклялся Эль Загалу ни при каких обстоятельствах не сдавать города. – Через несколько дней в Малаге не останется ни одного живого человека. Помощи нам ждать неоткуда, а у самих нас нет сил даже хоронить мертвых. Аллах отвернулся от нас, и теперь нам осталось только открыть ворота и впустить в них христиан. – Таково желание всех горожан? – спросил Гамлет Зели. – Всех, кто еще может говорить и осознавать происходящее. – Хорошо, я отведу войско за Эстепону, откуда мы, в крайнем случае, сможем переправиться на ту сторону Гибралтарского пролива. А вы заключите мир с Фердинандом. Мужчины переглянулись. – Не об этом ли мы просили несколько недель назад? – спросил один из них. – Мы понесли напрасные жертвы, но положение еще можно исправить, – сказал другой. – Вы, почтенный Али Дордук, возглавите делегацию, которая сегодня же вступит в переговоры с Фердинандом. В прошлый раз он обещал отступные за добровольную сдачу города. Скажите ему, что мы согласны принять его условия. – Немедленно собираю людей и иду в лагерь Фердинанда, – кивнул Али Дордук. – Чем раньше мы там будем, тем больше жизней нам удастся спасти. – Ступайте прочь из моих покоев, – сказал Гамлет Зели. – Ничего не желаю слышать об этом постыдном торге. Сам я скорее умру, чем встану на колени перед захватчиками. – Мы не солдаты, Гамлет Зели, – вздохнул Али Дордук. – Мы люди мирные, и нам нужен мир. Как бы то ни было, христиане не смогут уготовить нам худшей участи, чем голодная смерть, ожидающая нас в случае продолжения осады. – Плохо вы знаете Фердинанда, – усмехнулся Гамлет Зели. – Думаю, скоро вы пожалеете о своем малодушии. Фердинанду доложили о прибытии парламентеров из Малаги. – Делегацию возглавляет Али Дордук, самый богатый и уважаемый житель города, – сказали ему. – Он просит у вас аудиенции, чтобы обсудить условия сдачи. Лицо Фердинанда расплылось в широкой улыбке. – Ступайте к парламентерам, – сказал он, – и передайте им следующее: несколько недель назад я предлагал им мир, и они отказались. Тогда их положение позволяло им торговаться, но теперь ситуация изменилась. Через несколько дней я все равно буду в Малаге. Поэтому их дело – не обсуждать условия сдачи, а сидеть в городе и ждать, когда я решу их участь. Делегация вернулась в Малагу. Слова Фердинанда повергли горожан в смятение. – Горе нам, горе, – причитали в домах и на улицах. – Все ясно, от христиан нам не будет пощады. Многие предлагали держаться до конца. – Лучше смерть, чем капитуляция, – говорили они. – Опомнитесь! У нас есть опытный и храбрый военачальник, Гамлет Зели. Вот кому нужно довериться в эту ответственную минуту – ему, а не коварному Фердинанду! Почему вы не внемлете голосу разума? – Потому что наши семьи голодают, – отвечали им. – Потому что наши жены и дети умирают от голода и болезней. Разве этого мало для того, чтобы мы хотели любой ценой добиться снятия осады? К Фердинанду послали новую делегацию. На собрании горожан новые условия мира были приняты единогласно. Они сдадут город в обмен на жизнь и свободу его жителей. Если Фердинанд откажется от этого дара, шестьсот христиан, захваченных в боях и содержащихся в тюрьмах Малаги, будут повешены с той стороны городских стен и башен. После этого стариков, женщин и детей запрут в домах и подожгут вместе со всем имуществом, а мужчины с оружием в руках выйдут на врага. Погибнут все, но сокровища Малаги не достанутся Фердинанду. Услышав такой ультиматум, Фердинанд снова улыбнулся. Он понимал, что дух защитников Малаги уже сломлен. Понимал и не питал ни малейшей жалости к ним. Человек волевой и решительный, он был лишен воображения. Он был способен видеть только интересы дела, которому служил всю жизнь. Никаких уступок, ответил он. Если будет причинен вред хотя бы одному христианину, находящемуся за стенами Малаги, христиане перебьют всех мусульман, укрывшихся в городе. На этом противостояние закончилось. Городские ворота были открыты. Изабелла, наряженная во все подобающие случаю аксессуары и украшения, ехала рядом с Фердинандом, и они вступали в покоренный город. К этому времени над всеми главными зданиями Малаги уже развевались христианские знамена. Самая большая мечеть теперь именовалась собором Санта-Мария-де-ла-Энкарнасьон. Над городом плыл мерный колокольный звон. Первым делом Изабелла посетила храм, где перед новым алтарем отстояла торжественный молебен. Затем королевская чета объезжала улицы, но Изабелла не видела испуганных лиц горожан, не замечала алчно блестевших глаз Фердинанда. Она слышала лишь колокольный звон и знала только то, что ее войска одержали величайшую победу над маврами. Вот и еще один город перешел в руки христиан, думала она. Осталось взять столицу – и участь арабов в Испании будет решена. Внезапно в свите послышались крики негодования. Это выпустили из тюрьмы христиан, уже много лет содержавшихся там на положении каторжников. От долгого пребывания в темноте многие ослепли, другие закрывали глаза руками, защищая их от яркого солнца. Все они едва передвигали ноги, у каждого на шее висела цепь с кольцом на конце. Крики сменились гнетущей тишиной, и узники, звеня кандалами, упали на колени перед испанскими монархами. – Нет! Не надо! – воскликнула Изабелла. Соскочив с коня, она подошла к слепому старику в лохмотьях и положила ладонь ему на плечо. Тот повернул голову, пытаясь поцеловать ее руку. – Встань, сегодня не ты должен преклонять колена передо мной, – сказала она и подняла его на ноги. У нее дрожал голос, и слезы, блестевшие на ее щеках, поразили христиан не меньше, чем вид их измученных соотечественников. Фердинанд тоже спешился – и тоже обнимал этих несчастных, и тоже плакал. Наконец Изабелла вытерла слезы, повернулась к собравшимся и громко произнесла: – Отведите этих людей в самый лучший дом Малаги, снимите с них цепи и приготовьте для них застолье. Ни один из них не будет забыт. Клянусь, я отплачу за страдания, выпавшие им в неволе. Она вновь села на коня, и процессия проследовала дальше. Вскоре к ним привели Гамлета Зели – изможденного, закованного в кандалы, но державшегося гордо и независимо. – Вижу, ты и сам поплатился за свою глупость, – ухмыльнулся Фердинанд. – Если бы не ты, здесь никто не умирал бы от голода. – Мне было велено защищать Малагу, а не склонять голову перед христианами, – ответил Гамлет Зели. – Будь у меня хоть немного больше сторонников, я бы погиб в бою и не стоял сейчас перед вами. – Но сторонников у тебя не было, поэтому теперь вы все будете, выполнять мою волю, – сказал Фердинанд. – Завтра утром все население Малаги соберется на главной площади, и я вынесу мусульманам свой приговор. – Великий король Фердинанд, – глядя ему прямо в глаза, произнес Гамлет Зели. – Вы завоевали Малагу и все ее сокровища. Возьмите их, они ваши. – Разумеется, сокровища перевезут в Барселону, – улыбнулся Фердинанд. – Но, прошу вас, пощадите горожан. – Уж не отпустить ли на свободу? От их рук погибло немало моих воинов. – Против вас воевали солдаты, мирные жители не принимали участия в войне. – Нет, слишком дорого мне обошлось их упрямство, – сказал Фердинанд. – И я уже решил их судьбу. Люди, стоявшие на главной площади Малаги, молчали, мысленно взывая к Аллаху, умоляя его не покидать их и смягчить сердце христианского короля. Увы, Аллах не слышал их молитв. Не слышал или не желал пробудить милосердие в человеке, завоевавшем их город. Выступив перед ними, он определил их участь одним страшным словом: рабство. Рабами должны были стать все мужчины, женщины и дети Малаги. Они отказались от сделки, которую он им предложил, и за свою глупость поплатились свободой. Рабство! Это слово их оглушило, повергло в ужас и повисло в жарком летнем воздухе. Так вот какая судьба была уготована им, так гордившимся собой и своим прекрасным городом! Их закуют в цепи и разбросают по всему белому свету. Детей разлучат с родителями, жен – с мужьями. Ими будут торговать на невольничьих рынках, каждый из них познает унижения и тяготы рабского труда. Так сказал христианский король: рабство – всем жителям, всем без исключения. Главную площадь Малаги Фердинанд покидал в благодушном настроении. Наконец-то весь этот прекрасный город принадлежал ему – целиком, со всеми своими сокровищами и людьми. Затем у него появились кое-какие опасения. Мог ли он быть уверен в том, что ему передадут все ценности, за долгие годы накопленные в Малаге? Арабы – народ хитрый, думал он. Запросто припрячут что-нибудь для себя. Закопают где-нибудь драгоценные камни или золотые монеты, а потом постараются с их помощью выкупить себя из неволи. Это были тревожные мысли, и он решился поделиться ими с королевой. Изабелла подсчитывала деньги, которые должны были поступить от продажи живого товара, доставшегося им в Малаге. – Думаю, мы сможем выкупить часть наших подданных, попавших в плен к маврам, – взглянув на вошедшего Фердинанда, сказала она. На этот счет Фердинанд придерживался другого мнения. Ему казалось, что прежде всего им следует пополнить казну, а уже потом заниматься благотворительностью. Однако Изабелла была непреклонна. – Ты видел, в каких жутких условиях содержатся христиане, угодившие в рабство к неверным? – спросила она. – Так вот, я предлагаю переправить треть населения Малаги в Африку, чтобы обменять на равное число наших соотечественников, находящихся там в неволе. – А остальных – продать, – подхватил Фердинанд. – Да, еще одну треть, – кивнула Изабелла. – Вырученных денег нам хватит на продолжение войны с маврами. – А остальные? – Фердинанд, есть ведь обычай, который нам не следует нарушать! Часть рабов мы должны подарить нашим друзьям и союзникам. Не забывай, это они помогли нам одержать победу. От нас ожидают вознаграждения Папа Сикстус, королева Неаполитанская, еще несколько итальянских монархов… А брак, который мы надеемся заключить между Изабеллой и Алонсо? Полагаю, самых юных и красивых девочек мы обязаны послать португальской королеве. – Выходит, мы вправе распоряжаться только третью рабов? – опешил Фердинанд. – Не думал я, что от взятия Малаги будет так мало пользы. Впрочем, гораздо больше его сейчас волновала мысль о том, что от него утаят какую-то часть сокровищ, а он даже не будет знать о ее существовании. У жителей Малаги пробудилась надежда. – Друзья, у нас есть возможность выкупить нашу утерянную свободу! – Эти слова передавались из уст в уста. Горожане воспряли духом и были готовы любой ценой избежать страшной участи, ожидавшей каждого из них. Король Фердинанд издал декрет, согласно которому они могли откупиться от рабства – если найдут достаточную сумму денег. Какую именно? Сумма казалась умопомрачительной, таких денег ни у кого не было. И все же они не могли упустить свой последний шанс. Не было – по отдельности. А если в их общем деле примет участие каждый мужчина, каждая женщина и каждый ребенок? В ход пошло все, что представляло хоть какую-то ценность, – все, без малейшего остатка. Дороже всего на свете сейчас был их общий денежный фонд, собираемый ради их свободы. Сумма образовалась громадная, но Фердинанда она все еще не устраивала. На улицах люди перешептывались: – Посмотрите, не залежалось ли что-нибудь в тайниках. От этого зависит наша судьба, тут нельзя рисковать. Наконец в домах не осталось ничего. Горожане слишком дорожили своей свободой, чтобы не отдать за нее все нажитое ими самими и их предками. Фердинанд рассматривал собранные сокровища. – О великий христианский король! – взмолился стоявший на коленях Али Дордук. – Здесь немного меньше суммы, назначенной за нашу свободу. Мы просим дать нам возможность выплатить ее в течение одного года – если мы будем свободны, то сможем каждый день трудиться на благо христиан. Фердинанд с улыбкой принял все, что ему принесли. – Увы, – сказал он, – требуемой суммы вы не собрали, а я не принадлежу к числу людей, привыкших нарушать свое слово. Жители Малаги будут проданы в рабство. Отпустив арабов, Фердинанд громко рассмеялся. Теперь он мог быть уверен в том, что горожане не утаили от него ничего, ни малейшей толики своих богатств. Его победа стала полной и окончательной. Он завладел их сокровищами, а они так и не получили свободы. Взятие Малаги было огромным успехом христианского войска. Оставалось только одна непокоренная крепость, последний оплот мавров: сама Гранада.
|