Джунгли, часть III

" У Великого Пути нет врат,

Тысяча дорог ведет к ним.

Шагнув сквозь эти врата без врат,

Ты один будешь гулять по всей вселенной».

Умэнь

Древние учения Индии, учения адвайты, чистой не­дуальности, недвойственности, полны абсолютно здра­вого смысла. Они полны здравого смысла, потому что ночью, в джунглях, в бамбуковой хижине в деревне ко­ренных жителей тропического леса Амазонки, за сотни миль от дорог, в темноте, под потоками тропического ливня, среди учений и учителей, очень разных, но в точ­ности одинаковых, я просыпаюсь ото сна. Я лежу обна­женным в обнаженном Присутствии, и более нет ниче­го. Да и меня, лежащего обнаженным, тоже нет.

Эта иллюзия, этот сон продолжает казаться сущест­вующим, но это лишь волна на поверхности океана Единственности, сон, мерцающий в Осознанности. Ни­что не осталось таким, как прежде. Пробудившись ото сна однажды, я больше никогда не перестану знать. Не «пиковое переживание», которое приходит и уходит, и ты вечно ищешь его в жажде испытать снова. Пробужде­ние; видение другими глазами, с другой позиции, и нет пути обратно. В то же самое время, ничего не случилось. Не было никакого «пробуждения», потому что состоя­ние сна было лишь частью сновидения.

Самое смешное, что я никогда ничего такого не ис­кал. Когда я был моложе, на третьем десятке, то провел много лет в семинарии, изучая философию и теологию, двигаясь вверх по иерархической лестнице духовных са­нов вплоть до места романо-католического священни­ка. Но едва добравшись туда, моментально его покинул, потрясенный злоупотреблением властью и контроля. На какой-то период я посвятил себя исследованию других мировых религий, некоторое время вникая в дзэн и дао­сизм (но по иронии избегая всего того, что всегда каза­лось крайним проявленнием странности у йогинов и ма­хараджей, Шри-таких и Рам-сяких в Индии), прежде чем в конце концов не бросил все это занятие, стал ис­поведовать агностицизм и гедонизм и 20 лет кряду стро­ить дома.

За пару или около того лет до джунглей любопытство к собственным заново открытым туземным корням при­вело к тому, что я начал крутиться среди представителей аборигенных культур, обучаясь у шаманов. Было занят­но задавать вопросы и выслушивать предположения о том, что есть «реальность», но я мало что знал об «иска­тельстве», или «пробуждении», или «просветлении», разве что в памяти осталось смутное воспоминание о чтении Д. Т. Судзуки за двадцать лет до того. Но даже это было академической, «сравнительной религией», ниче­го общего не имеющей с тем, что я мог бы соотнести с собой или к чему мог бы почувствовать интерес. Поэто­му не было никаких осознанных ожиданий, никаких ка­тегорий или концепций, дабы опереться на них или по­добрать выражение тому, что «случилось» спонтанно, когда оно случилось. Ничего не случилось.

Позднее все той же ночью в джунглях, ближе к утру, когда я лежал в Присутствии, наступил момент прекра­щения всякого опыта. Мысли, чувства, все происходя­щие процессы — все полностью остановилось. Я не осо­знавал этого в «то время», потому что не было мыслей и не было осознания времени или чего-нибудь вообще; только при ретроспективном взгляде я понимаю, что был «период времени» вне времени, когда не было мыс­лей, опыта, ни единого объекта, ничего.

Возможно, прошли часы, возможно, одно мгнове­ние; это не имело отношения ко времени. Только в рет­роспективе это можно назвать местом или временем не­движимости или пустоты, потому как когда это проис­ходило, не было времени и не было места, не было чувств или осознания чего-то происходящего. Я не спал. Это было состояние абсолютной недвижимости и абсо­лютного чуткого осознания. Но при этом не было ниче­го, что можно было бы осознавать, не было даже ощу­щения себя, чтобы была самоосознанность. Это можно было бы назвать абсолютно пустой недвижимостью и осознанностью. Сколько это продолжалось, я не знаю.

В конечном счете в какой-то момент в этом месте без времени, без мыслей, без места, без «я» в сознании по­степенно начало подниматься ощущение наблюдения за неким чем-то. Когда оно выделилось из пустоты, вни­мание сфокусировалось и стало понятно, что то, за чем велось наблюдение, было парнем, лежащим в бамбуко­вой хижине в джунглях. Фокусировка на нем продолжа­лась, пока не появилось осознание, своего рода узнава­ние в нем того, о ком я всегда думал как о себе, «дэвиде», что лежал теперь на циновке посреди тропического леса. И внезапное понимание; «Боже мой, никого нет дома».

Это был тот момент, когда ничего не случилось. Как лопанье мыльного пузыря, сдвиг в понимании. Я не есть «Дэвид»: никогда не было никакого «дэвида»; идея «дэвида» — часть ментальной конструкции, что-то вроде сновидения, которое ничего не значит. Индивидуально­го «я», того, кто, как я полагал, обитает в этом теле, гля­дя на мир через его глаза, того, про кого я думал, что не­сколькими часами раньше он пробудился в достаточной мере, чтобы воспринять Присутствие, — его нет, не существует, никогда не существовало. Никого нет дома.

Это не было опытом «выхода из тела». Да, мне дово­дилось испытывать подобное, когда «я», моя «сущность» переживала нечто вне тела, а не внутри него, и смотрела на него извне, а не на что-то через его глаза. Здесь же было совсем другое. То, за чем шло наблюдение, было не только телом, но всем аппаратом «дэвид»: телом, умом, «я», душой, личностью. То, что наблюдает, есть Все то, что есть. Наблюдение, которое я познал как «свидетельствование», не является ни чем-то иным по отношению к телу или уму или всему существу «дэвид», ни чем-то не иным. Оно возникает не в нем, не в этом уме-теле, но и не является внешним по отношению к нему, ибо Оно объемлет его. Свидетельствование ведется не «мной», даже не «мной», лишенным тела. Оно вообще не ведет­ся кем-либо, каким-либо существом. В том-то и дело: нет никаких существ, никого нет дома. Есть только сви­детельствование.

Внезапно, мгновенно. Без усилия, из недвижимости.

Мгновение, миг полной, сильнейшей дезориента­ции, разрывности; затем шаг сквозь нее в совершенную ясность, очень схожий с пробуждением от сна.

Сон, кажущийся реальностью, длиною в мнимую жизнь.

Одно движение — и сон без усилий уходит прочь.

Мгновение дезориентации во сне, распознавание то­го, что это сон, пробуждение к Реальности.

Моментально сновидение отступает, и становится понятным, что оно никогда не было реальным, что ты никогда не был тем, кем ты себе снился. Нет никакого «до и после», нет того момента, когда я «уже» не был «дэвидом». Это есть те «врата без врат»: только видение того, что «дэвида» никогда не было. Точнее всего: теперь есть ясное понимание, что не существует «меня», «дэвида», и что «Я» есть то, что всегда было Всем, Что Есть. Всегда, повсюду совершенное Сияние Недвижимости, и не-вещь, у которой нет имени, изливающееся беспре­станно, отныне и всегда доступное постоянному прямо­му видению, не из вещи ума-тела.