Освобождение

«Тот, кто обретает истинное значение

этих слов, не вкусит смерти:

Пусть ищущий не перестает искать

до тех пор, пока не найдет.

И, когда он найдет, ему будет не по себе.

А через некоторое время он придет в изумление,

и будет царствовать над всем»

Иисус из Назарета (Евангелие от Фомы)

Чудовищно сложно описать или объяснить это ни­что, которое потому-то и называется невыразимым. По существу, нет ни видения, ни невидения, завеса ни под­нята, ни не поднята. Просто быть мистиком, йогином или шаманом, конечно, мало что значит: только еще большее количество ролей для персонажей сновидения. До тех пор пока остается тот, кто понимает, понимания не происходит. Пока есть, кому пробудиться, пробужде­ния нет. Основное послание сутр и шаманов заключает­ся в одном и том же: человек понимания — это тот, кто умер до того, как он умер, кто не оставляет следов, кто не следует ни какому пути, ибо он знает, что как лично­сти, как сущности, его нет. Но кто способен на это, ка­кое «я» готово умереть? Никакое, как сказал бы Вэй У Вэй, потому что никакое «я» не существует, смерть мо­жет только случиться. Нет никого, кто мог бы знать — есть только знание, а весь этот мир словно пребывает во сне или в галлюцинации. Только Сияние за пределом света, Любовь за пределом любви, ясное знание чистой красоты, струящейся сквозь эти прозрачные формы, — больше никого.

После джунглей к восприятию жизни добавилось чрезвычайно необычное и замечательно яркое качество. С одной стороны, все, весь опыт, можно описывать только в терминах пустоты. Это та перспектива, с кото­рой когда-то все казалось значимым, жизненно важ­ным, а теперь постигнуто как нереальное, пустое, не­важное, мнимое. Когда очевидно, что то запредельное сияние Сат-Чит-Ананды есть все, что есть, продолжа­ющее разворачиваться сновидение скользит, подобно тени. Но в то же самое время все это, возникающее во сне и пустое по сути, ощущается теперь намного глубже, чем можно было когда-либо себе вообразить, во всем ве­ликолепии совершенного творения, именно потому, что это не что иное, как Сат-Чит-Ананда, которое есть все, что есть. Все, что не имеет значения, что есть пустая ил­люзия, в то же самое время есть само запредельное сия­ние, совершенная красота. Так или иначе, равновесие не нарушается: эти два очевидно противоположных аспек­та не сводят друг друга на нет, а дополняют. Кажется, что здесь отсутствует «логика», но это так, как оно есть.

В адвайте есть традиция, которая говорит, что майя, проявление физической вселенной, закрывает собой, лежит поверх Сат-Чит-Ананды. Я не силен в этих вещах и могу только попытаться описать понимание. А Пони­мание здесь говорит за то, что не может быть никакого наложения одного на другое. Майя, проявление, физи­ческая вселенная, есть в точности Сат-Чит-Ананда, ни­чем не отличается от него, не существует сама по себе как нечто отделенное, чтобы его можно было наложить поверх чего-то еще. В том-то и вся суть! Нет майи! Един­ственная причина, по которой кажется, что у нее есть собственная реальность, и поэтому ее принято считать реальной, заключается в ошибке восприятия, которое видит кажущееся, а не Что Есть. Это то, что имел в виду Хуанбо, говоря, что «не следует проводить различия между Абсолютом и чувственным миром». Никакого различия! Есть только Одно. Никогда, ни в каком смыс­ле не существовало двух. Все восприятие базируется на различении и разделении, все восприятие двойственно­сти и все восприятие того, что известно как физическая реальность, — ментальная иллюзия. Когда учитель ука­зывает на физический мир и говорит: «Все это майя», — то, что он на самом деле говорит, звучит как что, что вы видите, — иллюзия»; все то, что есть, — Все, Что Есть, чистое Бытие, Сознание, Блаженство, Излияние. И толь­ко ваше восприятие этого как физического мира — майя, иллюзия.

Конечно, на самом деле нет никаких врат, которые открывались бы во Все, Что Есть, и ни один путь не ве­дет туда. Возможен только сдвиг в восприятии, позволя­ющий увидеть майю, нереальность как нереальность. Через данного персонажа сновидения Понимание про­изошло в контексте духовных практик туземных пле­мен, поэтому то, что известно в этом сне как «шама­низм», в данном случае сыграло роль безпутного пути к безвратным вратам, которые распахнулись и явили то, что никогда не было скрыто, никогда не было на другой стороне. Как и любая другая форма религиозной или ду­ховной практики на этой планете, шаманизм — по боль­шей степени такой же вздор, к занятию которым прибе­гают персонажи сна, дабы вычленить из всего какой-то смысл и на том успокоиться, пока сон продолжает идти своим чередом. Все те потуги и все атрибуты шаманических практик взорвались, растворились в свете Присут­ствия, Всего, Что Есть.

Да даже в самом шаманизме лишь совсем немногие действительно познали и увидели: что это только сон, и что ничего не имеет значения, и что все, что есть, есть Осознавание, и что их нет. Но с другими они продолжают притворяться, с течением времени, возможно, все реже и реже, пока совсем не перестанут, и тогда на них смотрят, как на сумасшедших. Кого это волнует? Ибо когда без тени сомнения понятно, что как личности, как индивидуума, как сущности, как «дэвида», даже как «ду­ши», меня нет, не существует, как и не существует всех остальных, то равным образом очевидно, что как Все, Что Есть, Я Есть.

Видение, произошедшее в джунглях, было и остается само-обосновывающим в том смысле, что оно тотально и не требует подтверждения. Все видимо в истинном свете. По отношению к нему все относительно, по отно­шению ко всему оно абсолютно. Тем не менее в снови­дении сновидческий персонаж продолжает функциони­ровать как таковой. И этот сновидческий персонаж, этот инструмент тело-ум, находится под постоянным воздействием Постижения.

Похоже, в большинстве случаев Постижение прихо­дит после определенного периода искательства и интел­лектуального понимания учений вечной мудрости, и в таком случае, когда оно происходит, весьма вероятно некоторое узнавание. В данном случае, однако, подго­товка в плане знакомства с элементарными понятиями была минимальной, если вообще таковая имелась. С од­ной стороны, это было глубокой и прекрасной ми­лостью и благословением. Мне приходилось наблюдать, как привлеченные для интеллектуального понимания концепции становились огромным препятствием для многих духовных искателей, так что в моем случае, ког­да Постижение случилось естественно, спонтанно и не­ожиданно, я оказался избавлен от этого.

Но с другой стороны, испытанное стало многократно интенсивнее, неподготовленное ум-тело было брошено в пучину хаоса. Поэтому записи Сюзан Сигал кажутся мне весьма горькими; все, через что ей пришлось прой­ти, вызывает глубокое сочувствие. Хотя в отличие от меня некоторое количество подготовки у нее все-таки было (занятия по программе Трансцендентальной Ме­дитации с Махариши Махеш Йоги), похоже, это, тем не менее, не снабдило ее ключом, необходимым для постижения происходящего пробуждения. И что более при­мечательно, ее не снабдили никакой ощутимой под­держкой уже после того, как это случилось, в результате чего последующие двенадцать лет ей пришлось провес­ти с психотерапевтом, занимаясь «отчаянной попыткой патологизировать пустоту собственного " я" с целью из­бавиться от нее».

В моем случае шаманический контекст сам по себе не мог предоставить адекватную концептуальную и опытную базу, с помощью которой можно было бы обос­новать, объяснить и выразить то, что случилось. Я знал, что «никого нет дома», что не существует и никогда не существовало «дэвида», что то, чем я «себя» всегда счи­тал, было фикцией. Я также знал, что Сияющее При­сутствие было Всем изливающимся. Это было совер­шенным великолепием, но в то же самое время вызвало то, что на тот момент я назвал резким «размыканием», чувством нарушения непрерывности не только с точки зрения личной истории, собственного прошлого, убеж­дений и целей, но и тотальное отсоединение от того, что, по-видимому, составляет опыт всех остальных существ на планете, насколько мне известно. В рамках на­шего социокультурного контекста возможность того, что здесь имел место своего рода психотический диссоциативный срыв и что «дэвид» впал в безумие, кажется весьма правдоподобным объяснением.

Но то, что последовало дальше, в очередной раз было чудом, незаслуженной Милостью. Как результат того необычного образа, коим произошло Постижение, в нем отсутствовали отношения между гуру и учеником в традиционном смысле слова. И тем не менее, по ходу дела возникает нечто похожее: простое пребывание, успокоение в этом Сиянии, отдавание себя этой невероят­ной Милости: просвет, открывающийся в этот Покой, который превосходит всякое понимание.

Почти все, о ком мне довелось слышать, кто, похоже, подлинно пережил то, у чего нет имени, прошли через длительный период последующего дозревания. Роберт Адаме, Тони Парсонс, Сюзан Сигал, Дуглас Хардинг и другие; даже Рамана Махарши: десять, двенадцать, двадцать лет до «освобождения». В традиции дзэн, когда монах-ученик достигает пробуждения, он продолжает оставаться учеником еще десять лет для «стабилизации». Даже Хуйнэн, Шестой Патриарх дзэн, ушел и прятался в горах пятнадцать лет после всего случившегося.

Звучит здраво. Джед МакКенна называет это «чер­товски специфическими десятью годами», и я должен с ним согласиться. Просто организму тела-ума требуется время для приспосабливания. Все, что люди полагают важным и разумным, видится ему абсолютно абсурд­ным, бессмысленным. А то, что люди даже не замеча­ют, — Совершенством, красотой, завершенностью, не требующей слов. Гораздо сильнее, чем раньше, присут­ствует склонность к тишине и одиночеству, хотя понят­но, что таких вещей не существует.

Хуйнэн говорит, что, в то время как Постижение происходит внезапно, то, что он называет «освобожде­нием», происходит постепенно. Я могу только сказать: происходящее Постижение сотрясает организм ума-те­ла столь сильно, что последнему требуется некоторое приспособление. А как иначе? Возможно, в отдельных случаях переход протекает гладко: если, к примеру, вы являетесь частью культуры и времени, где вы всю жизнь пропитываетесь базовыми элементами Учения, период приспосабливания организма тела-ума может быть весьма незначительным.

Понятно, что в моем случае все было иначе, практи­чески прямо противоположно. За целую жизнь, прожитую с ощущением ее невыносимой запутанности и бо­лезненности, в борьбе с ней и со всем, что она предлага­ла, в обусловленном существовании успели сложиться совершенно иные паттерны, привычки и способы мыш­ления. В базовом арсенале не было опорных идей Уче­ния, к чьей помощи можно было бы прибегнуть. И не было никакого сообщества или каких-то других ресур­сов, которые могли бы оказать поддержку сразу после произошедшего.

В буддизме есть традиция, называемая пратъека-бодхи, «реализация одиночки». Она относится к Пробужде­нию, случившемуся вне обычной передачи учения от учителя к ученику, без привычного фонового образова­ния, подготовки или поддержки. В таком случае путь к освобождению может оказаться еще более «чертовски специфическим». Возможно, Рамеш думал о чем-то по­хожем, когда сказал мне:

«Пробуждение бывает разным, да. Опыт, который был у тебя, как ты его называешь, — " никого нет дома"; действительно, нет никакого дэвида. И это правда, ког­да нет отождествления. И потому, что именно это про­изошло с тобой, проживание этой жизни представляет для тебя большую проблему… поэтому твой случай уни­кален».

Замечание Иисуса, на которое я наткнулся в начале Евангелия от Фомы, стало первым высказыванием учите­ля, которое я обнаружил, где говорится, что после «на­хождения» пробуждения возможно сильнейшее потрясе­ние, сильнейшие нарушения. В зависимости от состоя­ния тела-ума это не обязательно, но в данном случае это было так. Этот период потрясения сам по себе является «освобождением», переустройством паттернов и обус­ловленного существования тела-ума в свете новой обус­ловленности, сложившейся благодаря Постижению. И в основе всего этого лежит постоянное, полное изумления осознавание Всего, которое никогда не умрет.

Но все это имеет отношение к тому, как организм тела-ума реагирует и приспосабливается к различным вариантам, которыми происходит Понимание. Всегда было предельно понятно, что Понимание само по себе совершенно, предельно просто и тотально. Те, кто на­стаивает на том, что пробуждение происходит посте­пенно, или имеет несколько ступеней и степеней, и что даже возможен некий процесс углубления в него, мне кажется, не понимают самой важной и неотъемлемой части самого Понимания. Это не часть времени и прост­ранства, и не может занимать время или пространство. Это не опыт, не процесс. Это пронзание времени и про­странства навылет глубоким интуитивным понимани­ем, что все это время, пространство, все вещи и все сущ­ности, включая ту, в которой происходит инсайт, — все­го этого нет. Как это может произойти как-то иначе, нежели внезапно, мгновенно? Это не может быть час­тичным; либо оно есть, либо нет.

И все это лишь видимость. Понятно, что здесь ниче­го нет: слова, идеи, мысли — все бессмысленно. «Сказка, рассказанная идиотом, которая полна скандалов и ярос­ти и которая ничего не значит». Что Есть, есть немысли­мое великолепие, бесконечная любовь, великая тишина, и это действительно все. И опять-таки, это невозможно передать словами, это несказанно, невыразимо.