Последнее прибежище русского Бисмарка

Аграрная реформа Столыпина попала под огонь уничтожающей критики сразу с двух крайних флангов. Знаменитая максима премьера, что ставку надлежит делать «не на убогих и пьяных, а на крепких и сильных», вызвала негодование и левых и правых. Социалисты, опасаясь, что успех реформы выбьет почву из-под революционной агитации в деревне, обвиняли Столыпина в том, что он отдал деревню на поток и разграбление «мироедам». Крайне правые готовы были терпеть Столыпина, когда требовалось давить революцию, но едва опасность миновала, стали смотреть на него как на злейшего врага — и не случайно: реформа ставила целью создание новой социальной опоры власти взамен дворянства. Совет объединенного дворянства клеймил Столыпина за то, что его правительство «бросило всякую заботу о хозяйстве культурном и даже способствует его упразднению, поощряя всякое начинание в области перехода всей земельной площади к первобытному земледелию».

Цитаделью правых сделалась верхняя палата российского парламента — Государственный совет, половина членов которого после реформы 1906 г. назначалась царем, а другая половина избиралась «корпорациями» — от земств, дворянских собраний, православной церкви, биржевых комитетов, Академии наук и университетов.

По существу Столыпину не удалось провести ни одного закона, обещанного в реформаторской правительственной декларации 24 августа 1906 г. Тогда предполагалось перестроить местное самоуправление, сообщив зажиточным крестьянам больший в нем вес. Тесно были связаны с крестьянской реформой и вероисповедные законы, долженствовавшие развить положения указа о веротерпимости от 17 апреля 1905 г. и облегчить положение старообрядцев, составлявших значительную часть среди крестьян северных губерний и Сибири, а также насильственно обращенных в православие униатов юго-западных губерний. Проект реформы местного самоуправления предусматривал ликвидацию особого крестьянского сословного самоуправления и создание бессословных земских учреждений на уровне волости, уезда и губернии. Вместо крестьянского сословного волостного суда предполагалось учредить выборных мировых судей, действующих уже на основе общегражданского, а не обычного крестьянского права. Центр тяжести местной правительственной администрации предполагалось перенести из губернии в уезды, поставив во главе уезда назначаемого сверху «уездного начальника» (эта мера встретила особое противодействие дворянства, поскольку со времен Екатерины II все коллегиальные учреждения уезда состояли под председательством предводителя дворянства), земских начальников должны были сменить участковые начальники, не обязательно из дворян. Введение всеобщего начального образования должно было обеспечить образовательным цензом массы крестьян, получавших более широкое представительство в земских учреждениях. Практически все объявленные Столыпиным либеральные реформы были выхолощены или заблокированы Государственным советом, но для их продвижения премьер ни разу не воспользовался 87 статьей.

Постепенно в его деятельности начали разочаровываться и октябристы. 22 февраля 1910 г. Гучков выдвинул Столыпину ультиматум. Начав с того, что октябристы и в Думе и в стране «чувствуют себя несколько изолированными», Гучков твердо завил, что «прискорбная необходимость» столыпинской системы «успокоения» прошла и «при наступивших современных условиях» уже нет «прежних препятствий, которые оправдывали бы замедление в осуществлении гражданских свобод». У октябристов были основания беспокоиться за свою будущность: на дополнительных выборах в трех главных торгово-промышленных городах — Москве, Петербурге и Киеве, в первой городской курии, считавшейся вотчиной октябристов, победили везде кадеты. Октябристы, не рискуя лишиться доверия своих избирателей, могли смещаться вслед за Столыпиным вправо только до определенной степени.

Столыпину для продолжения его конституционного эксперимента необходимо было заручиться другой силой, и он, двигаясь вправо, обратился к националистам. По его инициативе думская фракция «умеренно-правых» учредила одноименную партию во главе с Н. П. Балашовым, слившуюся в январе 1910 г. с Всероссийским национальным союзом, программа которого объявляла, что «Союз имеет целью содействовать: а) господству русской народности, б) укреплению сознания русского народного единства, в) устройству бытовой самопомощи и развитию национальной культуры, г) упрочению русской государственности на началах самодержавной власти царя в единении с законодательным народным представительством». Амбиции у новой партии националистов были глобальные. Балашов уверял журналистов, что в ближайшем будущем «России предстоит первенствующая роль в решении судеб человечества», когда «русский национализм разовьется и расцветет», а Запад вступит в «эпоху социалистических опытов».

Союз с Балашовым и компанией означал отступление Столыпина от первоначально взятого им курса, отказ от проведения либеральных реформ, отлагаемых в неопределенное будущее, и сосредоточение правительства на решении «национальных задач». В интервью корреспонденту «Нового времени» премьер заявил, что будущую Думу четвертого созыва он хотел бы видеть «с крепким устойчивым центром, имеющим национальный оттенок».

«Национальные задачи» никогда не были Столыпину чужды, разговоры о «великой России», «истинно русском» правительстве не были для него риторической фигурой. Но прежде либеральные реформы и, в частности, уравнение всех российских подданных в гражданских правах, были для него первоочередными задачами. В 1906 г. Совет министров по почину Столыпина принял постановление о частичной отмене ограничений гражданских прав евреев, причем чтобы не вводить государя в искушение, министры согласились «не устраивать разногласия» и подать в качестве единодушного мнения Совета одно только мнение большинства (если журнал Совета подавался с «разногласием», государь мог утвердить в качестве закона любое из высказанных мнений). 10 декабря 1906 г. царь вовсе отказался утвердить журнал Совета министров, объяснив свое решение велениями «Внутреннего голоса», противопоставить которому, разумеется, было нечего. Тогда Столыпин был огорчен провалом акции, теперь борьба за «русское господство» в империи становилась стержнем его собственной политики.

Из мероприятий нового курса наибольший шум вызвал «поход на Финляндию». С началом в 1905 г. всероссийской «смуты» правительству С. Ю. Витте пришлось принимать в пожарном порядке экстренные меры для «умиротворения» Финляндии, сделавшейся в результате русификаторской политики предшествующего десятилетия «пороховой бочкой» под самым боком имперской столицы. В ноябре 1905 г. автономия Финляндии была восстановлена в полном объеме, более того, финляндский Сейм получил полномочия на разработку нового основного закона. С его утверждением в начале 1906 г. Финляндия оказалась наделенной самой демократической в Европе конституцией: однопалатный законодательный Сейм избирался всеми гражданами старше 24 лет (включая женщин).

Своими мерами правительство Витте преобразовало финляндскую «пороховую бочку» в настоящую «черную дыру», вызывающую у властей постоянную головную боль. Собственно финляндцы утихли, но зато территория Великого княжества сделалась практически недоступна для действий российских властей. В Финляндии находили убежище исполнители российских террористических актов и «эксов» — «экспроприации», или попросту говоря, грабежей, совершаемых под политическими знаменами. Через Финляндию шел в Россию поток оружия и не безупречно «чистых» денег, подпитывающих революционные организации. В Финляндии находят себе убежище лица, преследуемые как по политическим мотивам, так и просто уголовные, разыскиваемые российским правосудием. И все потому, как констатировал сам Витте, что «финляндская администрация считала, что все это до них не относится, а русская администрация была стеснена и весьма ограничена в своих действиях в Финляндии».

Столыпин уже в 1907 г. обещал Николаю II «в случае нарушения финляндцами закона и неподчинения законным требованиям действовать силою „manu militariu“^[12]». В октябре было образовано особое совещание по делам Великого княжества Финляндского, куда вошли, в частности, многие сотрудники убитого финляндцами генерал-губернатора Бобрикова, доведшего Финляндию до взрыва своими «обрусительными» мерами в 1898–1904 гг. Разработанный совещанием проект закона о соотношении общеимперского и финляндского законодательств сводил Сейм на уровень губернского земского собрания. Законопроект был внесен в Думу 14 марта 1910 г. и вызвал многочисленные протесты ученых-юристов. Причем не только российских. Из Франции пришел протест, подписанный четырьмя сотнями депутатов Национального собрания. Финляндский Сейм признал проект противоречащим основным законам Великого княжества.

Октябристы и правые готовы были поддержать столыпинский курс в Финляндии. Решительно против проекта выступила в Думе лишь крошечная группа левых кадетов, глашатаем которой сделался П. Н. Милюков. За принятием этих законов, утверждал Милюков, «последует ненависть, злоба, отчаяние, за борьбой последует необходимость репрессий… Правительство провоцирует страну на поступки, которые оправдают жестокие меры управления, а иначе оно управлять не умеет».

Столыпин лично защищал проект в Думе. Признав юридическую спорность вопроса, премьер решительно отмел правовые аргументы: «Масса материалов, документов, актов, касающихся отношений Финляндии к России, дает возможность защищать всякую теорию: достаточно для этого повыдергать из архивных груд нужные для этого материалы». Премьер упирал на политическую целесообразность и обращался к патриотическим чувствам депутатов, утверждая, что отклонение проекта будет сочтено в Финляндии и на окраинах вообще признаком русской слабости. «Разрушьте, господа, — призывал он думцев, — этот опасный призрак, нечто худшее, чем вражда и ненависть, — презрение к нашей родине». Думская оппозиция из протеста покинула зал заседаний, оставшееся националистическое большинство высказалось за ускоренный порядок обсуждения и приняло проект в жесткой правительственной версии, отказавшись внести в него даже скромные смягчающие поправки, предложенные октябристами.

Успешно миновав Государственный совет, проект стал законом 17 июня 1910 г., в соответствии с которым финляндский Сейм становился совещательным учреждением в вопросах не только «общеимперского», но и внутреннего законодательства. Закон имел «рамочный» характер, и до издания новых законов оставались в силе старые финляндские порядки, но антирусские настроения в Финляндии значительно усилились, финны были уверены, что российская власть вторично отобрала их законные права, но на этот раз уже с согласия народных представителей.

Национальная политика привела к окончательному краху как самого Столыпина, так и его «конституционного эксперимента». Наиболее отчетливо этот механизм виден на примере закона о «западном земстве».

Переход Столыпина к «национальной» политике ознаменовался в мае 1909 г. внесением в Думу правительственного законопроекта об изменении порядка выборов членов Государственного совета от западных губерний, где не было земских учреждений и выборы представителя губернии производились губернскими съездами землевладельцев.

Поскольку земельный ценз для участия в выборах был высок, а крупными землевладельцами в западных губерниях (Виленской, Гродненской, Ковенской, Могилевской, Минской, Витебской, Киевской, Подольской и Волынской) были почти исключительно поляки, все девять избираемых членов Совета оказывались поляками. Группа членов Государственного совета по инициативе одного из главных идеологов русского национализма, многолетнего редактора газеты «Киевлянин» Д. И. Пихно, внесла законопроект об изменении порядка выборов, при котором для всех девяти губерний образовывались два избирательных съезда выборщиков, русский и польский, причем русский избирал шестерых членов Государственного совета, а польский — трех. Предложение Пихно было встречено в Совете прохладно. С точки зрения старого «имперского» принципа против проекта возражал обер-прокурор Синода князь А. Д. Оболенский: «Основное начало нашей государственности заключается в том, что в Российской монархии есть Русский царь, перед которым все народы и все племена равны». Однако Столыпин, ко всеобщему удивлению, высказался о проекте сочувственно и немедленно внес его в Думу.

Дума не успевала рассмотреть проект ранее осени, а выборы предстояли уже летом. Министерство внутренних дел одновременно с внесением проекта нового порядка выборов предложило отсрочить их на год. Октябристы предложили другой ход: произвести выборы по старому закону, но только на год, а за это время ввести в западных губерниях земские учреждения. Столыпину идея чрезвычайно понравилась, разом убивались два зайца — защита русских интересов от «польского засилья» приобретала вид либеральной реформы.

Весной 1910 г. в Думе началось обсуждение правительственного законопроекта о введении земских учреждений в западных губерниях. Причем только в шести из девяти, поскольку в губерниях Виленской, Гродненской и Ковенской русское землевладение было настолько слабым, что обеспечить преимущественное положение в земстве русским землевладельцам было невозможно никакими законодательными ухищрениями.

В земское положение 1890 г. для западных губерний были внесены фундаментальные изменения. Вместо сословных курий вводились курии национальные (формально конфессиональные — одна для православных, вторая — для прочих, поскольку законодательно определить критерии «русскости» было невозможно). Каждая из курий выбирала фиксированное число гласных, причем «русская» — всегда значительно больше «польской». Число это определялось соотношением численности населения данной «нации» в рамках губернии и принадлежащей этому населению собственности в уезде. Подсчет велся следующим образом: если в некоторой губернии польское население составляло 2 % и владело в данном уезде 38 % недвижимости, эти проценты складывались и делились пополам, то есть в этом уезде поляки избирали 20 % гласных. Особо было оговорено в проекте, что русские должны иметь большинство в управах и в составе земских служащих.

В Думе проект подвергся критике слева за нарушение равенства национальностей. Столыпин, лично выступавший в защиту проекта, публично отрекся от проповедуемого тогда либералами принципа свободного соревнования наций и культур. «Мы стремимся, — говорил он 7 мая 1910 г., — оградить права русского экономически и культурно слабого большинства от польского экономически и культурно сильного меньшинства… Достойна ли русского правительства роль постороннего наблюдателя, стоящего на историческом ипподроме или в качестве беспристрастного судьи у призового столба и регистрирующего успехи той или иной народности? Цель проекта — запечатлеть открыто и нелицемерно, что Западный край есть и будет край русский, навсегда, навеки!»

Проект был принят Думой с небольшими октябристскими поправками, было уменьшено число обязательных гласных от духовенства и исключено требование, чтобы председатели управ были исключительно русскими.

Государственный совет приступил к обсуждению законопроекта в феврале 1911 г. Небольшая группа «прогрессистов» и часть «центра» немедленно выступили против национальных курий, знаменующих, как выразился профессор М. М. Ковалевский, «отказ от общегосударственной идеи в интересах признания требований национальностей». Столыпин рассчитывал на поддержку мощной «правой» группировки.

Но и среди правых обнаружились решительные противники проекта, поскольку понижение земельного ценза, и тем самым умаление веса польского дворянства в пользу русской «полуиителлигенции», могло служить нежелательным прецедентом, подталкивающим к демократизации земского положения 1890 г. для внутренних губерний. В защиту проекта высказалась только «партия шуровьев», группировавшаяся вокруг А. Б. Нейдгардта (брата жены Столыпина).

Столыпин решился прибегнуть к последнему методу давления на Совет. Николай II по его просьбе передал фракции правых через председателя госсовета М. Г. Акимова пожелание, чтобы правые поддержали правительственный проект. Правые возмутились и на заседании фракции составили письмо государю, в котором излагались причины неприятия правительственного проекта. Письмо передал В. Ф. Трепов, вследствие личной близости к царю получивший право испрашивать у государя аудиенцию. Трепов добился от царя разрешения фракции «голосовать по совести». Мотивы царского решения были в значительной степени внеполитическими. Николая II давно уже раздражал самоуверенный Столыпин, нужда в котором вовсе не казалась такой острой, и он рад был случаю щелкнуть зазнавшегося премьера по носу.

4 марта 1911 г. Государственный совет значительным большинством отверг статью о национальных куриях. 5 марта Столыпин явился в Царское Село с прошением об отставке. Царь идею отставки отверг, дабы не создавать «парламентского» прецедента. «Во что же обратится правительство, зависящее от меня, — заметил царь, — если из-за конфликта с Советом, а завтра с Думой будут сменяться министры». Тогда Столыпин выставил ультиматум. Он потребовал распустить обе палаты на три дня и принять закон по 87 статье, а кроме того, удалить из Государственного совета лидеров правых П. Н. Дурново и В. Ф. Трепова.

Николай II четыре дня обдумывал ответ и под давлением вдовствующей императрицы Марии Федоровны и некоторых великих князей, продолжавших верить в необходимость Столыпина, согласился на условия ультиматума. 10 марта он подписал указ о перерыве сессии законодательных палат с 12 по 14 марта и повелел Дурново и Трепову покинуть столицу и до конца года не посещать заседаний Госсовета. 14 марта закон о западном земстве был издан, хотя и в думской редакции, но в порядке чрезвычайного законодательства.

История с «западным земством» знаменовала крах «конституционного эксперимента». Гучков в знак протеста против такого откровенного насилия над законом сложил с себя полномочия председателя Государственной думы. Дума внесла запрос о закономерности действий правительства. Отвечая на запрос в Думе, Столыпин 27 апреля настаивал, что «14 марта случилось нечто, не нарушившее, а укрепившее права молодого русского представительства». Столыпин рассчитывал, что обуздание Государственного совета вызовет сочувствие в Думе, но большинство Думы решительно восстало против «нажима на закон». Думское постановление, осуждавшее действия премьера было принято небывалым большинством в 202 голоса.

Премьер оказался в тупике. Ближайший соратник П. Н. Балашов советовал ему распустить Думу и принять еще раз новый избирательный закон. Но такой диктаторский ход был возможен лишь при полной поддержке государя, а ее Столыпин лишился окончательно и бесповоротно.

Поклонники «русского Бисмарка» и по сей день уверены, что кабы не пуля террориста, Столыпин привел бы Россию к могуществу и процветанию. Петр Струве, в эмиграции ставший сильно идеализировать Столыпина, даже высказывал предположение, что доживи Столыпин до Мировой войны, он «может быть… предупредил бы войну, как он это сделал раньше, во время боснийского конфликта».

Но Столыпин сделался «политическим трупом» задолго до выстрела Дмитрия Богрова в Киевском оперном театре. Вскоре после «парламентского кризиса», вызванного законом о западном земстве, царь отправил в Нижний Новгород Распутина. Целью поездки были «смотрины» тамошнего губернатора Хвостова на должность председателя Совета министров.

Для успеха затеянных реформ Столыпин требовал «20 лет покоя внутреннего и внешнего». Но сам же, действуя насильственно-бюрократическими приемами, разрушил возможность «внутреннего покоя». Насильственная земельная реформа подготовила почву для гражданской войны в деревне. Произвольная национальная политика убедила национальные окраины, что при столыпинском конституционном режиме «политическая свобода господствующей народности может совмещаться с полным отрицанием прав народностей недержавных», и в конечном итоге привела к взрывному росту националистических центробежных сил, разорвавших в 1917 г. империю.

Катастрофы можно было бы избежать, если бы в 1907 г. честолюбивый и энергичный российский премьер-министр не решился облагодетельствовать страну реформами вопреки ясно выраженной воле большинства страны.

Подробнее на эту тему:

Pallot, J. Land Reform in Russia, 1906–1917: Peasant Responses to Stolypin's Project, of Rural Transformation. Oxford, 1999.

Аврех А.Я. П. А. Столыпин и судьбы реформ в России. М.: Политиздат, 1991.

Корелин А. П. Петр Аркадьевич Столыпин // Российские реформаторы XIX — начала XX в. М., 1995.

Леонтович В. В. История либерализма в России: 1762–1914. М., 1995.

Степанов С. А. Загадки убийства Столыпина. М., 1995.

Хоскинг, Дж. Россия: народи империя (1552–1917). Смоленск, 2001.

Шацилло К.Ф, «Нам нужна великая Россия». М., 1991.

Экономическая история России XIX–XX вв.: Современный взгляд. М., 2000.