Война и революции

3 августа 1917 г. в Москве на заседании съезда Всероссийского союза торговли и промышленности, объединявшего виднейших представителей большого бизнеса России, его председатель, банкир и меценат П. П. Рябушинский, резко критиковал «нерешительную политику» Временного правительства и вождей демократии, в которых видел виновников хозяйственной разрухи. Вывод же звучал вполне по-марксистски: «…Настоящая революция была революцией буржуазной… Те лица, которые управляют государством, должны буржуазно мыслить и буржуазно действовать». Министры-«капиталисты» и социалисты во главе с «главноуговаривающим» революции Александром Керенским таковыми уже не воспринимались. Нужна была иная фигура для действия — установления твердой власти и наведения порядка. Генерал-диктатор.

Полководец на белом коне не раз эффектно завершал эпоху революционного кавардака, как дядя и племянник Бонапарты в образцово-буржуазной Франции или генералы и полковники в менее образцовой, но более веселой Латинской Америке с ее красочными «пронунсиамьенто». В России 1917 г. роль «завершителя» революции предназначалась только что назначенному главнокомандующему — Лавру Корнилову.

Л. Г. Корнилов родился в 1870 г. в Семипалатинской области в семье чиновника. В 1898 г. окончил Академию генерального штаба, затем служил в Туркестанском военном округе, участвовал в русско-японской войне, был военным агентом в Китае, после чего находился на разных командных должностях на Дальнем Востоке, где дослужился до звания генерал-майора. С началом первой мировой войны командовал на фронте дивизией, попал в плен; после бегства из австрийского лагеря в 1916 г. стал национальным героем, получил под командование корпус и чин генерал-лейтенанта. После Февральской революции Корнилов некоторое время командовал Петроградским военным округом и во время апрельской демонстрации пытался расстрелять рабочих и солдат артиллерийским огнем. Был переведен на должность командующего 8-й армией, отличился во время наступления в июне 1917 г., а после его провала приказал расстреливать бегущих солдат. 30 июня Керенский произвел Корнилова в генералы от инфантерии, 8 июля назначил командующим Юго-Западным фронтом, а 18 июля — главнокомандующим.

Новый главнокомандующий и его Ставка к началу августа подготовили доклад правительству, в котором требовали немедленно ввести смертную казнь в тылу, распустить солдатские комитеты, а их членов, допустивших «противозаконные» действия, предать суду, ограничить функции фронтовых комиссаров, провести в запасных полках аресты «зачинщиков» беспорядков, расформировать все большевизированные части, а солдат передать в «исправительные» лагеря.

Временное правительство постановило «принципиально признать возможность применения тех или иных мер в тылу, до смертной казни включительно, но проводить их в жизнь лишь по обсуждении в законодательном порядке отдельно каждой данной конкретной меры».

Сам же Корнилов уже перебрасывал со «своего» Юго-Западного фронта 3-й конный корпус, который должен был развернуться в отдельную «Петроградскую армию» и взять под контроль столицу.

Готовился и «второй эшелон» наступления, для которого подтягивались еще 7 пехотных и 3 кавалерийские дивизии. В самом Петрограде заранее откомандированные офицеры должны были спровоцировать беспорядки со стороны солдат и занять важные пункты, арестовать некоторых членов коалиционного правительства, а главное — депутатов Советов. Донскому атаману Каледину и его казакам предстояло захватить железную дорогу Ростов — Москва и сковать силы Московского гарнизона.

Интрига состояла в том, что об этих передвижениях Временное правительство знало и их одобряло. Между Керенским и Корниловым велись переговоры (посредниками служили управляющий военным министерством бывший эсер-террорист Б. В. Савинков и отставной обер-прокурор Синода князь В. Н. Львов) и было достигнуто соглашение о введении надежных войск в столицу и установлении военного положения для противодействия Советам. Правительство издало указ об отсрочке созыва Учредительного собрания с сентября до ноября 1917 г. Савинков 23 августа лично вручил Корнилову подготовленные по распоряжению Керенского законопроекты о введении смертной казни и военно-полевых судов в тылу.

Но далее события приняли неожиданный оборот. Ни сами главные участники этой драмы, ни посредники (по глупости или ведя двойную игру) не сочли нужным договориться о способах разделения полномочий: Корнилов потребовал передать ему верховную власть и соглашался оставить Керенского министром юстиции. В результате 27 августа 1917 года, когда конный корпус двинулся на Петроград, министр-председатель Временного правительства объявил верховного главнокомандующего российской армии мятежником. Корнилов обратился к нации по радио:

«Вынужденный выступить открыто, я, генерал Корнилов, заявляю, что Временное правительство под давлением большевистских Советов действует в полном согласии с планами германского Генерального штаба, и одновременно с предстоящей высадкой вражеских сил на Рижском побережье убивает армию и потрясает страну внутри. Тяжелое сознание неминуемой гибели страны повелевает мне в эти грозные минуты призвать всех русских людей к спасению умирающей Родины. Все, у кого бьется в груди русское сердце, все, кто верит в Бога, храмы, — молите Господа Бога о явлении величайшего чуда, чуда спасения родимой земли. Я, генерал Корнилов, сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что лично мне ничего не надо кроме сохранения великой России, клянусь довести народ путем победы над врагом до Учредительного собрания, на котором он сам решит свои судьбы и выберет уклад своей новой государственной жизни. 27 августа 1917 г. Ставка».

(цит. по: Керенский А. Ф. Россия на историческом повороте: Мемуары. М, 1993. С. 251).

Керенский в ответ обвинил генерала в вероломстве и развязывании братоубийственной войны. Его посещали делегации «военных и гражданских лиц, предлагая отправиться к генералу Корнилову, с тем чтобы раз и навсегда покончить с „недоразумением“», свое посредничество предлагали послы союзных России держав. Но Керенский не желал посредничества «между правительством и мятежным генералом».

Хорошо знавший Корнилова бывший начальник штаба русской армии М. В. Алексеев сказал, что у него «львиное сердце, а голова овечья». Бравый генерал плохо разбирался в политике — не видел различия между умеренным социалистическим руководством Петроградского Совета, который твердо поддерживал оборонительные усилия России, и выступавшими против войны большевиками. Своему начальнику штаба, генералу Лукомскому, Корнилов пояснил, что пришла пора «немецких ставленников и шпионов во главе с Лениным повесить, а Совет рабочих и солдатских депутатов разогнать, да разогнать так, чтобы он нигде и не собрался». Правда, в окружении Корнилова предполагали не только вешать и расстреливать, но и создать коалиционное правительство, в состав которого должны были войти видные промышленники А. И. Путилов и С. П. Третьяков, кадет А. В. Карташев, бывшие деятели царского режима Н. Н. Покровский, граф П. Н. Игнатьев, первый председатель Временного правительства князь Г. Е. Львов и даже Г. В. Плеханов. Но на практике никаких мер к установлению новой власти мятежники принять не успели.

И в чисто военном плане операция была плохо подготовлена. Три дивизии двигались на Петроград по разным дорогам, без ясно определенной задачи и связи друг с другом, как будто их командующий не ожидал противодействия правительственных войск. Да и как представлял себе Корнилов действия кавалерии в миллионном городе со значительным гарнизоном — при том что наводить порядок предстояло добровольцам «кавказской национальности» из «дикой дивизии»?

Но до боев дело не дошло. Солдат и казаков остановили разобравшие пути железнодорожники, а многочисленные агитаторы распропагандировали несостоявшихся карателей всего за один день 29 августа. Командующий корпусом генерал Крымов вынужден был отправиться с повинной к Керенскому и после разговора с ним застрелился, а Корнилов вместе с поддержавшими его генералами угодил под арест, где просидел вплоть до самой победы большевиков, после чего отправился на юг и стал основателем белого движения. Разгром «корниловщины» только упрочил власть Советов и роль большевиков в них, а авторитет Керенского уронил — и тем самым ослабил либерально-демократические элементы в обществе. Умеренно-правые и умеренные социалисты не смогли сговориться. В результате революционный маятник качнулся далеко за пределы амплитуды, при которой можно было рассчитывать на сочувствие большинства населения России. Малочисленные, но энергичные радикалы получили возможность расправиться со своими политическими конкурентами и под лозунгами социалистического эксперимента выстроить общество, которому до сих пор не придумано точного названия.