Политическая поддержка национал-социализма 2 страница

15 июля 1933 г. Гитлером был издан указ, в соответствии с которым при имперском правительстве создавался специальный совещательный орган «Генеральный совет экономики». В состав совета были включены: Герберт Бекке, представитель сельского хозяйства (Берлин), д-р Карл Бош, «И. Г. Фарбениндустри» (Гайдельберг), Ойген Борингер, директор «Максимиллианхютте» (Розенберг-Пфальц), Аугуст Дим, генеральный директор немец­кого калийного синдиката (Берлин), банкир Аугуст фон Финк (Мюнхен), Отто Христиан Фишер, президент Центрального объе­динения немецких банковских предприятий (Берлин), Альберт Хашельсбергер, фабрикант (Эфлинген-Баден), правящий бурго­мистр Крогман (Гамбург), Крупп фон Болен унд Хальбах (Эссен), руководитель нацистского Немецкого трудового фронта Роберт Лей (Берлин), Карл Люэр, президент торговой палаты (Франкфурт-на-Майне), Фридрих Рейнхард, директор банка (Берлин), Герман Рейшле, руководитель сельскохозяйственных торговых и промыс­ловых кооперативов, барон фон Шредер, банкир и президент торговой палаты (Кёльн), Карл Ф. фон Сименс (Берлин), Фриц

⁷³ Lochner L. Op. cit. S. 191-192.

⁷⁴ Ibid. S. 193 ff.

⁷⁵ Schultess Etiropaisher Gesehichts-Kaleuder. Miinchen 1933. S. 89

⁷⁶ Frankfurter Zeitung. 1933. 6. Mai.

Тиссен (Мюльгельм-на-Рейне), Альберт Феглер, «Ферайнигте штальверке» (Дортмунд) ⁷⁷.

Впоследствии совет не играл той роли, которая первоначально ему отводилась. Однако в 1933 г., когда был издан этот указ, пред­полагалось, что совету будет принадлежать решающее слово в определении экономической политики Германии. В соответствии с этим составу совета было уделено первостепенное внимание, в него вошли представители тех же монополий, которые финанси­ровали Гитлера и привели его к власти.

Сопоставляя приведенные выше документы, нетрудно убе­диться, что в данном случае речь идет о разделении ролей между НСДАП и Имперским союзом немецкой промышленности, основан­ном на компромиссе. Учитывая сложную политическую ситуацию, когда выведенные нацистами на улицы толпы требовали реализа­ции их обещаний, промышленники сочли за благо не возражать против передачи Гитлеру и его партии полной свободы полити­ческих решений. Чтобы не подрывать авторитета НСДАП, они даже согласились на проведение в предпринимательских союзах такой же реорганизации, какая осуществлялась повсюду. В свою очередь Гитлер взял на себя обязательство положить конец «экс­цессам» в отношении промышленных магнатов и предоставить им свободу рук в экономических вопросах.

На основе этого компромисса и была осуществлена реоргани­зация Имперского союза. Прежде всего он был очищен от неугод­ных нацистам элементов— «неарийцев», а также лиц, имевших в прошлом какие-либо столкновения с НСДАП. Чистка ударила главным образом по мелкой сошке. Однако в ряде случаев были затронуты и представители предпринимательской верхушки. Так, по требованию уполномоченных НСДАП из президиума Импер­ского союза был выведен как «неприемлемый для партии» управ­ляющий его делами тайный советник Людвиг Кастль. Характерно, что Крупп, а за ним все остальные члены президиума, несмотря на дружеские отношения с Кастлем, без колебаний санкциониро­вали этот шаг. Под тем же предлогом был снят со своего поста управляющий делами Северо-Западной группы владельцев железо­делательных и сталелитейных предприятий Макс Шленкер. Впос­ледствии, в 1948 г. в заявлении, зачитанном перед военным трибу­налом во французской зоне оккупации Германии, Шленкер пока­зал: «В результате доверительных бесед выяснилось, что руково­дящие деятели промышленности не имели мужества или же не считали целесообразным противиться воле партии»

Не вызвало никаких протестов и изгнание со всех постов по «расовым причинам» одного из крупнейших магнатов буро-угольной промышленности Пауля Зильверберга. Немецкие про­мышленники явно придерживались точки зрения, цинично выска-

⁷⁷ Цит. по: Sternberg F. Der Faschismus an der Macht. Amsterdam, 1935. S. 107—108.

⁷⁸ Lochner L. Op. cit. S. 245.

занной впоследствии Круппом фон Воленом: «Когда покупают хорошую лошадь, не обращают внимания на парочку недостат­ков» ⁷⁹.

Вскоре после чистки приказом министра хозяйства Имперский союз был преобразован в Имперское сословие немецкой промыш­ленности. В июне 1933 г. к нему была присоединена другая крупная предпринимательская организация — Объединение не­мецких предпринимательских союзов. Руководителем Имперского сословия был вновь назначен Крупп.

Но на этом реорганизация не закончилась. В феврале 1934 г. правительством был принят Закон о подготовке к органическому преобразованию немецкой экономики, значительно расширявший права министра хозяйства. В частности, закон предоставлял мини­стру право создавать и распускать предпринимательские союзы, изменять и дополнять их уставы. В соответствии с изданной на основе этого закона инструкцией от 27 ноября 1934 г. были созданы имперские группы промышленности, ремесла, торговли, банков и т. д. Круппу был предоставлен пост руководителя импер­ской группы промышленности ⁸⁰.

Хотя сама реорганизация не вызвала возражений у большин­ства промышленников, а их представители получили в свои руки решающие рычаги управления — в конечном счете сам министр хозяйства Шмидт, сменивший на этом посту Гутенберга, тоже был крупным предпринимателем, — некоторые ее особенности сви­детельствовали, что компромисс, заключенный Круппом и Гитле­ром, не будет прочным. Тоталитарное государство, создаваемое Гитлером, по самой своей сути исключало возможность дуализма, о котором договорились Крупп и Гитлер. Получив в свои руки политическую власть, фашистский фюрер стремился сделать ее абсолютной и поэтому ликвидировал любые проявления самостоя­тельности, как только представлялась возможность. Установлен­ный им режим служил монополиям, проводил угодную им, выгод­ную для них политику. Но он не был и не мог быть простой игруш­кой в руках отдельных монополистов. Если бы Гитлер считался только с ними, он не мог бы пользоваться свободой политического и, особенно, социального маневрирования и тем самым выполнять свои классовые функции.

Поэтому передача власти фашистскому режиму означала в то же время для монополий и подчинение этому режиму во имя сохранения и расширения своих позиций. Когда фашистский режим достаточно укрепился, немецкие монополисты оказались перед свершившимся фактом. Не всем из них это было по душе.

Hindels J. Hitler war kein Zufall. Wein, 1962. S. 99.

В декабре 1934 г. Крупп по болезни оставил этот пост. Его сменил президент промышленной и торговой палаты Ганновера Хеккер — доверенное лицо Флика. Затем имперской группой промышленности руководили директор концерна Флика Тенгельман, текстильный фабрикант Дириг и генеральный директор концерна «Маннесман» Цангеп.

Но о том, чтобы командовать находящейся у власти группой, представители которой, используя свое положение, к тому же сами мало-помалу становились крупными промышленниками или, по крайней мере, весьма состоятельными людьми, не могло быть и речи. Речь могла идти лишь о том, чтобы еще больше сращиваться с политическим и государственным аппаратом «третьей империи» и лояльно с ним сотрудничать. Именно эта тактика и была избрана германскими монополиями.

Монополии и «третья империя». Фашистский вариант государственно-монополистического регулирования

Если бы германские монополии не сделали выбора в пользу фа­шизма, Гитлер не пришел бы к власти. В этом нет никаких сомне­ний. Но почему они сделали этот выбор? Разве Веймарская респуб­лика не была классической страной монополистического капита­лизма? Разве сменявшие друг друга парламентские, а затем президентские кабинеты не выполняли воли промышленных и банковских компаний? Разве недостаточно было в то время недо­вольства монополий принятым властями решением, чтобы возник очередной правительственный кризис? Вопросы эти заслуживают того, чтобы на них остановиться подробнее.

Выше отмечалось, что еще в первые годы Веймарской респуб­лики часть промышленников поддерживала тесные контакты с крайне правыми силами. Это обстоятельство отражало специ­фику тактики монополистического капитала, постоянно сохраняю­щего в резерве наиболее крайние формы осуществления своей власти. В то же время эти связи с фашистскими и профашистскими силами выражали и специфическую ситуацию, сложившуюся в то время внутри самой монополистической буржуазии.

Поражение Германии в первой мировой войне, победа ноябрь­ской буржуазно-демократической революции и образование Вей­марской республики углубили расхождения, издавна существо­вавшие среди буржуазии, и вызвали ее раскол на две группы. Одна из них — наиболее влиятельная и связанная преимущест­венно с современными и развитыми отраслями промышленности, встала На позиции признания свершившихся фактов — необходи­мости выполнять условия Версальского договора, считаться с пар­ламентским строем и окрепшим, организованным рабочим классом. Подобная позиция определялась, в частности, особенностями эко­номического положения этой группы. Представленные в ней отрасли были тесно связаны с мировым рынком и в ряде случаев работали на экспорт. Отсюда заинтересованность в сохранении отношений с иностранными государствами, и прежде всего запад­ными соседями. С другой стороны, более высокая производитель­ность труда на современных промышленных предприятиях откры­вала перед ними большие возможности социального маневрирова­ния, позволяла быть более либеральными в отношении профсоюзов.

Вторая группа, тесно связанная с рухнувшим кайзеровским режимом, сделала ставку на реставрацию прежних порядков. Ее основу составляли концерны, больше других пострадавшие от потери Германией восточных и особенно западных, богатых железной рудой провинций. К ним примыкали фирмы, связанные в прошлом с колониальными интересами и оказавшиеся теперь не у дел. Значительную роль в этой группе играли и чисто военные концерны, производственные возможности которых были ограни­чены военными статьями Версальского договора⁸¹.

В союзе с аграриями, особенно восточноэльбским юнкерством, представители этой группы отвергали политику выполнения Вер­сальского договора и требовали установления «устойчивого» ре­жима.

Разумеется, грань между обеими группами носила условный характер. В зависимости от изменения экономических интересов отдельные монополии и личности по нескольку раз меняли свои позиции или ухитрялись поддерживать обе взаимоисключающие друг друга линии поведения. Тем не менее сам по себе этот раскол был фактом, отложившим глубокий отпечаток на политическую жизнь Веймарской республики.

До тех пор, пока первая, наиболее мощная и влиятельная фрак­ция монополистического капитала продолжала делать ставку на Веймарскую республику, шансы национал-социалистов на при­ход к власти были незначительны. Иными словами, положительное решение вопроса о приходе нацистов к власти зависело от того, в какой степени они могли рассчитывать на изменение позиции данной группы.

Условия для этого создал мировой экономический кризис 1929 — 1933 гг., в частности его политические последствия. Кризис расшатал сложившуюся структуру политического управления страной. Поскольку монополии пытались найти выход из кризиса за счет народных масс, главным образом пролетариата, это, как уже отмечалось, уменьшило возможности эффективного использо­вания социал-демократии. С другой стороны, оказались подорван­ными политические позиции большинства буржуазных партий веймарской коалиции, с деятельностью которых избиратели с пол­ным основанием связывали обрушившиеся на них беды. В резуль­тате создалось такое положение, когда парламентский механизм оказался не в состоянии обеспечить нормальное функционирование государственной власти. Это привело к появлению президентских кабинетов, пытавшихся править с помощью чрезвычайных де­кретов.

Но президентские кабинеты почти не имели массовой базы. А вопрос об этой базе становился все острее и острее. Бедствия, обрушившиеся на население Германии в связи с экономическим кризисом, привели к повышению политической активности даже

⁸¹ См., например: Ruge W. Deutschland, 1917-1933. В., 1969; Idem. Weimar-Republik auf Zeit. В., 1969.

той части населения, которая прежде держалась в стороне от поли­тики. В' то же время они создали благоприятные условия для распространения недовольства существующим режимом.

Впоследствии германские промышленники и их защитники пытались объяснить поддержку, оказанную национал-социализму, главным образом страхом перед «большевистской революцией» в Германии. Однако подобные утверждения отражали в большей степени атмосферу «холодной войны», в период которой они были сделаны, чем действительные настроения, царившие тогда в руко­водящих кругах германского монополистического капитала.

Усиление революционных настроений в Германии действи­тельно имело место. Об этом свидетельствовали и обострение клас­совых боев в промышленных районах страны, и заметный рост голосов, подаваемых за коммунистическую партию на выборах, и усиление левых, оппозиционных настроений в социал-демокра­тической партии. Однако вопреки некоторым утверждениям, встре­чавшимся в то время и в марксистской литературе, Германия не стояла тогда накануне социалистической революции. Подавляю­щее большинство организованного рабочего класса еще сохраняло реформистские иллюзии и следовало за лидерами социал-демокра­тической партии. Единства действий рабочего класса не только не существовало, но даже не было сделано более или менее серьез­ных шагов в этом направлении.

Широкие слои мелкой буржуазии, разочаровавшиеся в капита­листическом строе и искавшие путь к изменению обстановки, оказались вне пределов политического влияния рабочего класса и его политического авангарда и стали разменной монетой фашист­ского политиканства.

Разумеется, в условиях острого политического кризиса среди промышленников нашлись люди, впавшие в панику и пугавшие себя намалеванным ими же красным жупелом. Однако, насколько можно судить, не он больше всего страшил монополистов. Их волновал обостряющийся кризис верхов, практически исключав­ший возможность выхода Германии из экономического и полити­ческого кризиса.

Монополистическая буржуазия, в том числе и та ее фракция, которая прежде стояла на позиции поддержки парламентаризма, была жизненно заинтересована в сплочении сил, стоящих на охра­нительных позициях. В существовавших тогда условиях добиться такого сплочения можно было двумя путями, — либо провозгласив открытую военную диктатуру, либо передав власть нацистам. Колебания, наблюдавшиеся в это время в кругах монополисти­ческой буржуазии, были связаны с выбором одной из этих возмож­ностей, а создание кабинета Шлейхера являлось попыткой про­верить возможность объединения правящих классов вокруг воен­ной власти.

Тем временем, как показали выборы осенью 1932 г., стала расползаться и массовая база национал-социализма. Возникла, как отмечал Герман Раушнинг, угроза перехода национал-социа-

листских масс к левым ⁸². Чтобы избежать этого процесса, кото­рый сделал бы кризис верхов еще более острым, основная фракция германской буржуазии окончательно переориентировалась на фа­шизм. Выбор был сделан.

Разумеется, существовал и ряд обстоятельств, тормозивших такое решение. В кругах монополистической буржуазии не прини­мали всерьез «антикапиталистической» фразеологии фашизма: в противном случае вопрос о допуске его к власти вообще бы не под­нимался. Там хорошо понимали, что Гитлер и его окружение будут проводить не программу из 25 пунктов — официальное изложение целей национал-социалистов, а другую программу, о которой говорил Гитлер в своей речи в Промышленном клубе в Дюссельдорфе.

В то же время в монополистических кругах отдавали себе отчет в том, что передача власти такому массовому движению не может быть осуществлена «без издержек», т. е. уступок мелко­буржуазной массе, составлявшей политическую пехоту национал-социализма. Серьезно беспокоила их и «чрезмерная» радикаль­ность некоторых национал-социалистских лидеров, особенно группы Грегора Штрассера, чересчур буквально понимавших слово «рабочая» в официальном названии НСДАП. Поэтому-то прелю­дией к окончательному решению в пользу фашизма стал разрыв Гитлера со Штрассером, и в первый кабинет Гитлера для «стра­ховки» был введен ряд сугубо «буржуазных» министров, которым была поручена роль «гувернеров».

Вместе с тем не следует преувеличивать значение таких опасе­ний. Основываясь на прежнем опыте, в монополистических кру­гах ошибочно считали, что национал-социалисты будут легко поддаваться руководству. Эту точку зрения достаточно ясно выра­зил близкий друг Гинденбурга юнкер Ольденбург-Янушау, сыгравший важную роль в решении президента поручить Гитлеру формирование кабинета министров: «Мы, — заявил он, — как-нибудь справимся с этими симпатичными парнями» ⁸³. Во всяком случае, промышленные и банковские магнаты пришли к выводу, что фашистский вариант следует попробовать, даже в том случае если это связано с опасностью неизбежного бурного переходного периода.

Очевидно, что определенную роль в колебаниях, проявленных частью германской буржуазии при решении вопроса о передаче власти фашистам, сыграли соображения сословного аристокра­тизма. Это было то же чувство, которое заставило Гинденбурга после знакомства с «фюрером» возмущенно воскликнуть, что этого «богемского ефрейтора» можно сделать в лучшем случае генеральным почтмейстером ⁸⁴.

⁸² Rauschning H. Die Revolution des Nihilismus. Zurich; New York 1938. S. 26.

⁸³ Ibid.

Lochner L. Op. cit. S. 41.

Для избранного общества промышленных и банковских магна­тов Гитлер и его окружение были шайкой грязных политических дельцов, которых можно использовать, но неприлично пригласить к себе на чай в гостиную. Крупп, сыгравший столь большую роль в упрочении фашистского режима, например, ни разу не встре­чался с Гитлером до того, как тот стал канцлером. Карл Бош из «И. Г. Фарбениндустри» всегда морщился, когда при нем называли имя Гитлера.

Людей такого склада, конечно, шокировала мысль, что подоб­ные парвеню окажутся на вершине власти и получат право распо­ряжаться. Гораздо приятнее им было иметь дело с людьми своего круга, такими, как Папен. Однако, когда речь зашла о судьбе их доходов, сомнения сразу отпали.

При этом кое-кто для собственного удовлетворения позволял себе роскошь играть в фронду. Тот же Карл Бош, будучи председа­телем совета при Немецком музее, вместо речи в честь фюрера, произнести которую его просили, предварительно напившись, выступил с призывом покончить с государственным вмешатель­ством в дела науки и искусства и вызвал гнев национал-социали­стов, покинувших в знак протеста зал заседаний ⁸⁵. Это не мешало тому же Карлу Бошу войти в состав Генерального совета эконо­мики, который создал Гитлер, содействовать расширению военного производства в концерне «И. Г. Фарбениндустри» и пользоваться возросшими в результате этого доходами.

Его дядя — владелец крупнейшего концерна по производству запасных частей к автомобилям и электрооборудования Роберт Бош демонстрировал свое отношение к нацистскому режиму тем, что, встречаясь с фюрером, вместо официального приветствия «Хайль Гитлер!» упорно произносил: «С богом, господин Гитлер> >. Он же позволил себе как-то дерзость спросить нацистского канц­лера, не чувствует ли он себя неуютно, занимая кресло Бисмарка ^8ь. Но тот же Роберт Бош, будучи членом президиума Имперского совета немецкой промышленности, санкционировал соглашение Круипа с Гитлером, о котором шла речь выше. Его фирма сыграла большую роль в военной подготовке Германии и была одним из важнейших поставщиков гитлеровской армии.

Карл Фридрих фон Сименс упорно отказывался, несмотря на приглашения, посещать нюрнбергские съезды НСДАП ⁸⁷. Это не помешало ему войти в состав того же Генерального совета экономики, выполнять на протяжении ряда лет функции председа­теля административного совета имперских железных дорог, финан­сировать через своих представителей в кружке Кепплера ор­ганы СС и пользоваться всеми преимуществами военизированной и военной экономики для укрепления позиций своего концерна.

Что же дал монополистической буржуазии приход Гитлера

⁸⁵ Ibid. S. 60-61.

⁸⁶ Ibid. S. 66.

⁸⁷ Ibid. S. 91.

к власти? С самого начала она получила ряд прямых выгод, которые утвердили ее в «правильности» сделанного выбора.

Прежде всего была «консолидирована» государственная власть и преодолен кризис верхов. Это, конечно, потребовало некоторого времени. Однако уже к середине 1934 г., после расправы над Ремом и другими лидерами штурмовых отрядов, фашистский режим всерьез укрепился. Тем самым была создана власть «твердой руки», о которой так мечтали германские промышленники, осо­бенно в последние годы Веймарской республики.

Важнейшим «достижением» гитлеровского режима монополи­стическая буржуазия считала разгром политического авангарда ра­бочего класса. Кровавые преследования коммунистов, запрет со­циал-демократической партии, унификация и фактический рос­пуск профессиональных союзов вызвали у нее бурный прилив сим­патий к новой власти.

Существенно окрепли позиции промышленника на предпри­ятии. Во времена Веймарской республики ему приходилось счи­таться с социальными завоеваниями рабочего класса, в том числе с теми, которые ограничивали его положение «хозяина в доме». Те­перь необходимость в этом отпала. Ему уже не противостояли клас­совые профсоюзы и производственные советы, обладавшие боль­шими правами.

Прямым следствием нового положения промышленника было резкое сокращение забастовочной борьбы. Хотя в первые годы на­цистского режима в Германии вспыхивали отдельные стачки, -в це­лом о каком бы то ни было широком использовании рабочими этой формы классовой борьбы уже не могло быть и речи. Они были ли­шены финансовой поддержки профсоюзов, средства которых были присвоены Немецким трудовым фронтом. Самые преданные делу рабочего класса борцы — коммунисты были брошены в тюрьмы и концентрационные лагеря или вынуждены были скрываться. А главное — при забастовке рабочим приходилось иметь дело не просто с предпринимателями или союзом предпринимателей. Им противостояла вся мощь террористического аппарата фашист­ского государства.

Однако решающую роль в определении отношения монополий к фашистской власти сыграла социально-экономическая политика гитлеровского государства.

После прихода Гитлера к власти собственность на средства про­изводства практически осталась у тех же лиц, что и во времена Веймарской республики. Исключение составляли финансисты-и промышленники-евреи, имущество которых было конфисковано, передано во владение государства или же за бесценок продано «арийским владельцам», а также отдельные промышленники, всту­пившие на том или ином этапе в конфликт с нацистским государст­венным аппаратом.

Правда, несколько изменилось соотношение сил внутри самой монополистической верхушки. Курс на милитаризацию помог вы­двинуться на первый план монополиям, связанным с военным нро-

А А. Л. Гнлкин 49

изводством. Напротив, политика автаркии, проводимая в связи с подготовкой к войне, уменьшила роль и влияние промышленных и финансовых корпораций, связанных с экспортной торговлей. В ряде случаев монопольное положение отдельных крупных концер­нов оказалось подорванным из-за расширения государственного сектора в промышленности. В связи с возраставшей экономической ролью фашистского государства все большее значение стали приоб­ретать не только размеры контролируемого имущества, но и бли­зость той или иной компании к режиму, наличие у нее связей с ли­цами, находящимися у рычагов управления.

Кроме того, ряды старых промышленных магнатов стали по­полняться нуворишами, разбогатевшими благодаря использованию должностных связей, захвату имущества политически или расово «неблагонадежных» конкурентов.

Все это ни на йоту не поколебало устоев социальной структуры немецкого общества, покоившихся на эксплуатации незначи­тельным меньшинством подавляющего большинства народа. В то же время методы осуществления социально-экономической по­литики были значительно обновлены. Установление фашистского режима ознаменовалось резким возрастанием роли государства и самым широким применением мер по государственно-монополи­стическому регулированию.

Разумеется, это не означало какого-либо разрыва с предшество­вавшим развитием. Государственное вмешательство в экономику имеет в Германии давнюю историю. Степень и уровень такого вме­шательства были в Германии издавна гораздо выше, чем в других промышленно развитых странах, даже тех, в которых развитие ка­питализма зашло гораздо дальше (например, в Англии и Соединен­ных Штатах).

Это особенно ярко проявилось во время первой мировой войны, когда, опираясь на накопившийся опыт государственного вмеша­тельства в хозяйственные отношения, германским правящим кру­гам удалось создать превосходно действовавшую машину военно-экономической мобилизации всей нации.

«В Германии, — писал по этому поводу В. И. Ленин, — дошли до руководства хозяйственной жизнью 66 миллионов людей из од­ного центра, до организации одним центром народного хозяйства 66 миллионов людей, возложили величайшие жертвы на подавляю­щее большинство народа и все это для того, чтобы „верхние 30 000" могли положить в карман миллиарды военной прибыли и чтобы миллионы погибали на бойне для пользы этих „благороднейших и лучших" представителей нации» ^6Ь.

Именно на основании германского опыта В. И. Ленин и сделал вывод относительно перерастания монополистического капита­лизма в государственно-монополистический, вывод, давший ключ

к изучению последующего развития капитализма в промышленно развитых странах.

«Возьмите, — отмечал он, — например, Германию, образец пе­редовой капиталистической страны, которая в смысле организован­ности капитализма, финансового капитализма, была выше Аме­рики. Она была ниже во многих отношениях, в отношении техники и производства, в политическом отношении, но в отношении орга­низованности финансового капитализма, в отношении превра­щения монополистического капитализма в государственно-монопо­листический капитализм — Германия была выше Америки» ⁸⁹.

Широкие масштабы государственного вмешательства в эконо­мику на сравнительно раннем этапе развития монополистического капитализма породили и весьма специфическое, сложное отноше­ние германской монополистической буржуазии к хозяйственной роли государства. В военных условиях, в обстановке резкого обо­стрения классовой борьбы, при трудностях, испытываемых на внешних рынках, она не только приветствовала государственное вмешательство, но и энергично настаивала на его расширении. При стабилизации же экономического и политического положения и при благоприятной конъюнктуре на рынках она в ряде случаев выступала против него, воспринимая регулирующие меры государ­ственных органов как излишнюю регламентацию и непрошеное вмешательство. В зависимости от конкретных интересов отдельные монополии на разных этапах то выступали за государственное вме­шательство, то фрондировали против него.

После первой мировой войны, особенно после денежной ре­формы и последовавшей за этим временной стабилизацией капита­лизма, большинство монополистических групп Германии высту­пило против дальнейшего расширения государственно-монополи­стического регулирования, за «свободные рыночные отношения», трактуемые, естественно, в монополистическом духе. Их позиция наложила существенный отпечаток на экономическую политику сменявших друг друга правительств Веймарской республики, стре­мившихся свести до минимума государственное вмешательство в дела монополий. Это вмешательство проявлялось только тогда, когда возникла необходимость прийти на помощь какой-либо моно­полии, запутавшейся в финансовых, спекулятивных махинациях.

Экономический кризис 1929 — 1933 гг. коренным образом изме­нил ситуацию. «Саморегулирующаяся экономика», превозносимая апологетами «свободного рынка», полностью продемонстрировала свою несостоятельность. Стало очевидно, что без решительных, централизованных мероприятий, проводимых государством, народ­ному хозяйству Германии не выбраться из пучины, в которой оно оказалось. Многие, в том числе и крупные монополии попали в трудное финансовое положение, и выправить его они были в со­стоянии только при государственной поддержке. Обострение клас-

50

Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 30. С. 219.

Там же. Т. 38. С. 156-157.

4*

совой борьбы, вызванное резким падением жизненного уровня тру­дящихся, с предельной остротой поставило вопрос об осуществле­нии государством ряда социальных мероприятий, которые могли бы смягчить угрозу, возникшую для самого капиталистиче­ского строя.