Не на жизнь, а на смерть

Учитель физкультуры Андрей Тихоныч, бывший мастер спорта по штанге, отрастивший живот такой величины, будто он не жуя, проглотил огромный арбуз, громко засвистел в свисток.

— Внимание, 7 “А”! — крикнул он. — Соседняя школа бросила нам вызов — пригласила участвовать в спартакиаде! В программе — подтягивания, прыжки в длину, настольный теннис, шахматы. Нужны четыре добровольца! Назначаю желающих: Мокренко, Данилов, Егоров, Хитров! Вопросы есть?

— Это какая соседняя школа, сто пятая, что ли? — поинтересовался Антон Данилов.

— Сто пятая! — подтвердил Андрей Тихоныч.

Ребята переглянулись.

— Так она же спортивная! У них там каждый день тренировки! Они нам в два счета шею намылят! — уныло шмыгнул носом Петька.

— Без паники, Мокренко! Главное не победа, а участие. Каков наш девиз: раз-раз и в дамках! — и Андрей Тихоныч хлопнул Петьку по плечу.

— А когда спартакиада? — поинтересовался Филька Хитров.

— Во вторник, семнадцатого октября.

— А с уроков нас снимут?

— На первые два явитесь, а с остальных я вас отпрошу.

— Живем! Тогда раз-раз и в дамках! — весело сказал Хитров, передразнивая любимый девиз Тихоныча.

После физкультуры, когда ребята собрались в раздевалке, Коля Егоров спросил у Фильки:

— И что ты думаешь по этому поводу?

— По какому поводу? — не понял Хитров.

— Как мы поступим со спартакиадой?

— А никак не поступим... — Филька снял носок и пошевелил пальцами, будто проверяя все ли они на месте.

— В смысле как это “никак”? — поразился Коля. — Откажемся, что ли?

— С чего ты взял, что я собираюсь отказываться? Придем и будем участвовать. Только мы забыли спросить, как будут выглядеть эти соревнования. Командные или по одному участнику в каждом виде спорта? — убедившись, что ни один палец не потерялся, Филька снова надел носок и обулся.

— Сейчас узнаю, — Антон Данилов заглянул в тренерскую и вскоре вернулся с известием:

— Тихоныч говорит, по одному представителю на каждый вид спорта. Сказал: сами разделитесь как захотите.

Толстый Мокренко посмотрел на свое живот и решительно заявил:

— Чур, я подтягиваться не буду!

— Боишься, турник не выдержит? — насмешливо спросил Коля.

— У меня весовая категория не та! — обиделся Петька. Он, хоть и был самым сильным в классе, не мог подтянуться ни разу.

Хитров оценивающе окинул взглядом его грушеобразную фигуру и сокрушенно покачал головой:

— Ну и как с тобой поступить, раз-раз и в дамках? Для турника ты не годишься, прыгаешь наверняка неважно, по шарику ракеткой с трех попыток не попадешь... Выхода нет, придется тебя выдать за гроссмейстера.

— Я в шахматы ничего... хорошо играю, только все время забываю, как фигуры ходят, — сказал Мокренко.

Ребята засмеялись.

— С кем не бывает? Известные гроссмейстеры тоже иногда забывают ходы во время турнира. А потом посмотрят на бумажку и вспомнят. Главное: не забывай делать умное лицо, — посоветовал Коля.

— Ладно, с шахматами решили, — подытожил Филька. — Теперь дальше: кто будет прыгать в длину?

— Я буду! — вызвался Антон. — Я далеко прыгаю, только у меня почему-то все время заступы.

— Потренируешься! Поехали дальше. Колька, ты сколько раз подтягиваешься?

— Восемь.

— А я семь. Значит, на турнике работаешь ты, а я играю в настольный теннис, — и довольный, что они все распределили, Хитров куда-то умчался. Дел у него, как обычно, было море.

Остальные, закончив передеваться, по одному стали выходить из раздевалки. Уже в дверях Егоров обернулся и увидел, что Мокренко сидит на скамейке и о чем-то сосредоточенно размышляет, подперев голову руками. Увидев, что Коля остановился, Петька поднял на него глаза и спросил:

— Слышь, Колян, я почти все вспомнил, одно только никак не вспомню: короля в шахматах жрут или не жрут?

— Думай, гроссмейстер, думай... — сказал Егоров и закрыл дверь раздевалки.

И вот наступил вторник, семнадцатое октября. Филька проявил чудеса изворотливости и ухитрился договориться, чтобы их четверых отпустили не только с последних уроков, но и с двух первых, заявив, что им надо готовиться к спартакиаде.

— Что за спартакиада? — подозрительно спросил Максим Александрыч.

— Ответственная. Общероссийская. В случае победы открывает дорогу к профессиональному спорту, — важно сказал Хитров.

— Тогда ступайте! Может, со спортом вам повезет больше, чем с русским языком и литературой. Здесь вы все безнадежны, — отмахнулся Максим Александрыч.

— Отпустил? — с беспокойством спросил Мокренко, когда Филька вышел в коридор.

— Отпустил, — сказал тот, и все спортсмены завопили: “Ура! ”

— А теперь пошли тренироваться! Ужасно не хочется ударить в грязь лицом! — сказал Колька Егоров, подождав, пока утихнут первые восторги.

Они отправились на площадку перед школой и стали тренироваться. Филька чеканил на теннисной ракетке шарик. Антон Данилов прыгал в яму с песком. Егоров, пыхтя и помогая себе ногами, подтягивался на турнике, а Мокренко нацепил на нос темные зеркальные очки и, набычившись, бодал лбом дерево.

— Ты что делаешь? — поразился Филька, от удивления едва не уронив ракетку.

— Учусь психологической атаке! Хочу сразу добиться над своим противником морального превосходства! — сообщил Петька.

Антон вытряхнул из ботинка песок:

— Значит, собираешься так его запугать, чтобы он сразу сдался?

— Думаешь, не запугаю? Он у меня от страха сразу сдасться!

— Может и забудет. Только ты на всякий случай запомни, что конь ходит буквой “Г”, а ферзь во все стороны...

Коля спрыгнул с турника и с воодушевлением крикнул:

— Мы должны победить во что бы то ни стало! Будем биться не на жизнь, а на смерть!

— Один за всех и все за одного! — воскликнул Филька, побрасывая ракетку над головой.

Антон неудачно прыгнул в яму с песком, приземлился на руки и, отплевываясь, проворчал:

— Размечтался... Чаще бывает: один на всех и все на одного!

Потренировавшись примерно час, четверка юных атлетов погрузилась в рейсовый автобус, который, дребезжа, повез их к сто пятой школе.

Сто пятая располагалась в трехэтажном обшарпанном здании из красного кирпича, и, приближаясь к ней, ребята ощутили робость. Их неуверенность еще более возросла, когда они прочли табличку: “ Общеобразовательная школа № 105 со спортивным уклоном (самбо) ”.

У дверей их остановили двое дежурных старшеклассников. Для устрашения оба были в самбовках на голое тело.

— Куда претесь? — спросил один с пробивающимися на верхней губе усиками, перегораживая им дорогу.

Егоров, оглянувшись, посмотрел на Данилова, Антон — на Мокренко, а Петька уставился на Фильку. Хитров тоже оглянулся, но так как за ним никого уже не было, сказал:

— На спартакиаду!

Старшеклассники захохотали:

— Ладно, катитесь в зал прямо по коридору!

Наша четверка отважно прошествовала мимо дежурных и оказалась в спортзале. Он был огромным, намного больше, чем в их школе. В углу были навалены толстые маты и стояли набитые кожаные чучела для тренировок. Какой-то парень крутился на турнике, делая подъемы переворотом и солнышко. Но и этого ему было мало, и он два раза подтянулся на одной руке! При мысли, что придется соревноваться с этим парнем, Коля Егоров почувствовал сухость во рту.

К ним подошла женщина средних лет с висевшим на шее свистком.

— Вы из какой школы? — спросила она.

— Из 102-й, — ответил за всех Данилов.

Тренер отметила что-то в блокноте.

— Класс?

— 7“А”! Когда мы будем соревноваться?

— Садитесь на скамейку и ждите. Вас вызовут!

Ребята уселись на узкую скамейку и стали терпеливо ждать. Зал постепенно наполнялся. Народу оказалось много, в том числе и старшеклассники из их школы. Когда собрались все участники из трех школ поселка и пяти районных и суета улеглась, на середину зала вышел жилистый мужчина в самбовке, на шее у которого тоже висел свисток.

— Внимание! Повторять не буду! — крикнул он. — Спартакиада проводится по классам! Вначале пятые, потом шестые, седьмые, восьмые и далее. От каждой школы выставляется по одному участнику! В зале, как вы видите, четыре угла. В одном углу — турник, в другом — прыжки, в третьем — теннис, в четвертом — шахматы, а посередине за столом сижу я и фиксирую результаты. А теперь марш по углам! Надеюсь, отличить подтягивания от тенниса вы сможете?

И вот соревнования начались. Женщина-тренер и два ее помощника бегали по залу и записывали, кто сколько раз подтянулся, как каждый прыгнул, кто победил в теннис и шахматы, а жилистый тренер сводил все данные в длинный список.

Вначале выступили пятые классы, затем шестые и вот наступило время седьмых. У турника стоял Егоров и ждал своей очереди. Перед ним один семиклассник подтянулся пятнадцать раз, другой — десять и третий — шесть. И теперь Коля прикидывал: если подтянется восемь раз, то его место во всяком случае не будет последним.

— Егоров! Сто вторая школа! — громко объявила тренер.

Коля, все забыв от волнения, вышел к турнику, подпрыгнул раз, другой, третий, но так и не смог достать до перекладины, которая была слишком высоко. Ребята засмеялись.

— Встань на стул! Так все делают! — подсказала ему женщина-тренер.

Егоров и сам вспомнил, что все выступавшие до него вставали на стул, но теперь упрямство мешало ему сделать то же самое. Он встал на цыпочки, изо всей силы прыгнул — и каким-то чудом ухватился за перекладину.

— Вот упрямый! Теперь подтягивайся! — и тренер приготовилась считать.

Коля, дергая ногами, подтянулся два раза, и неожиданно для себя бессильно повис на турнике. Он раскачивался, пытаясь подтянуться еще, но третий раз сумел достать только до половины.

— С этим все ясно. Пиши результат, Сергеев! Следующий! — сказала тренер, прерывая его мучения.

Егоров спрыгнул с турника и, ни на кого не глядя, пошел в сторону, пока не наткнулся на Антона, который стоял поблизости и наблюдал за его провалом.

— Негусто у тебя, — сказал он.

— Не понимаю, что случилось! Ты же сам видел, как я сегодня подтягивался! Семь раз, потом шесть и три раза по пять. А теперь всего два и больше не могу! — с горечью воскликнул Коля.

— В том-то и дело. Не нужно было тебе сегодня тренироваться, — заметил Антон.

— Но почему?

— Ты мышцы переутомил. Завтра у тебя все болеть будет, — со знанием дела пояснил Данилов.

Это несколько утешило Колю, и он спросил:

— А ты как? Отпрыгал?

Антон помрачнел:

— Три заступа подряд! В третий раз тренер даже смотреть не стал, а сразу сказал: “Не засчитано! ” А так я дальше всех улетал! И угораздило их выдумать эту дурацкую черту!

Егоров усомнился, что он улетал дальше всех, но спорить не стал. Теперь не докажешь — все равно не засчитано.

— Хитров, сто вторая, играет с Хализевым, сто пятая! — громко объявил тренер, и Антон с Колей побежали смотреть.

Филька встал у одного конца теннисного стола, а с другом конце — высокий тонкорукий парень, державший ракетку с видом профессионала.

Стали разыгрывать подачу. Фильке удалось каким-то чудом отбить шарик раза два, но потом его противник, взмахнув длинной рукой, подал крученый и Хитров промазал мимо стола.

— Потеря подачи. Подача Хализева! — объявил судья.

Филькин противник подул на свою ракетку и резко подал. Хитров даже не заметил шарика, только услышал, что по его половине цокнуло, а судья произнес:

— Один — ноль.

А потом судья только успевал говорить: “Два — ноль! Три — ноль! ”

В результате Филька проиграл со счетом одиннадцать — два, и был доволен, что не всухую. Впрочем, Хитров не выглядел огорченным. Он пожал своему сопернику руку и, положив на стол ракетку, отправился к друзьям.

— Видели, как он меня кручеными? Уверен, у него разряд! А у вас как дела?

Пожаловавшись друг другу на роковое невезение и найдя тысячу причин, смягчающих их проигрыш, тройка приятелей отправилась смотреть на игру в шахматы.

— Интересно, как дела у Мокренки? Если мы трое проиграли, ему тем более ничего не светит! — сказал Антон.

Так как шахматный турнир длился дольше остальных видов состязаний, чтобы его не затягивать, игра велась одновременно на двадцати досках.

Друзья отыскали Петьку, сидевшего за пятой доской справа, и стали давать ему советы. Хотя прошло уже минут двадцать, Мокренко, игравший белыми, не сделал еще ни одного хода. Он сидел взмокший, напряженно уставившись на доску.

— Почему ты снял темные очки? И где же твоя психологическая атака? — насмешливо шепнул ему Данилов.

— Какая психологическая атака? Вы видели этого амбала? — прошептал Мокренко, не поднимая головы и незаметно показывая пальцем на своего противника.

Антон посмотрел на соперника Мокренко и прикусил язык. Напротив Петьки сидел парень с бычьей шеей, весивший по меньшей мере килограммов восемьдесят. Он был выбрит наголо, на шее у него висела цепочка со скелетом, а палец правой руки украшал перстень-кастет в виде черепа, которым амбал многозначительно постукивал по столу. Одет он был в разрисованную самбовку, стянутую на поясе узлом. Физиономия у парня была мрачная и хулиганская.

— Такой двинет — мало не покажется! Ты уверен, что он учится в седьмом классе? — удивился Филька.

— Откуда я знаю? Думаешь, я у него спрашивал? Я с ним вообще не разговаривал!

— А вообще всякое бывает, — продолжал Хитров. — Допустим, его отдали в школу с десяти лет: десять плюс семь получается семнадцать. Да, брат, влип ты в историю!

— Делать нечего. Хочешь не хочешь: играть надо! Давай, Мокренко, ходи! — сказал Егоров.

— Как ходить-то?

— Ну давай хоть пешку двинь вперед на две клетки!

Петько уныло двинул пешку с е2 на е4.

Его противник на другом конце доски скривился и постучал ребром одной руки о ладонь другой. Мокренко задрожал. Парень грозно навис над доской и, зеркально повторив ход, передвинул свою черную пешку.

— Мне еще не мат? — с надеждой прошептал Петька.

— Пока нет, — сказал Колька. — Играй дальше, двинь слона!

— Какого слона? Этого?

— Нет, вон того! Поставь его на ту клетку!

Мокренко, стараясь не смотреть на своего противника, послушно пошел слоном, куда указал ему Коля. Амбал повторил его ход, при этом так хлопнув фигурой о доску, что все фигуры сдвинулись со своих мест.

— Ишь ты, хитрит! Сразу видно, хорошо играет! Может, мне сдаться? — прошептал Мокренко.

— Рано еще! Давай двинем ферзя! — посоветовал Коля.

— Куда? Прямо?

— Нет прямо нельзя, там же твоя пешка!

— А я разве не могу сбить свою пешку? — удивился “гроссмейстер”.

— Нет, не можешь. Ходи ферзем на ту клетку по диагонали!

Петька со вздохом поставил ферзя, куда ему было указано. Амбал потянулся было к своему, чтобы повторить его ход, но потом засмотрелся за соседнюю доску и двинул крайнюю пешку на одну клетку.

— Чего дальше делать? — озабоченно спросил Мокренко.

— Сбивай вон ту черную пешку около короля! — потребовал Коля.

— А он не того, не разозлится? — испугался Петя, косясь на внушительные кулаки противника.

— Наоборот, обрадуется! Ты же ему ферзя жертвуешь! — сказал Егоров.

Мокренко сбил ферзем указанную пешку. Амбал тупо уставился на белого ферзя, появившегося рядом с его королем и защищенного слоном.

Рядом остановился тренер, мельком взглянул на доску и, хлопнув Мокренко по плечу, сказал:

— Поздравляю: мат! Игра окончена! На третьей доске выигрыш белыми.

Петька, обрадовавшись, что проиграл так быстро, посмотрел на тренера и спросил:

— Кому мат? Мне?

— Почему тебе? — удивился тренер. — Ему! Ты же детский мат поставил! Значит, ты и выиграл!

— Я выиграл? — перепугался Мокренко. — Вы уверены?

— Конечно, уверен. Классическая комбинация. Простейший мат в три хода! — сказал тренер и отошел к другой доске.

А Петька вдруг почувствовал, что на него упала квадратная тень —противник медленно поднялся из-за стола и навис над ним.

— Ты чего? — спросил он басом. — Оборзел? А ну пошли выйдем!

Мокренко с ужасом уставился на него, вскочил и с неожиданной для такого толстяка скоростью бросился бежать. За ним устремились Филька, Антон и Колька.

Они мчались как профессиональный спринтеры и остановились только, когда от сто пятой школы их отделяли три квартала. Тяжело дыша, Петька прислонился к дереву.

— За нами никто не гонится? — спросил он.

— Никто! — заверил его Филька, оборачиваясь.

— Вот и хорошо, потому что я собираюсь сделать одно дело, — мрачно сказал Мокренко.

— Какое дело? — поинтересовался Антон.

— А вот какое! — внезапно Мокренко бросился на Данилова, сбил его с ног, навалился сверху и стал душить, повторяя:

— Жертвуй ферзя! Жертвуй ферзя! Сейчас я тебя самого пожертвую!