Я и субъективное 1 страница

Процессом, из которого возникает Я, является социальный процесс, который предполагает взаимодействие индивидов в группе, т. е. заранее предполагает существование группы[6]. Также он предполагает того или иного рода сотрудничество, в которое вовлечены различные члены группы. И кроме того, он предполагает, что из этого процесса, в свою очередь, может развиться более сложная организация по сравнению с той, из которой возникло Я, и что человеческие Я могут быть органами или, по крайней мере, существенными элементами этой более сложной социальной организации, внутри которой эти Я возникают и существуют. Таким образом, имеет место социальный процесс, из которого возникают Я и в ходе которого происходят дальнейшая дифференциация, дальнейшая эволюция, дальнейшая организация.

В психологии Я обычно рассматривалось как более или менее обособленный и независимый элемент, своего рода сущность, способная существовать сама по себе. Возможно, в мире и могло бы существовать единичное Я, если исходить из отождествления Я с некоторым ощущением-сознанием (feeling-consciousness). Если рассуждать об этом ощущении как о чем-то объективном, то можно было бы мыслить Я как существующее само по себе. Мы могли бы помыслить отдельное физическое тело, существующее само по себе, и, предположив, что именно оно обладает упомянутыми ощущениями и состояниями сознания, тем самым мысленно принять как само по себе существующее и такого рода Я.

Однако есть еще одно значение “сознания”, в котором оно нас до сих пор прежде всего интересовало. В этом значении сознание обозначает то, что мы называем мышлением, или рефлективным интеллектом, и всегда, по крайней мере имплицитно, соотносится с заключенным в нем “я” (“I”). В указанном значении сознание не несет в себе обязательной связи с другим; это совершенно иное понятие. В данном случае оно соотносится с некоторым механизмом, или некоторым способом, при помощи которого организм действует. Если организм оснащен органами чувств, то в окружающей его среде существуют объекты, среди которых - и части его собственного тела[7]. Если бы у организма отсутствовали сетчатка глаза или центральная нервная система, то никаких объектов его зрения не существовало бы. Чтобы такие объекты существовали, должны быть в наличии определенные физиологические условия, но сами по себе эти объекты не обязательно связаны с Я. Когда мы приобретаем Я, мы приобретаем определенный род поведения, или определенный тип социального процесса, который включает в себя взаимодействие разных индивидов и предполагает, кроме того, вовлечение индивидов в того или иного рода сотрудничество. Именно в этом процессе и может возникнуть Я как таковое.

Нам хотелось бы отграничить Я как определенного рода структурный процесс в поведении формы от того, что мы именуем сознанием переживаемых в опыте объектов. Эти две вещи не обязательно связаны друг с другом. Ноющий зуб - очень важный элемент. Мы не можем не обращать на него внимания. Он в некотором смысле отождествляется с Я, что позволяет нам держать такого рода переживание под контролем. Время от времени мы переживаем в опыте что-то, относящееся, как мы говорим, к окружающей атмосфере. Весь мир кажется нам унылым, небеса - мрачными, погода - противной, ценности, которыми мы дорожим, - померкшими. Мы не обязательно отождествляем такую ситуацию со своим Я; мы просто ощущаем окружающую нас атмосферу. Мы припоминаем, что подвержены такого рода депрессии, и обнаруживаем аналогичные переживания в своем прошлом. Далее мы получаем того или иного рода помощь, принимаем аспирин или решаем отдохнуть, в результате чего мир изменяет свой характер. Есть и другие переживания, которые мы всегда можем отождествить со своим Я. На мой взгляд, можно провести четкую границу между определенными типами опыта, которые мы - ввиду того, что только мы одни имеем к нему доступ, - называем субъективным опытом, и тем опытом, который мы называем рефлективным.

Правда, рефлексия, взятая сама по себе, есть нечто такое, к чему мы одни имеем доступ. Некто обдумывает собственное доказательство суждения - скажем, в области евклидовой геометрии, - и в данном случае мышление представляет собой нечто, имеющее место внутри его поведения. Некоторое время это доказательство существует только в его мыслях. Потом он его где-то публикует, и оно становится общим достоянием. Но до того оно было доступно только ему одному. Существуют и другие содержания такого рода - например, образы памяти и игра воображения, - доступные только данному индивиду, и никому более. И тем типам объектов, которые мы обычно отождествляем с сознанием, и тому процессу, который мы именуем процессом мышления, присуще общее качество, состоящее в том, что они доступны, по крайней мере в некоторых своих аспектах, только данному индивиду. Однако, как я уже говорил, эти два комплекса явлений расположены на совершенно разных уровнях. Общее свойство доступности вовсе не обязательно придает им один и тот же метафизический статус. Мне не хотелось бы обсуждать сейчас метафизические проблемы, но я хотел бы настойчиво подчеркнуть, что Я имеет определенную структуру, возникающую в социальном поведении, которая совершенно отлична от так называемого субъективного переживания тех отдельных совокупностей объектов, к которым организм единолично имеет доступ; общее свойство приватности доступа не превращает их в одно и то же.

Я, о котором идет речь, возникает тогда, когда в поведение индивидуальной формы привносится разговор жестами. Когда разговор жестами может быть встроен в поведение индивида таким образом, что установка других форм приобретает способность оказывать воздействие на данный организм, а сам организм - отвечать на нее соответствующим собственным жестом и тем самым пробуждать установку другого в своем собственном процессе, тогда и возникает Я. Даже простой разговор жестами, происходящий в низших формах, следует объяснять тем, что такой разговор жестами выполняет функцию интеллекта (intelligent function). Даже здесь он является частью социального процесса. Когда он привносится в поведение индивида, он не просто поддерживает эту функцию, но и приобретает еще большую силу. Если я могу принять установку друга, с которым собираюсь о чем-то подискутировать, то я, принимая эту установку, могу применить ее также к самому себе и отвечать на нее так же, как и он, и получаю возможность представить вещи гораздо более отчетливо, нежели если бы я не использовал в своем поведении этот разговор жестами. То же самое можно сказать и о нем. Для нас обоих лучше, когда мы продумываем ситуацию заранее. Кроме того, каждый индивид должен принять установку сообщества, или генерализованную установку. Он должен быть готовым действовать при определенных условиях точно так же, как действовал бы на его месте любой другой индивид, принадлежащий к данному сообществу.

Один из величайших шагов вперед в развитии сообщества происходит тогда, когда эта реакция сообщества на индивида принимает, как мы говорим, институциональную форму. Под этим имеется в виду, что при определенных обстоятельствах все сообщество действует по отношению к индивиду идентичным образом. Не имеет значения, кто именно украл принадлежащую вам собственность - Том, Дик или Гарри. В таких условиях существует идентичная реакция со стороны всего сообщества. Мы называем это формированием института.

Теперь я хотел бы вкратце обратиться к еще одному вопросу. Единственным способом, при помощи которого мы можем оказать противодействие неодобрению со стороны всего сообщества, является создание сообщества более высокого типа, которое бы имело в некотором смысле численный перевес над первым. Человек может дойти до противопоставления себя всему окружающему миру; он может обособиться от него. Но для этого он должен говорить с самим собой голосом рассудка. Он должен понимать голоса прошлого и будущего. Это единственный способ, при помощи которого Я может обрести голос, представляющий собой нечто большее, нежели голос сообщества. Как правило, мы предполагаем, что этот общий голос сообщества идентичен более широкому сообществу прошлого и будущего; мы полагаем, что в организованном обычае представлено то, что мы называем нравственностью. То, чего человек делать не вправе, - это то, что каждый подверг бы осуждению. Если мы принимаем установку сообщества, в противовес нашим реакциям, то это утверждение правильно, однако нам не следует забывать и о другой возможности - возможности реагирования на сообщество и требования изменить жест сообщества. Мы можем изменять порядок вещей; мы можем настойчиво добиваться усовершенствования стандартов сообщества. Мы не просто связаны сообществом. Мы вовлечены в разговор, в котором сообщество выслушивает то, что мы говорим, и то, что нам приходится сказать, оказывает воздействие на его реакцию. Особенно это касается критических ситуаций. Человек возвышает свой голос и отстаивает то, что он делает; он наделен “правом изложить свою позицию”; он может изложить свои взгляды. Возможно, ему удастся изменить установку сообщества по отношению к нему. Процесс разговора характеризуется тем, что индивид не только имеет право, но и обязан разговаривать с сообществом, частью которого он является, и вызывать те изменения, которые происходят благодаря взаимодействию индивидов. Именно таким образом общество и движется вперед - благодаря тем самым взаимодействиям, в которых человек отстаивает свое мнение. Мы постоянно в тех или иных аспектах изменяем нашу социальную систему и способны делать это осмысленно, поскольку способны думать.

Таков рефлективный процесс, внутри которого возникает Я; и что я попытался сделать, так это отделить такого рода сознание от сознания как той совокупности качеств, которая определяется доступностью некоторого рода объектов для организма. Бесспорно, наше мышление - пока оно просто мышление - тоже доступно только для данного организма. Однако одно только общее свойство исключительной доступности для данного организма не делает ни мышление, ни Я чем-то таким, что можно было бы отождествить с группой попросту доступных объектов. Мы не можем отождествить Я с тем, что обычно именуют сознанием, т. е. с частной, или субъективной, данностью (thereness) качеств объектов.

Конечно, в настоящее время проводится различие между сознанием и само-сознанием: сознание отвечает на определенные опытные переживания, например, боль или удовольствие, само-сознание же соотносится с распознаванием - или проявлением - Я как объекта. Вместе с тем, широко распространено мнение, что эти иные содержания сознания несут с собою также и само-сознание, что боль - это всегда чья-то боль и что, не будь этой ее соотнесенности с тем или иным индивидом, боли вообще бы не было. В этом безусловно есть своя доля истины, но этим все далеко не исчерпывается. Боль непременно принадлежит какому-нибудь индивиду; это будет ваша боль, коль скоро она принадлежит вам. Боль может принадлежать кому угодно, но если бы она принадлежала всем и каждому, то не имела бы почти никакого значения. Полагаю, можно представить такую ситуацию, когда при обезболивании происходит диссоциация переживаний, вследствие чего страдание, так сказать, перестает быть вашим страданием. Пример этой анестетической диссоциации мы находим в переживании чего-то неприятного, которое теряет свою власть над нами, когда мы переключаем свое внимание на что-то другое. Если нам удастся выйти, так сказать, за пределы вещи, отделив ее от обращенного на нее взгляда, то мы можем обнаружить, что она утратила для нас значительную долю своей невыносимости. Невыносимость боли - это реакция на нее. Если вам действительно удается воздержаться от реагирования на страдание, то вы избавляетесь от определенного содержания в самом страдании. В итоге, оно перестает быть вашей болью. Вы просто объективно принимаете ее во внимание. Именно такую точку зрения мы постоянно пытаемся внушить человеку, когда он склонен отдаться во власть эмоций. В этом случае мы не избавляемся от самого проступка, но избавляемся от реакции на этот проступок. Объективность судьи - это объективность нейтрального лица, способного встать над ситуацией и оценивать ее со стороны. Если нам удается принять эту судейскую установку по отношению к проступкам некоего лица, обращенным против нас, то мы достигаем той точки, когда уже не обижаемся на них, а понимаем их, и получаем такую ситуацию, когда понять - значит простить. Благодаря такой установке мы выносим значительную часть нашего опыта за пределы собственного Я. Характерной и естественной установкой по отношению к другому является негодование в ответ на оскорбление, но теперь мы в некотором смысле вышли за пределы прежнего Я и превратились в Я с другими установками. Следовательно, есть определенный метод, к которому мы прибегаем, когда переносим страдание или какую-то другую эмоциональную ситуацию, и этот метод заключается в частичном отделении собственного Я от опытного переживания, вследствие чего оно уже не является переживанием данного индивида.

Так вот, если бы мы смогли полностью обособиться от опыта, не запоминать его и не быть вынужденными постоянно, изо дня в день, от мгновения к мгновению впитывать его в свое Я, то его бы для нас уже не существовало. Если бы у нас не было памяти, отождествляющей опытные переживания с Я, то они бы определенно исчезли, не находясь ни в каком отношении к нашему Я, хотя и могли бы сохраняться в качестве чувственных переживаний без вхождения в Я. Такого рода ситуация представлена в патологическом случае множественной личности, когда индивид утрачивает память о какой-то стороне своего существования. Все, что связано с этой стороной его существования, пропадает, и он становится другой личностью. Прошлое обладает реальностью независимо от того, входит оно в опыт или нет, однако в данном случае оно не отождествляется с Я, не входит в состав Я. Такого рода установку по отношению к другим мы принимаем, например, тогда, когда некто совершает какой-то проступок, вслед за которым имеют место констатация ситуации, ее признание и, возможно, извинения, после чего ставится точка. Человек, который прощает, но не забывает, - неприятный компаньон; прощение сопряжено с забыванием, избавлением от памяти о чем-то.

Можно привести много иллюстраций непрочной связи данных содержаний с Я в пользу нашей точки зрения, что они имеют определенную ценность за пределами Я. По крайней мере, мы должны допустить, что можем достичь такой точки, когда нечто, распознаваемое нами как содержание, становится для Я все менее и менее необходимым, не допускается в наличное Я и уже не имеет для этого Я той ценности, какой оно обладало для Я прежнего. Пограничные случаи, похоже, подтверждают, что некоторая часть таких содержаний может быть полностью отсечена от Я. Хотя она, в некотором смысле, здесь, готовая при определенных условиях проявиться, тем не менее в данный момент она диссоциирована и не переступает порога нашего само-сознания.

С другой стороны, само-сознание, вне всяких сомнений, организовано вокруг социального индивида, и, как мы увидим, не просто потому, что он находится в социальной группе, испытывает воздействие со стороны других и сам воздействует на них, но и потому (это-то я как раз и подчеркиваю), что опыт, присущий ему как Я, он получает именно из своего воздействия на других. Он становится Я постольку, поскольку может принять установку другого и действовать по отношению к себе так же, как действуют по отношению к нему другие. Я возникает при условии, что разговор жестами становится частью поведения, направляющей и контролирующей опыт. Социальный процесс влияния на других в социальном акте, последующее принятие установки других, пробуждаемой данным стимулом, и дальнейшее реагирование на этот отклик (response) - вот чем конституируется Я.

Наши тела являются частью нашей среды; индивид может переживать и сознавать свое тело и свои телесные ощущения, не сознавая при этом самого себя, или, иначе говоря, без принятия установки другого по отношению к себе. Согласно социальной теории сознания, под сознанием имеется в виду особое качество, или особый аспект среды, существующей в индивидуальном человеческом опыте, который обусловлен человеческим обществом, т. е. обществом других индивидуальных Я, принимающих по отношению к себе установку другого. Физиологическая концепция или теория сознания сама по себе неадекватна; она нуждается в дополнении социально-психологической точкой зрения. Принятие, или восприятие установки другого по отношению к вам - вот что образует само-сознание, а вовсе не органические ощущения, которые индивид в собственном опыте переживает и сознает. До тех пор, пока в процессе социального опыта не возникнет само-сознание, индивид переживает свое тело - т. е. его чувства и ощущения - всего лишь как непосредственную часть своей среды, не как свое собственное тело, не в категориях само-сознания. Сначала должны возникнуть Я и само-сознание, а уж только потом эти переживания могут быть специфически отождествлены с Я, или присвоены им; чтобы войти, так сказать, в это наследие опыта, Я должно прежде развиться в том социальном процессе, в который это наследие включено.

Благодаря само-сознанию индивидуальный организм становится, в некотором смысле, частью своей внешней среды; его собственное тело становится частью той совокупности внешних стимулов, на которую он отвечает, или реагирует. Вне контекста высших уровней социального процесса - т. е. тех уровней, на которых он заключает в себе осознанную коммуникацию, или осознаваемый разговор жестами, между взаимодействующими индивидуальными организмами, - индивидуальный организм не отделяет себя как целое от своей среды, не становится как целое объектом для самого себя (а следовательно, не сознает самого себя) и не является целостным стимулом, на который он реагирует. Напротив, он реагирует лишь на части или отдельные аспекты самого себя и вообще относится к ним не как к частям или аспектам самого себя, а всего лишь как к частям или аспектам своей среды. Только на высших уровнях социального процесса, только в условиях более развитых форм социальной среды, или социальной ситуации, целостный индивидуальный организм становится объектом для самого себя и, следовательно, обретает само-сознание; на низших, не-сознательных уровнях социального процесса, а также в обычной психофизиологической среде, или ситуации, логически предшествующей социальному процессу опыта и поведения и им пред-полагаемой, он, таким образом, объектом для самого себя не становится. В опыте или поведении, которые можно назвать само-сознательными, мы действуем и реагируем прежде всего в соотнесении с самими собой, хотя также и в соотнесении с другими индивидами; обладать само-сознанием по существу означает стать объектом для своего Я благодаря своим социальным взаимоотношениям с другими индивидами.

Коль скоро мы рассматриваем природу Я, необходимо прежде всего подчеркнуть первостепенное значение мышления. Ядро и первичную структуру Я образует не аффективный опыт с его моторным оснащением, а именно само-сознание. Следовательно, Я - феномен по существу когнитивный, а не эмоциональный. Мышление, или мыслительный процесс - т. е. интернализация и внутренняя драматизация индивидом внешнего разговора значащими жестами, конституирующего основной способ его взаимодействия с другими индивидами, принадлежащими к тому же обществу, - есть первая опытная стадия в генезисе и развитии Я. Кули и Джемс, правда, пытаются искать основу Я в рефлексивных аффективных переживаниях, т. е. переживаниях, включающих в себя “само-ощущение”; однако теория, согласно которой природу Я надлежит искать в таких переживаниях, не объясняет происхождение Я, или того само-ощущения, которое, как предполагается, характеризует такого рода переживания. В этих переживаниях индивид не нуждается в принятии установок других по отношению к себе, так как сами по себе они еще не требуют от него этого; пока он не примет эти установки, у него не может развиться Я; сам же он не сделает это при такого рода переживаниях до тех пор, пока Я у него уже не возникнет некоторым иным образом (а именно тем, который мы описали). Сущность Я, как мы уже сказали, когнитивна: она заключена в интернализованном разговоре жестами, который образует мышление и в рамках которого происходит мыслительный процесс, или рефлексия. Следовательно, происхождение и основания Я, равно как и мышления, - социальны.

22. “I” и “Мe”

Мы подробно рассмотрели социальные основания Я и предположили, что Я представляет собой не одну только организацию социальных установок. Теперь мы можем прямо поставить вопрос о природе “ I ”, сознающего социальное “ me ”. Я не собираюсь подымать здесь метафизический вопрос о том, каким образом человек может быть одновременно “ I ” и “ me ”; я ставлю вопрос о том, каково значение этого различия с точки зрения самого поведения. Где в поведении проявляется “ I ”, в отличие от “ me ”? Если человек определяет свое положение в обществе и чувствует себя обладателем определенной функции и привилегии, все это определяется по отношению к “ I ”, однако “ I ” не является “ me ” и не может стать “ me ”. Мы можем иметь лучшее Я или худшее Я, но, опять-таки, это не “ I ”, противопоставляемое “ me ”, хотя оба они являются Я. Нам нравится одно из них и не нравится другое, но когда мы либо первое, либо второе выносим на суд, они даны для такой оценки уже в качестве “ me ”. “ I ” не попадает в сферу внимания; мы разговариваем с самими собой, но не видим самих себя. “ I ” реагирует на то Я, которое возникает вследствие принятия установок других. Благодаря принятию этих установок мы установили определенное “ me ”, реагируем же мы на него в качестве “ I ”.

Проще всего подойти к решению этой проблемы в категориях памяти. Я беседую с самим собой и помню, чтo я говорил, а также, быть может, то эмоциональное содержание, которое этому сопутствовало. “ I ” этого момента времени присутствует в “ me ” следующего момента. Здесь я, опять-таки, не могу достаточно быстро сбегать туда и обратно, чтобы поймать самого себя. Я становлюсь “ me ”, поскольку помню, что я сказал. “ I ”, между тем, может присутствовать в этой функциональной взаимосвязи. Именно из-за “ I ” мы говорим, что никогда не осознаем до конца, каковы мы есть на самом деле; именно благодаря ему мы приходим в удивление от своих собственных действий. Мы узнаем самих себя по мере того, как действуем. Именно благодаря памяти “ I ” постоянно присутствует в опыте. Мы можем непосредственно возвращаться к некоторым мгновениям нашего опыта, и тогда мы во всем остальном зависим от образов памяти. Таким образом, “ I ” существует в памяти как представитель Я, каким оно было секунду, минуту или день назад. Оно дано нам как “ me ”, но это “ me ”, которое раньше было “ I ”. Поэтому, если вы спросите, где именно “ I ” непосредственно входит в ваш опыт, я отвечу, что оно входит в него как исторический персонаж. “ I ”, представленное в “ me ”, - это то, чем вы были секунду назад. Эту роль должно принять уже другое “ me ”. Вы не можете схватить непосредственную реакцию “ I ” в самом процессе[8]. В некотором смысле, именно с “ I ” мы самих себя отождествляем. Вхождение его в опыт составляет одну из проблем, связанных с большей частью нашего сознательного опыта; “ I ” не дано в опыте непосредственно.

“ I ” - это реакция организма на установки других[9]; “ me ” - организованный набор установок других, которые он принимает. Установки других образуют организованное “ me ”, а затем организм реагирует на него как “ I ”. Теперь мне хотелось бы проанализировать эти понятия более подробно.

В разговоре жестами нет ни “ I ”, ни ” me ”; в этой области жестикуляции целостный акт еще не осуществлен, а только подготавливается. Так вот, поскольку индивид пробуждает в самом себе установки других, возникает организованная группа реакций. И именно благодаря способности принимать установки других, могущие быть организованными, индивид приобретает само-сознание. Принятие всех этих организованных наборов установок дает ему его “ me ”; это то Я, которое он осознает. В ответ на требование, адресованное ему членами команды, он может бросить мяч какому-то другому члену команды. Это то Я, которое непосредственно существует для него в его сознании. Он обладает их установками, знает, чего они хотят и какими будут последствия любого его акта, и принимает на себя ответственность за ситуацию. Так вот, именно присутствие этих организованных наборов установок конституирует то “ me ”, на которое он как “ I ” реагирует. Какой же конкретно будет его реакция, не знают, однако, ни он сам, ни кто бы то ни было другой. Возможно, он сыграет блестяще, а может быть, допустит ошибку. Реакция на ситуацию, какой она видится ему в непосредственном опыте, несет в себе неопределенность, и именно ею конституируется “ I ”.

В поведении индивида “ I ” проявляется как его действие, отвечающее на данную социальную ситуацию; оно входит в его опыт только после того, как акт уже выполнен. Тогда он его осознает. Он должен был сделать что-то и сделал это. Он исполнил свой долг и может с гордостью любоваться выполненным броском. “ Me ” возникает для выполнения этой обязанности; именно таким образом оно возникает в его опыте. Он имел в самом себе все установки других, требующие определенной реакции; это было “ me ” данной ситуации, а его реакция - “ I ”.

В особенности мне хотелось бы обратить внимание на тот факт, что реакция “ I ” - нечто более или менее неопределенное. Установки других, которые человек принимает как воздействующие на его поведение, образуют “ me ”, и “ me ” есть нечто, что уже имеется в наличии, в то время как реакция на него еще не дана. Когда человек присаживается, дабы что-то обдумать, он располагает определенными данными, которые имеются в наличии. Допустим, это социальная ситуация, которую он должен как-то уладить. Он видит себя с точки зрения того или иного индивида, принадлежащего к группе. Эти индивиды, связанные воедино, дают ему определенное Я. Итак, каковы же будут его действия? Он не знает, и никто не знает. Он способен схватить ситуацию в своем опыте, поскольку может принять установки различных вовлеченных в нее индивидов. Благодаря принятию их установок он знает, какие чувства они в связи с ней испытывают. В итоге он говорит: “Я сделал нечто такое, что, по-видимому, принуждает меня к определенному ходу поведения”. Возможно, действуя таким образом, он поставит себя в неловкое положение перед другой группой. “ I ” как реакция на данную ситуацию, в противоположность “ me ”, включенному в принимаемые им установки, отличается неопределенностью. И когда реакция уже произойдет, она проявляется в его опыте преимущественно как образ памяти.

Наше мнимое настоящее как таковое очень непродолжительно. Тем не менее, мы переживаем в опыте протекающие события; часть процесса протекания событий пребывает в непосредственной данности в нашем опыте, в том числе какая-то часть прошлого и какая-то часть будущего. Мы видим, как происходит падение мяча, и по мере того, как оно происходит, часть мяча сокрыта, а часть - открыта для нас. Помимо того, что нам дано в нашем опыте, мы помним, где мяч был мгновение назад, и предвосхищаем, где он будет. Так же обстоит дело и с нами самими; мы что-то делаем, но когда оглядываемся назад и видим, чтo мы делаем, мы оперируем образами памяти. Таким образом, “ I ” реально проявляется в опыте как часть “ me ”. На основании этого опыта мы проводим различие между индивидом, который что-то делает, и “ me ”, которое ставит перед ним проблему. Реакция входит в его опыт только тогда, когда она уже происходит. Если он говорит, что знает, чтo будет делать, то даже тут он может ошибиться. Он начинает что-то делать, но случается нечто, мешающее этому. Действие, получаемое в результате, всегда несколько отличается от того, которое он мог бы предвидеть. Так обстоит дело даже тогда, когда он просто совершает процесс ходьбы. Само осуществление его ожидаемых шагов помещает его в некоторую ситуацию, в чем-то несколько отличную от ожидаемой, в некотором смысле новую. Это движение в будущее является шагом, совершаемым, так сказать, его эго, или “ I ”. Это нечто такое, чего не дано в “ me ”.

Возьмем ситуацию ученого, решающего проблему. Он располагает определенными данными, требующими определенных реакций. Некоторые из этих данных требуют от него применения такого-то и такого-то закона, в то время как другие требуют другого закона. Данные в наличии, со всеми их импликациями. Он знает, что означает такая-то и такая-то деталь, и когда он имеет перед собой эти данные, они предполагают с его стороны определенные реакции; между тем, сейчас они противоречат друг другу. Если он совершает одну реакцию, то не может совершить другую. Он не знает, что ему делать, и никто этого не знает. Действие Я происходит в ответ на эти противоречащие наборы данных, которые существуют в форме проблемы и предъявляют к нему как ученому противоречивые требования. Он вынужден взглянуть на проблему иначе. Это действие “ I ” представляет собой нечто такое, природу чего мы не можем предсказать заранее.

Следовательно, “ I ” во взаимоотношении между “ I ” и “ me ” есть нечто, так сказать, отвечающее на социальную ситуацию, данную индивиду в его опыте. Это ответ индивида на ту установку, которую другие принимают по отношению к нему, когда он принимает некоторую установку по отношению к ним. Так вот, те установки, которые он по отношению к ним принимает, присутствуют в его собственном опыте, но его реакция на них будет содержать элемент новизны. “ I ” дает ощущение свободы и инициативы. Ситуация дана нам, чтобы мы действовали само-сознающим образом. Мы сознаем самих себя, сознаем, в какого рода ситуации мы находимся, но то, каким в точности образом мы будем действовать, никогда не попадает в опыт раньше, чем действие будет уже совершено.