Историко-культурологическое изучение антропогенного ландшафта

Геоэкологическим анализом изучение антропогенных ланд­шафтов не исчерпывается. Наряду с ним применяется этно-исто-рический и культурологический подходы. Они издавна были ха­рактерны для географии, особенно французской и российской школ (Видаль деля Блаш, Ж. Брюн, А. Деманжон, Э. де Мартонн, В. В. Докучаев, Л. С. Берг, В. П. Семенов-Тян-Шанский, Ю. Г. Саушкин, Р. М. Кабо и др.). В последние годы историко-культуролО-гическая концепция антропогенного ландшафта получила новый импульс развития в связи с происходящей в наше время гумани­зацией ландшафтоведения [23]. Согласно этой концепции, осво­енные человеком ландшафты во многом представляют собой про­дукт истории населяющих их народов, их материальной и ду­ховной культуры. При этом антропогенный ландшафт рассматривается как своего рода отражение, отпечаток преобразующего его социума. Установлена закономерность: каково общество, его культура, менталитет и исторические судьбы, таков и ландшафт, им созданный. Ландшафт – лицо страны, лицо нации. Как по со­стоянию и убранству квартиры или дома можно судить о хозяевах, так по антропогенному ландшафту – о культуре, трудовых навы­ках и традициях его социума. Если архитектура старинных городов расценивается как история, запечатленная в камне, то антро­погенный ландшафт в не меньшей мере читается как историчес­кая летопись.

Очевидно, при классификации антропогенных ландшафтов дол­жны учитывагся не только их природная и производственная подсис­темы, но вместе с тем и социокультурная. Есть основания говорить о национальных ландшафтах: испанских и французских, немецких и польских, финских и карельских, израильских и палестинских.' Не­смотря на географическое соседство и сходство природных условий, им свойственна ярко выраженная этнокультурная специфика.

При пересечении границы России и стран Балтии бросаются в глаза поразительные различия в облике сельских ландшафтов и провинциальных городов названных стран. И это, несмотря на пол­ное сходство природных условий. Ухоженный западноевропейский ландшафт Балтии невозможно спутать с северо-западным россий­ским, лишенным европейского лоска.

В полупустыне северного Прикаспия рубеж России и Казах­стана отмечен не пограничными столбами, а резкой сменой сельс­кого ландшафта. В волгоградском Заволжье его распаханность до­стигает 50-70%, тогда как в Западном Казахстане – не превышает 20%. Русские переселенцы в начале XX века привнесли в эти арид­ные края культуру земледелия; местные казахи – продолжают при­держиваться традиционного пастбищного животноводства.

Казалось бы еще в средние века завершилась реконкиста в Испании. Страна избавилась от иноземного гнета. Но до сих пор испанские ландшафты юга Пиренейского полуострова сохраняют своеобразный мавританский облик и дух. Прошедшие столетия не смогли стереть отпечаток арабской средневековой культуры с ант­ропогенных ландшафтов Андалусии.

Культурный национальный ландшафт – " эстафета" поколений. С ним от эпохи к эпохе передаются накопленные веками материальные и духовные богатства нации. Одновременно куль­турная ландшафтная среда растит и формирует свой будущий со­циум. Люди строят и оберегают родные этнические ландшафты, а ландшафты духовно созидают и воспитывают людей. В системе " социум – ландшафт" существует прямая и обратная духовная связь. А. М. Горький, повидавший на своем веку множество российских и западноевропейских ландшафтов, писал по этому поводу: " Чело­век Запада еще в раннем детстве, только что встав на задние лапы, видит всюду вокруг себя монументальные результаты труда его предков. От каналов Голландии до туннелей Итальянской Ривьеры и виноградников Везувия, от великой работы Англии до мощных Силезских фабрик — вся земля Европы тесно покрыта грандиозны­ми воплощениями организованной воли людей... Это впечатление всасывается ребенком Запада и воспитывает в нем сознание ценно­сти человека, уважения к его труду и чувство своей личной значи­тельности как наследника чудес труда и творчества предков" [11, с. 9].