Глава 18. В бассейне-цистерне было так темно и тепло, что я не заметил, как уснул.

Прорыв

В бассейне-цистерне было так темно и тепло, что я не заметил, как уснул.

Разбудил меня скрип люка. Было тихо, солнечный свет проникал сквозь огромные проломы в потолке и стенах большого зала. Вокруг валялись обломки бетонных плит и кучи цементной крошки. Две железные лестницы из трех, что вели на опоясывающую зал поверху галерею, упали, сорвавшись со штанг. Смерч не развалил, но основательно потрепал здание. Пол и стены были мокрыми, тут и там расплывались лужи от нападавшего сквозь дыры и успевшего растаять снега.

Покрытый светло-серой пылью мутант стоял рядом с цистерной. При нашем появлении он встряхнулся, как вылезший из воды пес, и оглушительно чихнул. С потолка ему под ноги упал камешек.

Пригоршня со Шнобелем схватились за стволы, настороженно следя за каждым движением брутора.

А ведь это самка. Похожа на йети, снежного человека, – огромная, сутулая, с широкими плечами и крупными лапами. И немолодая: длинные космы подернуты сединой, торчащие из подобия мехового платья груди обвисли.

Бруторша махнула лапой, и морда ее исказилась.

– Ызвыните, – рыкнула она. – Сложно упыравлять… прымы-ытывным сознанием…

Говорила мутантша медленно, с трудом, речь ее была полна взрыкиваний и фырканья.

– Ыртеньева, – представилась она.

Пригоршня присвистнул.

– Ух ты! У мутантов фамилии есть?

– Татьяна Васильевна? – уточнил я. Бруторша очень по-человечески кивнула.

Шнобель, опустив ствол, нервно хихикнул.

– Татьяна Васильевна, так вас звать? Во фигня!

Я видел по ее морде, что ей хочется строго осведомиться, что тут смешного, – она даже раскрыла пасть и пошевелила губами и языком… и ничего не сказала. Наверное, берегла силы для другого. Хорошо было видно, как трудно дается ей речь. Верней, как сложно заставить эту тупую биологическую махину разговаривать.

Меня в первую очередь интересовало другое:

– Дядя отключил питание саркофага. Мы все видели, как вы умерли. Ну… ваше тело. Почему?..

Она заморгала, уставившись на меня с высоты своего роста.

– Сакро… – прохрипела она вопросительно. И затем кивнула: – А! Усы… Усты… установка жызне… да. Тело… умерло. Но мое… созы… созны… сознание долго было… здесь и поэтому… осталось в Зоне. – Бруторша вздохнула, почесалась под мышкой: – Трудно… говорить. Лучше… вопросы. Извините… манеры.

Так значит, Иртеньева вовсе не умерла. Верней, умерла, но не полностью, погибло только тело – а внедренное в Зону сознание осталось. И теперь женщина-ученый взяла под контроль самку брутора, чтобы вступить с нами в контакт.

– Почему вы здесь?

– Ох! – она завела глаза к потолку, и я понял, что сформулировать сложный ответ устами глупой бруторши Иртеньевой будет сложновато, придется самому догадываться.

Шнобель с Пригоршней уставились на меня.

– Это что, та самая тетка, которая?.. – Никита изобразил в воздухе нечто большое и объемное. – В гробу стеклянном? К которому Дядьев питание перекрыл у нас на глазах?

– Гробу! – рыкнула самка и, запрокинув голову, вдруг разразилась оглушительным фырканьем и горловым бульканьем. От неожиданности мы схватились за оружие – но потом поняли, что она так смеется.

Отсмеявшись, бруторша серьезно посмотрела на нас – и в больших, навыкате, глазах я узнал взгляд училки из болота.

– Мало… время! – раскатисто напомнила она. – Дядьев… растет сила.

Мы переглянулись.

– Он все лучше управляет Зоной? – уточнил я. – Сколько времени займет у него полностью освоиться со всеми возможностями?

– Сутки! Может, двое…

– Так, погоди, – продолжал допытываться Пригоршня почему-то у меня. – Это точно та тетка, которая лежала в гробу? Которая участвовала в этих странных экспериментах на базе по контактам с сознанием Зоны? И которая мешала нам добраться до базы? Почему сейчас она нам помогает?

– Почему вообще мешала? – добавил Шнобель. – Что за женская непоследовательность такая?

Я кивком показал, что они могут задать вопросы ей самой. Бруторша уже нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, почесывалась, потом вообще с отсутствующим видом подобрала обломок бетона и попыталась его жевать. Тьфу, вот образина!

Пригоршня повернулся к бруторше, поднял руку и помахал, привлекая ее внимание.

– Эй, вы! Как там… Татьяна Васильевна! – он выглядел смущенным, обращаясь по имени-отчеству к трехметровой уродливой мутантше. Я его вполне понимал. Неужели нельзя было найти мутанта поприятнее? – Сначала пытались убить, а теперь спасли нас. Зачем?

Бруторша с видимым усилием сфокусировала взгляд на Пригоршне. Тот невольно попятился, поднимая ствол. Пожевав губами, самка сплюнула кусок бетона, но плохо рассчитала, и Шнобелю пришлось отпрыгнуть в сторону.

– Помощь! – рыкнула она. – Ыксы… ыкспи… опыт! Опасен! Прекратить!

– Хочешь сказать, нужна наша помощь? – перевел Шнобель. – Опомнилась! Помнишь, как ты меня чуть с махины этой не стряхнула? У меня руки вытянулись, как у обезьяны, пока я там висел! И ты еще хочешь…

Бруторша резко наклонилась вперед, придвинула морду почти вплотную к наемнику и выдохнула ему в лицо:

– Помощь… я… вам. Срочно! Пыка… не поздно.

– Эй, эй, полегче! – от неожиданности Шнобель упал на задницу, прикрываясь локтем от летевших в него брызг слюны и бетонного крошева.

– Так, а ну отставить! – велел я. – Если у нас действительно мало времени, давайте успокоимся и разберемся. И составим план действий.

Пригоршня, ворча, опустил калаш и отошел от бруторши. Усевшись на крышку одной из цистерн, которые торчали из пола рядком, он вытащил банку тушенки, открыл и начал пальцами доставать куски мяса.

– Разбирайся без меня, – сказал он. – Потом расскажешь.

Шнобель пристроился рядом с Пригоршней, они стали по очереди таскать из банки тушенку, заедая печеньем.

Я повернулся к бруторше. Та переминалась с ноги на ногу, беспокойно глядя на нас.

– Давайте начнем с начала. Итак, вы – Иртеньева Татьяна Васильевна, ученая, которая в числе прочих занималась экспериментами по управлению Зоной…

– Да! Нет! – рыкнула самка. – Не контроль! Ыс… ыссле… ысследования. Контакт с сознанием.

– Вы установили контакт с сознанием Зоны, правильно? Но что-то пошло не в ту сторону, и эксперимент остановили.

– Кома! – рявкнула самка так, что Пригоршня со Шнобелем, тихо о чем-то переругивавшиеся, подпрыгнули, едва не выпустив тушенку. – Впала… в кому. Ученый совет… испугался. Отменили… опыт. Дядьев… ааргх… против! – она зарычала, замотала головой.

– Но Дядьев был против, – продолжал я, стараясь не терять нить рассказа. – Наверное, он настаивал на продолжении эксперимента, так как увидел в произошедшем с вами возможность управления Зоной, иначе говоря – неограниченную, нечеловеческую власть. Правильно?

– Лишили права… на опыт! – согласилась бруторша. – Ызгнали!

– За скандальный характер и несогласие с решением Ученого совета Дядьева отстранили от работы на базе и выслали на Большую землю, – перевел я. – Но он не желал упускать такие возможности. Договорился с Брежневым…

– Ааргх? – вопросительно рыкнула Иртеньева.

– Заместитель начальника охраны базы, он заодно с Дядей. Эти двое разработали план захвата базы. Я так понимаю, Дядя обещал Брежневу, что будет отдавать ему все артефакты или что-то в этом роде. А Брежнев будет хранить тело ученого и работать, как бы выразиться, его голосом в этом мире. При необходимости. Дядьева увозят с базы на вертолете, он не знает дорогу на базу и не может на нее обратно проникнуть – его не пустят. Поэтому он нанимает, во-первых, наемников для захвата базы, во-вторых, нас с Пригоршней – как проводников и пропуск на базу. Я правильно понимаю?

– Откуда ты все это знаешь? – поразился Шнобель. Я выразительно постучал пальцем по лбу:

– Думать надо, Рома.

– Химик у нас голова, – поддакнул Пригоршня.

– Откуда вы узнали про этот план? – обратился я к бруторше. – Ведь поэтому вы и пытались нас убить по дороге к базе?

Самка выглядела смущенно – насколько может выглядеть смущенным мохнатый йети.

– Не убить! – фыркнула она. – Остановить. Знаю много, что в Зоне. Слышу! Вижу! Чую… мысли.

– Мысли читать умеешь? – оживился Шнобель. – О чем я сейчас думаю?

Иртеньева укоризненно посмотрела на наемника, скривила рот.

– Мысли… нет. Ын… ынте… интенции!

– Чего? – вылупился наемник. – Какие еще интенции?

– Проехали, – одернул я его. – Дальше! Тьфу… – теперь и я пытался говорить короткими, рублеными фразами. – Значит так: вы как-то почувствовали, что Дядьев намеревается сотворить, и попытались помешать. Почему нам, а не ему?

– Всем, – проворчала бруторша, вертясь на одном месте. Видно было, что мутанту, чьим сознанием завладела женщина-ученый, неуютно долго стоять на одном месте, да еще разговаривать. Мозг у самки должен просто кипеть. Не вырвется ли она из-под контроля? Или мозги перегреются и вскипят в этой волосатой башке… Все-таки брутор – большой, сильный и кровожадный мутант, не брезгующий человечиной. Опасный враг.

Иртеньева заметила мое беспокойство.

– Контроль… держу, – сказала она. – Но мутант портится. Нервы… сдают. Надо быстро.

Наверное, ученая выбрала старую самку не столько потому, что та была крупной и сильной – в смысле физической мощи она явно проиграла бы молодому самцу, – а потому, что эта особь явно была развита несколько более прочих.

– Хорошо, я заканчиваю. Вы пытались помешать всем нам добраться до базы. Чтобы Дядьев не попал в лабораторию и не взял Зону под контроль своим больным сознанием.

– Больным – уж точно, – ввернул Пригоршня. – То мутанты, то смерч… Псих недорезанный.

– …Но он попал и взял. Теперь вы узнали, что мы собираемся ему помешать, и хотите помочь нам. Так?

Самка мотнула головой в знак согласия.

– Но как мы можем остановить его?

Бруторша со свистом втянула воздух сквозь желтые клыки.

– Знаю… проход. Под землю!

– Проход под землю? – удивился Шнобель. Он давно встал и прохаживался, разглядывая зал и цистерны для мальков.

– Под землю… подземный…

– Подземный проход? На базу?

Иртеньева кулаком стукнула себя в грудь и зарычала. Судя по всему, это был жест бруторши, а не ученой. Видимо, у самки и контролирующей ее сознание ученой совпали эмоции, срезонировали, и несвойственный женщине жест проскочил сквозь контроль.

– На базу мы и сами можем, – возразил Шнобель. – А вот внутри-то как мы и чего делать будем? Ты вот что скажи! Как Дядю порешить, а прочих не задеть? Среди нас пацифистов много, если ты заметила, – он покосился на нас с Пригоршней. – Этих, как их… филантропов. Не хотят, понимаешь, чтоб невинные пострадали.

Внимательно слушающий наш разговор Пригоршня уставился на меня и привстал:

– Ну-ка, ну-ка, Химик… Узнаю это сложное выражение лица! Есть идея?

Я обратился к Иртеньевой:

– Откуда на базе электричество? Кажется, я слышал шум водопада ночью.

– Да! – закивала бруторша. – Гидро… электро… эта! Ход… подземный. Не на базу идет. А туда! Проведу.

Не знаю, какой была Иртеньева, когда еще оставалась человеком – ученой, женщиной, – но мутантом она оказалась… однообразным. Диалог с нею получался очень уж монотонным. Для своего удовольствия я с такой дамой разговаривать не стал бы.

Шнобель с Пригоршней переглянулись.

– А что, это мысль! – воскликнул наемник. – Если мы не можем выдернуть провод из розетки, то можем отключить саму розетку!

Пригоршня задумчиво почесал в затылке:

– А если Дядя тоже, как она, не умрет, а останется в Зоне? – он кивнул на бруторшу. – Ему-то даже и лучше, не надо беспокоиться о теле.

– Он еще… не слился, – рыкнула та. – Пока слабый контакт. Еще… сутки, и тогда – да. А сейчас еще… можно уничтожить. Быстро!

Пригоршня выпрямился:

– Ну так чего стоим – тогда вперед!

Бруторша даже начала приплясывать на месте от нетерпения.

– Контроль… тяжело! – вздохнула она. – Нужно движение.

– Веди, – кивнул я. – Покажем этому Дяде, кто настоящие хозяева в Зоне.

– Кто? – не понял Шнобель.

– Думай! – Пригоршня постучал себя пальцем по лбу. Этот жест он перенял у меня. – Сталкеры, балда, вот кто настоящие хозяева Зоны.

* * *

Рыбозавод был небольшой. Покинув цех для мальков, в котором отсиживались во время насланного Дядьевым смерча, мы прошли по коридору, заваленному обломками, и оказались в бассейне для молодняка. Не в самом бассейне, конечно, а в зале с ним. Один за другим ступили на мостки, идущие по периметру. На другой стороне зала в бетонной стене красовался еще один пролом: для бруторши дверь оказалась маловата, и мутантиха проделала свои ходы. Она потопала прямо по дну бассейна, с громким хрустом проминая пенопласт, прятавшийся под прорезиненной тканью, по лужам, поднимая брызги.

Миновав несколько подсобных помещений, вышли на улицу.

И вот там-то нас и поджидали мутанты, которых сталкеры называют бесами.

Во дворе, огороженном бетонным забором, валялись в беспорядке разбросанные контейнеры и ящики. Между ними стояли мутанты. Одного взгляда на их пустые черные глаза было достаточно, чтобы понять, что они тут делают. Стоило Шнобелю первому показаться из ворот, как они молча бросились вперед.

Их было десятка два – все крупные, мощные, как на подбор. Шнобель и шедший за ним Пригоршня открыли огонь. Никита шпарил очередями, а наемник, уперев приклад карабина в плечо, высаживал одиночными – но адресно.

Бесы кинулись врассыпную, уходя от выстрелов, подныривали под пули и высоко подскакивали. Двое упали сразу, еще один побежал медленнее, хромая, но остальные, прячась за контейнерами, быстро двигались к нам.

Бруторша взревела. Одним прыжком она оказалась возле ближайшего контейнера, за которым спрятался мутант, схватила его за башку. Мощные мышцы напряглись под коричневой кожей, и самка резким движением оторвала бесу голову.

Из-за соседнего контейнера на нее кинулись двое. На плечах и спине бруторши набухли кровью длинные порезы. Самка завертелась, отбивая удары и молотя бесов крупными, совсем не женскими кулаками.

Однако было ясно, что, несмотря на силу бруторши, мы не справимся. Перекрикивая грохот калаша, я позвал Иртеньеву, и мы отступили в здание, захлопнув железные ворота, заложили поржавевший засов. Вот только надолго ли эта преграда задержит бесов?

– Дядьев… уже мутанты! – выдохнула бруторша и слизнула кровь с плеча. – Быстро слишком… овладел. Талант! Одержимый!

– То есть, у нас меньше времени, чем мы думали? – уточнил я.

Снаружи доносился неравномерный стук – бесы принялись долбить ворота.

– Куда теперь?! – крикнул Шнобель.

– Туда… обратно… Берег!

Мы дружно бросились назад через подсобные помещения. Промчались через зал с бассейном – бруторша топала так, словно лавина с гор сходила, – и через зал с цистернами для мальков. По заваленному бетонными обломками коридору подбежали к выломанным задним воротам.

На берегу, между покореженными смерчем трубами и выломанными из креплений рыбными садками, ползли слизни. При нашем появлении они разом выпустили длинные струи ядовитой слюны.

Мы отпрянули. Шнобель оказался не очень быстр – и край его правой подошвы начал обугливаться, пузырясь и шипя. Наемник с воплем сунул ногу в лужу.

– Задело! Вашу мать, ну и кислотой они шпарят!

Слизни подползали к воротам. Новые струи тягучей зеленой жижи взвились в воздух. Мы отбежали дальше вглубь зала с цистернами. Шлепки ядовитой слюны упали на пол, прожигая покрытие, края образовавшихся лужиц дымились. Завоняло горелой резиной.

Мы оказались в ловушке. Впереди бесы, сзади слизни… Дядя неплохо подготовился, Зона его поглоти! И он заметно улучшил свои навыки. Если вначале мог только гнать мутантов на нас, то теперь он реально управлял ими.

Прорезиненный пол шипел и дымился, разъедаемый кислотой. Из подсобных помещений донесся грохот: бесы, смяв ворота, вломились на станцию.

– Наверх! – Пригоршня первый подбежал к единственной целой лестнице у стены. Лестница вела на опоясывающую зал галерею.

Другого выхода не было, и я полез следом, а за мной Шнобель. С галереи, по крайней мере, можно через проломы в потолке выбраться на крышу.

Когда за железные перекладины схватилась бруторша, лестница не выдержала, просела. Ржавый металл хрустнул, и перекошенная конструкция обрушилась под ноги самке. Та отпрыгнула, едва не вступив в лужу кислоты. Первые слизни уже вползли в зал, их плевки скоро достанут мутантиху. А ведь она единственная, кто знает вход в подземелья, ведущие к базе! Если Дядьев уже так наловчился управлять мутантами, то поверху мы точно не дойдем!

Пригоршня, вскарабкавшись на крышу, протягивал руку подбежавшему Шнобелю. Тот оглянулся на меня.

Я стоял на галерее и смотрел на оставшуюся вни-зу Иртеньеву, лихорадочно соображая, как ей сюда залезть.

Она же не раздумывала. Задрав башку, смерила расстояние до галереи, отвела одну ногу немного назад, присела, затем оттолкнулась и прыгнула, вскинув лапы.

Толстые пальцы, как крючья, вцепились в железо, но тут же начали сползать: слишком тяжелой она была. Самка подняла глаза, тоскливо глядя на меня. Я подбежал к краю галереи, присел и обхватил ее за кисть, упершись ногами в прутья ограждения. Перила затрещали, медленно сгибаясь.

– Перехватитесь за перила другой рукой! – крикнул я. Она висела кулем, не в силах совладать с собственной массой.

С другой стороны подбежал Шнобель, перегнувшись, схватил ее обеими руками за другое запястье.

– Держу! Тяни!

Бруторша пыталась упереться ногами в стену, но подошвы все время соскальзывали. Я чувствовал, как руки вытягиваются под тяжестью мутантихи. Слизни подползали, их хоботки поднимались, целясь в повисшую самку.

В зал вбежали бесы, заливисто лая, как стая бродячих собак.

Пригоршня, ругнувшись, спрыгнул обратно на галерею. Под общим весом та крякнула, и я вдруг подумал, что не только мы можем не выдержать, – галерея, кажется, сейчас обвалится… Заскрипели, выдираясь из креплений, болты. Никита метнулся к нам, сцапал Иртеньеву за волосы на башке и потянул.

Втроем кое-как втянули бруторшу на трещавшую, неравномерно оседавшую галерею. Мутантиха скрючилась, пытаясь уместить на узкой металлической дорожке свою широкоплечую тушу. Правая лодыжка у нее была обожжена, и бруторша сдавленно шипела, припадая на одну ногу.

Мы побежали к ближайшему пролому в крыше. Бесы начали бестолково подскакивать, пытаясь допрыгнуть до нас. Забравшись наверх, снова помогли вылезти Иртеньевой. Мутанты начали выстраивать живую лестницу, карабкались друг на друга, ссыпались, падали – но опять поднимались и сосредоточенно ползли вверх. Сами бы они ни за что не догадались до такого маневра.

Первый бес забрался на галерею. На плече у него сидел слизень, белесое студенистое тело свисало аморфной массой. Да у них сотрудничество началось под чутким руководством Дядьева! Слизень поднял хоботок и плюнул нам вслед. Мы помчались по ломкому, мокрому бетону к краю крыши – и остановились.

До земли было метров пять – слишком высоко для прыжка.

Пригоршня вскинул автомат, с разворота дал очередь. Вылезающий на крышу бес взмахнул лапами, вместо со слизнем они свалились в пролом. Перед падением тварь успела плюнуть – тугая зеленая струя шмякнулась на бетон прямо перед нами. Едкая капля упала мне на штаны, ткань затрещала, чернея.

Никита первый ринулся вдоль крыши, вертя головой, мы за ним. Огибая дыры, мы пересекли здание рыбозавода. Бесы лезли из трех проломов сразу, мы, рассыпавшись, на бегу отстреливались одиночными. Бруторша тяжело топала рядом, и крыша опасно дрожала под ней.

– Сюда! – замахал Шнобель. – Здесь можно спуститься!

Он стоял с той стороны, где завод примыкал к теснившимся вдоль берега складам, – по соседству была пристань, пара небольших грузовых барж лежала на сухом дне, частично погрузившись в песок и ил. С крыши завода можно было спрыгнуть на крышу ближайшего склада – хотя и с риском поломать ноги.

Разбежавшись, один за другим мы перемахнули туда. Кровельное железо загрохотало под ногами, сильно прогнулось под мутантшей.

На бегу я обернулся и выстрелил в бесов, подбегающих к краю заводской крыши. Им расстояние между заводом и складом, конечно, не препятствие. Крупный мутант в прыжке замахал лапами, засучил ногами. Свалившись на крышу склада, покатился – и остался лежать неподвижно.

Мы перескочили на другое здание. Теперь наш склад и следующий разделяло метра три – не перепрыгнуть. Внизу, под стеной, были навалены ящики.

Иртеньева сиганула вниз первой, рухнула в ящики, как гиря в воду. Мы тоже спрыгнули. Пригоршня, задержавшись у края, повернулся и выпустил в бегущих по крыше завода бесов остаток магазина.

Многострадальная кровля, уже испытанная на прочность тушей бруторши, не выдержала и с грохотом обвалилась. Кто успел – скакнул на соседний склад, но большая часть мутантов исчезла в облаке белой пыли. Оглянувшись перед тем, как сигануть вниз с крыши склада, я заметил, что теперь нас преследует всего пятерка бесов.

Мы оказались в погрузочном дворе пристани. Со стороны реки высилось деревянное здание причала, два низких кирпичных склада огораживали двор по бокам. А выход со двора на улицу перекрывала высокая железная решетка с запертыми воротами. Пригоршня подергал – бесполезно. Створки удерживала вместе толстая цепь, закрытая на большой навесной замок.

– Отойди! – Шнобель вскинул карабин к плечу, но Пригоршня заорал «С дороги!», схватил меня с наемником, потащил вбок. Я оглянулся. Бруторша, тяжело топая, мчалась на ворота, как паровоз. В больших глазах ее была обреченность. Бедная тетка, подумалось мне, всю жизнь просидела за столом в кабинете, и вдруг приходится убегать, скакать, ломать…

За миг до удара я невольно прикрыл глаза. Полутонная туша врезалась в старые чугунные ворота и снесла их. Было немного стыдно, что всю грязную работу делает дамочка, – но сейчас не до рыцарства, все в одной лодке, да и дамочка эта больше смахивает на медведя-переростка.

Бруторша, с несколько ошалелой мордой, вся в порезах, с обожженной ногой, побежала по улице. Вдоль проезжей части росли раскидистые тополя. Асфальт был взломан кустами и молодыми деревцами. Пятеро бесов преследовали нас. А мы спешили что было сил вдоль набережной к центру городка, удаляясь от завода.

Из-за угла вывернуло еще трое бесов, каждый держал толстого слизня.

– Как их остановить?! – крикнул Пригоршня. Я бежал, оглядываясь по сторонам. У бесов на прямой преимущество, они скоро нас догонят, если что-нибудь не придумать. Однако бежали мы по хоть и заросшей, но обычной городской улочке – заборы, садики, низкие дома в глубине… Ничего, что могло бы помочь.

Бруторша тяжело дышала, широкая грудь вздымалась и опадала, дыхание со свистом вылетало из горла. Она мотнула головой на боковую улочку – узкую, даже без покрытия. Бесы были близко, я слышал цокот их копыт по изломанному асфальту. Оглянулся – один тут слизень плюнул, и влажный зеленый комок чуть не впился мне между лопаток. Я вовремя вильнул, но споткнулся и чуть не упал. Шнобель поддержал меня на ходу.

Мы свернули. На углу стояла старая телефонная будка. Не сговариваясь, подбежали к ней, поднатужившись, своротили набок – Иртеньева помогала. Железная дура упала, перегородив вход в переулок. Втроем мы присели за ней, Пригоршня быстро выщелкнул пустой магазин и вставил новый, Шнобель поднял карабин. Когда показались бесы, дружно открыли огонь.

Трое легли сразу, остальные сыпанули в стороны. Прижавшаяся к забору бруторша махала нам:

– Там, там!

Вслед за ней мы заскочили в калитку частного дома, когда-то крашенную в зеленый цвет, но давно облупившуюся. Проламываясь сквозь кусты, побежали напрямик. Ветки хлестали по лицу, рукам, словно розги, на торчащих из заборов гвоздях оставались клочья одежды. Когда выбрались на следующую улицу, все были подраны.

– Там! – настойчиво тыкала бруторша.

Перед нами в конце мощенной булыжником улицы на пологом холме стояла водонапорная башня. Иртеньева указывала на нее.

Я прислушался – вроде погони нет. Пришлось сбавить темп: все дышали с трудом, легкие горели. Быстрым шагом наш потрепанный отряд направился к башне.

Тут сзади раздался треск веток и злобное тявканье бесов. Мы с Пригоршней дали очередь по кустам и припустили вверх по улице. За нами на мостовую высыпала погоня.

Кто это так топает? – я оглянулся. Вместе с бесами, переваливаясь, косолапо бежали два здоровенных медведя. Вон кого Дядьев из ближайшего леса смог пригнать!

Мы вбежали на холм, где в окружении брошенных торговых ларьков высилась водонапорная башня.

Бруторша проломилась между двумя ларьками, своротив стенку одного, и поманила нас за собой. Сердце у меня бешено колотилось, в голове шумело, сильно хотелось пить.

Наконец она остановилась у входа в башню. Железная дверь не просто закрыта – поперек нее навешаны внешние засовы, в скобах подвешены два амбарных замка.

Сзади слышался громкий треск, там медведи разносили разделяющие нас и погоню ларьки. Во все стороны летели обломки фанеры. Мы повернулись спиной к двери, подняв оружие.

– У меня патронов десятка полтора, не больше, – прикинул Пригоршня.

– Шесть – восемь, – сквозь зубы сказал я. Шнобель вместо ответа передернул затвор.

Ларек метрах в пяти от нас взорвался щепками, и среди обломков показалась оскаленная пасть.

Но тут случилось нечто неожиданное: земля под ногами сильно дрогнула, и мы провалились. Я упал на Пригоршню, который заорал от неожиданности, а на меня упал Шнобель. На головы нам посыпался песок с клочьями травы. Над краем ямы показалась коричневая морда. Шнобель, вскинув карабин, выстрелил. Медведь вскинул башку и заревел.

А затем мощная рука задвинула железную крышку, отгораживая нас от врага. Мы оказались в темноте.