Собственность домохозяйства

Хотя конечно, вряд ли абсолютно верно, что семья больше не является экономической единицей. Просто она больше не является перманентной экономической единицей, основанной на межпоколенной передаче собственности. С определенной точки зрения это своеобразный бизнес, занятый ведением домашнего хозяйства. Этот бизнес никоим образом м«является перманентным; он может распасться гораздо летче, нежели в прошлом. Но покуда он существует, он являет собой кооперативное предприятие по приготовлению пищи, уборке, покупке провизии и уходу за детьми. С чисто экономической точки зрения семья являет собой комбинацию отеля, ресторана, прачечной и детского сада.

В традиционном домохозяйстве львиная доля этой работы, вероятно, выполнялась слугами. Конечно, иметь слуг могли позволить себе только более высокие классы. Подлинно богатое домохозяйство имело их в большом числе, одна ко даже довольно скромная семья из средних классов имела, по меньшей мере, служанку или кухарку. А низшие классы?

В значительной степени многие из них не имели собственного домохозяйства: они чаще всего были слугами у кого-то других. Это означало, что семейная жизнь была очен ь асимметричной относительно паттернов социальных классов. Позволить себе жениться и завести собственное домохозяйство могли по преимуществу представители более высоких классов. Многие мужчины и женщины из числа работников, живших и работавших в чьих-то домах, никогда не имели возможности завести собственную семью.

Одним из больших изменений в современной семье стало исчезновение такого большого домохозяйства, основанного на труде слуг. Это не означает, конечно, что больше вообще не существует высшего класса, однако его образ жизни стал менее демонстративным и менее пышным; и класс слуг постепенно стушевался до тонкого слоя в сравнении с тем, чем он был раньше.

Значительная часть класса слуг состояла из женщин, выполнявших поденную работу в чьем-то чужом домохозяйстве.

То, что осталось от класса слуг сегодня, — это почти исключительно женщины; дворецкий и камердинер более или менее исчезли, в то время как прислуга все еще приходит во многие домохозяйства высшего среднего класса. Домашний труд лег теперь по большей части на плечи жен. В той степени, в какой домохозяйство — это место, где должна выполняться какая-то работа по дому, — ее изначально выполняют именно женщины.

Официально и законно собственность на домохозяйство принадлежит совместно мужу и жене. При разводе они имеют равные претензии на блага, накопленные на протяжении их брака; и если один из супругов умирает, не оставив завещания, ему автоматически наследует другой. Но это касается лишь такой собственности, как вещи. А как насчет реального пользования вещами? Дом, посуда, пища, одежда — ничего из этого не пригодно к употреблению само по себе, в готовом виде. Для того чтобы привести их в действие, необходимо приложить определенное количество труда. Дом должен быть прибран, одежда отглажена, постели заправлены, провизия куплена, приготовлена и подана на стол.

В общей структуре экономики домохозяйства муж может вкладывать свой труд вне домохозяйства и приносить в дом деньги, которые инвестируются в эти различные материальные объекты. Они обычно являются своеобразным «сырьем», и жена вкладывает свой труд, чтобы превратить их в продукты потребления. Более того, этот паттерн имеет тенденцию удерживаться и в тех случаях, когда жена работает вне дома: она все же регулярно заботится о доме и детях, готовя завтрак перед уходом на работу и ужин, когда возвращается вечером.

По этой же причине экономику домашнего хозяйства можно описать как однополую доминанту. Собственность мужа и жены официально уравнена в своих правах, но только в том случае, если проигнорировать труд, которые превращает ее в годные к использованию потребительские блага. В традиционной семье, где работает один муж, жена является работником, который не может продать ничего, кроме своего труда. Как любого работника, необходимость выживания выдавливает ее на рынок труда, где она продает свой труд кому-то, кто готов купить его; только в данном случае она продает этот труд (или скорее обменивает его) не на фабрике, а в домашнем хозяйстве. Однако труд — это нечто сущностное; муж/капиталист не может без него преобразовать сырье в готовые к употреблению блага.

Мы можем, конечно, думать обо всех возможных различиях между этими двумя ситуациями: фабричный рабочий не может унаследовать фабрику; рабочий обычно не имеет половых сношений с владельцем, не рожает детей, не разделяет его социального статуса и не выражает ему своей любви и привязанности. Оставляя эти моменты без внимания, феминистские авторы марксистской ориентации утверждали, что домашнее хозяйство является фактически капиталистическим институтом. Оно капиталистическое не только по своему внутреннему механизму действия, но и является частью более обширной капиталистической системы общества. То, что делает женщина в своем доме, — это воспроизводство рабочей силы. Все эти приготовления пищи, уход за детьми и даже отдаваемая мужу эмоциональная привязанность служат тому, чтобы поддержать мужскую рабочую силу в готовности к работе на следующий день. Труд — решающий аспект капиталистической экономики, но о ежедневном поддержании его заботятся не сами капиталисты. Это остается на долю скрытой экономики домашнего хозяйства, где женщины выполняют свою существенную работу, направленную на продолжение деятельности капиталистической системы.

Вывод, который иногда из этого делается, состоит в том, что женщины не имеют особых поводов для недовольства по сравнению с мужчинами; реально их недовольство должно быть направлено против капиталистической системы. Возможно, что мужская часть рабочего класса более сексистски настроена в отношении женщин, чем мужская половина средних или высших классов, но картина общества в целом такова, что женщины, выполняют свою домашнюю работу во имя общей капиталистической системы. Отсюда следует, что реальным союзником женщин должен быть рабочий класс (частью которого они фактически являются); если они объединятся для свержения капитализма, то исчезнет и женское порабощение домашним трудом.

Во всяком случае, при отсутствии долгосрочной революции такого род аргументация имеет разнообразные подтексты для реформирования системы домашнего труда. Утверждалось, что жены должны получать жалованье за свою работу на уровне минимальной зарплаты и иметь доступ к благам социального обеспечения. Альтернативные предложения состояли в том, что домашний труд необходимо социализировать. Уход за детьми должен перейти к коллективу, приготовление пищи переложено на внешних работников вместо выполнения его женами дома.

Интересно отметить, что этот последний паттерн, кажется, уже возникает, правда не в социализированной форме, хотя общественные функции по уходу за детьми становятся все более распространенными.

Многое из другого берет на себя частный бизнес: сеть быстрых предприятий общественного питания и приготовления пищи, услуги по уборке и тому подобное. В значительной мере женщины сегодня сами составляют часть оплачиваемой рабочей силы и могут привлечь других людей для ухода за своими детьми и выполнения работы по домашнему хозяйству. Конечно, только частично; в той степени, в какой внешний труд женщин оплачивается не так, как мужской, менее вероятно, чтобы семья могла прибегнуть к оплачиваемым услугам по дому извне. Полноценное половое равенство в будущем могло бы произвести такого рода трансформацию в домашнем хозяйстве.

В чем марксистская модель слаба, хотелось бы отметить, так это в направленности каузальности. Нынешнее домашнее хозяйство с господством мужчины изначально создавалось не с возникновением капитализма. Мы не можем реально знать, что с переходом к социалистической экономике будет устранено половое неравенство. Опыт Советского блока социалистических обществ позволяет предположить обратное. Лежащая в основе теоретическая проблема состоит в том, что марксистская модель улавливает в семье только один из трех типов собственности: она концентрирует внимание на собственности домашнего хозяйства и игнорирует эротическую и родственную собственность. Но ведь именно они служат причиной того, почему домашнее хозяйство не может быть полностью уподоблено фабрике.

Сексуальная и эмоциональная стороны семейного предприятия являются именно тем, что отличает его от чисто капиталистического бизнеса; и они же являются причиной того, почему домохозяйка наследует свое рабочее место, если работодатель умирает. Мужчина, когда он женится, приобретает не домашнюю прислугу, хотя этот аспект тоже имеет место.

Изменения в сфере домашнего труда и собственности произошли не потому, что женщины ждали социалистической революции, а вследствие того, что они продвигали революцию феминистскую. В той мере, в какой женщины все чаще входили в состав более высоко оплачиваемой рабочей силы, они начинали изменять и ситуацию с домашним трудом. Мужья теперь должны были вносить все больший вклад в уход за детьми и в помощь по дому.

Вообще говоря, относительная власть женщин в сравнении с их мужьями связана с тем, сколько она зарабатывает в сравнении с ним. Женщины, которые зарабатывают больше своих мужей, обладают дома большей властью, нежели те из них, кто зарабатывают меньше. В этом смысле, как и в других, чем более успешны дела женщин в преодолении половой дискриминации в более широком обществе, тем меньше неравенство у них дома.

И все же можно было бы удивиться, исходя из традиционного образа мышления: почему мужчина должен с этим мириться?

Не лучше ли было бы для него предпочесть женитьбу на традиционной женщине, которая не будет работать или хотя бы зарабатывать меньше, чем он, так, чтобы он мог продолжать господствовать в доме? Нам кажется, ответ в значительной мере будет отрицательным. Во-первых, семья с двумя значительными доходами будет более состоятельной, чем семья с одним доходом. В самом деле, главный способ, которым сегодня люди могут достичь сравнительно роскошного образа жизни верхушки средних классов, — это работа и мужа, и жены на хороших должностях. Высокооплачиваемая жена стала очень большим преимуществом для большинства мужчин. На брачном рынке, который возникает сейчас, больше нет амбициозных женщин, которые ищут потенциальных врачей или администраторов; частью привлекательности женщины становится ее личный успех.