Глава 47

Конец лета ознаменовался возвращением в Комфорт и переменами, о которых никто не говорил, хотя все, кроме Эшли, постоянно думали о том, что принесет им будущее.

Шона ждала карьера, и у него теперь был совсем другой, зрелый, подход к ней. Он не мог больше жить на чемоданах и беспокоиться только о том, какое место занимает в мировых рейтингах. Он считал главным оставаться в игре.

Камерон получил водительские права; его злость постепенно исчезала, а иногда он даже чувствовал, что снова может быть счастлив. Камерон по-прежнему выступал в роли кэдди Шона на турнирах и считал дни до возвращения Бекки Пилчук.

Чарли теперь читала. Наверное, по отдельным показателям она все еще отставала от одноклассников, но читала и понимала печатный текст, а это означало, что она, вопреки опасениям Лили, перейдет в следующий класс.

Эшли цвела как майская роза, с каждым днем становясь все красивее и узнавая по несколько новых слов. Иногда вечерами Лили садилась рядом с ней, и они вместе смотрели альбомы с фотографиями.

— Мама! — постоянно говорила Эшли, показывая на фотографию Кристел.

— Никогда не забывай об этом, — шептала Лили. — Пожалуйста, только не забывай.

— Ладно. — Девочка переворачивала страницу. — Па?

— Вот тут. — Лили показывала ей фотографию Дерека. То, что он принес Кристел столько несчастий, не должно касаться этих детей. И, глядя на семейные фото, Лили чувствовала, что эти двое когда-то одарили счастьем друг друга. По крайней мере, она на это надеялась.

После того как они вернулись в Комфорт, Лили не провела ни одной ночи с Шоном, но это не означало, что она не желала его. Лили испытывала тревогу, а порой и ужас, осознавая, что таится за этим страстным желанием. Это был не просто летний роман, легкий флирт, который заканчивается с наступлением осени. Она боялась, что это любовь всей ее жизни. Именно этого Лили избегала столько лет, пытаясь защититься от неопределенности и страданий. Она прекрасно понимала, что с таким человеком, как Шон, вероятность краха чрезвычайно велика. Они были вместе, но что это означало?

Подошел День труда, а с ним и начало занятий в школе. Лили надеялась, что, войдя в рабочий ритм, вернется к привычной жизни. Потом внезапно задумалась о том, что привлекало ее в этой привычной жизни.

Она была нормальной, размеренной и предсказуемой, спокойной. Жизнь с Шоном и детьми совсем иная и, возможно, не подойдет ей.

В четверг перед Днем труда они встретились с Сьюзи Ши, социальным работником, которая помогала им сразу после катастрофы.

— Снимаю перед вами шляпу, — сказала она Лили и Шону. — Дети отлично привыкают к новой ситуации. — Сьюзи посмотрела на них. — А что происходит с вами?

Лили запаниковала. Шон откашлялся.

— Мы тоже привыкаем, — смутился он.

— Да, — согласилась Лили. — Привыкаем.

Сьюзи закрыла свою папку и посмотрела на часы.

— Я приду еще раз, в следующем месяце.

Когда она ушла, Шон вытер пот со лба.

— У меня такое ощущение, будто я принес домой аттестат с одними пятерками.

— Так и есть, — сказала Лили. — Мы все хорошо потрудились.

Позднее в этот же день Вайолет и ее семья приехали в Комфорт, чтобы забрать свой «виннебаго» и посмотреть турнир по гольфу в Парадайз-Ридж. Они прибыли ранним утром, но к их приезду все уже были на ногах.

«Дом Шона», — подумала Лили. Когда она перестала называть его домом Кристел?

Вайолет с мужем и детьми ждали на подъездной дорожке. Фургон сверкал изнутри и снаружи. Рядом с ним у гаража стояли ведра, швабры и пылесос. В соответствии с контрактом рекламу «Чудо-хлеба» с него сняли. Лили представила своих родственников; младшие дети сразу же подружились и отправились на задний двор играть в какую-то игру, правила которой поняла даже Эшли.

— Поздравляю с успешным сезоном. — Рик с энтузиазмом пожал руку Шону. — Это очень впечатляло, честное слово. Я выбил один рекламный контракт на этот турнир, так что мы все будем болеть за вас.

— Спасибо. Турнир много значит для меня. — Предстояли крупные состязания с большим призовым фондом. Они проводились на легендарном поле Парадайз-Ридж, в них участвовали самые известные игроки, и ставки были весьма высоки. Лили знала, что Шон готов к турниру, но очень нервничает.

— Боже, — прошептала Вайолет, отступив назад и глядя на них, — да он еще лучше, чем я запомнила его.

«Ты даже не представляешь, как он хорош», — подумала Лили.

— Ты уже сказала маме и папе? — спросила Вайолет.

— Зачем говорить им?

— Ну, они же твоя семья. Люди обычно хотят, чтобы их семья знала... впрочем, неважно. — Вайолет нетерпеливо махнула рукой. — Подумай об этом, Лили.

Рик, Вайолет и их дети собирались жить в фургоне возле гольф-клуба. Вайолет пригласила Чарли и Эшли провести день с ней и ее детьми. Через несколько минут все разъехались, включая Камерона. Он отправился в Портленд, встречать Бекки на вокзале.

Лили посмотрела на Шона и наклонила голову, пытаясь скрыть от него охватившие ее сладкие предчувствия, но это ей не удалось. Все равно он видел ее насквозь.

Не сказав ни слова Лили, Шон широкими быстрыми шагами пошел к дому. Ей показалось, что он злится на нее. Насторожившись, Лили последовала за ним, и остолбенела, когда он схватил ее за руку, едва она переступила через порог. Шон привлек Лили к себе и начал целовать, дразня своими губами, доводя до исступления. У нее закружилась голова.

— Я скучал по тебе. — Он прижал Лили к стене в холле. Его руки раздевали ее — снимали очки, распускали волосы, расстегивали пуговицы, — а губы разжигали в ней огонь.

Лили сделала совсем слабую попытку воспротивиться. Но какой в этом смысл? Она хотела Шона так же горячо, как и он ее, скучала по нему так же сильно, как он по ней, и они оба знали это. Изголодавшиеся, они набросились друг на друга с такой страстью, которая раньше повергла бы Лили в ужас, но сейчас только возбуждала ее. Она хотела этого, хотела его, и ей доставляла удовольствие та решимость, с какой Шон стремился к ней. Это было пугающе и прекрасно: то, как он раздевал Лили, как летела на пол их одежда, как он обхватил ее руками, словно пытаясь слиться с ней в единое целое. Лили прижалась к его обнаженному плечу, поражаясь себе, и отдалась страсти, овладевшей ими.

Тяжело дыша, они приводили себя в порядок. Шон улыбался.

— Мисс Робинсон, я должен сделать вас честной женщиной. Я же мог повредить себе спину, а у меня турнир на носу.

— Я учту это. — Лили застегивала блузку. — Разве у тебя сегодня нет интервью? — В преддверии турнира отдел по связям с общественностью конторы Реда организовал для Шона серию встреч с журналистами.

Он кивнул.

— И не одно. За мной пришлют машину.

«Пришлют машину». Это было для Лили так же необычно, как видеть лицо Шона на телеэкране.

Проводив Лили до двери, он притянул ее к себе и снова поцеловал.

— Не думай, что я забуду свои слова. О том, что должен сделать тебя честной женщиной.

«Я и есть честная женщина, — хотела ответить ему Лили. — Я честно признаюсь, что люблю тебя».

Все еще ощущая поцелуи Шона и слабость в ногах, Лили вошла в кабинет 105 школы Лорельхерст. Она старалась держаться так, словно это было самое обычное начало учебного года. Ей хотелось снова стать мисс Робинсон, образцовой учительницей, для которой самое важное сейчас — подготовить классную комнату к занятиям. И все-таки Лили была не в своей тарелке, когда прикалывала чистые листы бумаги к стендам, помечала личные ящики и набрасывала план урока на следующую пятницу.

Она стала совсем другой. И — как это ни удивительно — чувствовала себя очень комфортно в своей новой роли.

Ее сестра наверняка сказала бы, что дело тут совсем не в роли.

Со двора доносился ритмичный стук. Лили выглянула в окно и увидела высокого мальчишку, который вел баскетбольный мяч по игровой площадке. Это был Рассел Кларк, один из ее любимых учеников прошлого года. Но как он вырос за лето! Лили надеялась, что он остался все тем же неудержимым оптимистом. Надеялась, что он будет таким всегда.

Отвернувшись от окна, она начала писать имена детей на карточках, которыми помечала парты. Каждое имя приходилось написать печатными, а потом письменными буквами: «Лоретта С», «Дайана К.», «Пит М.». В третьем классе дети должны были перейти от печатных букв к письменным.

Лили подготовила доску к первому уроку.

«Как я провел летние каникулы» — такова была обычная тема первого дня занятий. Лили начала писать оранжевым фломастером на листе, закрепленном на стенде:

Ездила в путешествие в фургоне.

Не ложилась спать целую ночь.

Сделала удар по мячу для гольфа на двести ярдов.

Научилась новому танцу.

Ела эклеры фирмы «Дрейк».

Влюбилась.

— Так-так. — В дверном проеме появилась Эдна в платье с росписью батик и расшитых бисером сандалиях. — Похоже, ты была очень занята. Не знала, что в Италии путешествуют в фургонах и едят эклеры «Дрейк».

Покраснев, Лили сорвала лист со стенда и скомкала его.

— Я не поехала. — Она коротко объяснила, что провела летние каникулы, колеся по стране в «виннебаго» с детьми Холлоуэев и их дядей. Произнесенные вслух, эти слова казались сумасшедшими и одновременно восхитительными.

— И как они? — спросила Эдна.

— Гораздо лучше, чем в начале лета. Но им предстоит пройти еще длинный путь. — На губах у Лили промелькнула улыбка. — Бывают такие моменты, часы или даже дни, когда они ведут себя, как и все другие дети. Потом что-то случается — приходит письмо на имя Кристел, или кто-нибудь из них находит карточку со счетом Дерека, — и я понимаю: им никогда не пережить этого.

— Речь не о том, что они должны пережить это. Они должны залечить раны и двигаться дальше. — Эдна отбросила за спину свои серебристые волосы. — Значит, все лето ты была влюблена в него, но так ему и не сказала?

А она-то надеялась, что Эдна ничего не заметила.

— Ну, не словами.

— Слова имеют значение, Лили. Ты же знаешь.

Она подумала о родителях, о том, как сильно ранят слова. Но они же и исцеляют — это Лили тоже знала. И все-таки она не ответила Эдне. Лили чувствовала себя чужой здесь, в своей собственной классной комнате, казавшейся ей прежде такой уютной и знакомой. Это был ее мир, ее сад, где росли дети — ее цветы. Сейчас все мысли Лили устремлялись к Шону и детям, а слово «дом» приобрело для нее совсем другое значение.

— Я разрываюсь на части, — призналась она Эдне. — Впервые я поняла, с чем каждый день сталкиваются работающие матери.

— Но большинство из нас неплохо с этим справляется, — ободрила ее Эдна. — Правда, дети Холлоуэев находятся в исключительных обстоятельствах. Я тут подумала... может, тебе взять отпуск и посвятить время семье?

От этих слов у Лили перехватило дыхание.

— Но это не моя семья!

— Нет? — Эдна указала на лист, который Лили комкала в руке. — Посмотри на свой список. Мне нелегко предлагать тебе это. Ты — одна из моих лучших учительниц, и я не хочу отпускать тебя, но если тебе нужен годичный отпуск, я дам на него согласие без всяких колебаний. Новая группа третьеклассников обойдется без тебя. Дети Холлоуэев — возможно, нет.

— Даже не верится, что ты это говоришь.

— А что она говорит? — Широко улыбаясь, в класс вошел Грег Дункан.

— Не твое дело, — отозвалась Эдна. — Как дела, Грег? Как прошло лето?

— Отлично, — ответил он. — Привет, Лили.

— Привет.

— Спросите, что я делаю в эти выходные. — Улыбка Грега стала еще шире. — Ну же, спросите.

— Ну ладно. Что ты делаешь в эти выходные?

— Участвую в турнире в Парадайз-Ридж. Там было место для спортсмена-любителя из нашего округа, и мне удалось занять его.

Лили радовалась, глядя на него. За это лето она научилась ценить тяжелый труд, талант и способность к концентрации, необходимые для того, чтобы побеждать в гольфе.

— Грег, это замечательно!

— Поздравляю, — сказала Эдна. — Лили наверняка придет посмотреть на турнир, верно?

— Я буду среди зрителей с девочками Холлоуэй. Брат девочек выступает в роли кэдди у их дяди.

— Отлично, — кивнул Грег. — Пожелайте мне удачи, дамы.