Глава 22. Прямоугольное, желтовато-коричневое здание расположилось на ничем не примечательном перекрестке, заняв едва ли не половину квартала

Прямоугольное, желтовато-коричневое здание расположилось на ничем не примечательном перекрестке, заняв едва ли не половину квартала. Строгий фасад с коричневыми арками выделялся на фоне ярко-зеленой травы. На вывеске красовалась надпись «Rosewood Hall», выгравированная обычным шрифтом.

Кармин ожидал чего-то более помпезного. Тесс всегда казалась ему таким человеком, которому непременно понадобятся белые лошади и позолоченный танцпол в каком-нибудь уединённом местечке, но никак не зал для торжеств и официальных мероприятий в самом центре Чикаго.

Просмотрев приглашение еще раз, он облокотился на здание и уже в третий раз проверил правильность адреса, после чего убрал приглашение в карман своих черных брюк. Молча наблюдая за тем, как на парковку прибывают все новые и новые машины, Кармин с удивлением отметил количество приглашенных на свадьбу людей. Он не узнал и половины из них, что серьезно его обеспокоило. Все вокруг продолжали жить и развиваться, знакомиться с новыми людьми и заводить друзей, тогда как он был… все тем же Кармином ДеМарко.

Во всяком случае, со стороны все выглядело именно так. Столько всего изменилось, и, вместе с тем, все казалось прежним. Он вновь вернулся к состоянию одинокого подростка, которому не с кем поговорить – некому довериться. Он похоронил все свои чувства и эмоции глубоко внутри своей души, пряча ото всех – порой и от самого себя – секреты и правду. Он проживал один день за другим, отказываясь узнавать в происходящем свою жизнь.

В Чикаго выдался замечательный день, температура воздуха держалась на уровне двадцати градусов, однако рубашка Кармина все равно пропиталась потом и причиняла дискомфорт, прилипая к спине. Нервничая, он задумался о возможности покинуть свадьбу, хотя и понимал, что ему не следует так поступать. Он не мог так поступить. За свою жизнь он разочаровал многих людей и совершил множество опрометчивых поступков, но его отсутствие на свадьбе единственного брата определенно возглавило бы этот список.

Даже в том случае, если его брат совершенно и не расстроилсябы, если бы он не пришел.

Вздохнув, Кармин запустил руку в карман и, достав фляжку, сделал глоток. Алкоголь обжег его горло, опалив словно языками пламени его грудь. Сделав еще один глоток, он услышал свое имя. Резкий голос напугал его. Подавившись водкой, он закашлялся, и закрыл фляжку крышкой.

– Что? – спросил он, когда к нему подошла Селия.

– Обязательно было приносить ее с собой? – спросила она, указывая на фляжку.

Закатив глаза, Кармин убрал флягу.

– Твой муж уже здесь?

– Нет, я с ним сегодня не разговаривала, – Селия нахмурилась. – Не знаю, успеет ли он.

Эти слова заметно огорчили Кармина.

– Он все еще у нее?

– У кого?

– Не делай из меня идиота, Селия. Ты знаешь у кого.

Селия с беспокойством посмотрела на Кармина.

– Почему ты думаешь, что он у нее?

– Я не думаю. Я знаю.

– Я в этом не уверена, – ответила Селия. – Я знаю не больше твоего, малыш. Он уехал, и я не знаю, зачем, куда и когда он вернется. Но кое-что я знаю наверняка – если он увидит тебя пьющим, он этому определенно не обрадуется.

На пороге здания показался Винсент, который сообщил им о том, что церемония вот-вот начнется. Оттолкнувшись от здания, Кармин молча проследовал за Селией во внутренний двор. К алтарю вела длинная дорожка, окруженная рядами белых стульев. Селия потянула Кармина к переднему ряду и заставила его сесть рядом с собой.

Церемония была быстрой. Кармин едва ли слышал, что на ней говорилось, поскольку куда больше он был занят тем, что ерзал по стулу, теребил свой галстук и осматривался по сторонам, ища взглядом своего дядю. Как только церемония закончилась, все направились в зал. Кармин, в свою очередь, направился прямиком к бару. Сев на стул, он попросил бармена налить ему водки. Получив свой заказ, он за раз осушил две рюмки.

Бармен продолжал наполнять его рюмку, и, опрокидывая одну за другой, Кармин почувствовал, как начало затуманиваться его зрение. Позади него полным ходом шло празднование свадьбы, в зале звучала музыка, люди танцевали и произносили тосты, чествуя союз Доминика и Тесс, в то время пока Кармин наслаждался знакомым чувством онемения, растекавшегося по его конечностям.

Получив очередную рюмку – пятую или, возможно, шестую – он заметил, что рядом с ним кто-то сел. Напрягшись, он повернул голову и увидел Доминика, который, присев на стул, ослабил свою бабочку. Он не смотрел на Кармина и, казалось, даже не замечал его, пока просил бармена налить ему.

Осушив рюмку, Доминик поморщился, жестом прося бармена повторить.

– Как ты, черт возьми, пьешь водку прямо из бутылки, Карм.

Кармин выпил очередную порцию, когда к ним приблизился бармен. Мужчина наполнил обе рюмки и, слегка кивнув, выставил бутылку на барную стойку.

Наконец-то, до него дошло.

– Через некоторое время организм привыкает, – ответил Кармин. – Я уже практически не чувствую жжения. Пью как воду.

– Вот как, – сказал Доминик, осушив свою рюмку. Он вновь поморщился, издав приглушенный рык и с силой поставил пустую рюмку на барную стойку. Усмехнувшись, Кармин налил им по очередной порции, однако Доминик только лишь наблюдал за процессом. Спустя мгновение он поднял рюмку, покачивая ее в руке и погрузившись в свои мысли.

– Просто скажи это уже, – пробормотал Кармин.

– Не вижу смысла, – ответил Доминик. – Твое несчастье убивает всю соль.

– Я в порядке, – настойчиво сказал Кармин, беря водку. Он начал наполнять свою рюмку и остановился, делая глоток прямо из бутылки. Притворство было бессмысленным – они оба знали, что он в любом случае допьет ее до конца.

– Знаешь, мы больше совершенно никак не контактируем с Хейвен, – сказал Доминик, взяв с барной стойки подставку и, поставив ее на ребро, попытался раскрутить.

– Что-то случилось? – спросил Кармин. – У нее ведь все хорошо, да?

– Я уверен, что мы узнали бы, если бы что-то случилось. Коррадо присматривает за ней.

– А Диа? – спросил он. – Разве она с ней не видится?

Доминик сухо рассмеялся.

– Нет. Она уезжала домой на весенние каникулы, а когда вернулась – Хейвен уже не было. Кстати, ты бы знал об этом, если бы потрудился с ней поговорить.

– Диа сама со мной не общается, – ответил Кармин с удивлением.

– Потому что она боится твоей реакции. Она считает, что подвела тебя – ведь Хейвен уехала – но я сказал, что так оно и должно было быть. Ты вытолкнул птенца из гнезда, и она сделала именно то, что и должна была сделать.

– И что же это? – спросил Кармин.

– Она улетела.

На губах Кармина появилась улыбка. Она улетела.

– Я выпью за это.

– Ты за все выпьешь.

Кармин поднял бутылку.

– И за это тоже.

Поднявшись, Доминик отошел от барной стойки и вернулся за свой столик в передней части зала к Тесс и Дие. Не сводя взгляда с бутылки водки в руке, Кармин осознал, что его брат только что сделал то, что практически никогда из-за своей упрямости не делал – он уступил.

На мгновение замешкавшись, Кармин последовал примеру брата и направился к их столику. Остановившись, он безмолвно обвел собравшихся взглядом, после чего присел на свободный стул.

Заметив неуверенную улыбку Дии, которая сидела рядом с ним, Кармин слегка улыбнулся ей в ответ – теплота и понимание, которые он увидел в ее взгляде, успокоили его.

Диа, Доминик и Тесс говорили о свадьбах, семьях и будущем, однако Кармин предпочитал хранить молчание – в сущности, из-за того, что ему было попросту нечего сказать. Его будущее было предопределено, восхищаться и делиться было нечем. Несмотря на это, ему очень понравилось вновь находиться рядом с ними. В их кругу не было места ни гневу, ни обидам, ни осуждению из-за того, что случилось, и, что важнее, из-за того, чему случиться было уже не суждено. За их столиком царили любовь, дружба и даже несколько запоздалая симпатия.

Спустя несколько минут к столику подошел Винсент, он шутил и смеялся. Наблюдая за ними, Кармин ощутил странное чувство. Они были его семьей – настоящей семьей. Эти люди прошли с ним через все случившееся, но, несмотря на это, он по-прежнему ощущал пустоту. Он остро чувствовал ее отсутствие, и больше всего желал того, чтобы она была рядом.

Ко всем этим чувствам добавлялось еще одно – непреодолимая потребность вновь испытать те ощущения, которые он испытал предыдущей ночью.

* * * *

Зал «Rosewood Hall» находился неподалеку от детской музыкальной школы и старого, закрытого театра, в котором летом 1972 года показывали за 25 центов фильмы.

В те времена Винсент был еще ребенком – слегка своенравным, но все же впечатлительным. Он часто покидал свой дом на Фелтон-Драйв – располагавшийся в двух кварталах от того места, где он впоследствии обосновался со своей семьей – и без ведома родителей ходил в кинотеатр. В те годы они с Селией приходили и уходили из дома, когда им заблагорассудится, однако вскоре вспыхнувшая жестокая подпольная война все изменила. Их родители усилили свой контроль и начали следить за каждым их шагом.

Их мать была строгой и, возможно, уже тогда несколько психически нездоровой женщиной – она запрещала им смотреть телевизор, не желая отравлять их разум, поэтому Винсент стал лгать матери и заверять ее в том, что он покидает дом для того, чтобы погулять в парке с друзьями.

В тот год на экраны вышел «Крестный отец». Винсент посмотрел фильм облачным июльским днем, сидя на заднем ряду битком набитого людьми кинозала. Эти три часа изменили его жизнь, вывернув наизнанку все, что он знал.

До этого момента он имел о мафии весьма и весьма смутное представление, основанное на собственных наблюдениях и редких тирадах своей матери. Он считал мафию чем-то вроде клуба или, возможно, частью какого-нибудь объединения, учитывая то, что ему не раз приходилось наблюдать за тем, как его отец принимает деньги от водителей фур. Однако в тот день на большом экране кинотеатра Винсент познакомился с реальностью происходящего.

Он был настолько поглощен и шокирован фильмом, что не заметил дюжину близких друзей отца, сидевших в зале вместе с ним.

После сеанса он бросился домой, терзаемый миллионом различных вопросов. Путь до дома он знал наизусть: пройти прямо два квартала, затем миновать еще один, выйти на улицу через небольшой переулок, затем пройти еще четыре квартала на юг. Он мог преодолевать эту дорогу машинально, добираясь до дома за несколько минут.

Много лет спустя, взглянув на свою семью и покинув свадебный зал, Винсент шел этой же дорогой – казалось, его ноги хорошо ее помнили. Он прошел мимо старого театра, осмотрев заколоченные окна и медленно приходящий в негодность кирпич, и задумался о том дне, когда он увидел «Крестного отца». Он планировал засыпать вопросами свою сестру, однако его намерениям не суждено было осуществиться.

Как только он открыл входную дверь своего дома и забежал внутрь, его встретил громогласный голос отца.

– Винченцо Роман!

Винсент моментально замер, поморщившись от своего полного имени. Посмотрев в сторону звуков голоса отца, он увидел его стоящим в дверях кабинета. Это не сулило ничего хорошего.

– Да, пап?

– Нам нужно поговорить, – ответил Антонио, скрывшись в своем кабинете.

Винсент не двинулся с места, намеренно отсрочивая разговор с отцом, после чего все же прошел в его кабинет и сел в кресло перед столом своего отца.

– Чем ты сегодня занимался? – спросил Антонио, облокотившись на спинку своего кресла и скрестив руки на своей массивной груди.

– Гулял в парке.

– В парке?

– Да.

– И как тебе парк, сын?

– Хорошо.

– Ты провел там всю первую половину дня?

– Да.

– Ты хорошо погулял?

– Да.

– Чудесно, – сказал Антонио. – Но все же удивительно, как тебе удалось побывать в двух местах одновременно. Видишь ли, несколько минут назад мне позвонили и сообщили о том, что ты посетил кинотеатр. Но, насколько я знаю, ты бы не стал мне лгать, верно?

Винсент побледнел. Антонио не сводил с него взгляда, безуспешно ожидая ответа.

– Надеюсь, ты не думаешь, что я не узнаю о подобном, – продолжил Антонио, поняв, что Винсент не планировал ничего ему отвечать. – У меня повсюду в этом городе есть свои глаза и уши. Никто не сможет даже незаметно отлить в моем районе. И мне не нравится то, что мой ребенок, мой единственный сын считает, что он может меня перехитрить. Ты за идиота меня держишь? Считаешь, что твой отец – jamook ^[6] ?

– Конечно же, нет, – ответил Винсент, качая головой.

– Если у тебя появились вопросы и тебе хочется что-то узнать – приходи ко мне. Не нужно добывать информацию в других источниках.

– Да, сэр, – ответил Винсент, обдумывая слова отца. – Мне хотелось просто посмотреть фильм. Я не думал, что…

Антонио внимательно посмотрел на сына, когда тот осекся, и, сделав глубокий вдох, наклонился вперед.

– Как говорится, сын, удача благоволит храбрым. Если ты чего-то хочешь, если ты хочешь быть успешным, то тебе придется рисковать. Придется делать то, что, возможно, другие люди делать бы не стали. Жизнь похожа на игру в шахматы. Ты ведь умеешь играть в шахматы, да?

Винсент медленно кивнул.

– Тогда ты должен знать, что король – самая важная фигура. До тех пор, пока он находится на доске, игра продолжается. В жизни все точно так же. Ты обязан быть королем, даже в том случае, если из-за этого ты становишься главной мишенью. Король является ключом ко всему, без компромиссов – все или ничего. Нельзя быть пешкой, ладьей и конем. Нельзя быть заменяемой фигурой. Необходимо контролировать игру. Ты понимаешь, о чем я?

Винсент вновь кивнул.

– Что ж, если ты знаешь шахматы, то знаешь и правду, – сказал Антонио. – Король, разумеется, диктует игру, но не стоит забывать про ферзя. Это самая сильная фигура на доске. Именно по этой причине мы не станем рассказывать твоей матери о том, чем ты сегодня занимался, поскольку ей необязательно знать о том, что ты солгал и нарушил ее правила. Ведь ферзь может и не проявить понимания. Capisce ^[7] ?

– Да, папа.

Поднявшись, Винсент направился к дверям, однако голос Антонио остановил его.

– Как тебе, сын? «Крестный отец»?

Винсент посмотрел на отца.

– Лучшее из того, что я видел.

Искренне улыбнувшись, Антонио отпустил сына.

Прогуливаясь много лет спустя по улицам Чикаго, Винсент помнил гордость, появившуюся на лице отца в тот момент. Это было достаточно редким явлением – чаще всего, он видел на лице отца разочарование. Отец преподал ему множество суровых уроков, некоторые из которых были весьма поучительными, другие – нет, однако каждый из них по-своему изменил его. Эти уроки сделали его тем человеком, которым он вырос – человеком, разрываемым на части идеями преданности и лояльности.

Он с легкостью миновал первые три квартала, и, приблизившись к переулку, замедлил шаг. Внутренний голос призывал Винсента обойти его, пройти более длинной дорогой, однако он проигнорировал эти призывы и продолжил свой путь. Свернув в переулок, он прошелся по узкой дорожке, осматривая старые, отчаянно нуждавшиеся в реставрации высотки.

Дойдя до середины переулка, он остановился, откинув ногой гравий. Он провел пальцами по обветшалой стене здания, заметив, что кирпич слегка крошится от его прикосновения. Он тяжело вздохнул, чувствуя сковавшую его грудь боль.

– Винсент.

Обернувшись, он увидел Коррадо, который направлялся ему навстречу. Его костюм был мятым, глаза казались уставшими. Под мышкой он держал подарочную коробку, завернутую в яркую зеленую бумагу.

– Ты пропустил свадьбу, Коррадо.

– Я знаю, – ответил он. – Я только что прилетел из Нью-Йорка.

– Дела? – спросил Винсент. – Семья Амаро? Женева? Калабрези?

Коррадо покачал головой.

– Скорее Антонелли.

Винсент нахмурился.

– Хейвен?

– Нет причин для беспокойства, – ответил Коррадо, отмахнувшись от любопытствующего взгляда Винсента. Осмотревшись в темном переулке, Коррадо перехватил подарок другой рукой и перевел взгляд на стену позади Винсента. – Здесь все случилось.

– Да.

Более десяти лет назад именно на этом месте мир Винсента рухнул раз и навсегда. Обрушившиеся на него воспоминания казались непосильными. Моргая и на долю секунды погружаясь во мрак, он снова и снова видел случившееся – пепельно-бледная кожа, безжизненные глаза, рыжие волосы, запачканные кровью. На ее лице застыло выражение ужаса со множеством вопросов без ответов…

Почему она? Почему они? Почему сейчас?

Винсент задавал себе эти вопросы на протяжении многих лет. Ему казалось, что он нашел на них ответы, когда убил Фрэнки Антонелли. Но, стоя здесь, в этом темном переулке, он по-прежнему задавался этими вопросами.

Почему?

– Это так странно, да? – сказал Коррадо. – Эта жажда мести? Мы с легкостью забываем о своих поступках, но забыть о том, что сделали с нами, попросту невозможно. Мы никогда не думаем об их семьях, но мы никогда не прощаем того, что они делают с нашими семьями. Мы помним об этом всю жизнь.

– Я думаю о них, – возразил Винсент. – Я всегда помню об их семьях.

– Ты думал о семье Фрэнки?

Винсент замешкался.

– Нет. Тогда я думал только лишь о своей семье, но теперь я думаю и об его семье. Каждый день.

– Это не в счет, – сказал Коррадо. – Хейвен – единственный его потомок, и, поверь мне, она не оплакивает эту потерю.

Винсент задумался над словами Коррадо.

– Ты на самом деле никогда не думал об их семьях?

– Никогда, – ответил Коррадо, многозначительно смотря на Винсента. – Моя совесть чиста, Винсент. Я ни о чем не сожалею, и не хочу начинать. Именно поэтому, Бог мне свидетель, я никогда не нажму на курок до тех пор, пока не буду абсолютно уверен в том, что сделаю тем самым мир немного лучше.

– Счастливец, – сказал Винсент. – Всякий раз, когда я думаю, что моя совесть чиста, на меня сваливается очередная неприятность.

– Случается это из-за того, что ты позволяешь себе быть пешкой.

У Винсента вырвался горький смешок.

– Я только что думал о том дне, когда отец велел мне быть королем, а не пешкой. Но он не рассказал мне о том, что король может быть только один. Что же до всех остальных, то мы… просто делаем то, что можем.

– Ты не понял самого главного, – сказал Коррадо. – Быть королем – не значит иметь титул. Порой титул – это всего лишь уловка. Если ты жаждешь контроля, то тебе необходимо подчинить всех себе. Только нельзя показывать этого остальным до тех пор, пока ты не будешь готов сделать следующий шаг.

– Что делать, если единственный возможный для меня шаг – нарушить правила?

Коррадо пожал плечами.

– Это зависит от того, чьи правила ты планируешь нарушить.

Сделав шаг назад, Коррадо кивнул Винсенту и удалился.

После того, как он ушел, Винсент вновь развернулся лицом к зданию, проводя рукой по кирпичной стене.

– Мы еще увидимся, Маура. Tiamo.

Покинув переулок, Винсент направился вдоль квартала в сторону пиццерии. Джон Тарулло стоял на улице возле входной двери, сметая грязь с большого коврика перед пиццерией с помощью метлы. Подняв голову, он сдержанно кивнул в знак приветствия.

– Доктор ДеМарко, я слышал, Ваш сын сегодня женится.

– Да. Доминик.

– Я слышал, он хороший парень.

– Так и есть, – ответил Винсент. – Оба моих сына – хорошие люди.

Тарулло с опаской посмотрел на Винсента, приподняв брови.

– Ваш Кармин дружит с моим Реми.

– О, но это не делает их плохими, – сказал Винсент. – Возможно, они просто избрали неверный путь. Я был такими же, но Вы ведь не назвали бы меня плохим, верно?

– Верно, – ответил Тарулло, однако в его глазах Винсент прочел правдивый ответ.

Конечно, он назвал бы его плохим. Безоговорочно.

Рассмеявшись, Винсент продолжил свой путь.

* * * *

Кармин потягивал свой напиток, удобно устроившись в белом плетеном кресле и слушая беседу своих друзей и членов семьи. Расслабившись, он начал практически наслаждаться происходящим, однако, услышав, как позади него кто-то прочистил горло, он мгновенно напрягся.

– Это для вас, – сказал Коррадо, протянув через стол коробку, завернутую в блестящую зеленую бумагу. Кармин развернулся лицом к своему дяде, который, несмотря на явную усталость, находился в отличной форме. – Приношу свои извинения за то, что пропустил церемонию. У меня возникли непредвиденные дела.

– Спасибо, дядя, – ответил Доминик, принимая подарок. – Мы понимаем.

Коррадо отошел от столика, ни разу не взглянув на Кармина. Последний, в свою очередь, проследил за тем, как его дядя подошел к Селии и жестом пригласил ее следовать за ним, с беспокойством осмотревшись по сторонам.

– Twinkletoes! – воскликнул Доминик, заставив сердце Кармина моментально ускорить свой темп. Он обернулся к брату настолько быстро, что едва не опрокинул бокал шампанского. Развернувшись, он увидел, что Доминик достал прикрепленную к подарку открытку.

– Прочти ее нам, – сказала Тесс.

Доминик вздохнул.

– «Дом и Тесс, мне хотелось бы преподнести этот подарок лично, но у меня здесь очень много дел. Я уверена, Тесс прекрасно выглядит в своем платье. Возможно, когда-нибудь я смогу увидеть его на фотографиях», – сделав паузу, Доминик перевел взгляд на Тесс. – Она права, детка. Ты всегда красива, но сегодня – особенно.

Улыбнувшись, Тесс попросила его продолжать.

– «Поверить не могу, что мы так давно с вами не разговаривали. У меня все хорошо, куча дел, но я не стану утомлять вас подробностями. Пожалуйста, передайте всем от меня «привет» и скажите, что я скучаю по ним. Надеюсь, дела в колледже у всех идут хорошо», – Доминик поднял глаза. – Twinkletoes передает всем «привет» и говорит, что она скучает по вам, гаденышам. Она надеется на то, что вы не лажаете в колледже.

Кармин улыбнулся, в то время как его брат вновь перевел взгляд на открытку.

– «Я не знаю, что принято дарить на свадьбу. Кто-то сказал мне, что обычно люди дарят вещи для дома, но я сомневаюсь в том, что Тесс хотелось бы получить блендер. Поэтому я нашла то, что придется по душе вам обоим. Полагаю, вам стоит открыть подарок вдали от посторонних глаз, хотя я и не думаю, что он сможет ее смутить».

Выхватив у Доминика коробку, Тесс разделалась с упаковочной бумагой и открыла коробку. Заглянув внутрь, он убрала в сторону бумагу и рассмеялась.

– Я так и знала.

– Черт побери, а twinkletoes знает толк в деле! – взяв коробку, Доминик достал из нее нижнее белье и принялся им размахивать, привлекая внимание собравшихся. Густо покраснев, Тесс выхватила у него белье и убрала его в коробку.

– Иногда ты бываешь таким придурком, – сказала Тесс, после чего покинула столик. Улыбнувшись, Диа извинилась и проследовала за своей сестрой.

– Похоже, она ошиблась, – сказал Доминик. – Тесс смутилась.

– Не думал, что это возможно, – сказал Кармин.

– Я тоже. Я бы отправил ей благодарственную открытку, но она не написала, где живет.

Не написала, осознал Кармин. Не единого намека на то, где она находилась.

Поднявшись из-за стола, Доминик направился за своей женой, оставив Кармина в одиночестве. Допив свой стакан, он вновь вернулся в реальность, разрушившую его краткий миг умиротворения. Он покинул свадебный прием, не утруждая себя прощанием с гостями, и отправился домой.

* * * *

Подходя к дому, он замедлил шаг, заметив отца, сидевшего на нижней ступеньке крыльца. Подойдя ближе и заметив у отца зажженную сигарету, он нахмурился.

– Когда ты, блять, начал курить?

Винсент пожал плечами, стряхивая пепел на бетон.

– А ты? – парировал он, указывая на окурки, усеявшие площадку перед домом.

– Это не я, – ответил Кармин. – В большинстве случаев, по крайней мере. Реми курит.

– Ясно, – достав пачку сигарет, Винсент протянул одну из них Кармину вместе с зажигалкой.

Закурив, он сделал затяжку и посмотрел на отца.

– Пиздец как странно курить с тобой – с доктором.

– Я больше не доктор, – ответил Винсент, горько рассмеявшись. – Подозреваемого в причастности к LaCosaNostra к скальпелям не подпускают.

Кармин ощутил чувство вины из-за того, что поднял эту тему.

– Прости.

Винсент приподнял брови.

– Ты только что извинился передо мной?

– Может быть.

Винсент улыбнулся.

– Мне тоже жаль. Хотя, это больше и неважно. Что есть, то есть.

–Ты сможешь вновь приступить к работе после суда? Вернуться к практической медицине?

С удивлением посмотрев на сына, Винсент проигнорировал его вопрос.

– В действительности, я начал курить после гибели твоей матери. Еще я начал пить. Много. В сущности, именно из-за этого я целый год не мог смотреть вам в глаза. Я знаю, что ты винил себя, и мне действительно непросто было на тебя смотреть, но еще мне не хотелось, чтобы вы видели меня таким.

– Что изменилось? – спросил Кармин с любопытством. Ему всегда хотелось задать этот вопрос, но он был слишком эгоцентричен для того, чтобы это сделать. – Как тебе удалось взять себя в руки?

Винсент сделал долгую затяжку.

– Я пытался убить Хейвен.

Услышав это, Кармин подавился дымом.

– Что?

– В ту ночь, когда я убил Антонелли, я пытался убить и ее. У пистолета произошла осечка, она в это время спала. В ту ночь я понял, что твоя мать испытала бы ко мне отвращение. Я бы очернил ее память. После этого я взял себя в руки, дабы никто больше не пострадал.

Бросив сигарету на землю, Кармин затушил ее ногой. Он не знал, что послужило этому причиной – сигаретный дым или признание отца, но его грудь внезапно сковала боль. Засунув руку в карман, он достал фляжку и сделал глоток в надежде заглушить боль. Заметив любопытствующий взгляд отца, Кармин протянул ему флягу, предлагая выпить. На мгновение замешкавшись, Винсент выбросил сигарету и принял фляжку. Сделав глоток, он поморщился, но все же продолжил пить.

– Я часто тебя подводил, сдерживался, когда мне следовало быть честным. В итоге, все дошло до того, что у меня не осталось ничего, кроме правды, – тихо сказал Винсент. В этот момент он казался сломленным, полностью побежденным человеком. – Я помню лицо каждой своей жертвы. Я вижу их повсюду. Я знаю, что они уже давно на том свете, но воспоминания о том, как они выглядели в последние моменты своей жизни, никуда не исчезают. Страх, гнев, страдания – все это неотступно следует за мной по пятам. Я помню и то, как выглядела твоя мать. То, как она выглядела в ту ночь в переулке.

– Я тоже, – отозвался Кармин. – Я помню ее крики.

Винсент перевел взгляд на сына, с беспокойством смотря на него. Кармин никогда не говорил с ним о той ночи, воспоминания были слишком болезненными для того, чтобы их обсуждать. Единственным человеком, с которым он говорил об этом, была Хейвен, однако оказавшись лицом к лицу с отцом и видя его таким сломленным, Кармин ощутил необходимость обо всем ему рассказать.

Вздохнув, Кармин закрыл глаза и присел на ступеньку рядом с отцом. Нервничая, он провел рукой по волосам и начал вспоминать каждую деталь той роковой ночи. Он рассказал обо всем, начиная с того момента, когда они покинули фортепианный концерт и заканчивая тем, как он очнулся в больнице. Вся боль, жившая в его душе, вырвалась с его словами наружу.

– Я не помню, как они выглядели, – подытожил Кармин. – Я сотни раз пытался вспомнить их лица, но всегда безуспешно. У одного из них был пистолет – думаю, он даже не смотрел на меня. Лицо второго у меня в голове все время, блять, расплывается.

– Они что-нибудь говорили?

– Закрой ей рот! Пошевеливайся! Только это.

Винсент слушал Кармина молча, опустив голову.

– Ты едва не умер от потери крови. Я так сердился на нее в тот вечер, а она тем временем уже была мертва, а ты лежал за мусорным контейнером.

– Это не твоя вина, – сказал Кармин. – Виноваты ублюдки с пистолетами, которые оказались в переулке в тот вечер.

Винсент откашлялся.

– Полагаю, ты прав. Порой я все же думаю о том, мог ли я это предотвратить.

– Мама сказала бы тебе, что все это хуйня, – сказал Кармин. Ответ сына позабавил Винсента. – Она бы так, конечно, не выразилась, но ты меня понял. Как ты сам и сказал, что есть, то есть. За последний год я часто думал о том, не могли ли мы спасти Хейвен как-то иначе, чтобы я мог быть с ней, где бы она ни была…

– В Нью-Йорке, – сказал Винсент, когда он замолчал.

Кармин с любопытством посмотрел на отца.

– В Нью-Йорке?

– Да, только я не знаю, где именно.

На губах Кармина появилась легкая улыбка. Она отправилась в Нью-Йорк, как они некогда и планировали.

– Суть в том, что задаваться вопросами постфактум – бессмысленно. Я, как и ты, сделал то, что сделал, и теперь мы здесь. Мы должны просто делать то, что от нас требуется.

– Знаешь, несмотря на то, что ты пытаешься скрыть это за алкоголем и нецензурной бранью, ты повзрослел за последний год.

– Коррадо бы с тобой не согласился, – сказал Кармин. – Он угрожает мне, как минимум, раз в неделю. Я ожидаю того дня, когда он подхватит ларингит и вместе угроз убить меня просто возьмет и сделает это.

Винсент рассмеялся, качая головой.

– Он и меня грозился убить. Я и сам угрожал многим людям – например, Хейвен. Так нас учили контролировать людей, поэтому это стало для нас второй натурой. Большинство людей, с которыми мы имеем дело, можно напугать только лишь смертью.

– Знаешь, ты пиздец как беспечно говоришь об убийстве девушки, которую я люблю.

– Ты все еще ее любишь? – спросил Винсент с любопытством.

Кармин кивнул.

– Думаю, я всегда буду ее любить. Несмотря ни на что, она всегда будет моей колибри.

– Колибри, – эхом отозвался Винсент. – Почему ты ее так называешь?

– Я не знаю. Однажды это прозвище пришло мне на ум, и с тех пор задержалось.

– Твоя мать всегда любила это прозвище, – сказал Винсент, улыбнувшись. – Я уже много лет их не видел, но раньше колибри собирались стайками на дереве у нас на заднем дворе. Маура любила их, и то, как они без устали парили, летали назад. Она верила в то, что в них жили души чистых и невинных людей – именно поэтому они смогли преодолеть законы природы.

В их беседу вклинился телефон Кармина, помешавший ему ответить. Он напрягся, увидев знакомое сообщение:

«Доки «Third& Wilson».

– Похоже, мне пора, – сказал Кармин, убирая телефон.

Кивнув, Винсент вновь закурил, оставаясь на ступеньке. Казалось, сообщение нисколько его не удивило.

– Не хочешь зайти? – предложил Кармин. – Это по-прежнему твой дом.

– Нет, я еще немного посижу и пойду.

– Ладно, – согласился Кармин, отходя от дома. – До встречи.

– Кармин? – позвал его Винсент.

Обернувшись, Кармин увидел серьезное выражение лица отца.

– Да?

– Я люблю тебя, сын, – тихо сказал Винсент, делая затяжку. – Думаю, последний раз я говорил тебе об этом тогда, когда тебе было лет восемь, но я правда тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю, – ответил Кармин, слова отца встревожили его. – Не делай глупостей, ладно?

Винсент усмехнулся.

– Я не сделаю ничего такого, чего не сделал бы ты.

– Это меня и пугает, потому что я чего только, блять, ни делаю.

– Иди, – сказал Винсент, отмахнувшись. – Ты же знаешь, что в таких случаях нельзя опаздывать. Не беспокойся обо мне.

– Как скажешь, – пробормотал Кармин, направляясь к машине. – Пока, пап.

– До встречи, сын.