Глава 25. Оторвав взгляд от книги на коленях, Хейвен подняла голову и увидела вбежавшую в ее квартиру Келси, которая пыталась удержать в руках несколько сумок

– Поехали со мной.

Оторвав взгляд от книги на коленях, Хейвен подняла голову и увидела вбежавшую в ее квартиру Келси, которая пыталась удержать в руках несколько сумок. Запыхавшись, она шумно выдохнула, озираясь вокруг.

– Что? – спросила Хейвен. – Зачем?

– Зачем? – переспросила Келси, поставив вещи на пол. – На дворе Рождество, вот зачем. Семестр закончился, никаких заданий у тебя нет, поэтому тебе ничто не мешает поехать вместе со мной.

Вздохнув, Хейвен закрыла книгу.

– Но это же Рождество.

– Именно это я и сказала, – Келси закатила глаза. – Ты не должна сидеть здесь одна. Это никуда не годится.

– А как же твоя семья? – спросила Хейвен. – Думаю, Рождество – не лучшее время для того, чтобы приводить домой незнакомого человека.

– Ты что, шутишь? Ты явно не знаешь мою семью, – покачав головой, Келси сухо рассмеялась и что-то едва слышно пробормотала. Внезапно выражение ее лица переменилось, став по-настоящему серьезным. – Я серьезно – поехали со мной. Пожалуйста, не вынуждай меня ехать в одиночку.

Хейвен рассмеялась.

– Не могут же они быть такими уж плохими.

– Повторюсь – ты их не знаешь, – ответила Келси. – Поэтому познакомься с ними, побудь на рождественском обеде, а потом мы с тобой обсудим то, плохие они или нет.

Мешкая, Хейвен отвела взгляд от своей подруги.

– У меня ничего не собрано.

– Так собери. Машина приедет через десять минут. Этого времени будет вполне достаточно. В самом деле… – посмотрев на Хейвен, Келси поморщилась, – …ты даже по утрам куда быстрее собираешься.

– Ладно, – отложив книгу на соседний диван, Хейвен поднялась на ноги. – Я поеду.

– Отлично, – воскликнула Келси, когда Хейвен направилась в спальню. – И не забудь переодеться! Никаких спортивных штанов на людях!

Закатив глаза, Хейвен захлопнула за собой дверь спальни. Десять минут спустя она вернулась в гостиную с сумкой, в которую она сложила одежду и необходимые вещи. Она была одета в джинсы и розовую блузку, которая подходила под ее кроссовки «Nike». Собрав свои вьющиеся волосы в хвост и взяв пальто, она остановилась перед своей подругой, ожидая ее мнения.

– Лучше?

– Сойдет, – услышав раздавшийся перед домом гудок, Келси обернулась к окну. – Как раз вовремя! Машина приехала!

Заперев квартиру, Хейвен вышла следом за Келси на улицу и замерла. У тротуара стоял длинный черный лимузин, водитель которого спешно принялся складывать пакеты Келси в багажник. Усмехнувшись, она поблагодарила его и развернулась к Хейвен.

– Чего ты ждешь?

Чего она ждала? Несколько раз моргнув, Хейвен крепко зажмурилась, ожидая того, что лимузин исчезнет, когда она откроет глаза, однако этого не случилось. Машина стояла на том же месте. Келси и водитель с удивлением смотрели на Хейвен.

– Я, гм… ничего, – покачав головой, Хейвен направилась к лимузину. Она попыталась поставить сумку в багажник, однако водитель остановил ее, забрав у нее вещи. – Спасибо.

– Не за что, – ответил он, открывая для них заднюю дверцу лимузина. Сев в машину, Хейвен ощутила стойкий запах натуральной кожи. Сиденья и крыша были кристально чистыми и безукоризненными.

– Впервые в лимузине? – спросила Келси, удобно устроившись на сиденье.

– Это так очевидно?

– Есть немного, – ответила Келси. – Отец постоянно отправляет за мной лимузин. Как он говорит: «Все самое лучшее для моей девочки».

Хейвен улыбнулась.

– Он кажется хорошим человеком.

Резкий смех Келси отдался эхом в замкнутом пространстве.

– Хорошим? Да уж, подожди и увидишь…

Хейвен занервничала, услышав эти слова.

– Ты говорила, что он политик, да?

– Да. Старый-добрый сенатор великого штата Нью-Йорк. Хотя на самом деле он ничего не делает.

– Чем занимается твоя мама?

– Пьет вино и донимает людей, – ответила Келси. – В сущности, она делает то же самое, что и мой отец – ничего.

Несмотря на то, что дом родителей Келси находился всего лишь в нескольких милях езды, им потребовалось практически сорок пять минут на то, чтобы добраться до него через пробки. Трехэтажный особняк располагался на Верхнем Ист-Сайде. Когда лимузин приблизился к дому, Хейвен обвела его удивленным взглядом. Аккуратно подстриженный газон и сложная система фонтанов вызвали у нее восхищение.

– Зачем ты переехала в тесную квартиру?

Келси вздохнула.

– Отец предлагал купить для меня квартиру неподалеку отсюда, но мне хотелось жить в районе Челси. Мы так долго тянули с выбором, что место рядом со школой оказалось найти крайне проблематично, но отец позвонил нужным людям и нам удалось снять квартиру над твоей.

Хейвен покачала головой, не в силах постичь проблему Келси. Когда лимузин остановился, водитель открыл для них дверцу и достал их сумки. Выйдя на улицу, они увидели моментально распахнувшуюся входную дверь, из которой вышли двое мужчин. Не произнеся ни слова, они забрали сумки девушек и отнесли их в дом.

На улице показался третий мужчина, неторопливо вышедший через парадный выход. Он был одет в костюм с галстуком, его темные волосы были идеально уложены, несколько седых прядей блестели на солнце. Остановившись, он внимательно изучил их взглядом.

– Келси.

– Отец.

– Рад тебя видеть.

Что-то раздраженно пробормотав, Келси откашлялась и ответила:

– Взаимно.

– Смотрю, ты привезла с собой подругу.

Оказавшись в центре внимания, Хейвен ощутила появившийся на ее щеках румянец.

– Да, это моя соседка, Хейден Антуанетт, – представила ее Келси. – Я пригласила ее на Рождество.

– Это очень, гм, мило с твоей стороны, – ответил отец Келси. – Это совсем на тебя не похоже.

Келси прищурилась.

– Я умею быть милой.

Проигнорировав ответ дочери, он сделал шаг вперед и протянул руку.

– Хейден Антуанетт, верно? Вы как-то связаны с Марией?

– С Марией Антуанеттой? – нахмурившись, Хейвен пожала крепкую руку сенатора. Его рукопожатие и господствующий вид обострили ее нервозность. – Она ведь была королевой Франции, верно? А я… я не имею никакого отношения к королевской династии.

Сенатор рассмеялся, когда Хейвен, замешкавшись, покраснела еще больше.

– Я пошутил, дорогая. Приятно познакомиться.

– Взаимно…

– Кейн, – представился мужчина, отпуская ее руку. – Зови меня Кейн.

– Зови меня Кейн, – передразнила его Келси, имитируя глубокий голос отца. – Вы уже закончили целовать задницы, сенаторы? Мы можем войти?

– Разумеется, солнышко, заходите, – ответил Кейн, указав рукой в сторону входа.

Взяв Хейвен за руку, Келси потянула ее за собой и миновала отца. Кейн внимательно наблюдал за ними, словно изучая каждый их шаг, от его взгляда Хейвен стало не по себе.

Следуя за Келси, она осматривала огромный дом, пока они поднимались по лестнице. Келси показала ей гостевую комнату, где возле кровати уже стояли вещи Хейвен.

– Моя спальня находится справа, – сказала Келси. – Дверь в конце коридора.

После того, как Келси оставила ее, Хейвен присела на большую кровать с балдахином. Гостевая комната, размеры которой превосходили размеры всей ее квартиры на другом конце города, была выдержана в бордовых и золотистых тонах. Ковер под ногами Хейвен был белоснежно-белым – в действительности, он был настолько белым, что она боялась на него ступать.

Расстегнув свою сумку, Хейвен достала дневник в кожаной обложке. Разувшись, она легла на кровать и, погрустнев, перевела взгляд на прозрачный балдахин золотистого цвета. Как бы сильно она ни пыталась бороться с грустью, пытаясь победить ее с помощью улыбки, печаль оказалась сильнее.

Канун Рождества. Завтра наступит Рождество. А на следующий день… Хейвен не любила думать о том, что значило для нее 26 декабря.

Открыв дневник, она достала спрятанный среди страниц лист бумаги и развернула его, смотря на неровные буквы, написанные посреди ночи во время прошлогоднего Рождества. Она перечитывала письмо столько раз, что могла процитировать его слово в слово.

Дочитав до конца, она провела пальцами по трем простым словам: «Я люблю тебя».

– Я тоже тебя люблю, – прошептала она.

Спустя год она, как и прежде, любила его.

* * * *

Кармин пришел в замешательство, когда Коррадо проехал улицу, которая вела к его дому.

– Думаю, Вы пропустили поворот, – сказал он, прочистив горло.

Коррадо не сводил глаз с простирающейся перед ним дороги. Ничего не ответив, он потянулся к радио и, нажав на кнопку, включил музыку. Из динамиков громко зазвучала композиция Фрэнка Синатры, от которой Кармину стало не по себе.

Фрэнк Синатра пробуждал в Коррадо нечто особенное.

Паника и паранойя Кармина усилились, когда Коррадо свернул на безлюдную дорогу, заезжая в один из районов, в которых Кармин не бывал уже более десяти лет. Он, без сомнений, наломал дров и понимал, что его поступки будут иметь свои последствия, но он не ожидал того, что все будет так. Он никогда не думал, что его дядя потеряет терпение. Он никогда не думал, что он на самом деле сможет убить его.

До этого момента Кармин, несмотря ни на что, верил в свою неуязвимость.

Спустя несколько минут Коррадо сбавил скорость и остановился у обочины. Потянувшись в сторону Кармина, он нажал на ручку и распахнул пассажирскую дверцу.

– Прочь.

Кармин осмотрелся по сторонам, ища хоть одну живую душу. Коррадо не станет убивать его при свидетелях.

– Что?

– Я сказал, прочь!

Кармин подчинился, услышав повысившийся голос своего дяди. Выбравшись из машины, он захлопнул за собой дверь и принялся поспешно обдумывать происходящее. Планируя сбежать, он задумался о том, сможет ли он скрыться от Коррадо в ближайших переулках, однако действовать ему не пришлось. В ночном воздухе раздался визг шин, сопровождаемый выхлопом, когда Коррадо, не мешкая, тронулся с места, оставив Кармина в одиночестве.

Проследив взглядом за красными задними фарами, исчезнувшими в ночи, Кармин испытал некоторое облегчение и, вместе с тем, куда большее замешательство.

– Что за хуйня?

– Ну и ну, – голос возникшего позади Кармина человека прозвучал настолько близко, что у него едва волосы на затылке не встали дыбом. – Здесь подобные выражения неприемлемы.

Обернувшись, Кармин инстинктивно потянулся за своим пистолетом, однако, к его удивлению, он пропал. В действительности, при себе у него не было ничего – ни удостоверения личности, ни кошелька, ни цента.

Замерев, он с облегчением вгляделся в человека, стоявшего в нескольких футах от него. Первым, что он заметил, стал черно-белый воротник. Ярко-белая полоска ткани буквально светилась в темноте.

Кармин озадаченно перевел взгляд на большое коричневое сооружение позади мужчины, всматриваясь в большие двери, украшенные орнаментом, и огромные ступени, ведущие к входу. Коррадо высадил его перед старой церковью.

– Простите, сэр, – пробормотал Кармин. – Или… святой отец?

Священник улыбнулся.

– Ты можешь звать меня отцом Альберто. В чем заключается твоя сегодняшняя проблема?

– Ни в чем. Никаких проблем. Я просто… – Кармин не знал, что сказать. Я просто едва не проебал свою жизнь и думал, что мой дядя собирается меня за это убить? – …мне нужен телефон. Вы не подскажете, где я мог бы его одолжить? Я понимаю, что у Вас телефона быть не может, но, возможно, Вы знаете человека, у которого он есть?

Отец Альберто приподнял брови.

– Почему у меня не может быть телефона?

– Не знаю. Думаю, из-за того, что вы относитесь к числу старомодных, религиозных людей.

Священник добродушно рассмеялся.

– Я католик, сын мой, а не амиш. Я не имею ничего против технологий. Пойдем, ты можешь воспользоваться моим телефоном.

Пригласив Кармина за собой, отец Альберто направился в церковь. Помедлив, Кармин последовал его примеру, и, зайдя внутрь, осмотрелся по сторонам. Церковь утопала в полумраке, разбавляемом золотистым свечением, которое, казалось, согревало и приглашало в свои объятия. Кармину моментально полегчало. По крайней мере, подумалось ему, Коррадо не станет его здесь убивать.

Пройдя за священником в небольшой кабинет в задней части церкви, Кармин увидел деревянный стол, занимавший большую часть пространства. На столе стоял старый белый телефон с перекрученным проводом. Подняв трубку, Кармин набрал номер Селии, в то время как священник сел за стол. Облокотившись на столешницу, Кармин принялся ожидать ответа.

После пятого гудка включился автоответчик, который затем сменился голосовой почтой. Испробовав оба варианта, Кармин повесил трубку.

– Никто не отвечает? – спросил священник.

– Нет.

– Что ж, тогда присядь, – отец Альберто указал на стул, стоявший перед его столом. – Мы побеседуем, пока ты ждешь. Попробуешь позвонить позднее.

Мешкая, Кармин в итоге все же опустился на стул. У него не было другого выбора. Не имея ни денег, ни друзей, он мог либо остаться и ждать, либо идти домой пешком. Для последнего варианта у него было слишком мало сил.

– Спасибо, – сказал Кармин. – И за телефон, и за приглашение присесть.

– Не за что. Именно для этого и нужны старомодные, религиозные люди.

Услышав добродушный тон священника, Кармин усмехнулся.

– Простите за это. Я не знал. Я никогда не был церковным человеком.

– Почему?

Кармин пожал плечами.

– Это не для меня.

Отец Альберто внимательно посмотрел на Кармина.

– Ты веришь в Бога?

Кармин боялся услышать этот вопрос, особенно – от священника. Он собирался было солгать для того, чтобы успокоить отца Альберто, однако, спохватившись, вспомнил о том, что находился в церкви. За последнюю неделю ему дважды удалось избежать смерти. Что-то подсказывало ему, что в третий раз – попади он, например, под удар молнии – ему бы так не повезло.

– Честно говоря, я не знаю. Возможно. Но я видел столько дерь… столько плохих вещей в своей жизни, что я сомневаюсь в том, что кого-то еб… что кому-то есть до нас чертово дело, – у Кармина расширились глаза, когда он понял, что выругался, несмотря на все свои усилия. – Дерьмо. Простите, святой отец. Тяжелая ночь.

Кармин опасался того, что его могут выставить вон, однако отец Альберто лишь улыбнулся.

– Ты не первый, кто произносит подобные слова в этих стенах, и, я уверен, не последний. Твой пессимизм волнует меня куда больше, чем сквернословие.

– У вас больше шансов отучить меня от сквернословия, чем изменить мое мировосприятие. Трудно поверить в то, что над нами кто-то есть, когда столько хороших людей страдают каждый день.

– О, я часто слышу этот аргумент, – сказал отец Альберто. – Как же Бог может существовать, когда на Земле столько несчастных людей? Но, сын мой, ты забываешь о том, что без плохого мы не сможем в полной мере оценить хорошее. Страдания делают нас лучше. Наши поступки в плохие времена показывают то, какие мы на самом деле.

Горько рассмеявшись и ссутулившись на стуле, Кармин подумал о том, как он приспосабливался к новой жизни.

– Значит, я не очень хороший человек.

– Я в это не верю.

– Потому что Вы меня не знаете. И не знаете того, что я делал.

– Расскажи мне, – предложил священник. – Заставь меня передумать.

Кармин усмехнулся.

– Я не могу.

– Почему? – спросил священник. – Тебе стыдно?

– Нет, – ответил Кармин, замешкавшись. – Точнее – да, но суть не в этом.

– Именно в этом, – сказал священник. – Здесь безопасно. Все, что ты скажешь в церкви, именно здесь и останется. Исповедоваться в своих грехах тебе мешает только одно – собственное нежелание их признать.

– Потому что я облажался. Кому захочется в этом признаваться?

– Человеку без морали, – ответил священник, – кстати, это и убеждает меня в том, что ты – хороший человек. У плохого человека нет совести, сын мой.

Кармин задумался над словами священника. Каким-то образом ему удавалось все переворачивать.

– Если ты не хочешь говорить о своем прошлом, то почему бы нам не поговорить о будущем? – предложил священник. – Возможно, мы смогли бы разобраться в том, почему Бог привел тебя сюда.

– Бог не приводил меня сюда, – ответил Кармин.

– Нет?

– Нет, меня привез дьявол.

К удивлению Кармина, священник улыбнулся.

– У него была на то причина?

– Если бы я знал. Сейчас мне начинает казаться, что у него, возможно, есть чувство юмора.

Время текло незаметно, в то время пока они сидели в тесном кабинете, обсуждая религию и жизнь, и не уступая при этом друг другу. Отказываясь менять свою точку зрения, Кармин все же почувствовал себя лучше, слушая священника. От его голоса и сострадательности ему стало легче. Спустя некоторое время Кармин начал идти на уступки, признаваясь в некоторых вещах, которые лежали на поверхности его новой реальности.

На рассвете Кармин вновь попытался позвонить, однако все попытки окончились неудачей. Повесив трубку, он с огорчением понял, что никто не придет ему на помощь.

– По-прежнему не отвечают? – спросил священник.

– Нет, – ответил Кармин. – Мне пора. Пешком мне идти и идти.

– Пешком? – священник покачал головой. – Вздор. Я тебя подвезу.

Слова отца Альберто удивили Кармина.

– У Вас есть машина?

– Конечно, – ответил он. – Телефон, машина… у меня даже есть микроволновка, если она тебе когда-нибудь понадобится. Что мое – твое.

Кармин ошарашено смотрел на священника.

– Почему Вы не сказали мне об этом раньше?

– Ты не спрашивал.

Поднявшись на ноги, Кармин потянулся, чувствуя усталость в теле, и провел руками по лицу.

– Вы могли бы отвезти меня домой несколько часов назад, и мы бы не потратили целую ночь впустую.

– Я бы не сказал, что мы потратили ее впустую, – сказал отец Альберто. – Мне очень понравилось с тобой беседовать. Это было интересно.

Выйдя следом за священником из церкви, Кармин завернул за угол, где возле обочины был припаркован «Cadillac Deville». Он улыбнулся, увидев машину и обведя взглядом синий корпус и коричневый салон.

– Это Ваша машина? – спросил Кармин.

– Формально она принадлежит церкви Святой Марии, но в целом – да, – ответил священник. – Бывший прихожанин много лет назад пожертвовал ее церкви. С тех пор минуло уже около тринадцати лет.

– Господи, – сказал Кармин, удивленный тем, что она еще ездила. Заметив многозначительный взгляд священника, он смущенно улыбнулся. – В смысле, ничего себе. У моего деда была одна из таких машин. Когда я был ребенком, он забирал меня после школы и катал по городу. Пожалуй, это единственное воспоминание о нем, которое у меня осталось.

– Правда?

– Да. Он умер, когда я был ребенком, приблизительно… – Кармин сделал паузу, подсчитывая срок, – …тринадцать лет назад.

Улыбнувшись, священник сел в машину и завел ее. Ожил кадиллак не сразу, урчание двигателя раздалось только лишь спустя несколько мгновений. Вздохнув, Кармин сел на пассажирское сиденье и продиктовал свой адрес. Пока они проезжали по улицам города, он молча смотрел в окно.

Когда они приехали, отец Альберто завернул на подъездную дорожку. Собираясь поблагодарить его, Кармин развернулся к священнику и заметил, что его лицо просияло. Прежде, чем Кармин успел бы что-либо спросить, отец Альберто разразился громким, звонким смехом. Он смеялся так сильно, что на глаза у него навернулись слезы, которые он стер тыльной стороной руки.

– Что Вас так насмешило? – спросил Кармин, пребывая в замешательстве.

– Дверь синяя.

– Да, и что?

Священник покачал головой.

– Я думал, что Винченцо пошутил.

Лицо Кармина омрачилось, когда он услышал имя своего отца, не сводя шокированного взгляда со священника.

– По правде говоря, это дело ему далось не очень хорошо, – продолжил отец Альберто, – но я в любом случае хвалю его за усилия.

– Вы знаете моего отца?

– Конечно, – ответил священник. – Ты не случайно оказался сегодня у моего порога, сын мой.

Кармин покачал головой. Что это было, святая инквизиция?

– С Рождеством, – улыбнувшись, отец Альберто помахал ему на прощание. – И, кстати говоря, я тоже всегда подозревал, что у Коррадо есть чувство юмора.