Глава 42. - Нет, просто не могу ходить, как все остальные

- Что с тобой? Ты сломана?

- Нет, просто не могу ходить, как все остальные. – Она упирается ладошками в пол и подтягивает тело еще на несколько сантиметров вперед.

- Я и говорю – сломана.

Опершись на локти, Пейдж замирает на жестком полу.

- Я не сломана – я двигаюсь иначе.

- Точно, как червяк, извивающийся на полу. Давай, червячок. Позабавь Велиала. Ползи-ка сюда, и я награжу тебя парой глотков.

Я горю от желания врезать ему кулаком прямо через экран телевизора.

Где же была ты сама, когда она в тебе так нуждалась?

Моя сестра смотрит на воду и сухо сглатывает.

- Я же вижу, ты хочешь пить. Жажда раздирает твое горло в эту самую минуту, – тон его груб и резок. – Следом придут головная боль и слабость. Затем разбухнет язык, и все твои инстинкты станут твердить одно – прокуси его, напейся собственной кровью. Страдала ли ты от жажды, такой всепоглощающей, что могла бы убить человека, просто за кружку воды? Нет? Что ж, вскоре ты это познаешь.

Он прикасается к бинтам, и мне кажется, речь идет не о жажде – он говорит о боли, которой не прочь поделиться.

- Ползи сюда, червячок. Покажи насколько «иначе двигаются» сломанные и заброшенные, заслужи мою доброту.

- Никто меня не бросал.

Велиал усмехается.

- А ну-ка, назови мне хотя бы кого-то, кому на тебя не плевать.

Глаза на эльфийской мордашке становятся больше луны.

- Моя сестра.

- Да ну? И где же она?

- На пути сюда. Она придет и заберет меня с собой.

- А я слышал другое.

- Ты говорил с ней? – надежда на лице Пейдж разбивает мне сердце.

- Конечно, говорил. Ты думаешь, кто мне тебя отдал?

Я так сильно сжимаю свои кулаки, что-то вот-вот раскрошу суставы.

- Врешь.

- Я говорю правду. Она сказала, что сожалеет, но больше не может о тебе позаботиться.

- Врешь, - голос ее дрожит. – Она никогда бы так не сказала.

- Она устала. Ей так надоело просыпаться каждое утро, зная, что нужно тебя кормить, носить на руках, мыть, посвящать тебе всю себя. Она пыталась, но ты действительно тяжкое бремя.

Силы меня покидают, и я прислоняюсь к стене, чтобы совсем не упасть.

- Все они одинаковые, - голос Велиала смягчается, - и в итоге всегда уходят. Не важно, как сильно мы их любим и как много для них делаем. Этого будет мало. Мы за бортом, ты и я. Мы те, кого предают и покидают.

- Ты лжец, - лицо Пейдж морщится, а речь становится невнятной.

Она всхлипывает и икает, лежа там, на каменном полу, и никто ей не может помочь. Ее плач - мольба, адресованная этому монстру, это просьба ее утешить.

Что-то тяжелое с силой давит на грудь, я не могу дышать.

- Вот увидишь. Таким как мы, ничего и никогда не будет даваться столь же легко, как всем остальным. Ни любовь, ни уважение, ни дружба. Единственный способ чего-то добиться – поставить всех на колени. Лелеять беспомощность и слабость – последнее, что мы можем себе позволить. Ты должна быть сильной, ты должна пресекать любые попытки себя подчинить. И если они станут нас умолять, если будут примерно себя вести, что ж, возможно, мы им и позволим превратиться в комнатных шавок. Вот и все, чего так хотят, подобные нам отщепенцы.

То, как он разбивает надежды семилетней малышки – ужасно. Но убивает меня другое – мы подтвердили его слова. Сцена связанной и вырывающейся, словно дикий зверь, девочки, врезалась в память навечно.

- Ну так что, хочешь ты пить или нет? – тон Велиала нейтрален. Он не добр, но не жесток.

Моя сестра в очередной раз сглатывает и облизывает пересохшие губы. Ей отчаянно хочется пить, невзирая на все эти слезы.

- Ползи ко мне, червячок, и я с тобой поделюсь.

Она все еще лежит на полу, опираясь на локти, и глядит на него с недоверием. С одной стороны, мне не хочется, чтобы она повелась на его провокации, но с другой, я до боли хочу, чтобы она послушала Велиала, чтобы ползла дальше, ведь ей так нужно попить.

Пейдж неуверенно вытягивает руки и делает рывок. Раз, другой, третий, пока не находит удобный для себя ритм, позволяющий медленно, но верно пересекать комнату. Ее иссохшие безжизненные ноги волочатся следом.

Велиал лениво аплодирует.

- Браво, Червячок. Браво. Такое миниатюрное создание даже для человека. Вы, мартышки, готовы на что угодно, отчаянно бьетесь за жизнь. Но в сравнении с некоторыми из вас и тем, что вы творите, я, можно сказать, добряк.

Пейдж достигла стола, на котором стоят вода и тарелка с сэндвичами. Она подтягивается, чтобы устроиться на металлическом стуле, оставленным рядом.

- Я что тебе велел? – рычит Велиал. – Ползти ко мне, а не к столу!

В порыве гнева он наклоняется вперед, но тут же откидывается на спину, резко втягивая воздух от боли, причиняемой раной на животе.

Пейдж тянется к стакану, глядя на него с огромным желанием сделать хотя бы глоток.

- Так я и думал. Такая же, как и все, - его губы кривятся в усмешке. – В целом мире нет существа, лишенного эгоизма. Все пекутся лишь о себе, даже такой червячок, как ты. Извлекла урок из содеянного сестрой? В конце концов, нет ничего важнее собственной жизни. Пальма первенства в искусстве выживания всегда бы доставалась людям и тараканам.

Пейдж смотрит на воду. Затем на Велиала. Ее смятение очевидно, она борется со своими инстинктами, и я так хорошо ее знаю, что могу предсказать исход.

- Не надо, - шепчу я ей. – Подумай о себе. Хотя бы раз в жизни.

Не сделав ни единого глотка, она протягивает стакан Велиалу – теперь он сможет его достать. У меня вырывает стон, я просто в отчаянии. Мне хочется выцарапать воду из этих рук и заставить ее пить.

- Сестра придет за мной, - ее голос срывается, былой уверенности больше нет.

Лицо Пейдж вновь начинается морщиться, она держится и не плачет. Ее взгляд прикован к воде, а взгляд Велиала к ней.

- Разве тебя не мучает жажда, червячок? Почему бы тебе не напиться самой? – его голос звучит настороженно.

Она шмыгает носом.

- Тебе нужнее, - упорствует Пейдж, цепляясь за себя настоящую даже в такой ситуации.

- Ты разве не понимаешь, что жажда тебя убьет?

Стакан в ее ладони даже не дрогнул.

Велиал протягивает руку, не сдвинувшись сам ни на йоту, и забирает свою воду. Для начала он принюхивается к содержимому, словно думает, что жидкость могла быть отравлена. А затем делает первый глоток. Второй. И разом выпивает две трети стакана. Замирает, делает вдох и смотрит на Пейдж так, будто та его осуждает.

- Чего уставилась?

Она принимается часто моргать.

Велиал снова подносит стакан ко рту, и на сей раз делает один небольшой глоток. Он косится на Пейдж, словно раздумывает, не заслужила ли она оставшуюся воду, а затем залпом осушает стакан.

- Вот так и платят за доброту. Всегда. Могла бы понять это раньше. Возможно, когда-то твоя добродетель могла быть полезной. Но эта стратегия эффективна только тогда, когда другим от тебя что-то надо. А сейчас? Ты ничем не отличаешься от меня. Уродливая. Отвергнутая. Нелюбимая. И я тебя понимаю.

Не могу дождаться возможности прикончить этого ублюдка.

Он протягивает Пейдж стакан, и она его принимает, прижимаясь к стеклу губами. Лишь одна-единственная капля падает ей на язык.