Заслуги еврейства перед трудящимися

Сжатые нашим железным кольцом контрреволюционные банды видят неизбежную победу всемирного коммунизма. Предчувствуя свою гибель, жалкие насильники изо всех сил кричат, что они не хотят возврата к старому, что только они дадут истинное равенство и братство.

Всевозможные реакционные войсковые круги и рады проводят земельные «законы», отдают землю всем трудящимся, устанавливают восьмичасовой рабочий день и кидают другие подачки трудящимся массам, лишь бы удержаться на месте.

Но снимем с них маску и посмотрим, что скрывается за этой угодливой маской. Возьмем хотя бы их отношение к евреям: на всей территории, занятой Донскими, Кубанскими и Добровольческими шайками, евреи уничтожаются и угнетаются. Ни одного еврея нельзя увидеть там на какой-либо должности, важной или неважной. Хороши равенство и братство, нечего сказать. Добровольческие палачи кричат о своем гуманизме и вместе с тем притесняют целую нацию, которая всегда внушала к себе уважение всего мира. Нельзя забывать, что еврейский народ, веками притесняемый королями и царями, – и есть истинный пролетариат, истинный интернационал, не имеющий своей родины.

Без преувеличения можно сказать, что великая российская социальная революция была сделана именно руками евреев. Разве темные, забитые русские крестьянские и рабочие массы могли бы сбросить с себя оковы буржуазии. Нет, именно евреи вели русский пролетариат к заре интернационала. И не только вели, но и сейчас советское дело находится в их надежных руках. Мы можем быть спокойны, пока верховое руководительство красной армией принадлежит товарищу Льву Троцкому. Правда, евреев нет в рядах красной армии в качестве простых рядовых; в комитетах и совдепах, в качестве комиссаров, евреи смело и бесстрашно ведут к победе массы русского пролетариата. Недаром при выборах во все советские учреждения проходят в подавляющем большинстве именно евреи. Недаром, повторяем мы, русский пролетариат выбрал себе главой и вождем еврея товарища Бронштейна – Троцкого.

Символ еврейства, борющегося против капитализма, стал и символом русского пролетариата, что видно хотя бы в установлении «Красной пятиугольной Звезды», являющейся раньше, как известно, символом и знаком сионизма – еврейства. С ним – победа, с ним – смерть паразитам-буржуям. И пусть трепещут Деникинцы, Красновцы, Колчаковцы, притеснители и палачи авангарда социализма – доблестного еврейского народа. Им не поможет их угодничество перед трудящимися массами выйдут из них кровавым потом.

М.Коган

________

Не будучи чрезмерными поклонниками «избранного народа Божия» и не принадлежа к числу его хулителей, мы нимало не склонны оспаривать заслуг единоплеменников тов. Троцкого в нынешней революции. Именно они так чисто оборудовали дело предательства и продажи нашего отечества – несчастной России, ­ – не будем отрицать их права на воздаяние за этот успешный революционный подвиг. Н< е> ложные свидетельства о зверских жестокостях и гнусностях, которые творятся сейчас в наших станицах и хуторах, занятых красными гостями, указывают единогласно, что руководителями и вдохновителями истребительного разгула этих зверей являются евреи комиссары.

И мы не сомневаемся, что придет час, когда «заслуга перед трудящимися» этих искариотов получит достойное воздаяние…[119]

––––––––––––

«Донские ведомости» 21 мая (3 июня) 1919, с.3-4 *

Живые вести

«Великая туга была по всей Русской земле».

Так, рассказав о разбойном нападении какой-нибудь свирепой дикой орды, заключал бывало повесть свою об ужасах и потоках крови русский лето­писец. И в простых, скупых на краски и подробности словах о великой скорби родной земли чувствовались и бездонное горе сиротства, и отчаянный вопль уводимых в плен полонянок, и жуть немого молчания пустых полей, усеянных костями воинов, погибших в неравном бою за родной угол…

Читали мы когда-то эти стародавние сказания, читали с тем интересом спокойного и уверенного сознания, что все, о чем рассказывал летописец, было и ушло безвозвратно, что это нужно было для создания великого государства, что на фундаменте этих испытаний укрепилось несокрушимое здание империи, занимающей шестую часть света. Прошли страхи и ужасы, смирились и зажили мирною жизнью свирепые когда-то опустошители… Прошло все и не вернется.

И былью горькой, но безвозвратной, казалось, звучала печальная родная песня, сложившаяся в седых далях многострадальной казацкой старины:

Чем-то, чем наша славная земелюшка распахана

Не сохами она распахана, не плугами,

Распахана земелюшка наша конскими копытами,

Засеяна казацкими буйными головами...

Чем-то батюшка Тихий Дон цветен?

Цветен наш батюшка Тихий Дон вдовами да сиротами.

Чем-то в Тихом Дону вода посолена?

Посолена вода в Тихом Дону горькими сиротскими слезами...[120]

Казалось, что вся скорбь, вся великая туга и тоска[121], и горячая жалоба, вылив­шаяся в этой печальной старинной песне, есть только исторический памятник, поэтическое свидетельство пережитых народных страданий, которым в новом историческом укладе нет места.

Но они вернулись, времена отжитых испытаний и мук, времена туги великой. Пришли и сели в «переднем» углу нашей жизни… И нам немного потребовалось для того, чтобы загнать эту жизнь в звериные норы, залить ее кровью, заполнить ужасами! Всего – какой-то кучки предателей, заранее имевшихся в запасе у германского штаба для русского фронта, и тех неразменных тридцати сребреников, за которые Иуда продал Божественного учителя, а его внебрачные потомки – великую, но простоватую и доверчивую Россию. Доставленные немцами в запечатанных вагонах, эти люди с подложными паспортами с изумительной легкостью углубили «революционное сознание» той человеческой породы, которую умный старый генерал Драгомиров с любовно-ласковой иронией называл в своих приказах «святой серой скотинкой». Просвещенная революционным сознанием, она утратила святость и обрела лик звериный. И с этим ликом быстро дошла до логического конца – и вот мы видим воочию воскресение пещерного периода человеческой истории: люди простые, трудящиеся, мирные скрываются в пещерах, степных пустырях, лесах, на островках; цветущие степи окутаны дымом пожарищ; вернулись преступные муки, пытки, сожжения детей и женщин. Стон и вопль отчаяния оглашает знакомую ширь родного края…

Картину этой вернувшейся из забытой тьмы времен страшной жизни восстановили в простом, бесхитростном рассказе два казака Мигулинской станицы – К.Е. Чайкин и Е.А. Мирошников, в лодке при­плывшие от восставших казаков Верхне-Донского округа. Доклад их слушал Войсковой Круг 16-го мая.

­––––––––––––––

– От восставшего Верхне-Донского округа мы просим, чтобы нам дали вождей, – говорит К.Чайкин, – так как у нас сформировалось около пяти дивизий войск, в состав которых входят и юноши, и старики от 17, даже от 15, и до 60 лет, а вождей нет. Нам и дали документы с тем, чтобы поехать в Новочеркасск с объяснением, в чем мы нуждаемся, и объяснить, возможно ли помочь, в чем мы нуждаемся.

Когда проезжали мимо Усть-Медведицкого округа, то слышали стрельбу и во время пути избегали встреч с молодым обществом; стариков не избегали, а даже старались увидеть и внушить, чтобы они дали нам помощь. О себе говорили, что мы из германского плена, следуем на родину в Сальский округ. Мы объясняли, что Верхнее-Донской округ восстал против красных, обиженный расстрелами и грабежами, которые они производили. В последнее время красные даже стали убивать женщин и детей. Затем стали издеваться над иконами: повыкололи глаза Спасителю и Божьей Матери. Спрашивают у женщин и детей: что это есть? – «Это есть Спаситель и Божья Матерь». Тогда они натаскали в церковь соломы, загнали их туда и говорят: ну, пусть они вас спасут.

Рассказ о путешествии этих гонцов, которые в старенькой лодочке посланы были своими станичниками с одним немногословным наказом – «либо вождей добудете, либо дома не будете», рассказ их полон живейшего драматического интереса и тоже воскрешает забытую быль старых повестей. Вот некоторые эпизоды:

(…)

– В каком положении ваши хутора Мигулинской станицы? – был задан вопрос.

Чайкин. – Пострадали хутора правой стороны реки Дона: Ежовский, Ольховский, Мешков, Павловский, Назаревский, Баташевский, Коноваловский, затем сюда к Вешенской ст< анице> хутор Варварино.

– Как начиналось восстание и что заставило восстать?

– Сначала были беспорядочки, но не особенно сильные, и нам все говорили, что на днях прибудет чрезвычайная следственная комиссия и этого ничего не будет: у нас не должно быть таких грабежей и произвола, как у вас. Когда приехала чрезвычайная следственная комиссия, то грабежи увеличились в три раза и то убивали по 5 человек, а теперь стали по 50. И как тут стало больно, что оправдательных документов никаких нет. Когда собиралась партия людей, чтобы оправдать одного человека, а их всех арестовывали на месте и расстреливали. После этого было, конечно, больно, что стариков повыбили и до молодежи начали добираться, даже женщин многих порасстреливали. Значит, исход один: побьют и нас. Так давайте прежде убьем их, а тогда ляжем сами. 20 февраля я получил известие, что назначен ряд расстрелов. Тогда же попал я и еще человек 15. Мне стало жутко, что вот, скоро убьют; притом я съездил на некоторые казанские хутора и узнал, что там идет волнение и ожидается восстание.

Прихожу я к своим товарищам, назначенным к расстрелу, и говорю: «Вы ничего не знаете? Я вам выясню, что мы назначены 16 человек к расстрелу и нам осталось жить не дольше, как до 27 или 28, а потом будем расстреляны». – Так что же мы будем делать?

«Делать вот что будем: в Казанской ст< анице> – только это тайком, чтобы не выяснилось – подготовляется восстание. У меня есть винтовки и 9 ящиков патронов, так что на нас этого хватит и мы или убьем их, или будем разбегаться. Я уже сговорился в Казанской ст. об этом и ожидал дня, когда нас позовут. Приезжает 25 ночью от Казанской ст. казак и спрашивает хозяина дома. Я испугался и думаю, значит, не поспел и мои успехи все пропали: патроны не достал, винтовки тоже зарыты. Выхожу и спрашиваю его, что ты за человек. – Я, – говорит, – Казанской ст. – Что такое? – Да там приезжали вы тогда насчет восстания, так у нас сейчас уже сорганизовалась дружина. – Это меня несколько обрадовало. Через некоторое время приехало три подводы, забрали у меня патроны и мы поехали в ст. Казанскую. Там уже собралось около 500 человек народу, не все с винтовками, а все-таки большинство. В 2 часа ночи 25 под 26 мы окружили ст. Казанскую и только хотели пройти по дворам, захватить их спящими и побить. Но они оказались все в сборе, воспевали какой-то гимн и вели к трибуналу 130 человек, связанных за руки, чтобы убить. Между ними были женщины и старики.

Тогда мы бросились в атаку и побили их около 200 человек. После этого мы стали устанавливать свой порядок: поставили своих лиц к телефону, чтобы не было никакого подозрения. Если спросят, то ответить, что все благополучно, или отвечать, послали и т.д. Только что успели это сделать, приезжают два эскадрона красных. Захватили и их расстреляли, а винтовки и оружие забрали. Тогда мы немножко отдохнули, в некоторые хутора вошли и закусили.

Около ст. Мигулинской на главной дороге мы поставили заставу так, что из Мигулино пропускали, а туда не пускали.

Там же в это время собралось около 400 человек председателей и секретарей от всех хуторов и станиц. Тогда мы на каждом перекрестке саженях в 5 от огородов установили по 4 человека, чтобы они образовали цепь. Затем Казанская ст. зашла с правой стороны, а наша внизу с левой и мы сделали несколько выстрелов. Женщины, находившиеся в их штабе, говорят, что слышны какие-то выстрелы в тополях. А один там ходит с револьвером и как только кто разинет рот, сейчас направляет револьвер: прошу молчать. Вы слушайте, что я скажу. Но сейчас же он и сам услышал выстрелы. Тогда выскакивает оттуда и кричит: «Товарищи, к оружию». Как только выкатили пулеметы на перекресток и стали смотреть, где цепь, а тут под носом не видят, что люди сидят, ожидают. Только они выкатили пулеметы, эти моментально побили их пулеметчиков и забрали пулеметы. Тогда они давай спасаться и побросали винтовки. Их много побили, но и немножко оставили в плен.

Затем мы двинулись 27 числа в Вешенскую, а оттуда пошли в Шумилинский х., но там сдались без боя и все их заградительные отряды отступили на Солонцовский хутор. Там уже казаки знали о восстании в Мигулино и потому стали ловить по дворам красных, побили их и присоединились к Шумилинскому отряду. Вешенская ст. тоже сдалась без боя, потому что Фомин, узнавши об этом, сел на лошадь, привязал один пулемет ей за хвост и ускакал.

– Каково приблизительно общее число расстрелянных большевиками?

– Нашли около 180 человек. А которых расстреляли раньше, тех не нашли – пропали без вести. Расстрелы происходили не так, а обязательно < или> язык прокол< ю> т, или голову, жилы вырвут. Так что ни одного трупа не находили просто расстрелянного, а обязательно все тело порвано. Были еще такие случаи, что разуют и поставят на снег, он замерзнет, а потом убивают. Это заметно потому, что у него ноги уже почерневшие. Если его застрелить, то тело будет нормально, а если заморозить и потом убить, так он почернеет.

– Когда вы восстали, вам иногородние помогали?

Чайкин. – Нет, ничего не помогали, и даже некоторые шли с ними.

Мирошников. – Когда мы им предложили присоединиться к нам, так они не хотели. А потом, когда красные стали отступать и позабирали и у них, и у нас все, то они пришли к нам и сказали, что мы согласны вам помогать

Депутат. – Как там смотрят красные на Круг и как они поступают с семьями членов Круга?

Чайкин. – Очень сурьезно. Когда они уходят из села или отступают, то забирают все состояние. Если кто станет просить, чтобы оставили что-нибудь, то сейчас дадут ему оплеушину или просто красногвардеец револьвером ударит.

Мирошников. – Если где они находят на полати одежу с погонами, которая уже лет 5-10 там валяется, сейчас начинают терзать семью. Хотя эти погоны и не имеют никакой силы, но раз сказано их уничтожить, значит нужно, чтобы было исполнено. Даже если детишки найдут на улице кокарду, начнут играться и принесут домой, и тогда беда.

Бояринов. – Кто творил эти ужасы: казаки, русские люди или других наций?

Чайкин. – Есть русские. Как я говорил, Андреев – казак, но большинство евреев. В чрезвычайке и трибунале – самый жид. Без евреев никакой свадьбы у них не сыграется.

Председатель. – Позвольте поблагодарить станичников за интересное сообщение, которое они нам сделали.

Деп. Бородин. – Я прошу, чтобы все те выражения в подлиннике, в тех красках, как они были сообщены, были напечатаны в газетах или на отдельных листках, чтобы население знало все это.

Председатель. – Это мы поручим секретарю Круга.

——————————