Не опрокидывайте улей!

Лично мне пришлось добрую треть века брести на ощупь в этом дремучем мире, прежде чем передо мной стала проясняться та истина, что в 99-ти случаях из ста человек ни в чем не осуждает себя, независимо от того, насколько он прав или не прав.

Критика бесполезна, ибо она ставит человека в позицию обороняющегося и побуждает его искать для себя оправдания. Критика опасна, ибо она ранит драгоценное для человека чувство собственного достоинства, наносит удар по его представлению о собственной значимости, возбуждает в нем чувство обиды и негодования.

В старой германской армии солдату не разрешалось подавать жалобу сразу после происшествия, давшего для нее повод. Он должен был сдержать первое чувство обиды, «заспать» его и остыть. Если же он подавал жалобу немедленно в день происшествия, его наказывали.

В повседневной жизни следовало бы ввести подобный закон для ворчливых родителей, сварливых жен, бранящихся работодателей и целой армии несносных любителей выискивать чужие ошибки.

На страницах истории вы найдете тысячи примеров бесполезности чересчур строгой критики. Возьмите, к примеру, известную ссору между Т. Рузвельтом и президентом Тафтом — ссора, из-за которой произошел раскол в республиканской партии и в Белый дом пришел Вудро Вильсон, а в мировую войну была вписана яркая, мужественная страница, изменившая течение истории. Окинем беглым взором события.

В 1908 году, исходя из Белого дома, Теодор Рузвельт сделал президентом Тафта, а сам удалился в Африку пострелять львов. Когда же он вернулся, его раздражению не было границ. Он обвинил Тафта в консерватизме и постарался обеспечить выдвижение самого себя в кандидаты на третий срок, для чего образовал партию Быков и Лосей¹, тем самым почти развалив республиканскую партию. В результате на последующих выборах У. Готворд и республиканская партия вышли вперед только в двух штатах в Вермонте и tore, самое сокрушительное поражение старой партии за всю историю.

¹ Быки и Лоси — прозвище национальной партии, выделившейся из республиканской партии под руководством Т. Рузвельта к выборам 1912 года.

Т. Рузвельт обвинил Тафта, но обвинял ли сам себя президент Тафт? Конечно, нет. Со слезами на глазах Тафт говорил: «Я не вижу, как мог бы поступить иначе, нежели поступил». Кто же виноват? Рузвельт или Тафт? По правде сказать, не знаю и стремлюсь узнать.

Главное, к чему я стремлюсь, это показать. Что вся критика со стороны Рузвельта не убедила Тафта в том, что в поражении виноват именно он. Единственным ее результатом было то, что Тафт старался оправдаться и повторял со слезами на глазах: «Я не вижу, как мог бы поступить иначе, нежели поступил».

Перед вами человеческая натура в действии: виновный обвинит кого угодно, но только не себя. Мы все таковы. Итак, если завтра мы с вами поддадимся искушению кого-либо критиковать, вспомним Аль-Капоне «Два нагана» - Кроули, А. Фолла.

Признаем тот факт, что критика, подобно домашним голубям, всегда возвращается обратно.

Признаем тот факт, что персона, которую мы вознамеримся осудить, вероятно, оправдает себя и осудит нас или, подобно благовоспитанному Тафту, скажет: «Не вижу, как бы мог я поступить иначе, нежели поступил».

Субботним утром 15 апреля 1865 года, А. Линкольн лежал, умирая, в комнатушке дешевого доходного дома напротив Форс-театра, где Бут выстрелил в него.

Большое тело Линкольна лежало простертое по диагонали на покосившейся кровати, слишком короткой для него. Над кроватью висела дешевая репродукция картины известного художника Роуза Бонера «Красивая лошадь», и газовый рожок, мерцая, бросал желтый свет.

Стоявший возле постели умирающего министр Стэнтен сказал: «Здесь лежит величайший из правителей, кого когда-либо видел свет».

В чем заключается секрет успеха Линкольна в обращении с людьми? Я изучал жизнь Авраама Линкольна в течение десяти лет и три года всецело посвятил работе над книгой, которую озаглавил:

«Линкольн, которого не знают». Я был убежден, что должен предпринять столь тщательные и исчерпывающие изучения личности Линкольна и его частной жизни, насколько это вообще в человеческих возможностях. Я специально исследовал линкольновский метод обращения с людьми. Разрешал ли он бебе удовольствие критиковать других людей? О, да! Когда он был еще молодым человеком, в Пиджин-Грик-Волдей, в штате Индиана, он не только критиковал, но даже писал письма к поэтам, высмеивающим людей, и оставлял их на проселочных дорогах, в таких местах, где они наверняка могли быть найдены. Одно из подобных писем стало причиной горькой обиды на всю жизнь. Даже после того как Линкольн стал практикующим адвокатом в Спрингфидде, штат Иллинойс, он открыто нападал на своих оппонентов в письмах, публикуемых в газетах. Но на этот раз он сделал это слишком оскорбительно. Осенью 1842 года он напрасно осмеял драчливого политикана по имени Джейм Шилдс, ирландца по происхождению. Написанный Линкольном пасквиль был опубликован в виде анонимного письма в газете «Спрингфилд джорнал». Город покатывался со смеху. Чувствительный и гордый, Шилдс вскипел of негодования. Он разузнал, кто написал письмо, вскочил на лошадь, и прискакал к Линкольну, и вызвал его на дуэль. Линкольн на хотел драться. Он вообще был против дуэлей, но в данном случае не мог отказаться и должен был спасать свою честь. Ему предоставили право выбрать оружие. Поскольку у него были очень длинные руки и во время обучения в Вест-Пойнте он получал уроки фехтования, то выбрал кавалерийский плащ. На следующий день они встретились на песчаном берегу Миссисипи, готовые драться насмерть; в последний момент, однако секундантам удалось предотвратить дуэль.

Это был наиболее тягостный личный инцидент в жизни Линкольна. Он стал для него бесценным уроком в искусстве общения с людьми. Никогда более не пишет он унижающих чье-либо достоинство писем. И более никогда никого и ни за что не подвергает личной критике.

В течение Гражданской войны Линкольн одного за другим менял генералов, стоящих во главе Потомакской армии. Мак-Кеплан Поп, Берсайд, Хукер, Мид - и каждый из них, в свою очередь, совершил глубокую, трагическую ошибку, повергнувшую Линкольна в отчаяние.

Половина нации, имеется в виду северяне, гневно осуждала бездарных генералов, но Линкольн, «без злобы к кому-либо, с доброжелательностью ко всем», сохранял спокойствие. Одно из любимых им изречений: «Не судите, да не судимы будете».

И когда миссис Линкольн и другие сурово осуждали южан, Линкольн отвечал: «Не осуждайте их, в подобных обстоятельствах мы стали бы точно такими же».

Если кто-нибудь и имел право на осуждение, то это, конечно, Линкольн; приведем только одну иллюстрацию:

Битва при Геттисберге происходила в течение трех первых дней июля 1863 года. Ночью 4 июля, когда грозные тучи разлились ливнем и затопили всю местность. Ли начал отходить в южном направлении. Достигнув со своей разбитой армией Потомака, Ли увидел перед собой вздыбившуюся реку, о форсировании которой нечего было и думать, и армию Союза (северных штатов) позади себя. Ли-5ыл в ловушке. Он не мог убежать, и Линкольн видел это. То был бесценный, самим Богом посланный случай - одним ударом захватить армию Ли и окончить войну. Взволнованный надеждой на такую удачу, Линкольн приказал Миду атаковать Ли, не созывая военного совета. Линкольн телеграфировал свой приказ и для вящей убедительности послал к Миду специального курьера с требованием немедленного начала военных действий.

А что же сделал генерал Мид? Совершенно противоположное тому, что было приказано ему делать. Вопреки приказу Линкольна он созвал военный совет. Он колебался. Он мешкал. Он посылал телеграммы со всевозможными отговорками. Он решительно отказывался атаковать Ли. В конце концов вода спала и Ли увел свою армию на Потомак.

Линкольн был в ярости. «Что это значит? - вскричал он в разговоре со своим сыном Робертом. - Великий Боже, что это значит? Они уже были в нашей власти. Стоило только протянуть руку - и они наши. В таких обстоятельствах любой генерал мог разгромить их, если бы я был там, то смог бы захватить его!»

Ужасно раздосадованный, Линкольн сел и написал Миду нижеследующее письмо; надо помнить, что именно в этот период своей жизни он был крайне умерен и сдержан в своей речи. И следовательно, вышедшее из-под пера Линкольна в 1863 году письмо было равносильно строгому приговору:

«Мой дорогой генерал, не верю, что Вы способны оценить весь размер несчастья, заключающегося в бегстве Ли. Он был в нашей власти, и мы должны были принудить его к соглашению, которым, учитывая другие наши недавние успехи, могла закончиться война.

Теперьже война может тянуться бесконечно. Если Вы не решились атаковать Ли в минувший понедельник, когда в этом не было никакого риска, как же вы сумеете это сделать по ту сторону реки, когда сможете взять с собой не более двух третей имеющихся в распоряжении сил? Бессмысленно было бы ждать этого, и я теперь не ожидаю от Вас никаких крупных успехов. Ваш золотой случай упущен, и я безмерно огорчен этим».

Как вы предполагаете, что сделал Мид, когда прочитал письмо? Мвд никогда не видел этого послания. Линкольн никогда не отправлял его. Оно было найдено среди бумаг Линкольна после его смерти.

Я предполагаю — это только догадка, - что, написав это письмо, Линкольн посмотрел в окно и сказал себе: «Минутку, может быть, не стоит спешить, легко мне, сидя в тиши Белого дома, посылать Миду приказы вести войска в атаку, а если бы я был под Геттисбергом и видел столько крови, сколько ее видел Мид за последнюю неделю, и мои уши пронзало бы столько стонов и криков раненых и умирающих, может быть, я тоже не жаждал бы атаки. Если у меня был бы такой же робкий характер, как у Мида, я, возможно, поступил точно так же, как он. Как бы ни было, время уже прошло. Послав это письмо, я отведу душу себе, но Мида это заставит искать оправдания, вынудит его осудить меня. Оно возбудит у него тяжелое чувство, помешает дальнейшему исполнению его как командующего и, возможно, вынудит его вообще уйти из армии в отставку».

Итак, как я уже сказал, Линкольн отложил письмо в сторону, ибо на горьком опыте знал, что резкая критика и выговоры почти неизменно оканчиваются этим.

Теодор Рузвельт говорил, что когда он, президент, сталкивался с какой-нибудь запутанной проблемой, то обычно поворачивался и поднимал взгляд на большой портрет Линкольна, висевший на стене, и спрашивал себя: «А как поступил бы Линкольн, если бы был на моем месте? Как он решил бы эту проблему?»

В следующий раз, когда мы почувствуем искушение всыпать кому-нибудь по первое число, извлечем из кармана пятидолларовый банкнот, посмотрим на изображение Линкольна на нем и спросим себя: «А как бы поступил в подобной ситуации Линкольн?»

Известен ли вам какой-нибудь человек, кого вам хотелось бы изменить, исправить, сделать лучше? Если да, то это великолепно. Я в совершенном восторге. Но почему бы вам не начать с самого себя? Даже с чисто эгоистической точки зрения — это несравненно выгодней, чем стараться улучшить других, и, между прочим, значительно безопасней.

«Когда человек начинает борьбу с самим собой, - сказал Броунинг, — он уже чего-то достиг».

Самоусовершенствование, вероятно, займет у вас времени до Рождества. Затем вы сможете хорошо отдохнуть в праздники, а Новый год посвятите критике — исправлению других людей.

Но самосовершенствование - прежде всего.

«Не пеняй соседу за снег на его крыше, - говорил Конфуций, - когда у тебя самого порог не очищен».

Если нам завтра захочется нанести обиду, которая способна причинить боль в течение десятилетий и длиться до самой смерти, разрешим себе выпустить жало критики, но давайте не будем считать, как считаем обычно, что мы справедливы.

Будем помнить при общении с людьми, что мы общаемся с нелогичными созданиями; с созданиями эмоциональными, обросшими колющими предрассудками и движимыми гордостью и тщеславием. Критика — это опасная искра, которая может стать причиной взрыва с ворохом в погребе гордости, порой случается, что подобные взрывы ускоряют смерть. К примеру, генерал Леонард Вуд подвергся критике и был утвержден командующим экспедиционной армией, направляющейся во Францию. Это нанесло удар его гордости, вероятно сократив его жизнь. Едкая картина явилась причиной того, что чувствительный Томас Харди, один из прекраснейших романистов, обогативших английскую литературу, навсегда отказался от художественного творчества. Критика толкнула английского поэта Томаса Чатгертона на самоубийство.

Бенджамин Франклин, не отличавшийся тактом в юности, стал! столь дипломатичен, справедлив в обращении с людьми, что был назначен американским послом во Францию. В чем секрет его успеха? «Я не склонен дурно отзываться ни о ком, - говорил он, -... и о каждом говорю все хорошее, что мне о нем известно».

Глупец может критиковать, осуждать и высказывать недовольство. Большинство глупцов так и делают.

Но чтобы понимать и прощать, необходимо обладать характером и выработать самоконтроль.

«Великий человек обнаруживает свое величие тем, — сказал Карлейль, - как он обращается с маленькими людьми».

Вместо того чтобы осуждать людей, постараемся понять их, постараемся постичь, почему они поступают именно так, а не иначе. Это бесконечно более выгодно и интересно, чем критиковать, - это порождает взаимное понимание, терпимость и великодушие. «Все понять — все простить».

Как сказал доктор Джонсон: «Сам Бог не осудит человека, пока не окончатся дни его».

Почему же должны судить мы с вами?