Глава I. ЖИЗНЬ

По резко очерченному и как-то не по годам жесткому лицу его волнами ходила боль. Оно то старело, то внезапно озарялось, то заволакивалось темной пеленой и отодвигалось вдаль, казалось размытым, нереальным. Уголки губ еле заметно подрагивали, а горло судорожно сокращалось, словно стремясь подавить глубинный стон...

Этот Человек исповедовал свое прошлое.

Позже я понял, что именно создавало в нем впечатление нереальности: трудно было сопоставить жестокий смысл того, что он говорил, с искренностью раскаяния, с этим прерывающимся голосом, с исповедальным письмом, дрожащим в его руках.

Исповедь продолжалась, а я видел, как мрак за его спиной сменяется разрастающимся белым пламенем, которое словно развернулось из одной точки и, жемчужное, переливающееся, охватило плечи, затылок, макушку.

«...Тогда я посмотрел ему в глаза и сказал: " Все. Нам не по пути. Грабить больше не могу". А он так странно смеется и говорит: " Нет, мол, никуда ты не денешься, покуда живой - ты наш". И ударил меня по лицу наотмашь, раз, другой.

...Потом трое меня держали, а двое других избивали, также как недавно сам я поступал с другими, провинившимися или должниками. И не было ни жалости, ни угрызений совести. Помню, по лицу у меня лилась кровь, я едва дышал, но все отказывался.

...Четыре дня меня продержали в наручниках в какой-то пустой квартире. Есть почти не давали и каждый день обязательно избивали. Не так сильно, как в первый раз, но ощутимо. Они требовали, чтобы я отдал им свою квартиру, потому что, мол, должен им денег...

...Уже два месяца я посещал ваши лекции и уже понял, что старая жизнь закончилась. Все вокруг вызывало отвращение, лица бывших друзей-бандитов стали омерзительны, меня в прямом смысле тошнило от того, что я делаю, чем я живу, что я есть на самом деле...

...Потом наступил какой-то момент предельного отчаяния или просветления, не знаю, что именно это было. Ничего не оставалось - и я стал молиться. Из вашей книги запомнилась молитва Мессии, я прочел ее раз пятьдесят. Потом (опять же не знаю почему, просто почувствовал, что так нужно) позвал вас по имени и попросил заступиться перед Богом. Дал обет, что если останусь в живых, то постараюсь искупить все, что я сделал до сих пор, и больше не грешить...

...Тогда случилось то, что потом я назвал «чудом»: один из бандитов, стороживших меня, пристегивая наручник, плохо защелкнул замок. Через какое-то время, когда они уснули, я осторожно открыл его и, переступая через охрану (они спали тут же, на полу, на надувных матрацах), пробрался к двери. На мгновение обернувшись, увидел: тот

самый, который плохо защелкнул наручник, приподнялся на локте и смотрел прямо на меня. Это длилось, наверное, с минуту. Не знаю почему, но потом он просто отвернулся, а я, открыв дверь, выбежал на лестничную клетку, потом из подъезда...»

Я слушал этого Человека, который многим «добропорядочным людям» небезосновательно показался бы чудовищем, ибо все, что может совершить Человек против правды и закона (разве что кроме убийства), было здесь - и осквернение святынь, и грабеж, и разврат, и ложь, и насилие, и стяжательство, все; и думал, что внутреннего золота в нем больше, чем у тех, кто осудил бы его и отвернулся, ибо он увидел в себе великого грешника и раскаялся, а они всю жизнь любили только себя и думали, что они - «праведники», «соль жизни» и им принадлежит весь мир...

Какое заблуждение! Преступник, изгой оказался ближе к Богу, чем они со всем их интеллектом, высшими образованиями, «правильным образом жизни» и... бесконечной гордыней.

Этот Человек пришел ко мне, еще не расставшись со своим прошлым, продолжая вести гибельный образ жизни и не имея по сути никакой духовной платформы, никаких знаний, никакой, в общепринятом смысле, «ценности», кроме разве что одного: подсознательного желания измениться.

Очевидно, именно этот фактор и оказался решающим в процессе определения им своего дальнейшего пути.

Упомяну, что его огромная «кармическая загруженность» уже серьезно проявила себя и на соматическом уровне: его беспорядочная половая жизнь (то есть хаотическое использование сексуальных энергий, их опятнание насилием и развратом) привела к венерическим болезням; а неправильная жизненная позиция в соединении с реальными свойствами личности (одно вступает в сущностное противоречие с другим) - к долгам, жизненным невзгодам и психическому расстройству.

И случилось так, что, когда он пришел к судьбоносному решению: покаяться, принять оккультное ученичество и решительно отречься от своего прошлого, кармические обязательства его стали спадать одно за другим.

За один месяц он освободился от своих недугов, которые преследовали его на протяжении двух лет. Прекратились претензии со стороны мнимых кредиторов - бывших его «коллег». Бандиты, преследовавшие его и угрожавшие ему жестокой расправой за желание выйти из их среды, оказались в тюрьме. Суд закрыл уголовное дело, которое было заведено против него полгода назад.

Но успокоение все не приходило.

Муки совести точили его, постоянно повторялись кошмарные сны, в которых являлись обманутые, преданные или ограбленные им люди, и он без устали твердил себе, что недостоин Божественной милости, прощения...

«...Я согрешил в кощунстве, насилии и воровстве. Согрешил в растлении любви, разврате, лжи, сребролюбии и пьянстве. Я презирал больных, глумился над слабыми и нищими, был горд, алчен и себялюбив. Я отвергал Бога и стремился поглотить весь мир...»

Он сосредоточенно писал под диктовку, брови хмурились, сошлись над переносицей, и было видно, что в душе его происходит огромная работа.

В руках я держал несколько клетчатых листочков, нервно вырванных из школьной тетради, - его исповедь. Пробегая глазами криво бегущие строчки, я заново, согласно универсальной латинской исповеди, формулировал и группировал отмеченные там проступки, затем диктовал их исповедующемуся.

«...Винюсь и признаюсь во всем, в чем согрешил, и признаю себя виновным в глазах Бога и грешником перед всеми людьми. Посему я, достойный наказания, призываю вас, всех Ангелов и Святых Бога в свидетели свои в день Священного Суда против диавола, врага человеческого рода в том, что я во всем этом сознался с чистым и непорочным сердцем, так, чтобы не возрадовался искушающий меня, чтобы грехи мои не блуждали во тьме и чтобы я был исповедан перед Богом, Творцом моим...»

По лицу его обильно катились слезы, глаза приобрели удивленно- детское выражение, а свет за его спиной все рос, все ширился...

Тогда, начертав на листе Формулу Отпущения, я зажег исповедь от жертвенного огня и бросил в пламя щепоть курений. И вот - чудо: едва оторвавшись от моей руки и даже не приблизившись к огню, курения еще в воздухе вспыхнули розовым облаком и смешались с дымом, поднимающимся над горящим исповедальным письмом^[357].

Левая рука моя лежала ладонью вниз на его макушке, правая, с жезлом - поднялась вверх. Жезл задрожал.

- Властью, данной мне глубочайшим Отцом, Тетраграмматоном АМЕН и... (следует Неизреченное Имя), я отпускаю тебе... (следует имя кающегося, которое я не имею права назвать) все прегрешения твои и объявляю чистым перед лицом Бога и прощенным всеми людьми. Амен.

Какая-то теплая серебристая волна нахлынула на меня сверху, облила всего с головы до ног, прошла через мозг, руки. Я видел, как она хлынула на этого Человека, по лицу его разлилось блаженство, и он бессильно откинулся назад.

Болезни даются нам не случайно. Страдание всегда есть напоминание, исходящее от Господа; напоминание о том, что пришло время изменить свою жизнь. Ибо если на фоне той жизни, в которой мы привыкли жить, возможно проявление болезни, разрушения, хаоса, значит, она (жизнь) как понятие качественное весьма уязвима и несовершенна.

Но что есть ЖИЗНЬ?

Этот термин толкуется оккультистами двояко, с двух противоположных по своей внутренней сути и все же соприкасающихся позиций. Первую назовем «позицией бытия», вторую- «позицией быта».

Для того чтобы уяснить основы и саму суть учения о самостоятельной жизненной терапии (искусства врачевания болезней через изменение своего быта и бытия), изложим вкратце обе позиции.