Своеобразие труда советских писателей

Великая Октябрьская социалистическая революция коренным образом изменила жизнь всего населения бывшей Российской империи, в том числе и людей искусства. Советские писатели, из каких бы далеких концов нашей необъятной родины они ни приходили в литературу, — это подлинно новые люди, с новым взглядом на мир. У каждого из них был свой сложный жизненный путь, многому его научивший.

Советский писатель не может находиться в стороне от жизни, он всегда с народом, в гуще событий. Он не только наблюдает жизнь, а всегда принимает непосредственное и деятельное участие в ее изменении и преобразовании — сначала с оружием в руках защищая революцию от врагов, затем помогая организовывать колхозы, строить заводы и фабрики, выполнять пятилетние планы, воспитывать новые поколения строителей коммунизма.

«Молодой писатель растет как писатель только тогда, когда он растет как человек, как боец, растет вместе со всей страной» (Н. Островский). Лишь в этом случае выполняет он долг перед своим народом.

Революция уничтожила ту зависимость художника от денежного мешка, о которой писал В. И. Ленин в статье «Партийная организация и партийная литература». В первые же годы после революции Владимир Ильич говорил о том, что положение художника в нашей стране изменилось коренным образом: «В обществе, базирующемся на частной собственности, художник производит товары для рынка, он нуждается в покупателях. Наша революция освободила художников от гнета этих весьма прозаических условий. Она превратила Советское государство в их защитника и заказчика. Каждый художник, всякий, кто себя таковым считает, имеет право творить свободно, согласно своему идеалу, независимо ни от чего»[23].

Этот идеал советского художника определяется прежде всего принципами народности и партийности, лежащими в основе искусства социалистического реализма.

Советская литература и искусство, говорится в Программе партии, «призваны служить источником радости и вдохновения для миллионов людей, выражать их волю, чувства и мысли, служить средством их идейного обогащения и нравственного воспитания. Главная линия в развитии литературы и искусства — укрепление связи с жизнью народа, правдивое и высокохудожественное отображение богатства и многообразия социалистической действительности, вдохновенное и яркое воспроизведение нового, подлинно коммунистического, и обличение всего того, что противодействует движению общества вперед».

Своеобразие труда советского писателя проявляется в первую очередь в этой тесной связи с жизнью народа, из которой черпает советский писатель свои темы и образы, в партийности освещения и решения поставленных вопросов.

Художественный метод социалистического реализма не мог не наложить своего отпечатка на культуру творческого труда. То, что социалистический реализм «утверждает бытие как деяние, как творчество, цель которого — непрерывное развитие ценнейших индивидуальных способностей человека ради победы его...» (Горький), обусловливает собою новый подход к человеческой личности, новые принципы строения сюжета, новые творческие замыслы. Горький говорил о себе, что он «первый в русской литературе и, может быть, первый в жизни вот так, лично, понял величайшее значение труда, — труда, образующего все ценнейшее, все прекрасное, все великое в этом мире». Эта тема созидательного труда, весь пафос этой темы составляют великое завоевание советской литературы. Ее предшественнице, литературе XIX века, приходилось по большей части иметь дело с людьми, лишенными возможности трудиться на благо своего народа, и с вырастающей на этой почве личной драмой передовой личности. Легко понять, что самое изображение труда потребовало от писателей нашего времени нового подхода. Им пришлось, например, решать вопрос о связи техники производства и личных судеб рабочего и колхозника. Известно, как часто у молодых — и не только молодых — писателей наших дней техника заслоняет собою человека, как за всякого рода деталями производства нередко теряются герои художественной литературы, их внутренняя жизнь и идеалы.

Социалистический реализм требует «правдивого, исторического и конкретного изображения действительности в ее революционном развитии». Он воспитывает в советском писателе умение различать в настоящем ростки будущего. «Нам, — говорил в 1935 году Горький, — необходимо знать не только две действительности — прошлую и настоящую, ту, в творчестве которой мы принимаем известное участие. Нам нужно знать еще третью действительность — действительность будущего». Понятно, как повышаются при этом требования к писателю: знать эту третью действительность он может лишь при условии вооруженности всеми необходимыми знаниями и только при его теснейшей сращенности с действительностью настоящего, с окружающей его жизнью. С помощью социалистического реализма писатели впервые в истории получают возможность предвидеть эту «третью действительность» — будущее. В социалистическом реализме нет и не может быть господства той «художественной ощупи», которой характеризовался труд некоторых даже видных писателей прошлого. «Советский писатель, — говорил А. Н. Толстой, — должен по локоть засунуть руки в тесто жизни, но — как зрячий и знающий — зачем». «Наш реализм, — указывал Горький, — имеет гарантированное будущее, литераторы наши должны это чувствовать». Писатели нашей эпохи не только судьи и критики старых, отживающих отношений; они прежде всего смелые борцы за победу коммунизма.

Понятно, какие гигантские требования предъявляет метод социалистического реализма к писателям нашей эпохи. Мы живем в эпоху величайших исторических сдвигов, когда старое рушится под натиском нового. Писатель должен угадывать ростки новой жизни, распознавать их еще в зародыше, он должен обладать высокоразвитым «чувством нового» для того, чтобы проникать своим взором в тайники будущего. Ленинский завет «надо мечтать!» требует от писателей нашей поры той революционной романтики, которая является существенной частью социалистического реализма.

С громадной, небывалой остротой стоит у нас вопрос об общественно-политических взглядах писателя, его передовом мировоззрении. Эти взгляды часто бывали противоречивыми у писателей прошлого — критических реалистов и романтиков. Действительность не давала им точки опоры, они не могли найти в этой действительности тех сил, которые представляли собою будущее; кроме того, этих сил часто просто не существовало. Бальзак мог избегнуть катастрофы, только идя «против своих собственных классовых симпатий и политических предрассудков»[24]. На этот же путь борьбы с противоречиями собственного мировоззрения должны были вступить Тургенев в «Отцах и детях» и многие художники прошлого.

Советскому писателю эта опасность не грозит. Он имеет возможность познавать и оценивать действительность с позиций марксизма-ленинизма. Писатели советской эпохи уделяют все большее внимание политическому воспитанию; они являются передовыми борцами за коммунизм, им принадлежит громадная роль в воспитании наших читателей вообще и молодого поколения в частности.

Советский писатель обладает, как правило, гораздо более разносторонним и богатым жизненным опытом, чем его предшественники.

Жизненный опыт писателей советской эпохи был, как правило, обогащен их политической деятельностью. Маяковский вел революционную работу уже в юные годы. Молодость Фурманова была ознаменована гражданской войной, деятельной политико-просветительной работой. Фадеев в молодости «прошел школу гражданской войны, в частности партизанской борьбы» на Дальнем Востоке. Прежде чем всецело отдаться литературе, Павленко был политработником. А. Н. Толстой, прошедший через трудные годы эмигрантских идейных скитаний, кончил тем, что не только признал революцию, но и, как он сам выражался, полюбил «ее всемирный размах». Сельвинский до того, как он стал советским поэтом-профессионалом, прошел особенно сложный путь. «Можно вспомнить о профессиях, каждая из которых не являлась для меня чем-либо значительным, но все вместе прочно входят в мою биографию. В гимназические и студенческие годы был: юнгой на шхуне «Святой апостол Павел», грузчиком в севастопольском порту, натурщиком в художественных студиях, репортером уголовной хроники в газетке некоего Трецека «Крымская почта», актером бродячего театра «Гротеск», борцом в цирке под именем «Лурих III, сын Луриха I», сельскохозяйственным рабочим в немецкой колонии «Майнаки» (под Евпаторией), рабочим консервной фабрики «Таврида», инструктором плаванья в полку имени III Интернационала. Особо хочу отметить двухлетнюю работу на электрозаводе — сначала в качестве сварщика, затем агитатора».

Эта колоритная биография очень типична. И понятно, как этот сложный, изобиловавший зигзагами и переломами, путь советских писателей обогащал их жизненный опыт.

Прав был Гладков, говоря: «Биографии наши поучительны, ох! как поучительны! Сколько мы в жизни увидели, узнали, через какую борьбу прошли, прежде чем осмелились назвать себя писателями...» Но эта борьба продолжалась и после того, как эти люди стали писателями.

Советские писатели почти всегда владели какой-либо «второй специальностью», с которой они обыкновенно начинали свою трудовую жизнь. К этой специальности они время от времени обращались. Наконец, они специально изучили ту или иную область знаний, деятельно участвуя при этом в производственной жизни страны. Макаренко до того, как он стал литератором, работал педагогом, и эта его «вторая специальность» помогла ему создать «Педагогическую поэму». Несколько иным путем шла Мариэтта Шагинян, которая в разное время изучила целые области производства, в частности шерстопрядение, строительство гидростанций и т. д. Эти разнообразные знания способствовали обогащению жизненного опыта писателей, раньше почти всегда изолированных от производственной жизни страны.

В противоположность царизму, всячески ограничивавшему общение писателя с народом, советская власть всеми средствами стимулирует такое общение. Это, в частности, проявляется и в творческих поездках советских писателей. Припомним Всеволода Иванова, исколесившего Сибирь, М. М. Пришвина, великолепно знавшего среднерусский край, П. П. Бажова, превосходно изучившего Урал, и десятки и сотни иных писателей, неутомимых путешественников по Советскому Союзу. Знанием условий народного быта вызвана к жизни, в частности, богатая очерковая продукция советской эпохи.

Писателям нашей страны доступны все уголки жизни, все стороны ее культуры. Вспомним, как энергично мобилизованы были силы советских писателей, а вместе с ними деятелей театра, кино и пр. на освещение, например, детского беспризорничества, как разносторонне показала советская литература жизнь юных «правонарушителей» в детских колониях и трудовых лагерях.

В наше время писатели впервые в истории являются коллективной силой, которая на равных правах со всеми другими трудящимися, под руководством Коммунистической партии, участвует в строительстве коммунизма.

Неоценимым преимуществом советских писателей перед писателями прошлого является то, что они изображают современную действительность, вторгаясь в самую гущу непрерывно изменяющихся форм жизни. Таковы, например, творческие поездки советских писателей к месту действия их будущих произведений. Эти поездки, проводившиеся планомерно, сыграли большую роль в творчестве многих советских художников слова. Лето, которое В. Катаев провел на площадке строительства Магнитогорска, собирая материал для романа «Время, вперед!», было для него «незабываемым». Столь же драгоценна была для Шагинян поездка к месту постройки гидростанции на реке Дзорагет в Армении, в результате которой была создана «Гидроцентраль». Роман этот, вспоминает Шагинян, «писался очень медленно, не быстрее, чем строилась реальная ГЭС. И люди, вошедшие в него, были обобщенным отражением живых, дорогих мне, ставших предельно узнанными, людей». Этой работе советская писательница «отдалась всей своей душой — впервые в жизни с величайшим творческим напряжением...»

Безыменский, много в своей творческой жизни работавший в выездных бригадах, с увлечением вспоминал о своей работе на заводе в качестве поэта-пропагандиста: «Две или четыре строки стихотворной «молнии» обладают возможностью немедленно распространить хорошее, искоренить плохое, заставить человека изменить свое неблаговидное поведение или побудить его работать еще с бо́ льшим энтузиазмом... Получение «ордена верблюда» каким-нибудь цехом предприятия буквально преображает этот цех. Стихи поэта могут в один день стать знаменем и песней тысяч людей...»

Особый интерес представляют бригадные поездки писателей. Так, например, весною 1930 года бригада писателей — Вс. Иванов, Леонов, Луговской, Павленко, Санников и Тихонов — отправилась в Туркмению. Все они многое повидали там и считали, что поездка эта принесла им «огромную пользу и многому научила». Тихонов даже признавал, что эта поездка сыграла, большую роль в его литературной судьбе, так как дала ему возможность воочию увидеть страну, «охваченную социалистическим переустройством. Создавались первые колхозы и совхозы. Ломалось последнее сопротивление баев. Были еще и жаркие схватки с басмачами. Мы видели пустыню с ее своеобразным бытом, пограничные заставы и колхозы, города, в которых рождалось новое, сложную ирригацию и ее работников; мы проехали страну вдоль и поперек...»

Непосредственным результатом этой поездки явились книги: Вс. Иванова — «Повести бригадира Синицына», Луговского — «Большевикам пустыни и весны», Павленко — «Путешествие в Туркменистан» и «Пустыня», Тихонова — «Кочевники» и «Юрга».

Сила этих впечатлений была незнакома писателям дореволюционной эпохи; ее в полной мере испытали лишь советские литераторы, живущие в свободном обществе и деятельно участвующие в производстве материальных и культурных благ для нужд всего народа.

У молодой советской литературы есть темы, разработку которых она подняла до высоты, не известной прошлому. Таковы, например, темы бесправия угнетенных народов нашей страны при царизме, победоносной борьбы с эксплуататорами, борьбы советского народа за коммунизм, созидательного труда, в каких бы областях он ни проявлялся, тема Отечественной войны за независимость Советского Союза.

Эти темы разрабатываются в напряженных творческих исканиях, которые далеко выходят за пределы рабочего кабинета писателя или редакции журнала.

Вопросы художественного метода советской литературы сделались предметом внимания специальных пленумов и конференций, всесоюзных съездов писателей, наконец, текущей и повседневной работы Союза советских писателей, объединяющего в своих рядах несколько тысяч прозаиков, поэтов, драматургов и критиков нашей страны.

В новой Программе партии намечен целый ряд мероприятий для дальнейшего расцвета литературы, искусства и культуры, для еще большего повышения многообразия и богатства духовной жизни советских людей. Уже сейчас многомиллионный голос советского читателя звучит в полную силу в его письмах к писателю, на разнообразных читательских конференциях. Этот голос ободряет и осуждает и часто ободряет тем самым, что осуждает. Он несет с собою искреннее и открытое восприятие замысла произведения, его образов, сюжета, языка. Когда участники похода Ковтюха, прочтя «Железный поток», спросили: «А товарищ Серафимович в какой части у нас был?», автор имел основание заключить: «Значит, правдиво написано...» Эти читатели были возмущены тем, что Кожух выпорол партизан, и Серафимович, отстаивая сначала свою правоту с точки зрения исторической правды, затем согласился с читателями во имя правды художественной: «Прочитал я им эту главу, вижу — кучка красноармейцев поднимается и уходит. Возмущены: «Как так — драли? Это оскорбительно». Я говорю им: «Милые товарищи, не забывайте, что это были партизаны в начале революции; дисциплина тогда только внедрялась, и установить ее было нелегко. Случалось, что прибегали к строжайшим мерам, но все-таки боролись с грабежами и насилиями...» Однако же в конце концов я согласился с ними. Они были правы: художественно правдивее, вернее, если сцены порки не будет. Ведь что нужно было показать и в чем убедить, что масса безропотно подчинялась дисциплине? Это — достигнуто. Я был очень благодарен красноармейцам. «Правильно, — говорю, — ребята. Изменить надо».

Такой диалог между писателем и его читателями был бы, конечно, невозможен до Октября. И не потому только, что «партизаны» не могли тогда иметь права голоса. В спор с автором «Железного потока» вступали люди, боровшиеся с оружием в руках за советский строй, люди, возмущенные самым фактом унижения человеческого достоинства. Они утверждали, что не все случившееся в действительности достойно быть запечатленным в художественном произведении.

В разговоре о «Железном потоке» раскрылся новый социальный тип читателя, и раскрылся он не однажды.

В довольно близкой к этому ситуации Николай Островский отказался «посчитаться» с пожеланиями читателей. В любопытнейшем письме к читательнице «Как закалялась сталь», комсомолке Харченко, Николай Островский говорил: «Вы протестуете против того, что автор романа «Как закалялась сталь» так безжалостно искалечил одного из героев — Павла Корчагина. Ваше движение протеста я понимаю. Так и должна говорить молодость, полная сил и энтузиазма. Герои нашей страны — это люди, сильные душой и телом, и будь это в моей воле, то есть создай я Корчагина своей фантазией, он был бы образцом здоровья и мужества. К глубокой моей грусти, Корчагин писан с натуры».

Так «вторгаются» читатели наших дней в процесс творчества советских писателей, требуя от них иного разрешения конфликта, иных, более соответствующих нашему времени, портретов, эпизодов сюжета и финалов. Писатель не всегда соглашается с мнением своих читателей, но он всегда дорожит их активностью. Она для него является поддержкой. «Мне, — писал однажды Маяковский, — рассказывали: в трамвай сел человек, не бравший билета и старающийся обжулить дорогу. Заметивший кондуктор изругался: «Эх ты, жулик, шантрапа, сволочь... клоп Маяковского...» Пригодившееся для жизни и вошедшее в жизнь определение было лучшей и приятнейшей рецензией на мою пьесу».

Прав А. Н. Толстой, утверждавший, что «характер читателя и отношение к нему решают форму и удельный вес творчества художника. Читатель — составная часть искусства». Особенно велика его роль в советском искусстве, которое, как указывал Ленин, «должно уходить своими глубочайшими корнями в самую толщу широких трудящихся масс... должно быть понятно этим массам и любимо ими... должно объединять чувство, мысль и волю этих масс, подымать их». «...мы, — говорил Ленин, — должны всегда иметь перед глазами рабочих и крестьян. Ради них мы должны научиться хозяйничать, считать. Это относится также к области искусства и культуры»[25].

Как и всякий иной деятель культуры, художник слова должен быть теснейшим образом связан с духовной жизнью своего народа, должен знать его материальные потребности и духовные интересы — и не только знать, но и действенно защищать их. Живя для своего народа, он вместе с тем живет для всего человечества, представляя гений своего народа в содружестве наций. Чтобы успешно выполнять эти ответственнейшие задачи, художник слова должен обладать всей полнотой знаний. Он овладевает ими не только через книги; писатель совершает путешествия, внимательно всматриваясь в кипящую повсюду жизнь, и — самое главное — являясь деятельным участником борьбы, которую ведет его народ, писатель принимает непосредственное участие в жизни. Участие в борьбе в громадной мере обогащало жизненный опыт писателей прошлого, укрепляло в них стремление преодолеть всякого рода враждебные влияния, умение успешно противостоять их многочисленным жизненным испытаниям. Так знания и опыт в своей совокупности формировали культурный уровень писателя.

К ним присоединяется то «страшное стремление вперед», которое так отличало жизнедеятельность Данте, Шекспира и Льва Толстого. Без этого стремления вперед нет и не может быть творческих исканий писателя, а стало быть и рождающейся в результате этих исканий творческой победы. «Чтобы жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать и опять начинать и опять бросать и вечно бороться и лишаться. А спокойствие — душевная подлость», — говорил Л. Толстой, и эти слова как нельзя лучше характеризовали высокий идейный пафос лучших писателей прошлого. Толстовский «пафос исканий» сохраняет актуальность и для нашей эпохи, без него невозможна подлинная культура. Только идя этим путем, художник слова может достойно выполнить свой патриотический долг перед выдвинувшим его народом, перед взрастившей его родиной.

Важнейшим и обязательным условием деятельности советского писателя является его «сращенность со своим временем» (Фурманов. Курсив мой. — А. Ц.), его живое ощущение современности, понимание ее законов и процессов. «Если не жить современностью — нельзя писать», — говорил Александр Блок. Именно это позволило ему написать наиболее «современные» его поэмы «Двенадцать» и «Скифы». «Наш советский писатель, — напоминал Горький, — не может быть... только профессиональным литератором, это — живое лицо, живой, энергичный участник всего того, что творится в стране». «Советский народ, — говорилось в приветствии ЦК КПСС Второму Всесоюзному съезду советских писателей, — хочет видеть в лице своих писателей страстных борцов, активно вторгающихся в жизнь, помогающих народу строить новое общество...»[26]Культура советского писателя основана на этом принципе его «вторжения в действительность)», в целях ее социалистической перестройки.

Глава третья