Дневник о Кихоте

12/I-28 г. Образ Кихота остается по-прежнему неясным, но полным сил и разнообразных возможностей. Крепче других держатся черты детскости (впрочем, это бывало с каждой ролью — не знаю, что это значит и хорошо ли это). Ясно, что существо его — из пламени. Вижу длинные усы, длинные брови, бороду и два вихра на голове — все это как языки пламени (должно быть — характер ауры)Движения его сопровождаются или, вернее, вызываются теми искро-силами, какие были видены мной в руках А-а1. Для этого хочу призвать на помощь эвритмические понятия: schwingend*, strahlend**, gestaltend*** — для жестов.

* Машущий (нем.).

** Излучающий (нем.).

*** Принимающий форму (нем.).

В этом смысле пока вижу движение вперед. Буду вспоминать сон с грозой и виденного А-а.

Смущают бытовые фразы: «Санчо Пансо? Входи!» — «Кто там еще?» — «Идите обе…» и т. п.

Голоса не слышу. Говора тоже нет.

Вижу, что все вокруг Кихота. Тело мало и ничтожно. Через него: сила движений, эмоции любви, жертвы и пр., через него слова (буквы). Его окружение — пространственно громадно.

Рисунок речи — везде, где это удается, — звуковой, а не смысловой.

Кихот — своеобразная задача: надо сыграть вдохновенно вдохновенного. Еще не разберусь в этом сознательно.

14/I. На репетиции Кихот, видя или воображая врага, ржет, как конь (что-то от Росинанта). Глазом подстреливает врага (есть он или нет — все равно) и — разит его копьем. Это делал (делал и Громов). Смешно и легко. Манит сочетать: «ржанье», глубочайшую скорбь (за мир), глупость поступков и мудрость сердца (романтизм, любовь).

Лица совсем не вижу — по-прежнему вихры редких, длинных волос. Да видел ли я вообще его лицо? Не знаю. Я ощущал ритмы его фигуры в целом, а деталей, пожалуй, не видел. Руку чувствую; средний палец выше и длиннее других и всегда держится отдельно. Увлекает переживание тела как изумительного земного орудия, совершеннейшего аппарата моего на земле. Счастье иметь руку! Иметь ногу и т. д. и мочь двигать ими! Это беру как упражнение.

Прежде казалось, что Кихот не плачет до последней смертной минуты, теперь вижу (вернее, ощущаю) — глаза, полные слез, сияющие слезами.

Два маленьких рисуночка Кихота (Либакова) при эскизах? декораций очень понравились. Ноги и руки там — без мускулов: Кихот не умеет ходить: он или прыгает, почти летает, или спотыкается и падает.

Когда крыло мельницы схватило его, он кричит: «А-а! Ак-какумио! Сдавайся!» — он думает, что это он бросает и вертит Аккакумио, поймав его.

Звуково показалось: «Земля-А… Земля-А… я-А… над тобОй витАю-УУУ!»

Работать как следует еще не начинал. А чего жду? Это не просто лень. Тут есть и еще что-то.

24/I-28. Были репетиции (четыре или пять).

Режиссеры беседовали о стиле постановки. Говорили с художником об эскизах. Искали приемов для массовых сцен. Читали и говорили о применении новых методов нашего направления.

Я за это время самостоятельно не делал ничего, но из бесед получил следующее:

Отчаяние по поводу Зла,

не «делает» — а «совершает»,

фраза Владимира Николаевича2:

«…а ритмы этого уже… гуляют…» — эта фраза дает мне некоторое самочувствие.

Чувства, состояния, атмосфера и пр. не вытекают непосредственно из слов текста, но идут самостоятельно по глубочайшей линии и тем делают и слова и положения неожиданными и чудесными.

Это, полагаю, возможно только в значительных произведениях и при глубоком подходе к ним. (Зачем же ставить бытовые натуралистические картинки, когда они даже подхода глубокого к себе не допускают? Зачем?) Эта глубокая, внесловесная линия в роли Кихота сложится, вероятно, из многих элементов, но одним из них явится, несомненно, то, что я называю для себя «раскрытым, космическим сознанием» Кихота. И действительно, что ни начну я наблюдать в мире образов с этим сознанием Кихота, — все принимает особую форму, все получает силу, обаяние, убедительность и пр.

Восторженность (в лице, в голосе, во всем).

«Рыцарь Печального образа» по тому — что он видит, а не потому — как сам выглядит. (Хотя печаль, конечно, проступает в его облике и лике.)

Владимир Николаевич: «Кихот говорит со спящими».

Чувствовать громадное, мощное тело.

Пьеса не начинается, а разрывается!

Владимир Николаевич: «У Кихота увлечение… миром».

Мысли Кихота выходят «из всего его существа».

Пусть все необыкновенно, но через движение (?) (через космическое сознание), а не через выдумку.

Не говорит, а изрекает (всегда ли?).

Делал упражнения. На жест вообще и на слово вообще.

Сегодня посмотрел образ. Прошел быстро по всей пьесе. Ничего интересного не увидал, но какая-то польза была. Начал еще раз и увидел: в начале пьесы Кихот не читает. Он так горит и ждет, что делать ничего не может. Он распростерт в пространстве. Над ним небо (космическое сознание)! В движениях увидел непостижимую легкость — почти летает, В трактире — такие громадные прыжки, что без пружинных трамплинов не обойтись. Речь к каторжникам — поток любви! (Смотрел минут десять — прервали.)

26/I-28. Видел сон: крыша, на ней два Кихота. Один из них я и в то же время не я — я в стороне. Играю образ, но чувствую, что он не готов, и это мучительно. Но в то же время он ощущается мною в каких-то высоких и чистых сферах, где царит изумительная, непередаваемая непрерывность. Это дало уверенность и очаровало. Что это — определить не могу. Полупроснулся и пережил впечатление будущего зрителя. Это было мгновенное впечатление. Зритель как бы изумленно спрашивал: «Что же это было?» Он (зритель) видел существо, проплывавшее перед ним в некой непрерывности. Если взять палочку и быстро вращать ее, держа за середину, и, вращая, описывать ею в пространстве различные фигуры, то получится нечто от впечатления «зрителя». Ясно, что Кихот не ходит. Он бегает, падает, стоит, летит; прыгает. «Зритель» видел целое. Описать не мог, но пока еще помню.

Вспомнил, что в лучшие моменты творчества (редко!) бывает, что физические законы на мгновение теряют свою силу: можно, прыгнув, задержаться в воздухе, наклониться, не считаясь с законом равновесия, и т. п. Это надо будет… постараться получить и в Кихоте. Но насчет «законов» — это, конечно, весьма субъективно, что же касается предметов на сцене, то они, несомненно, «чувствуют» вдохновенного актера и подчиняются ему, и помогают ему, и сами подаются в руки, сами вовремя падают и т. д.

27/I. Смотрел вчера ночью макет «Заката»3 и почувствовал, что декорации «Кихота» должны быть остры, экономны и оригинальны. Сказал об этом Либакову — он не только согласился, но сам договорил мои мысли. Рассказал вчера Ксении свои мысли о Кихоте — и они еще больше окрепли. Хотя часто бывает, что от рассказа замыслы бледнеют. Нравственно веду себя плохо, и это убивает Кихота.

Не упражнялся два дня (нет времени). Дополнительно: Кихот интересует меня давно, уже лет шесть. Но я никогда не отдавал ему своего внимания. Года два назад я стал думать о его исполнении, и тогда он много раз являлся мне. Видел его и во сне.

Прошлым летом он явился мне как существо неприятное (люциферное) в первой картине. Он был в фиолетовом окружении (декоративные пятна) и с желтыми отблесками на лице и на всей фигуре. Теперь снова вижу его обаятельным с начала до конца.

Однажды увидел: Кихот в центре, внизу, спинами ко мне, — наклоненные фигуры.

Это как бы обозначало характер постановки.

Вероятно, так и будет в результате. 3/II. Были репетиции (три) по новому методу: режиссеры и актеры не умствуют, не разговаривают друг с другом, о роли и пьесе, а режиссеры дают нам, актерам, образы, а мы сосредоточиваемся на них. Один ничего не делал (отчасти помешала болезнь). Во время созерцания образов на репетициях увидел:. Кихот ищет события, сам их делает. В этом и юмор и еще что-то.

Зритель должен видеть, что с Кихотом что-то произошло — он сделал, например, какой-то жест, — пауза — и потом выясняется, что за мысль посетила его.

Счастлив несчастьем.

Всегда легок, как сама фантазия. Легок даже в драке, даже когда его бьют.

Не кричит, а поет.

Нет для него мелочей,

«Слегка танцуя, подходит к девкам» (Владимир Николаевич).

Когда получил удар в драке, то:

После драки — составляет свои члены.

Иногда остается неподвижен и его катают, как козлы.

Хочу переписать пьесу. Видел во сне будущее в литературном творчестве.

5/II. Эти дни чувствую себя бездарным.

Совсем не допускаю обычных поз и движений у Кихота.

Например, в первой картине:

Не могу нарисовать!

Немного посмотрел: безмерная любовь и «космическое сознание». Вспомнил давнишний сон про Кихота — это и было: любовь и сила ее воздействия со сцены, а сам переживал вдохновение любовью через искусство.

Жесты: schwingend.

Немного понял слова М.4, что во время Кихота познается «Рыцарь».

Нет полужестов. Жест в своей максимальной выразительности исполняется сильно и сам наполнен силой А-а и силой любви.

— Даже как-то подпрыгивает, сотрясаясь!

6/II. После занятий (не по Кихоту).

Рассматривать искусство (театральное) исключительно как медитацию во всех деталях. Связь с Д. и перенесение сюда мыслей, чувств, воли и т. д. из Д. МЛ

Все упражнения суть пути к этой медитации искусства,

6/II. Слушал Листа, Бетховена. Почувствовал необходимость музыкального построения спектакля и роли. Желательны повторности музыкального строения (например, «Кем обречен…»6 и т. д.).

7/II. Репетиция. Начался спектакль» Кихот понесся, как в музыкальном произведении. И — конец спектакля, конец роли. Картины — не концы.

Момент: Кихот, как младенца, пытается укачать на груди своей «крестьянку». Вся встреча воспринимается Кихотом как конец и завершение его скитаний. Может быть, слезы восторга, любви, пафоса победы и т, д., и взывает к Санчо, показывая на «нее» — в его руках заснувшую (по его представлению). И пощечина — это больше, чем гром, тут же гремящий! На пощечину реагирует все: и природа и Санчо. И отсюда — порыв к мельнице.

Может быть, голос иногда чуть-чуть в нос.

Все делает не из себя, а из космоса! Всегда!

Владимир Николаевич «пытается понять, кто перед ним стоит…», — это и есть «из космоса».

Может быть, всегда отбивает какие-то ритмы и метры.

Где-то Кихот раздирает на себе одежды, показывая длинную шею.

(Пафос.)

Не смотреть на Кихота как на «роль». Это начало нового, это, может быть, начало…

8/ II. Выходит, может быть, несколько забитый, может быть, страх.

Салют: Кихот хочет ответить, а руки связаны — трагично. (Растерялся, стыд.)

Из метода получится: не разговаривали — а знают пьесу, и роли, и постановку.

Валяется на земле Кихот всегда в жалком и неожиданном положении. В шестой картине даже попал в корзины торговок.

Сомнения: понятна ли пьеса тем, кто не читал Сервантеса? #page#

Нельзя ли сделать, чтобы Кихот рассыпался в конце пьесы? Может быть, сыплются с него латы, книги с полок, химические принадлежности разбиваются и он сам складывается, как ножик, и — конец, но все оправдано? (Тогда не будет сантимента.)

9/II. Видел сон. Я гримировался Кихотом (или рисовал грим). Грим был хорош, но неинтересен, банален. Главное — это ощущение особой душевной силы, где полнота любви, сила воздействия и неописуемое. Может быть, это начало постижения души Рыцаря? *

* Это бывало и в других снах с Кихотом, и в снах о творчестве вообще, и в сне с голубым, и в сне о будущей литературе. (Примеч. Чехова.)

10/II. Ксения была на «Ревизоре» Мейерхольда. Рассказывала свои впечатления, и снова вспыхнуло в душе воспоминание о гениальном творчестве Мейерхольда. И понял: Кихот всегда в экстазе. И пьесу надо переписать так, чтобы ни одного бытового слова, ни одного лишнего. И надо: повторные фразы.

Репетиции. (Владимир Николаевич.) Кихот чувствует всегда под собой лошадь. (Нечто для походки.) (Не косолап ли Кихот?)

Кихот. Часто спотыкается (например, становясь на колена перед девками). Может быть, входя в трактир, стукнулся лбом о балку и растерял оружие. Оправляется.

Перед трактирщиком: момент восторженного взгляда на него! История с доской при падении, и в это же время продолжает начатую приветственную речь. Окружающие еще не видали таких номеров. Они не смеются, но метрически сопровождают происшествие, ставя на нем какую-то точку.

Кихот (Владимир Николаевич) иногда очень широко раскрывает глаза.

С поклоном отступая — может попасть под навес. Латы имеют вид обсиженных птицами. (Нужны вертикальные полосы для роста.)

Кихот. И мимика будет в результате очень резкая. Или любовь без конца, или ненависть и… к Аккакумио!

11/II. Репетиция.

Потребность углубить внутреннее содержание будущего спектакля. Придать большую весомость. Текст понемногу переделываю. (Будущие пьесы, наверное, неудобно будет читать, их можно будет только играть.)

Хочу послушать голос. Он особенный: задушевность, нежность, сила и легкость — прозрачность.

Кихот особенно вкусно дышит, и" его буквы — в, с, ш, г, х, м, н.(?)

Всякое движение внутренне переживается в образе как грандиозное, сильное той силой, которая идет от «космического сознания» Кихота. (Надо делать соответствующие упражнения.)

Соединить: «космическое сознание», любовь, виденную во сне, и послушать голос.

Начинать смотрение образа каждый раз, взяв сначала «космическое сознание», соединенное с «любовью во сне».

Трудность и странность, возникшая от «космического сознания», опишу ниже.

Азарин так рассказал о впечатлении своем о новом методе: «Что-то растет, процесс происходит, и рождается доверие к процессу, и нет знакомого и тяжелого: «Ну, пора, наконец, что-то делать на репетициях».

Даже затрясся, когда взял бальзам с огня и заржал. (Это — младенец.) Может быть, целует горячий сосуд издали.

Солнце заходит несколько — по его нетерпеливому настоянию.

Голос: чтобы не был похож на Аблеухова! Что-то вдруг показалось похоже.

Упражняться со снами потому нужно, что как бы не загрубить процесс видения образов, подходя к нему слишком сознательно, волево, профессионально.

Когда режиссер сынтонировал слово Кихота «Санчо?», то что-то мгновенно умерло в мире фантазии. Разобраться в этом теоретически.

«Я жду тебя» — прижал к себе, но из-за роста очень низко где-то, думая, что прижимает к груди.

Заметил, что когда образ смешит и я громко засмеюсь, то смех выходит очень противный, и вижу, что он неприятен режиссерам и во мне самом что-то убивает. Может быть, это мое свойство вообще (я неприятно смеюсь), а может быть, употребляю смех как демонстрацию: дескать, вот как я вижу ясно! Как метод хорош!

Как будто все больше и больше начинает вырываться невольное подобие имитации.

«Рога! Ха-ха. Рога! Ха-ха!» (вписать). (А потом спохватился.)

Перед побегом на мельницу подскочил от трамплина прямо кверху, как стрела (копье высоко и прямо поднято), и… согнувшись, как вихрь, — на мельницы!

Сегодня быстро выдохся, но смотрел образ с удовольствием.

Надо иметь чувство благодарности после созерцания образов.

12/II. Все последние дни чувствую творческий подъем. Телесность несколько страдает от наплыва этой творческой энергии. (Может быть, этим объясняется и неожиданный, легенький сердечный припадок на вчерашнем спектакле?) Снов интересных нет. Творческий подъем встречаю с благодарностью. Его сила не концентрируется исключительно на театре: хочу писать неожиданно вставшее передо мной литературное произведение; хочу иначе жить.

Занимаюсь мало. […] Виктор Алексеевич истолковал Кихота как поэму о столкновении различных правд. (Идея о двенадцати мировоззрениях.) Надо просмотреть текст пьесы с этой точки зрения. Вообще же текст все меньше и меньше удовлетворяет. Вероятно, он весь изменится.'

Читал конспект Фолькельта7, и стало приятно — по адресу Кихота.

15/II. Вдохновение вчера кончилось! Сел писать сочинение — ничего не вышло, и я успокоился. (Впрочем, понял, как надо было бы писать.)

Репетиция. Два дня не работал с образом и сегодня почти ничего не видал, все было неинтересно. Правда, был занят соображениями общего порядка: о методе репетиций.

17/II.28. От случайно слышанной фразы почувствовал, что в Кихоте каждая поза, каждый жест должны быть картиной.

Не работаю.

18/II. После [сцены] каторжан Кихот, Санчо, его латы и все -развалены — разбросаныпо всей сцене.

I этап — безудержное,

II — присматриваюсь,

III — познание законов неба и земли. С этой точки зрения просмотреть и переделать пьесу.

26/II. Сидел на репетиции «Заката». Одно место в игре Азарина 8 вдруг подействовало на меня, и я полууслышал, полу сам выполнил плач Кихота у Герцога во время издевательств над Дульцинеей.

Отчаяние по поводу зла. Не «делает», а «совершает». «А ритмы этого уже гуляют!..»

Чувства, состояния, атмосфера не вытекают непосредственно из смысла и содержания слов. Они выше, «за», и оттого слова неожиданны и оригинальны.

В голосе искать восторженность.

Глаза полны слез всегда.

«Рыцарь Печального образа» — потому что он видит вокруг печальное.

Глаза Владимира Николаевича — говорить со спящими. (Только с Санчо иногда мягко.)

Три рода движений.

«А»?

Сыграть космическое сознание.

Только большие дела.

Чувствовать громадное, мощное тело.

Герб на занавесе — разрывается!

У Кихота: увлечение миром! (Т.9)

Мысли Кихота выходят «из всего человека».

«Жесты должны быть введены в речь» (А-х).

Все пусть необыкновенно, но через Д!

Не говорит — изрекает.

Слово — как материал (сам — инструмент).

Форма: образ, слово, ритм (и метр), жест.

Кихот ищет событий, с ним случающихся, он их сам делает (на коленях перед девками).

Мысленно что-то произошло с Кихотом — виден результат — потом все объясняется.

Счастлив несчастьем.

Легок и фантазиеподобен даже в драке.

Не кричит, а поет!

Нет мелочей!

Слегка танцуя… подходит к дерущимся. Первый удар в драке.

— И он легок, и с ним легко обращаться физически.

— После драки — составляет члены.

— Не мягкий — иногда его катят, как козлы.

— Поза, а потом резкое движение. ОГНЕННЫЕ.

Смизансценировать так, чтобы Кихот совсем не ходил, — это даст стиль его отношения к земле. Все его движения по земле обусловлены больше волей земли, чем его собственной волей. (Возможность трюков.) Это же поможет скрыть рост. Санчо — ходит ловко и быстро.

Сила его духа (огня) выразится в том, что будет видно; он устремляется туда!., и, не считаясь с телом, устремляется! Тело отстает и попадает в жалкие или смешные положения. (Если же тело успело за «духом», то видно: Кихот летит по воздуху.) (Принцип трюков.) («Дух» — «космическое сознание» Кихота.)

Темперамент сцен и лиц возрастает до внешнего трюкачества.

Смотреть: что излучать и через какую форму, и — форма: глаза, руки, слово. Все это в видении привести в гармонию и излучать!. И в этом sich geltend machen! *

*Заявить о себе, добиться признания (нем.).

Статья представляет собой записи, которые Чехов вел в период работы над ролью Дон Кихота. Увлеченный работами Р. Штейнера по эвритмии, Чехов практически использует их в процессе создания образа.

Постановка «Дон Кихота» была включена в репертуарный план театра 30 декабря 1925 г. Работа над текстом пьесы прошла через несколько этапов. Принят был текст Чехова и Громова. Постановка была поручена Громову и Татаринову. Спектакль осуществлен не был.

1 Здесь и в других аналогичных случаях зашифровано имя «Андрюшан» — так Чехов называл Андрея Белого (см. наст, изд., т. 1, п. 61, 65).

2 В. Н. Татаринов.

3 Спектакль МХАТа 2-го по пьесе И. Э. Бабеля.

4 Возможно, М. В. Либаков.

5 Буквами Чехов, возможно, обозначает слова: «действие» и «медитация».

6 «Кем обречен…» — слова из монолога Дон Кихота: «Чьей подчинен я беспощадной власти? // Страсти! // Кем обречен идти тропой глухою? // Судьбою! // Кто вверг меня в пучину исступленья? // Провиденье!»

7 Очевидно, Чехов имеет в виду одно из исследований И. Фолькельта по испанской литературе, знакомое ему в конспекте.

8 А. М. Азарин играл роль Арье-Лейба.

9 Возможно, В. Н. Татаринов.