Витезслав Незвал

Анечка-Невеличка и Соломенный Губерт

ВИТЕЗСЛАВ НЕЗВАЛ

Vitezslav Nezval

ANICKA SKRTTEK A SLAMEN HUBERT

Statin nakladatelstvi detske knihy Praha 1963

Для старшего дошкольного и младшего школьного возраста

Витезслав Незвал

АНЕЧКА-НЕВЕЛИЧКА И СОЛОМЕННЫЙ ГУБЕРТ

ИБ №1195

Ответственный редактор К. Д. Арон. Художественный редактор А. Б. Сапрыгина. Технический редактор Л. В. Гришина.

Корректоры Л. А. Лазарева и Е. И. Щербакова

Сдано в набор 07.08.79. Подписано к печати 14.04.80. Формат 7fx90'/i6. Бум. офс. № 1. Шрифт обыкновен­ный. Печать офсетная. Усл. печ. л. 25, 15. Уч.-изд. л. 17, 68. Тираж 100 000 экз. Заказ № 5363. Цена 2 р. 50 к. Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Детская литература» Государственного комитета РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Москва, Центр, М. Черкасский пер., 1. Ордена Трудового Красного Знамени фабрика «Детская книга» № 1 Росглавполиграф-прома Государственного комитета РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Москва,

Сущевский вал, 49. 70801-353 М101 (03)80

Пересказ на русский язык. Иллюстрации. ИЗДАТЕЛЬСТВО «ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА», 1980

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ЗАКОЛДОВАННАЯ ПЛОЩАДЬ

Глава первая,

в которой Анечка-Невеличка просыпается под голым небом

на Закалдованной площади........................................................................ 10

Глава вторая,

в которой с нами знакомится Соломенный Губерт...................................................... 13

Глава третья,

в которой мы узнаём, что означают слова

«ТАМНЕ ТАМПРО ТАМКАЗ ТАМНИ ТАМ-ЧАЙ».......................................... 16

Глава четвёртая,

в которой Соломенный Губерт рассказывает, как он потерял шляпу................................... 20

Глава пятая,

в которой Анечка-Невеличка и Соломенный Губерт начинают играть в эстафету___________ 22

Глава шестая,

в которой Анечка-Невеличка бежит с пятачком, но не добегает,

потому что видит Смерть собственными глазами....................................................... 24

Глава седьмая,

в которой Анечка-Невеличка видит за большим-большим,

вернее сказать, огромным окном нечто удивительное.................................................. 28

Глава восьмая,

в которой Анечка-Невеличка не может столковаться с Соломенным Губертом

по поводу разных слов............................................................................. 32

Глава девятая,

в которой Анечка-Невеличка рассказывает Соломенному Губерту про кузнеца ....34

Глава десятая,

в которой Анечка-Невеличка и Соломенный Губерт, оставаясь в Тут,

внезапно окажутся в Гдетотам.......................................................................... 38

Глава одиннадцатая,

в которой Анечка-Невеличка и Соломенный Губерт

рассуждают по поводу «Тут» и «Гдетотам»................................................... 41

Глава двенадцатая,

в которой Соломенный Губерт рассказывает, как он бывал в Гдетотам................................ 42

Глава тринадцатая,

в которой Анечка-Невеличка и Соломенный Губерт, находясь в Тут,

решают, что очутились в Гдетотам.............................................................. 46

Глава четырнадцатая,

в которой Анечка-Невеличка и Соломенный Губерт не могут сделать ни шагу ....50

Глава пятнадцатая,

в которой появляется непонятный Страж Дверей....................................................... 55

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

В ЗООЛОГИЧЕСКОМ САДУ

Глава шестнадцатая,

в которой Соломенный Губерт с Анечкой-Невеличкой

попадают Зоологический сад............................................................................. 59

Глава семнадцатая,

в которой Попугай экзаменует Анечку-Невеличку и Соломенного Губерта............................ 63

Глава восемнадцатая,

в которой в сопровождении свиты появляется

Верховный Правитель Зоологического сада............................................................. 71

Глава девятнадцатая,

в которой Кролик недолго думая расправляется с Дипломом.......................................... 75

Глава двадцатая,

в которой Попугай вовсе спятил и выдал Соломенному Губерту

с Анечкой-Невеличкой суровую тайну.......................................................... 79

Глава двадцать первая,

в которой подтверждается пословица «Что ни шёпоты, то с чёртом хлопоты».... 81

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

У МЛАДШИХ БРАТЬЕВ

Глава двадцать вторая,

в которой Соломенный Губерт и Анечка-Невеличка входят в Царство Кукол.___________ 84

Глава двадцать третья,

в которой Анечка-Невеличка и Соломенный Губерт

выходят не на той станции........................................................................ 88

Глава двадцать четвёртая,

в которой Анечка-Невеличка идёт к Негритятам........................................................ 91

Глава двадцать пятая,

в которой среди Негритят воцаряется печаль........................................................... 95

Глава двадцать шестая,

в которой Негритята принимаются за работу.................................................. 97

Глава двадцать седьмая,

в которой Самый Старший Брат читает Летопись..................................................... 102

Глава двадцать восьмая,

в которой Анечка-Невеличка догадывается, почему у Негритят

такая странная Летопись.......................................................................... 108

Глава двадцать девятая,

в которой мы узнаём, что происходило с Анечкой-Невеличкой,

Соломенным Губертом и Негритятами, пока они спали................................................ 111

Глава тридцатая,

в которой Корабль Пустыни следует вдоль берега Великого Моря................................... 119

Глава тридцать первая,

в которой Корабль Пустыни рассказывает сказку

про купца Абабу и трех Сирен................................................................... 121

Глава тридцать вторая,

в которой Анечка-Невеличка удивляется, как быстро прошла дорога................................ 125

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

У СТРАННОГО ГОСПОДИНА АНТОНИО

Глава тридцать третья,

в которой станет известно, куда ехал ковёр,

по которому шла Анечка-Невеличка........................................................... 128

Глава тридцать четвёртая,

в которой все идут на свои места............................................................... 132

Глава тридцать пятая,

в которой выясняется, что происходит с Анечкой-Невеличкой

во время антракта.................................................................................. 136

Глава тридцать шестая,

в которой Соломенный Губерт станет клоуном........................................................ 139

Глава тридцать седьмая,

в которой господин Антонио рассказывает,

что произошло когда он ЗАТОНУЛ............................................................ 143

Глава тридцать восьмая,

в которой Соломенный Губерт хочет увидеть трёх Сирен............................................ 145

Глава тридцать девятая,

в которой Анечка-Невеличка рассказывает про выгон................................................. 155

Глава сороковая,

в которой Анечка-Невеличка, Соломенный Губерт и чёрный Козёл

пускаются в путь....................................................................................... 160

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

ПОСЛЕДНЕЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ

Глава сорок первая,

в которой Анечка-Невеличка и Соломенный Губерт

оказываются за Стеной Последнего Приключения.................................................... 168

Глава сорок вторая,

в которой Соломенный Губерт с Анечкой-Невеличкой ищут четвёртое колесо... 172

Глава сорок третья,

в которой Мартышка ведёт Соломенного Губерта и Анечку-Невеличку.............................. 176

Глава сорок четвёртая,

в которой рассказывается, что случилось,

когда Анечка-Невеличка задудела на дудке.................................................. 179

Глава сорок пятая,

в которой говорится, кто были гости......................................................... 184

Глава сорок шестая,

в которой наконец-то выяснится всё про колесико.................................................... 188

Глава сорок седьмая,

в которой Соломенный Губерт рассказывает,

как не повезёт Самокату, когда Самокат купят........................................................ 192

Глава сорок восьмая

и третья от конца.................................................................................. 196

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ ВОЛШЕБНЫЕ ЧАСИКИ

Глава сорок девятая

и предпоследняя....................................................................................... 203

Глава пятидесятая

и последняя.............................................................................................. 212

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая, в которой Анечка-Невеличка

просыпается под голым небом на Заколдованной Площади

«ОЙ, ПОБЬЁТ МЕНЯ ХОЗЯИН! -

подумала Анечка, за маленький рост прозванная Невеличкой. Подумала она так, услыхав несмолкаемый перезвон, ничего хорошего обычно не предвещавший.— Видно, я проспала, и уже на колокольне звонят! Или баран задурил и удрал с выгона со всеми овцами, или амбар загорелся, и пожарники приедут. Если амбар загорелся, никто и не заметит, что я проспала. Хозяин наденет железную шапку и затрубит. Тру-ту-ту! Вот и затрубили. Не иначе — амбар загорелся! Хорошо ещё, что амбар! Загорись овцы — никому бы не погасить; как перины запылают, и палёным запахнет. А я бы их в пруд загнала! А если какая утонет, я не виновата... Только хозяин всё равно меня побьёт!»

Анечка-Невеличка прислушалась. Блям-м-м! — звякнуло снова.

«На овечьи колокольчики, — подумала она, — или на церковный звон не похоже. Похоже на велосипедный звонок почтальона, только громче, намного громче! Или на дверной колокольчик в лавке. Он звякнет, а ты говоришь: «Добрый день! Дайте, пожалуйста, на крону дрожжей!» или: «Добрый вечер! Дайте, пожалуйста, на двадцать грошей жёлтых леденцов!» — «Нету на двадцать грошей!»—скажет лавочник, а сам подденет лопаткой пять мятных шариков, высыплет мне на ладонь и спросит: «Как у вас курочки несутся?». «Сегодня тридцать яиц собрала», — отвечу я. Потом скажу: «Благодарю вас!», и снова дверной колокольчик звякнет: блям-м-м!

Знай хозяин, что лавочник угощает меня леденцами, я бы заработала затрещину. А это куда больнее тычка. Когда получишь тычка — поболит и перестанет. Дзынь! — звякнет боль и пройдёт. Поноет, правда, немножко. А от затрещины боль ударит — бу-бух! — и сразу слёзы потекут. Ох и больно! Отчего бывает так больно? Откуда мне знать! Я ведь всего-навсего Анечка-Невеличка, вот и зарабатываю затрещины! Кони затрещин не зарабатывают. Люди коней по гривам треплют».

При слове «кони» Анечкино сердце ёкнуло. Она втянула воздух и почуяла запах лошади. Батюшки! Она же забыла, что спит не за печкой, а в телеге! За печкой жарко, и мух там летом, словно в хлеву. Зато зимой за печкой тепло. Жёстко, а тепло. Летом всюду тепло, как за печкой. На телеге тоже. На телеге всегда есть солома. Она мягкая. А ещё на телеге лежит попона. Укроешься, и хозяин не увидит.

Знай хозяин, что Анечка спит в телеге, уж он бы закричал: «Безобразие! Ещё раз увижу — пойдёшь под окошки побираться!» А побираться под окошками стыдно. Люди дадут супу и выспрашивают: «А как вчера столяр мельничиху обозвал?» или: «Ты уже бегала за пивом?» Анечка не любит, когда выспрашивают друг про друга. Хорошо ещё, хозяин ничего не выспрашивает. Даст хлеба и скажет: «На вот, держи!» Я убегу на завалинку и рада, что меня ни о чём не выспрашивают.

Хозяин-то, кажется, запрягает. Когда кони не впряжены, телега не пахнет конюшней. Она пахнет соломой. А сейчас пахнет и соломой и конюшней.

Анечка выглянула из-под попоны. Двора вокруг не было. Отовсюду, словно в кузне, слышался звон.

«Плохо дело! —подумала она и зажмурилась.— Я спала и не заметила, что телега уже в кузнице. Хозяин, верно, коню ногу держит. А меня и не увидел! При кузнеце он ругаться не станет. Раз, два, три!»

Она откинула попону, села и от удивления вскрикнула: «Оказывается, я на карусели!». Сперва ей и впрямь показалось, что она на карусели. Всё вокруг ехало и сверкало. Всё мчалось куда-то. Анечка протёрла глаза и торопливо, чтобы хозяин не заметил, спрыгнула с телеги. Но что это? Земля оказалась твёрдой, словно Анечка соскочила с табуретки на кирпичный пол в чулане. Вот это да! Ступаешь по гладкому, как по церковным ступенькам, и глядишь по сторонам. И кажется, что ты посреди большой лесной поляны, а вокруг самые распрекрасные высоченные соборы. Такого даже на картинках не бывает! И смотрите-ка! Прямо по этой огромной поляне мчатся два маленьких красных поезда...

— Вот красота! — прошептала Анечка-Невеличка и тут же умолкла. Откуда ни возьмись, появился хозяин. Глядя себе под ноги и покачиваясь, он шёл прямо к телеге. «Сейчас заметит меня и побьёт!» — испугалась Анечка и мигом притаилась за большим столбом, который упирался в высокий-высокий чёрный свод.

«Я в городе, вот я где! — вдруг догадалась она.— А это площадь!» И Анечка ещё больше испугалась: ведь в городе, где хозяина не знают, он станет браниться ещё пуще, раз даже при соседях не стесняется. Ей захотелось заплакать и попросить у хозяина прощения за то, что она спала на телеге, а не за печкой, и всё на свете проспала.

А вдруг она всё ещё спит и просто видит сон?

Да нет же! И коней Анечка узнала, и телегу, и хозяина. И даже если кони были чужие, хозяин всё же был её хозяином, телега — его телегой, а раз она на этой телеге спала, то и кони, выходит, были хозяйские.

Вот хозяин потрепал их по гривам, вот вскарабкался на козлы, вот стегнул кнутом. Вот шевельнулись колёса...

Вот он причмокнул, и телега покатилась. Теперь Анечке её не догнать, а если и догнать, то не вспрыгнуть на ходу и не успеть накрыться попоной, под которой она проспала всё на свете.

Телега между тем укатила, и Анечка-Невеличка перевела дух.

«Во сне ли я всё это вижу или наяву, — сказала она себе, — всё равно здесь очень красиво.— И сразу же подумала: — А есть ли в городе гуси? А овцы? А козы? А в какой стороне луг? А где лес? Окошек-то сколько, батюшки! Будто стеклянная лесенка в небеса! Неужто люди так высоко живут? Много же тут, как видно, народу — за всю жизнь с каждым и двух раз не поздороваешься, даже если под окошками побираться! А вдруг все здешние люди станут друг про дружку выспрашивать? А может, здешние люди все из поместья? Может, у них красивые шляпы, как у барыни из замка, когда она в собор едет? Вдруг здешние люди и вовсе чудные, а не такие, как у нас, и говорят на непонятном языке?»

И Анечка решилась выйти из-за высокого столба, чтобы как следует разглядеть всю эту красоту.

Но тут у неё в руке оказался какой-то кружочек. Она разжала пальцы, и кружок — блям-м-м! —упал наземь.

Глава вторая, в которой с нами знакомится

Соломенный Губерт

— ТАМНЕ ТАМПРО ТАМКАЗ ТАМНИ ТАМЧАЙ! — послышалось за столбом, стоило
Анечке нагнуться за кружочком.

«Ишь ты! — подумала она.— А ведь я не ошиблась. Здешние и правда говорят непонятно. Выходит, и они не поймут языка, на котором я разговариваю с хозяином и овцами. Хозяин — тот меня понимает. И баран тоже. Стоит сказать: «Кыш из клевера!» — баран со всех ног удирает сломя голову. А когда он заблеет, я его тоже понимаю. Скажу: «Пасись давай!» — и он пасётся. Со здешними небось не столкуешься. И хорошо! Вот пойду побираться под окошками, станут люди друг про друга выспрашивать, а я скажу: «Не понимаю!» — и буду помалкивать. Когда помалкиваешь, не так страшно...»

Анечка разглядела упавший кружочек и очень удивилась:

«Ой, это пятак! Это пятачок звякнул. Его, наверно, мне в руку положили. Надо бы спасибо сказать. А кому? Тут ведь никто не проходил. Откуда же тогда пятак взялся? Наверно, откуда ни возьмись, как я на Заколдованной Площади! Нет, просто я стояла-стояла — и уснула. Кто-то мне в руку положил его и ушёл. А спасибо я не сказала. Поэтому пятак — блям-м-м! — и выпал!»

Анечка огляделась и собралась подтолкнуть пятак с плитки на плитку, которыми, словно каменным полом, была покрыта земля.

— ТАМНЕ ТАМПРО ТАМКАЗ ТАМНИ ТАМЧАЙ! -

послышалось снова, да так близко, так близенько, что Анечка даже оглянулась.

Она увидела мальчика на голову выше её. Он растягивал щёки, точно гармонист гармонь, тряс головой, словно коза на выгоне, и — точь-в-точь куры на солнце — таращил и закатывал глаза.

«Ну и странные тут люди! — подумала Анечка-Невеличка.— Видно, он у меня про кого-то выспрашивает. А вообще-то ничего странного! Когда щенок доволен, он вертит хвостом, когда смеётся — высовывает язык и моргает. Котёнок, если развеселится, заваливается на спинку и колотит задними лапками по воздуху. Хозяйка наша, когда чему-нибудь обрадуется, упирает руки в боки и вертит головой сначала справа налево, потом слева направо, и снова справа налево, и опять слева направо. А этот...»

На всякий случай Анечка раздумала дотрагиваться до пятака, но монетки коснулся башмак мальчика и решительно подтолкнул её с плитки на плитку.

— ШАХ! — сказал мальчик и громко засмеялся. Анечка-Невеличка была рада, что он
засмеялся. Но

что же он сказал? ШАХ? Анечка решила запомнить странное слово. Оно, вероятно, означает что-то весёлое, очень весёлое, иначе бы мальчик так не хохотал. Стало быть, и здесь люди смеются? Вот хорошо! Анечка тоже любит смеяться и наверняка с ними столкуется. А вот плачут ли здешние люди? Если не плачут, значит, тут никого не бьют. Вот здорово! Только бы не плакали! Только бы никто никого не бил!

— ШАХ! — снова сказал мальчик, подталкивая пятак, пока тот не оказался рядом с
Анечкиной ногой.

— Ах! — сказала Анечка-Невеличка и подтолкнула пятак с плитки на плитку. Мальчик
расхохотался во всё горло и стал повторять:

АХ! АХ! АХ! ШАХ! ШАХ! ШАХ!

Они принялись подталкивать пятачок друг другу, и если Анечка говорила «ШАХ», мальчик говорил «АХ» — или наоборот.

«Так весело со мной никто никогда не играл, — думала между тем Анечка.— Хозяину не нравилось, если я с кем-нибудь играла. Поэтому играла я сама с собой. Подбрасывала картошки и приговаривала:

Раз! Раз! Раз!

Был в крыше лаз.

Был он чёрный, как могила,

В него галка угодила.

Вот тебе и лаз!

Раз! Раз! Раз!

Раз! Раз! Раз! Был в крыше лаз. Там помоечная муха Пауку жужжала в ухо. Вот тебе и раз! Раз! Раз! Раз!

Раз! Раз! Раз!

Был в крыше лаз.

Черти в этот лаз прокрались —

До смерти перепугались.

Вот тебе и сказ!

Раз! Раз! Раз!»

— ШАХ! — совсем весело сказала Анечка, но мальчик почему-то не сказал ни «ШАХ»,
ни «АХ», он сказал «ШАХ И МАТ», поднял с земли пятак и положил его себе на голову.

Этим, однако, дело не кончилось.

Положив пятак на голову, он взял его за краешек, словно это была маленькая-премаленькая шляпа, приподнял, как приподнимают шляпу, здороваясь друг с другом, господа из замка, а затем низко поклонился. Потом снова положил пятак на голову, снова взял его за краешек, словно это была маленькая-премаленькая шляпа, приподнял, как приподнимают шляпу, здороваясь друг с другом, господа из замка, и опять низко поклонился. Когда же он в третий, в четвёртый и в пятый раз положил на голову денежку и взял её за краешек, словно это была маленькая-премаленькая шляпа, а затем приподнял, как приподнимают шляпу, здороваясь друг с другом, господа из замка, и при этом низко поклонился, Анечка-Невеличка подумала, что мальчик неспроста в третий, в четвёртый и в пятый раз кладёт на голову пятак, берёт его за краешек, словно это маленькая-премаленькая шляпа, приподнимает, как приподнимают шляпу, здороваясь друг с другом, господа из замка, и затем низко кланяется, — ей показалось, что и она должна поклониться, но только чуточку, как барышни из замка; и когда мальчик в шестой раз положил на голову пятак, взял его за краешек, словно это была маленькая-премаленькая

шляпа, а затем приподнял, как приподнимают шляпу, здороваясь друг с другом, господа из замка, и низко при этом поклонился, поклонилась и Анечка-Невеличка, но только чуточку, как барышни из замка.

А поклонившись, но только чуточку, как барышни из замка, Анечка-Невеличка обнаружила, что слух её чудесно и тотчас преобразился: она стала понимать незнакомую речь, в которой есть такие непонятные слова, как «ШАХ» и «МАТ». Она услыхала язык, который знала с малых лет и который прекрасно понимала и она, и хозяин, и лавочник, и овцы.

А сказал мальчик вот что:

— Позвольте представиться, я — Соломенный Губерт!

Глава третья, в которой мы узнаем, что означают слова «ТАМНЕ ТАМПРО ТАМКАЗ ТАМНИ ТАМЧАЙ»

«СОЛОМЕННЫЙ ГУБЕРТ» — БЫЛО уже не так удивительно и непонятно, как «ШАХ» и «МАТ». Имя как имя! Губерт — это Губерт. Как Анечка — Анечка. Соломенный — фамилия. Как Железный, Коза, Быстрик, Новичок. В общем, ясно!

Встречаются фамилии поудивительней. Анечка знала Белоглавика, который был черноволос, Портняжку, работавшего сапожником, Косого, у которого глаза были не хуже, чем у прочих, и даже Бабку, который был дедкой.

Анечка обрадовалась, что в словах «Соломенный Губерт» нет ничего непривычного. Она обрадовалась, что странный язык, на котором говорил мальчик, внезапно сделался понятным и что на Заколдованной Площади люди зовутся не как-нибудь хитро, а «Соломенный», как Железный, Коза, Быстрик, Новичок. В общем, ясно!

Радовалась она недолго. Мальчик, держа в пальцах пятак, как держат зёрнышко проса или блоху, поднёс его к Анечкиным глазам и сказал: _

ТАМНЕ ТАМПРО ТАМКАЗ ТАМНИ ТАМЧАЙ! «Опять эти ужасные слова! — подумала Анечка.-

Будь они хоть короткие, как слово «ШАХ». Так нет же! Длинные, противные слова. Разве их запомнишь?».

- ТАМНЕ ТАМПРО ТАМКАЗ ТАМНИ ТАМЧАЙ! - повторил Соломенный Губерт,
словно бы что-то от Анечки требуя или словно обучая её своему языку.

- ШАХ! — сказала Анечка, чтобы хоть что-нибудь
ответить.

- ТАМНЕ ТАМПРО ТАМКАЗ ТАМНИ ТАМЧАЙ! -

опять повторил мальчик, держа пятак перед Анечкиными глазами.

«А что, если поклониться, но только чуточку, как барышни из замка? — подумала Анечка-Невеличка.— Раньше я поклонилась и сразу же стала всё понимать».

И Анечка поклонилась, но только чуточку, как барышни из замка. При этом нос её коснулся пятачка, который Соломенный Губерт держал в пальцах, как держат зёрнышко проса или блоху.

- НЕ ПРОКАЗНИЧАЙ! Я ведь предупредил: «ТАМНЕ ТАМПРО ТАМКАЗ ТАМНИ
ТАМЧАЙ!» —воскликнул Соломенный Губерт и проговорил по слогам: — «ТАМНЕ»-это
«НЕ», «ТАМПРО» -это «ПРО», «ТАМКАЗ»-это «КАЗ», «ТАМНИ» -это «НИ»...

- Ошибка! — перебила его Анечка.

Теперь она всё поняла. Стоит прибавить к любому слогу «ТАМ», и начинаешь говорить на непонятном языке. Однако было сомнительно, понял ли Соломенный Губерт Анечку, когда она заговорила на своём языке, понятном и ей, и хозяину, и лавочнику, и овцам.

— Какая ошибка? — удивился Соломенный Губерт. «Вот что значит поклониться, но
только чуточку, как

барышни из замка! — подумала Анечка-Невеличка.— Сразу же начинаешь всё понимать, и тебя сразу же понимают!»— Какая? А вот какая! —сказала она.— Надо говорить «ТАМКА ТАМЗНИ»!

— Вот и нет! «ТАМКАЗ ТАМНИ»! А впрочем, всё равно* «КАЗНИ» получаются! —
сказал Соломенный Губерт.

— Какие «КАЗНИ»?

— На которых казнят, вот какие! Теперь, я надеюсь, вам ясно?

Хотя Анечке-Невеличке было не очень приятно услышать про казни, она всё же обрадовалась, ведь ещё никто никогда не обращался к ней на вы. На вы обращаются к хозяину, хозяйке и лавочнику. К барану, например, обращаются на ты. На вы следовало бы обратиться к барану, будь он Баран. Как Железный, Коза, Быстрик, Новичок. В общем, ясно!

— А кого казнят?..— опасливо спросила Анечка.

— Кого надо! Я предупреждал: «Не про-КАЗНИ-чай!» — а вы дотронулись до пятака.

— Я только носом! — испуганно прошептала Анечка и на всякий случай добавила: — С
носа меньше спроса, чем соломы с проса!

— Тогда дело другое! Однако Смерть недалеко, и вы её увидите собственными глазами,
потому что казнят... меня! Палач уже ходит ВОКРУГ ДА ОКОЛО!

— За что же вас казнят?

— А шляпу кто потерял? Я!

— Шляпу? Да она у вас в кармане!

— Эта? — засмеялся Соломенный Губерт, вытащив пятак. — Пятак не шляпа. А я
потерял шляпу.

— Настоящую или такую же маленькую?

— Настоящую! Новую!

— Выходит, вас побьют?..

— Меня казнят! За солому спрос есть!

«Какие тут строгости!» — подумала Анечка-Невеличка. Она пожалела, что не попросила у хозяина прощения за то, что спала не за печкой, а в телеге на соломе, за которую, оказывается, есть спрос. Хозяин побил бы её, но не казнил. У них никого никогда не казнят. И палача у них нету. А здесь, на Заколдованной Площади, есть палач, и он ходит ВОКРУГ ДА ОКОЛО. Как это страшно!

— Где же вас казнят? — робко спросила Анечка-Невеличка.

— Тут! — сказал Соломенный Губерт и стал прыгать на одной ножке с плитки на плитку.
При этом он выкрикивал, размахивая руками: — Был Соломенный Губерт, и нету
Соломенного Губерта, и не бывать больше Соломенному Губерту!

— Как же нету, раз вы были Соломенным Губертом? — спросила Анечка и тут же
вспомнила, что Божен-ка у них в деревне сперва была Быстрикова, а когда вышла замуж,
стала Новичковой. Соломенный Губерт, наверно, тоже вышел замуж. Выйти замуж —
значит надеть белое платье, положить на голову веночек и отправиться в церковь вместе с
женихом.

— Да! Был я Соломенным Губертом! — сказал мальчик, прыгнув на одной ножке поближе
к Анечке.— Видите вы на мне что-нибудь соломенное? — спросил он.— Может быть, у
меня соломенные руки, соломенный нос, соломенный язык или соломенные волосы?

— Нет! Ничего соломенного!

— Значит, я — не Соломенный!

— Но если ваш отец был Соломенный, то и вы — Соломенный!

— Мой отец Соломенный? Никому бы не советовал так думать!

— Почему же вы были Соломенный?

_ Потому что у меня было кое-что соломенное! — воскликнул мальчик и стал распевать:

Я Соломенную Шляпу

Раскрутил в руке.

И Соломенную Шляпу

Утопил в реке!

Если вещь утопишь —

В речке Влтаве то бишь! —

Значит, вещь лежит на дне,

Значит, нет её на мне,

Значит, есть за это спрос!

Вот ответ на ваш вопрос!

— Ой, вы потеряли Соломенную Шляпу!

— Правильно! Рассказать — как?

— Конечно!

— С одним условием. Если согласитесь играть в эстафету!

— А как это?

— Пока не скажу. Сперва дайте клятву, что будете играть!

— Даю клятву! — сказала Анечка-Невеличка, хотя и опасалась, что играть в эстафету так
же страшно, как потерять Соломенную Шляпу, и за это, наверно, тоже могут казнить.

— Что ж, слушайте! — сказал Соломенный Губерт, перестал прыгать на одной ножке с
плитки на плитку, уселся под столбом, упиравшимся в высокий-высокий черный свод, и
начал рассказывать.

Глава четвёртая, в которой Соломенный Губерт рассказывает, как он потерял шляпу

— ДЕЛО БЫЛО ВОТ КАК. УВИДЕЛ я однажды десять соломенных шляп сразу. И не у людей на голове, а за большим-большим, огромным окном. Было их ровно десять. Сперва я пересчитал слева направо. Десять! Потом пересчитал справа налево. Тоже десять! И все соломенные!

«НОСИ СОЛОМЕННУЮ ШЛЯПУ - ЗАБУДЕШЬ ГОЛОВНУЮ БОЛЬ!» - было написано на плакате за большим-большим, огромным окном. А я носил берет. Поэтому я не забыл про головную боль, и голова у меня разболелась, как редко у кого! Я сказал про это дома. Каждый день она болела, как редко у кого, и каждый раз я дома говорил про это. Дома не вытерпели и купили мне соломенную шляпу. И голова у меня сразу же перестала болеть.

Теперь мы с ребятами играли только в «десять голов». Я был Соломенная Голова. Кто-нибудь крикнет: «Соломенная Голова, ниже, чем трава!» — я сдёргиваю шляпу и кладу на ступеньки. А если крикнут: «Соломенная Голова, выше, чем дрова!» — шляпу нахлобучиваю.

Дома в Соломенную Голову я играл сам. Натяну шляпу на уши, и получается призрак. А на самом деле это я. Или поскачу по комнатам — своя голова платком накрыта а Соломенная в руках. И получается Всадник Без Головы. Это тоже я.

Всех-всех я вызывал на единоборство. Выскользнет, когда умываюсь, мыло из рук, я его сразу же на единоборство вызываю. И всё без остатка смылю. На вешалке висит чёрное пальто, а я-то знаю, что это могильщик. Вызываю его на единоборство и цепочкой рукава ему связываю. Ещё вызвал на единоборство электрическую лампочку. Сперва зажёг её, потом взял и погасил!

Вызовешь кого-нибудь на единоборство, а тебе сразу же говорят: «Не проказничай!» Только и слышишь — не проказничай да не проказничай! Или — «не озорничай!», или — «не докучай!».

Я взял и записал в тетрадке:

НЕ ПРОКАЗНИЧАЙ! НЕ ОЗОРНИЧАЙ! НЕ ДОКУ-ЧАЙ!

Да это же секретный шифр! Всё заканчивается одним и тем же словом: ЧАЙ-ЧАЙ-ЧАЙ. Ох уж этот ЧАЙ! Надоел он мне прямо не знаю как! По утрам особенно. Гулять пора, а дома говорят: «Выпей чай!» И приходится пить. А вчера я взял и записал в тетрадке: «ВЫПЕЙ ЧАЙ!» А потом переставил слова. Получилось «ЧАЙ ВЫПЕЙ!». И шифр был разгадан. Оказывается, чай принадлежит Выпям. Птицам таким болотным. Значит, пил я не свой чай! Значит, я могу поплатиться за это! Значит, единоборство!

Если чаю выпью, Будет битва с Выпью! —

сказал я себе и стал ждать Выпь.

Поздним вечером проезжал автомобиль, и у него глаза светились. Он как загудел: БИП-БИП! Но я-то сразу понял, что это «ВЫПЬ-ВЫПЬ»! Это она кричала. Жаль, что мне поздно не разрешают гулять, а то бы я вызвал её на единоборство. Так и просидел у окна. А на улице то и дело — БИП-БИП! Даже страшновато иногда было.

Под вечер в воскресенье я пошёл на набережную. Спустился к воде и жду Выпь. А она затаилась. Ну, думаю, поиграю пока в Соломенную Голову. Только хотел сказать: «Соломенная Голова, выше, чем дрова!», меня как кольнут копьём в локоть! Тогда я крикнул: «Соломенная Голова, ниже, чем трава!» — и поглядел на локоть. На локте был волдырь и очень жгло.

Выпь вызвала меня на единоборство!

Я шляпой заслонился и жду. Вдруг вижу — туча летит. Выпь комариную Тучу против меня послала. Я сразу же вызвал Тучу на единоборство. Уцепился за шнурок на шляпе и раскрутил её, чтобы Тучу накрыть. А она в стороны всё время разлетается. Тут меня снова как ткнут копьём! Я опять ловить Тучу! А на меня летит чёрное что-то. Это была Выпь, превратившаяся в ночную бабочку. Я сразу же вызвал её на единоборство, прыгнул и махнул шляпой! И в руке у меня только шнурок остался. Шляпа улетела, а Туча за ней. Потом Туча её понесла. Потом нести перестала, и шляпа упала в воду.

Люди уже возвращались с прогулки. Играла музыка. А я пошёл домой, где только и знают, что говорят: «Не проказничай!» И всегда по-особенному: «Не про-казни-чай!», да ещё грозят пальцем. Я так и записал в тетрадке: «Не про-КАЗНИ-чай!» Потом написал отдельно «КАЗНИ». Я понял, что буду казнён, и сказал себе:

Понял в воскресенье я,

Что в понедельник казнь моя!

Вчера было воскресенье. Сегодня понедельник. Утром я опять сказал себе:

Понял в воскресенье я, Что сегодня казнь моя!

И чтобы скорей всё кончилось, пока дома не узнали про Соломенную Шляпу, я пришёл сюда, на Старомест-скую площадь, где в давние времена совершались казни. Был Соломенный Губерт, и нету Соломенного Губерта, и не бывать больше Соломенному Губерту!

Глава пятая, в которой

Анечка-Невеличка и Соломенный Губерт начинают играть в эстафету

— А ТЕПЕРЬ ДАВАЙТЕ ИГРАТЬ в эстафету! — сказал Соломенный Губерт, закончив
свою историю.

— Можно узнать у вас про одну вещь? — спросила Анечка.

— А меня нету! Я на казни! — крикнул он и спрятался за столб, упиравшийся в высокий-
высокий чёрный свод.

— Я попрошу палача не казнить вас. Покажете мне его, когда он пройдёт около?

— Не ОКОЛО, а МИМО. Если он пройдёт ОКОЛО, ему придётся ходить ВОКРУГ ДА
ОКОЛО!

— Так? — спросила Анечка-Невеличка и принялась ходить вокруг столба.

— Так! Ну-ка поймайте меня!

Анечка, продолжая ходить ВОКРУГ ДА ОКОЛО столба, пыталась схватить Соломенного Губерта за руку, но тот всякий раз, хохоча, исчезал за столбом.

— Прохаживайтесь ОКОЛО! Прохаживайтесь! — весело кричал он.

— Так не поймаешь!

А вы попробуйте пройти МИМО!

Анечка-Невеличка, перестав кружить, быстро прошла МИМО Губерта и сразу же дотронулась до его руки.

_ Вот и поймала! — сказала она, улыбнувшись.

_ Именно так меня поймает и палач! Кстати, он уже

ДЕРЖИТ ПУТЬ... И кажется, МИМО...

— ДЕРЖИТ ПУТЬ? — удивилась Анечка. —Он ПРОЙТИ должен!

Тогда Соломенный Губерт показал ей усатого велосипедиста, ехавшего вдоль тротуара.

— Видите усатого?

— Разве он ДЕРЖИТ ПУТЬ? Он просто на велосипеде едет!

— А в руках у него что, по-вашему? — спросил Соломенный Губерт.

— Руль.

— А путь не зависит от руля, по-вашему?

— Ещё как зависит! — согласилась Анечка.

— Вот и выходит, что в руках он ДЕРЖИТ ПУТЬ. ВОКРУГ ДА ОКОЛО или МИМО?

— Раз он едет вдоль тротуара, значит — МИМО!

— Тогда он схватит вас! Спасайтесь!

Никогда! — спокойно сказал Соломенный Губерт.— Чем он схватит, усами, что ли? У него же руки заняты. Он в них ПУТЬ ДЕРЖИТ.

— И правда! — обрадовалась Анечка-Невеличка.

— Теперь поиграем в эстафету?

— А как?

— Я дам вам пятачок, а вы побежите на ту сторону улицы. Вон туда, видите?

— Вижу!

— Там положите его на какую-нибудь плитку. Только чтобы я не видел, на какую. Я
прибегу и начну искать. Найду — побегу дальше и тоже положу на какую-нибудь плитку
так, чтобы вы не знали, на какую. Вы найдёте его и побежите ещё дальше. А потом
побегу я. А потом опять вы. Понятно?

— Понятно. Кто начинает? — спросила Анечка.

— Вы.

— Только не подглядывайте!

— Ещё чего!

И Анечка-Невеличка побежала.

Глава шестая, в которойАнечка-Невеличка бежит с пятачком, но не добегает, потому что видит Смерть собственными глазами

ОХ И ЗДОРОВО БЫЛО БЕЖАТЬ!

Ни камушка не попалось, ни крапивы. Даже чертополох за всю дорогу не встретился — а уж он как вопьётся в подол, потом еле отдерёшь. Вот как здорово бежалось Анечке! Никогда ей так не бежалось.

Жаль, пробежала она совсем немного. Вот столько! Всего столечко!

Ей пришлось остановиться, потому что возле длинного коридора под красивым чёрным сводом, куда Анечка прибежала и где должна была положить пятачок, стояло столько народу, сколько бывает, когда что-нибудь случится и люди на что-то глядят.

На что они тут глядели? На что же они глядели? Люди, стоявшие тут и на что-то глядевшие, вообще-то глядели вверх, словно бы в небо. Что же там было, в небе? В небе не было ничего. В небе было небо, да и было его всего столько, сколько бы увидела Анечка, гляди она сквозь растопыренные пальцы.

Что же тогда разглядывали люди, если в небе не было ничего, а всего вот столько, всего столечко неба? Сказать по правде, люди вовсе и не глядели в небо — они гляделивверх, но не в небо. На что они, спрашивается, тогда глядели?

То, на что они глядели, было прекрасно и находилось высоко, но всё-таки не было небом, хотя и было прекрасно, как небо, даже прекрасней, в тысячу раз прекрасней. Находилось оно высоко, почти в небе, и было словно прекрасная картина, висящая на круглой прекрасной башне. А над ним, только гораздо выше, была вроде бы подвешена, хотя вовсе и не подвешена и всё-таки словно бы подвешена, большая золотая клетка.

Оттого, что люди, стоявшие тут, глядели вверх, стала глядеть вместе со всеми и Анечка. А пока Анечка-Невеличка глядела вместе со всеми вверх на прекрасную клетку, находившуюся высоко и вроде бы подвешенную, хотя вовсе и не подвешенную и все-таки словно бы подвешенную, сверху послышалось: б л ям! б л ям! б л ям! И звон этот был прекрасен — блям! блям! блям! —и прозвонило двенадцать раз: блям! блям! блям!

А когда прозвонило двенадцать раз — блям! блям! блям! — клетка, большая золотая клетка, вроде бы подвешенная, хотя вовсе и не подвешенная и всё-таки словно бы подвешенная, отворилась, и в ней появилась такая красота, что Анечка даже позабыла положить на тротуарную плитку пятачок, но так, чтобы Соломенный Губерт не видел, на какую.

В клетке появилась кукла — большая, как святые в соборе. Она немного постояла и, когда все на неё нагляделись, куда-то ушла. Едва она ушла, появилась другая кукла, тоже большая, как святые в соборе; она тоже немного постояла и тоже куда-то ушла, когда все на неё нагляделись. Едва она ушла, появились ещё и третья, и четвёртая, потом пятая и шестая куклы. Но когда, постояв немного, они ушли, появились восьмая и девятая, затем — следующие, и, наконец, двенадцатая кукла, тоже большая, как святые в соборе; она тоже немного постояла и тоже куда-то ушла.

А потом, когда она тоже немного постояла и тоже куда-то ушла, высоко, очень высоко на прекрасной башне, в окошечке прекрасной клетки, которая была вроде бы подвешена, хоть вовсе и не подвешена и всё-таки словно бы подвешена, появилось нечто страшное. И оно было прекрасным, хотя и страшным. То, что появилось — страшное, хотя и прекрасное, — было Смертью, и Смерть эта звонила в колокольчик, а потом кланялась, и это было страшно, хотя и прекрасно. Позвонит в колокольчик, а потом кланяется.

Когда Смерть вдоволь назвонилась и накланялась и дверка, словно бы её захлопнул ветер, затворилась, а Смерть, которая сколько звонила, столько и кланялась, исчезла за этой дверкой, наверху, над большой золотой клеткой, прокричал петух.

И хотя дверка затворилась, а Смерть исчезла и прокричал петух, люди, стоявшие внизу, всё ещё глядели вверх, словно бы ожидая, когда дверка снова отворится. Анечка-Невеличка тоже глядела вверх вместе со всеми на прекрасную золотую клетку, которая была вроде бы подвешена, хотя вовсе и не подвешена, и всё-таки словно бы подвешена.

Потом все стали о чём-то перешёптываться и смеяться, но так как прекрасная дверка золотой клетки больше не отворилась, разошлись кто куда, однако по дороге останавливались и снова глядели и только потом расходились поодиночке — кто туда, кто сюда, а кто ещё куда-то; или вместе — эти туда, а те сюда.

А так как всё, что произошло, было удивительно и прекрасно, Анечка-Невеличка поглядела ещё раз вверх, потом ещё раз вниз, потом снова вверх, а потом опять вниз.

Тут она вспомнила предупреждение Соломенного Губерта и удивилась, что он оказался прав: Смерть действительно была недалеко, и Анечка увидела её собственными глазами. Затем она вспомнила, что надо пробежать ещё вот столечко и положить на какую-нибудь плитку пятачок, но так, чтобы Соломенный Губерт не видел, на какую.

Она пробежала ещё вот столько, всего вот столечко, а когда вбежала под высокий свод, положила пятак на одну из плиток и поглядела в сторону высокого столба, видел Соломенный Губерт или не видел.

Но сколько Анечка ни смотрела, Соломенного Губерта нигде не было, и она не знала, подглядывает он или не подглядывает. Тогда она повернулась в сторону длинного коридора под высоким чёрным сводом и увидела большое-большое, вернее сказать, огромное окно, за которым оказалось нечто столь удивительное, что Анечка-Невеличка забыла и про пятак, и про Соломенного Губерта, а только глядела да глядела, раздумывая, что бы это — столь удивительное — могло быть за большим-большим, вернее сказать, огромным окном.

Что же там было?

Глава седьмая, в которой Анечка-Невеличка видит

за большим-большим, вернее сказать, огромным окном

нечто удивительное

БЫЛО ОНО СТЕКЛЯННЫМ, СЛОВНО зеркало, за которым что-то происходит. Словно бы зеркало и словно бы не зеркало, хотя и было стеклянным. Было оно словно рама, но огромная, большая рама, за которой преспокойно могли поместиться комната, кухня, амбар и ещё комната. И за огромной этой, вернее сказать, очень большой рамой стояли стеклянные одноногие кругляки— точь-в-точь высокие грибы! — а возле каждого сидели чёрные, будто собравшиеся на похороны, мужчины в чёрных костюмах и белые, будто собравшиеся на свадьбу, дамы в белых платьях. На головах у белых дам были красные, голубые и золотые шляпы, такие большие, что дамам невозможно было заглянуть в глаза. Чёрным мужчинам в чёрных костюмах тоже невозможно было заглянуть в глаза, потому что перед глазами держали они огромные, вернее сказать, очень большие страницы и, как на похоронах — ну просто совсем как на похоронах! — пели по нотам. Что они пели? Что же они пели? Анечке показалось, что поют они вот что:

Прорасти, душа, из мрака, Как горошина из праха; Будешь ты весной в стручках, Стережёт их дед в очках, Он приятель живодёра; Упаси нас от раздора! Аминь!

Или, может быть, пели они вот что:

Чёрная стена во ржи,

Нам дорогу укажи,

Чтобы в поле не пропасть нам,

Чтоб в болото не попасть нам,

Где могилки у реки

И блуждают огоньки.

Могли они петь ещё и вот что:

Ой могила, ты могила, Впрямь ли жизнь в тебе уныла? Есть ли в речках твоих раки? Есть ли в поднебесье птахи? Много ли в полях зайчишек, Бьют ли серых из ружьишек? Иль в картошки целится, Кто в тебе поселится?

Пели мужчины ещё что-то очень грустное и при этом — совсем немножко, просто чуточку — отхлёбывали из маленьких белых напёрстков, по виду простоигрушечных. Отхлебнув глоток, они разглаживали усы, а потом прикладывали к лицу большие красивые полоса­тые платки и плакали.

У белых дам в белых платьях и в красных, голубых и золотых шляпах, таких больших, что дамам невозможно было заглянуть в глаза, были огромные, вернее сказать, очень большие рты, словно бы дамы держали в них розы. И когда дамы что-то шептали, казалось, что розы раскачивает ветер. Дамы шептали и слушали пение чёрных мужчин в чёрных костюмах, а те, по всей вероятности, пели вот что:

Роза, роза, ночь настала. Дней минувших не вернёшь. Ты почти уже увяла И до святок пропадёшь.

И начнут тебя метели Снегом белым засыпать. Роза, роза, неужели Не воскреснешь ты опять!

Дамы слушали и молчали; а пока они молчали, между стеклянных одноногих кругляков расхаживали три чёрных господина в чёрном — высокий, средний и невысокий, просто совсем низенький; они не присаживались ни на минутку, а только расхаживали и кланялись, да ещё носили на руке большие белые башни и не переставая кланялись. Не переставая кланяться, они зажигали спички и светили белым дамам в белых платьях и больших шляпах в глаза, и вдруг оказывалось, что в глаза можно заглянуть. Глаза у дам были большие, словно у кошек, только больше, намного больше! А три чёрных господина в чёрном — высокий, средний и невысокий, просто совсем низенький, — которые всё время кланялись и носили белые башни, и зажигали спички, и светили белым дамам в белых платьях и в больших шляпах в глаза, эти три господина не пели, а постоянно что-то приговаривали.

Что же они приговаривали? Приговаривали они, вероятно, вот что:

Отыскали в буераке Замечательную кадь. Все, какие есть, собаки Стали прыгать и скакать!

Что же, что же в той кадушке? Там заморская княжна — Не богаче побирушки, Но прекрасна и нежна!

Тут пришёл колдун-пустынник И упрятал кадь в подкоп; Прилетел с ним дрозд-рябинник, А потом настал потоп.

Или, может быть, приговаривали они вот что:

Перед самым алтарём Примостился хитрый гном; Что-то шепчет и бормочет, Свечи гасит, ножик точит Коротышка-бормотун. Этот гном и есть колдун!

Могли они приговаривать ещё и вот что:

Чёрный мак в саду цветёт, Марья замуж не идёт, Всё мотает пряжу, пряжу: Не просите — не уважу, Замуж, мол, успею! Что нам делать с нею?

Что же это была за огромная, вернее сказать, очень большая рама, за которой стояли стеклянные одноногие кругляки — точь-в-точь высокие грибы? Что же это были за чёрные мужчины в чёрных костюмах, белые дамы в белых платьях и в больших шляпах и три чёрных господина в чёрном — высокий, средний и невысокий, просто совсем низенький, — причём было всё это словно бы зеркало и словно бы не зеркало, а всё-таки зеркало, за которым что-то происходит?

Внезапно, откуда ни возьмись, появился рядом с Анечкой-Невеличкой Соломенный Губерт, и она спросила, что же это такое — словно бы зеркало и словно бы не зеркало, а всё-таки зеркало, за которым что-то происходит?

Соломенный Губерт поглядел, куда показывала Анечка, и сказал: - ТАМТАМ ТАМБАР!

Глава восьмая, в которой Анечка-Невеличка не может

столковаться с Соломенным Губертом по поводу разных слов

— АМБАР? - УДИВИЛАСЬ АНЕЧКА. ТАМТАМ ТАМБАР! - повторил Соломенный
Губерт.

— Вы не так сказали: надо — ТАМАМ ТАМБАР! ТАМТАМ ТАМБАР! —упрямо повторил
Соломенный Губерт.

— Тогда «амбар» не получается! И разве там амбар?

— Там бар!

— Тамбаров у нас в деревне нету, одни амбары.

— Что вы про какой-то амбар заладили? Там — обыкновенный бар! — рассердился
Соломенный Губерт, показывая туда, где было словно бы зеркало и словно бы не зеркало,
а всё-таки зеркало.

— А у нас говорят «амбар»!
-Бар!

— Бар так бар! А телеги и кони где же?

— Откуда тут коням взяться? — удивился Соломенный Губерт.

— У нас возле бара-амбара всегда телеги и кони есть.

— Неужто за столиками сидят?

— Что вы! Иногда стоят, а иногда лежат.

— А заказывают кофе с молоком или мороженое?

— Мороженое? А что это?

— Такая вещь замороженная.

— Нос, что ли? — предположила Анечка.

— Да нет! Такая замороженная вещь, которую едят.

— Снег, значит! Верно! Лошади иногда едят снег.

— Мороженое — замороженное и сладкое!

— Значит, не снег...

— Заказывают они мороженое или не заказывают?

— А зачем?

— Чтоб съесть!

— Да они овёс едят.

— Из тарелки или из чашки?

— Овёс насыпают в мешочек.

— Я себе тоже закажу когда-нибудь!

— Овёс? — удивилась Анечка.

— Кофе с молоком в мешочек!

— В мешочке кофе только в зёрнах бывает.

— Зёрна я не пью. А конь не разобьёт зеркало?

— Какое зеркало?

— Ну в раздевалке.

— А разве в амбаре...

— В баре!!!

—...есть раздевалка?

— Конечно! Кто пудрится, кто шляпу нахлобучивает, кто меха поправляет! — объяснил
Соломенный Губерт.

— А у нас говорят «мехи»!

— Какие такие «мехи»!

— Для огня! В кузнице!

— Что ещё за «вкусница»?

— Кузница! Где кузнец!

— Понятно! Лужайка, значит, с кузнечиком?

— Не лужайка и не кузнечик, а кузнец!

— Что ещё за кузнец такой? Ну-ка расскажите!

И Анечка-Невеличка стала рассказывать Соломенному Губерту про кузнеца.

Глава девятая, в которой Анечка-Невеличка рассказывает Соломенному Губерту про кузнеца

Кузнец — это большой чёрный человек, который встает вместе с солнцем и съедает большую тарелку похлёбки. Все люди не сильные, а кузнец — сильный. Возьмётся за телегу, подставит под неё спину, приподымет и снимет колесо.

Только начало светать, и в небе ещё заря, а кузнец уже стоит возле большой чёрной дыры, похожей на чёрную карету, бросает туда горстями уголь и качает мехи. Да при этом ещё курит трубку. Курит и подкачивает. Отовсюду прилетает воздух и раздувает искры. Искры эти вовсе не похожи на голубые звёзды за туманом, а похожи на цветы, засыпанные золой.

Вдруг в окошке взлетает пламя. Кузнец затянется своей трубкой, а из чёрной дыры, возле которой он качает мехи, выскакивает большой огонь. И тут в кузне настаёт утро.

Потом кузнец наденет чёрный кожаный фартук, схватит клещами железо, опустит в огонь и подкачает мехи. Возле его сапога пробегает крыса. Кузнец и не замечает. Он глядит на железо, которое желтеет, желтеет и вдруг делается красным, как огонь. Даже не разберёшь, где огонь, а где железо.

Тогда кузнец перестаёт качать мехи, вытягивает клещами железный огонь, и тот сыплется на " землю, словно цветы. Возле кадушки бегает крыса, и глаза у неё тожекрасные. Вот кузнец опускает железный огонь в кадушку с водой — в кадушке как зашипит! — и крыса убегает. И кошка убегает. А птицы улетают.

Потом кузнец кладет железо на наковальню и колотит по нему кувалдой. Искры летят большущие, как мяч. И маленькие искорки отскакивают в стену. Кузнец колотит кувалдой и молчит. Иногда, правда, поёт. Только его не слышно. А поёт он вот что:

Шёл на плаху, был не весел, Буйну голову повесил.

«Зажигайте тридцать свечек. Тридцать я сгубил овечек.

Скоро с жизнью я расстанусь — Чёрным воронам достанусь,

Да медведям с упырями, Да ежам с нетопырями...»

Он со всеми распрощался И на ёлке закачался.

Вороньё над ним маячит, Да никто по нём не плачет.

Курицы кудахчут и бегают по огороду. Кузнец колотит кувалдой и поёт. Мимо телега проехала. Кто-то входит в кузню. Кузнец не слышит. Колотит и поёт. Человек стоит в кузне, а кузнец его не замечает. У кузнеца только искры и дым перед глазами. Человек здоровается. Потом ещё здоровается. Тут кузнец его слышит. Потом видит его, перестаёт

колотить и выходит из кузницы. А тамстоит телега, а на телеге лежит плуг. Он снимает плуг, взваливает на спину и несёт.

Потом коней подковывает.

Потом возвращается, опять заходит в кузницу, качает мехи и дымит. И кошка возвращается, хотя, того и гляди, снова убежит. А кузнец качает мехи и поёт. Поёт он теперь вот какую песню:

«Ой на горке вырос цветик, Ты его понюхай, светик!»

«Мне твой цветик не в понюшку, Сена дам коням в кормушку!»

«Сена ты им не стели — Наши кони не пришли.

Ты их в городе ищи, На базаре посвищи;

Возле мельничной стены Кони съели белены.

Возле мельничной ограды Ели сало конокрады.

Их разбойные ножи Перерезали гужи.

А ножам, брат, не перечь -Поучись коней стеречь...»

И тут наступает полдень. Кузнец бросает железо и нянчит двоих детей. Хотя он и чёрный, дети его не боятся. А кузнец качает их на руках и поёт: Повезли её в грозу На немазаном возу.

В землю закопали, Надпись написали:

В королевском замке Взяли муху в мамки.

С королевского стола Муха ела и пила.

Каши не доела — В супе околела.

Повезли её в грозу На немазаном возу.

В землю закопали, Надпись написали:

В королевском замке Взяли муху в мамки...

Кузнец нянчит детей и поёт дальше. Потом поест похлёбки и снова поёт. А в конце споёт так:

В землю закопали, Горько зарыдали.

И тут песня кончается.

Вдруг гром как загремит! Это кузнец опять идёт в кузню. А дети глядят, как он качает мехи и как в окошке взлетает пламя. Поглядят-поглядят и убегают.

Зимой, когда снег, кузнец набирает его в кадушку и опускает туда железный огонь. В кадушке как зашипит! Но никто и не шевельнётся. А снег идёт. Кузнец закрывает дверь и греет руки в чёрной дыре. Кузнец чёрный-пречёрный, но печная труба ещё чернее.

Вечером он идёт из корчмы и опять распевает:

Ой да что за палец — Всё болит, докучный! Ой да что за танец, Если парень скучный?

Олариа-ола! Если скучный будешь, Разболится палец — Танцы позабудешь!

Потом кузнец уснёт и спит. Спит до самого утра. Вот что такое кузнец.

Глава десятая, в которой

Анечка-Невеличка

и Соломенный Губерт, оставаясь в Тут, внезапно окажутся

в Гдетотам

РАССКАЗЫВАЯ ПРО КУЗНЕЦА,

Анечка-Невеличка шла всё время за Соломенным Губертом по длинному коридору под высоким чёрным сводом. Когда длинный коридор кончился и не стало свода, они очутились у дома, который оказался таким большим, что просто конца ему не было.

Был он весь из стекла, и в нём было всё. Прямо сразу, за бесконечным стеклянным окном, стояли дамы, с виду словно бы куклы; стояли они толпой, глядели и не моргали. Было удивительно, что они стояли, глядели и не моргали, однако это было так. Каждая странно поднимала вверх руки, причём все они не шевелились, а только стояли, глядели и не моргали.

Соломенный Губерт несколько раз махнул рукой, словно хотел поймать муху, и Анечке интересно было, моргнут дамы или не моргнут. Но дамы не моргали, а всё время глядели и стояли со странно поднятыми вверх руками.

Одна из них, тоже со странно поднятыми вверх руками, поднимала их как-то по-особенному. Она словно бы манила пальцем, приглашая куда-то, за бесконечное стек­лянное окно, мимо остальных дам, которые стояли, глядели и не моргали. У дамы этой, которая словно бы манила пальцем, приглашая куда-то, рот был приоткрыт, и она, казалось, говорила вот что:

Заходите к нам с колядкой, Только дверь заприте, Ведьму вредную украдкой В дом не приведите. А не то она с берёзок Наломает вскоре Гибких прутьев, чёрных розог Неслухам на горе.

Или, может быть, говорила она вот что:

Не ходи на сеновал, Там гончар заночевал; Всех, кто ел хозяйкин мёд, Он в котомке унесёт!

Могла она говорить ещё и вот что:

Ну-ка, те и эти,

Все за мною, дети!

В рощу за плотину

Собирать малину

Или рвать полынь-траву,

Или лютики во рву,

Или маргаритки

Около калитки;

За калиткой у ворот

Золотой дракон живёт, Он дворец нам отопрёт! Этот, эта, тот и та, Отворяйте ворота!

Анечка-Невеличка с радостью пошла бы за дамой, странно поднимавшей вверх руки и словно бы манившей пальцем, приглашая куда-то, и Соломенный Губерт тоже с радостью бы пошёл, но в бесконечном стеклянном окне нигде не было стеклянных дверей, которые бы отворились. Как же могла Анечка-Невеличка пойти куда-то и куда мог пойти Соломенный Губерт, если в бесконечном стеклянном окне нигде не было стеклянных дверей, которые бы отворились?

А как там было красиво, в бесконечном стеклянном окне! Там было всё. Были там кровати, великолепные и прекрасные, были там стулья, были там столы, было там всё на свете. Ещё там был конь, и барабан, и поезд. И было там ещё много всего: были там кавалеры, дамы, дети и деревья, было всё. Да! Там было всё!

Пока Анечка-Невеличка удивлялась, что там есть всё на свете, и пока огорчалась, что в бесконечном стеклянном окне нигде нету стеклянных дверей, которые бы отворились, она вдруг заметила, что где-то вдали, позади дам со странно поднятыми вверх руками, дальше кроватей, великолепных и прекрасных, даже намного дальше стульев — чуть ли не в самом конце мира, где было всё, ну просто всё! — стоит она сама, а с ней Соломенный Губерт, что там стоят они оба и глядят оттуда на самих себя, стоящих перед бесконечным стеклянным окном.

Да-да! Были они там, чуть ли не в самом конце мира, где есть всё, и в то же время здесь, перед бесконечным стеклянным окном, где не было стеклянных дверей, которые бы отворились.

Были они тут, и были они где-то там. Одновременно Тут и Гдетотам. Было это странно, но тем не менее было это именно так.

Глава одиннадцатая, в которой Анечка-Невеличка и Соломенный Губерт рассуждают по поводу «Тут» и «Гдетотам»

— ВОТ МЫ И ТУТ И ГДЕ-ТО ТАМ, -
сказала Анечка-Невеличка.

— Очень рад! — заметил Соломенный Губерт. Чему? — удивилась Анечка.— Я вот не
знаю, рада я или не рада. Даже страшно немножко. А вы правда рады?

— А то нет!

— Почему?

— Потому что я потерял шляпу в Тут, а в Гдетотам не терял.

— Но в Гдетотам на вас тоже нету шляпы. Разве не видите?

— А если в Гдетотам я её просто дома забыл?

— А так бывает?

— Конечно! Я ведь её не терял в Гдетотам!

— Откуда вы знаете?

— В Гдетотам я ведь не гулял по набережной!

— Неужто вы помните, что было в Гдетотам?

— В Тут я, конечно, не могу этого помнить.

— А разве можно помнить где-нибудь ещё, если не в Тут?

— А вот можно!

— А как?

— А вот очень просто!

— Ну где?

— Где? А вот в Гдетотам!

— Значит, и я буду помнить в Гдетотам, что было со мной в Гдетотам.

— Ни в коем случае! Вы забывчивая!

— Вовсе я не забывчивая!

— Вы не забывчивая в Тут! А в Гдетотам?

— Раз я не забывчивая в Тут, с чего мне быть забывчивой в Гдетотам?

— Всякое случается!

— Откуда вы знаете?

— Оттуда!

— Оттуда? Вы разве бывали уже в Гдетотам?

— Ого-го! Сколько раз!

— Расскажете?

— Много будете знать, скоро состаритесь!

— Ну и пусть состарюсь! Хоть большая вырасту! Расскажите скорее про Гдетотам!
И Соломенный Губерт стал рассказывать, как он бывал в Гдетотам.

Стоит мне уснуть, и я попадаю в Гдетотам. В большой такой сад. А на деревьях растут бутылки с малиновым сиропом. Сорвал и пей!

Ух, до чего холодный! Даже допить невозможно. Приходится выплеснуть остатки в красивый такой ручей; а в ручье плавают яркие фонарики!

Срываю ещё бутылку — и эта холодненькая! Что не выпил, выливаю. Только не в ручей, а в колодец.

А в колодце сидит дракон. Он как заорёт: «Я твоя жажда!» А я срываю бутылки, отпиваю немного и остатки — в колодец! Дракон только пасть разевает. А я сорвал последнюю бутылку, отпил и, что осталось, — опять в колодец. Тут дракон захлопывает пасть, и кончено!

Потом я попадаю в сад, где сплошь растут ученические перья. Сорвёшь одно, макнёшь: большой чёрный пруд и пишешь на стене:

или

Соломенный Губерт заслужил самописку

Тут я — хватъ какую-то метлу и давай трясти её! Потрясу-потрясу, а в метле — самописка!

Ещё бывает, бегаю от окошка к окошку и гляжу, как ребята пишут в школе контрольную по арифметике. А у меня с собой рогатка. Я — раз! — и цифрой прямо в собственную тетрадку, которая на парте моей лежит. А потом — ещё одной цифрой, а потом — пятью сразу. И контрольная готова!

Ещё бывает, льва поймаю. Сижу на большом ящике, а лев идёт по своим делам. А я кинул в ящик рогалик и жду. А лев приглядывается. Потом прыг в ящик! И готово! Поймали! А я на пятке повернусь, и ящик поехал. Едем по мосту. А люди выходят с флагами и кричат: «Ура! Он поймал льва!»

И мне вручают главный приз.

Я, когда сплю, всегда попадаю в Гдетотам.

Вот оказался я в физкультурном зале. И никого там больше нету, кроме сотни тапочек, которые гоняются за мной. Я — раз! — и на потолок. А тапочки бегут по стенам и тоже на потолок. А с потолка падают, как тараканы, и всмятку разбиваются. После этого где уж им ловить меня!

Потом я попадаю в погреб. А там два разбойника прячутся. У них с собой корзина, а в корзине узел с сокровищами. И никак они не могут развязать узел на узле. Развязывают, развязывают — никак не развяжут. И всё время друг друга по башке лупят. Как даст один другому, так из стенки кирпич вываливается! А когда в стенке дыра получилась, я убежал и позвал пожарников. Пожарники трубили и поли