Пушкин.

В конце " Незнакомки", вслед за длинной историей, которая ведется от имени старинной книги, дано в разговорах описание библиотеки для чтения, разумеется, не журнала, который тогда еще не существовал, но настоящей смирдинской библиотеки, от которой (по свидетельству Смирдина) журнал получил название. Среди этих разговоров, исполненных довольно невинных намеков на Филимонова (" Так и быть, куплю Дурацкий колпак"), на Полевого (Кто спрашивал Великолепный вздор? - Я требую Историю русского народа), - встречается следующее весьма язвительное место, направленное против Пушкина:

" - Извините, сударыня, все экземпляры Онегина разобраны.

- Так дайте мне " Угнетенную невинность, или Поросенок в мешке" [70].

" Угнетенная невинность, или Поросенок в мешке" принадлежит Александру Анфимовичу Орлову, и имя это рядом с Пушкиным стоит в фельетоне не случайно.

В 1831 году Орлов послал Пушкину письмо, в котором, судя по ответу Пушкина, благодарил его за знаменитое " Торжество дружбы, или Оправданный Александр Анфимович Орлов" - благодарил, не поняв всей иронии статьи, в которой его имя служило только средством оскорбить и унизить Булгарина.

Пушкин отвечал ему в начале 1832 года письмом, которое, принимая во внимание его дальновидность, можно, пожалуй, счесть неосторожным. Оно было полно иронии (" Радуюсь, что посильное заступление мое за дарование, конечно, не имеющее нужду ни в чьем засгуллении, заслужило вашу благосклонность... Первая глава вашего Выжигина есть новое доказательство неистощимости вашего таланта..."), но ирония была запрятана слишком далеко для Александра Анфимовича Орлова. И не только для него. Ее не понял, например, Ксенофонт Полевой, который привел это письмо как свидетельство " поощрения, которое он (Пушкин) оказывал писаке Орлову" [71], и даже Николай Полевой, написавший на одной из копий этого письма -

" Прежде всего надобно хорошенько представить себе: кто и к кому пишет?

Пушкин - к Орлову!!

Теперь начинайте чтение" [72].

Хуже всего для Пушкина было разумеется то, что и сам Орлов настолько не понял его иронии, что " ликовал и показывал письма его встречному и поперечному, предлагая каждому копию за двугривенник" [73].

Ксенофонт Полевой полагал, что именно таким образом и попало это письмо к его брату. Оно несомненно было известно в литературных кругах. Оно или слухи о нем и послужили для цитированного выше выпада против Пушкина в " Незнакомке".