![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Xlv. Обещание Елены
Как и предвидела Елена, ночью разыгралась гроза, а утром разразилась страшная буря: дождь лил потоками и то и дело вспыхивали молнии, какие бывают только во время таких гроз, что предвещают великие бедствия или являют собой их причину. В шесть часов вызванные для похорон Карла женщины-помощницы пришли в дом. Простыни были для них уже готовы. Елена выбрала их из самых тонких, какие только могла отыскать, и часть ночи провела за вышиванием на них своих вензелей и вензелей Карла. Затем, покончив с этим благочестивым делом, она, как и сказала Бенедикту, легла рядом с Карлом на кровать и посреди двойного круга зажженных свечей заснула таким глубоким сном, словно уже была в могиле. Пришедшие две женщины, постучавшись в дверь, разбудили ее. Когда она увидела вошедших, ей открылась материальная сторона смерти, и она не смогла не расплакаться. Как бы бесстрастны ни были, по своему обыкновению, эти печальные создания, что зарабатывают на жизнь погребальными услугами, а и те, увидев перед собою такую молодую, такую красивую и так богато одетую женщину, не смогли сдержать некоторого волнения, до сих пор неизвестного им. Дрожащими руками они приняли простыни от Елены и предложили ей уйти, пока они будут заниматься своим скорбным делом. Елена этого и ждала. Она открыла лицо Карлу, которое обе парки уже покрыли саваном, поцеловала его в губы, прошептала ему на ухо несколько слов, которых обе присутствовавшие при этом женщины не расслышали. Затем, обратившись к одной из них, Елена сказала: — Пойду в церковь Нотр-Дам-де-ла-Круа и помолюсь за мужа. Если к восьми часам сюда придет молодой человек по имени Бенедикт, вы передадите ему эту записку. Она вынула из-за корсажа сложенный и запечатанный листок; написанный заранее, он был адресован Бенедикту. Затем она вышла. Гроза гремела со всей силой. У двери она обнаружила карету Ленгарта и самого Ленгарта. Тот удивился, что она вышла так рано и в таком изящном туалете, но когда она назвала ему церковь Нотр-Дам-де-ла-Круа, куда он ее уже возил два-три раза, он понял, что Елена собирается молиться у своего привычного алтаря. Она вошла в церковь. День выдался такой сумрачный, что нельзя было бы пройти по темной церкви, если бы сквозь цветные стекла витражей молнии не бросали на плиты пола своих огненных змей. Елена прошла прямо в свой обычный придел. Статуя Девы стояла на своем месте, немая, улыбающаяся, убранная золотыми кружевами, украшенная драгоценностями и увенчанная бриллиантовой короной. У ног Девы лежала гирлянда из белых роз, которую она возложила здесь в тот день, когда приходила вместе с Карлом, чтобы поклясться ему вечно его любить и, если он умрет, умереть вместе с ним. Пришел день, когда нужно было исполнить клятву, и она пришла сказать Деве в похвалу себе, что обещание будет ею сдержано, как если бы это обещание не было кощунственным. И так как ничего другого она не хотела ей поведать, Елена коротко помолилась, поцеловала благословенные стопы Богоматери и прошла к главному входу в церковь. В грозовом небе появился просвет. На какой-то миг дождь перестал лить и, словно сквозь два огромных темных глазных века, лазоревое небо выглянуло из двух облаков. Воздух был полон электричества. Гром долго и угрожающе ворчал, а молнии почти беспрерывно бросали голубоватый отсвет на уличную мостовую и на дома. Елена вышла из церкви. Ленгарт подлетел со своей каретой, предлагая ей сесть. — Мне душно, — сказала она, — дайте мне немного пройтись. — Я поеду за вами, — сказал Ленгарт. — Если хотите, — ответила она. Нищие, что всегда стоят на паперти, сбежались к ней; она поискала в кармане, достала оттуда несколько золотых монет, раздала их и пошла дальше. Те, кто получил деньги, остановились в оцепенении: они решили, что молодая и прекрасная новобрачная просто ошиблась и, думая, что она раздает, как принято, серебряные деньги, на самом деле раздавала золото. И они отошли потихоньку, опасаясь, что ошибка может выясниться и придется возвращать полученное. Но вот к ней подошли другие, еще не знавшие о ее странной расточительности, пожелали ей счастливого брака, чего Елена не слушала, и получили такую же милостыню. Когда она проходила по тем улочкам, что ведут на Саксенхаузенский мост, количество попрошаек удвоилось — сбежалась целая толпа бедняков. Вынув из карманов все золото и раздав его, Елена начала отдавать свои драгоценности, которыми она была увешана, и говорила при этом какой-нибудь матери семейства, немощному старцу, ребенку, не ведавшим о цене того, что они получили: — Молитесь за нас! И когда ее спрашивали, за кого молиться, она отвечала: — Бог нас знает, он поймет, когда вы будете молиться о нас. Так постепенно она сняла с себя браслеты, серьги, ожерелье, разделив его на три или четыре части, потом один за другим раздала перстни, за исключением обручального кольца, доставшегося ей от матери Карла и полученного ею из рук священника. И каждый говорил: — Бедная дама, она сошла с ума! Однако каждый с эгоизмом бедняков, не задумываясь о том, сошла ли она с ума или нет, брал у нее то, что она давала, и тотчас же уносил, как вор уносит драгоценность, которую ему только что удалось украсть. Когда она пришла на Саксенхаузенский мост, на ней уже не было ни золота, ни драгоценностей. Бедная женщина с больным ребенком сидела у подножия статуи Карла Великого. Она протянула к Елене руку. Елена поискала, что бы ей дать, и, не найдя ничего, сняла с плеч свою кружевную шаль и бросила ей. — Да что же мне с ней делать? — удивилась бедная женщина. — Продайте ее, добрая матушка, — ответила Елена, — она стоит тысячу франков. Бедная женщина сначала подумала, что над ней посмеялись, но, разглядев доставшуюся ей превосходную вещь, она поверила в сказанное Еленой и бросилась бежать в сторону Франкфурта, крича на ходу: — Господи Боже! Только бы она не обманула!.. Елена подошла к одному из железных колец, вмурованных в мост и свисавших над водой, сняла пояс, завернулась в платье и обвязала пояс вокруг ног. Затем, взобравшись на круглые скамьи, идущие вдоль парапета моста, она подняла глаза к Небу и сказала: — Господи, ты разлучил нас только для того, чтобы соединить! Благодарю тебя, Господи! Затем, бросившись в воду, она крикнула: — Карл, вот я! На Соборе пробило восемь утра. В эту самую минуту Бенедикт входил к Елене. Карл был приготовлен к погребению. Обе женщины, которым была поручена эта благочестивая забота, молились около кровати, но Елены не было. Сначала Бенедикт стал оглядываться по сторонам, предполагая, что он увидит ее в каком-нибудь углу, где она могла молиться, стоя на коленях, но, не видя ее нигде, он поинтересовался, куда же она ушла. Одна из женщин ответила: — Она вышла час тому назад, сказав, что идет в церковь Нотр-Дам-де-ла-Круа. — Как она была одета? — спросил Бенедикт. — И… — добавил он с беспокойным предчувствием, — она ничего не сказала, ничего не оставила для меня? — Это вас зовут господин Бенедикт? — опять заговорила женщина, уже отвечавшая на вопросы молодого человека. — Да, — сказал он. — В таком случае, вот вам письмо. И она передала ему записку, оставленную Еленой на его имя. Бенедикт поспешно развернул ее. В ней было только несколько строк: «Мой возлюбленный брат! Я обещала Карлу перед Божьей Матерью в церкви Нотр-Дам-де-ла-Круа, что не переживу его. Карл умер, и я собираюсь умереть. Если тело мое найдут, постарайтесь, дорогой Бенедикт, чтобы его положили в тот же гроб, вместе с моим супругом. Для этого я вас и просила, чтобы он был достаточно широк. Надеюсь, Бог позволит, чтобы я вечно спала рядом с Карлом. Я оставляю 1000 флоринов тому, кто найдет мое тело, если это будет какой-нибудь лодочник, рыбак, бедный отец семейства. Если же это будет человек, который не сможет или не пожелает получить эти 1000 флоринов, я оставляю ему мое последнее благословение. Следующий день после смерти Карла — день моей смерти. Мое последнее прости всем, кто меня любит. Елена». Бенедикт дочитывал письмо, когда бледный и промокший Ленгарт появился на пороге, крича: — Ах, какое несчастье, господин Бенедикт! Госпожа Елена только что бросилась в Майн. Пойдемте, быстрее, пойдемте! Бенедикт посмотрел вокруг себя, схватил носовой платок, лежавший на кровати и еще весь пропитанный духами и слезами молодой женщины, и ринулся из комнаты. Карета Ленгарта ожидала у дверей. Бенедикт прыгнул в нее. — К тебе, — сказал он, — быстро! Привыкнув подчиняться Бенедикту беспрекословно, Ленгарт погнал лошадей бешеным галопом. Впрочем, его дом стоял на дороге, по которой надо было ехать к реке. Подъехав к двери, Бенедикт выскочил из кареты, тремя скачками поднялся на второй этаж и открыл дверь: — Ко мне, Резвун! Собака понеслась следом за хозяином и одновременно с ним оказалась в карете. — К реке! — крикнул Бенедикт. Ленгарт начал понимать: ударом кнута он тронул лошадей с места, и они опять поскакали галопом. По дороге Бенедикт снял с себя редингот, жилет и рубашку и остался только в панталонах. Подъехав к берегу реки, он увидел лодочников с крюками, отыскивавших тело Елены. — Ты видел, как она бросилась в реку? — спросил он у Лен га рта. — Да, наше превосходительство, — ответил тот. — Откуда она бросилась? Ленгарт указал ему место. — Двадцать флоринов за лодку! — крикнул лодочникам Бенедикт. Один из них подплыл. Бенедикт прыгнул в лодку, и за ним туда же устремился Резвун. Затем, приблизившись к тому месту, где исчезло тело Елены, он поплыл по течению, придерживая Резвуна и заставляя его нюхать носовой платок, который он взял с кровати Карла. Подплыв к одному месту на реке, Резвун издал мрачный вой. Бенедикт отпустил его. Собака рванулась и быстро исчезла в воде. Через секунду она опять появилась, печально скуля. — Да, — сказал Бенедикт, — да, она здесь. И тогда он сам исчез в воде. Через мгновение он появился над водой, поддерживая за плечо мертвую Елену. Тело Елены, как она того хотела, заботами Бенедикта положили в гроб вместе с Карлом. Дали обсохнуть на ней ее свадебному платью, и оно и стало ее саваном.
|