Счастье. Они говорили мне: «Живи!» , а на самом деле ждали отказа от моей жизни, потому что были уверены, что лучше знают

Они говорили мне: «Живи!», а на самом деле ждали отказа от моей жизни, потому что были уверены, что лучше знают, как мне жить. Я слушался, проживая их жизнь и чувствуя себя несчастным.

Они говорили: «Смотри!», и я переставал слышать. Я послушно уходил в зрение и смотрел туда, куда они показывали. Но там было то, что интересно им, а мой интерес навсегда ускользал от меня, и я чувствовал себя несчастным.

Они говорили: «Слушайся!», и я слушался их, вместо того чтобы слышать свое сердце. Оно забывало, как чувствовать, я терял его, теряя себя, и чувствовал себя несчастным.

Они говорили: «Так нельзя!», а как можно, забывали сказать. И я отказывал себе в чем-то важном, боялся сделать шаг, увязая в нерешительности, не пробуя, не рискуя, не двигаясь, и чувствовал себя несчастным.

Они говорили: «Старайся!», и думали, что если напрягаешься, то движешься к какой-то цели. И я старался, двигаясь непонятно куда, пропуская все самое важное и интересное ради цели, которая все дальше уходила за горизонт. Уставая, я мог остановиться лишь на минуту, но не узнавал местности и чувствовал себя несчастным.

Они говорили: «Будь хорошим!», и я очень старался: подстраивался, улыбался, был всегда на высоте, потому что боялся потерять их любовь. Но мне никак не удавалось стать хорошим для всех, всегда был кто-то, кто был недоволен мной, тогда я чувствовал себя плохим, это приносило мне страдание, и я чувствовал себя несчастным.

Они говорили: «Ты не можешь!» Я верил и отказывался даже попробовать, не смел что-то изменить, считал себя неспособным. Либо, наоборот, сопротивлялся, протестовал, иногда пытался что-то доказать, но только потому, что на самом деле верил, все равно верил им в этом и чувствовал себя несчастным.

Они говорили: «Ты должен!», и я делал, часто ненавидя свой долг и самого себя за ненависть к этому долгу. Часто, кроме этого, совсем не успевая сделать что-то еще, вырывая из себя свое «я хочу», оставляя его в темном углу во власти времени и пыли, и чувствовал себя несчастным.

Они говорили: «Не забывай о других!», и я чувствовал большую вину, если и вправду вдруг забывал совсем ненадолго. Но вина была такой сильной и так сгрызала меня изнутри, что я предпочитал всегда помнить, забывая про самого себя, и чувствовал себя несчастным.

Они говорили: «Не бойся!», но всегда боялись сами, просто не признавались в этом ни мне, ни самим себе. И я боялся многого. Но мне всегда казалось, что по сравнению с ними я слаб и труслив и что нет никого, кто бы понял, как мне страшно, и разделил это со мной, и я чувствовал себя несчастным.

Они говорили: «Ты не умрешь!», и врали, спасая меня от мысли, что все когда-то закончится, от ответственности перед собственной жизнью, от ощущения ценности каждой прожитой минуты и радости простого бытия. И, несмотря на их ложь, я все равно умирал, чувствуя себя совершенно несчастным.

Я уверен, что на самом деле они искренне желали мне счастья. А у меня всегда был шанс повзрослеть и перестать быть ребенком.