Третья ночь

Я видел сон.

Я несу на спине мальчика лет пяти. Я знаю, это мой ребенок. Но вот что странно, когда-то он ослеп и стал маленьким буддийским монахом. На мой вопрос: когда ты ослеп? - он ответил: будто не знаешь, давно уже!

Голос, без сомнения, был детским, но говорил он совсем как взрослый, на равных.

Вокруг зеленели рисовые поля. Узкая тропа. Во тьме изредка проступали силуэты цапель.

- Мы среди рисовых полей, да? - послышалось из-за спины.

- Откуда ты знаешь?! - обернувшись, спросил я в изумлении.

- Так ведь цапли кричат, - ответил он.

И тут же в самом деле дважды прокричали цапли.

Хоть это и был мой сын, мне стало страшно. С такой ношей не знаешь, что может случиться дальше. Не бросить ли его где-нибудь, подумал я, и, вглядевшись вдаль, увидел во тьме громаду леса. Едва я подумал, не оставить ли его там, как из-за спины донеслось:

- Хи-хи!

- Что тут смешного?

Ребенок не ответил. Только спросил:

- Пап, тяжело тебе?

- Нет, - ответил я.

- Скоро будет тяжело! - сказал он.

Я молча шел к лесу. Тропинка петляла, рисовые поля все никак не кончались. Через некоторое время тропа раздвоилась. Я остановился передохнуть у развилки.

- Тут должен стоять камень, - сказал маленький монах.

И впрямь - прямоугольный камень в половину человеческого роста. На камне было написано: “Налево - Хиккубо, направо - Хоттахара”. Несмотря на тьму, красные иероглифы видны были отчетливо. Они ядовито алели, как живот краснобрюхого тритона.

- Поворачивай налево, - велел маленький монах.

Я взглянул налево - и черная тень давешнего леса накрыла нас с головой. Я стоял в нерешительности.

- Не робей, - снова сказал он.

И я поневоле зашагал к лесу. Я подумал: “Все-то он знает, хотя и слепой! ” Когда прямая дорога привела к лесу, из-за спины послышалось:

- Ох, и плохо же быть слепым и беспомощным.

- Но ведь я же несу тебя, правда?

- Мне, право, неловко, что тебе приходится меня нести. Скверно, когда все вокруг издеваются над тобой! Даже родители!

Мне захотелось поскорее избавиться от него. И я поспешил в лес, думая бросить его там.

- Еще чуть-чуть, и ты все поймешь. Был в точности такой же вечер, - словно самому себе сказал он.

- О чем ты?! - срывающимся от злости голосом спросил я.

- О чем? Будто не знаешь! - с издевкой ответил ребенок.

И тут мне почудилось, что я и впрямь знаю, о чем он говорит. Но никак не вспомню, о чем именно. Я вспомнил только, что был такой же вечер. Еще чуть-чуть - и я вспомню все. Это будет ужасно! Нужно успокоиться и поскорее бросить его, пока я не вспомнил, думал я, все ускоряя шаги.

Только теперь я заметил, что идет дождь. Тьма вокруг быстро сгущалась. Я почти отчаялся и чувствовал только, как маленький монашек прижимается к спине. В этом маленьком монахе, как в зеркале, высвечивающем все до мельчайших подробностей, отражалось все мое прошлое, настоящее и будущее. Но он был моим сыном. И был слепым. Это было невыносимо!

- Пришли, пришли. Вот эта криптомерия.

Голос маленького монашка был отчетливо слышен, несмотря на шум дождя. Я невольно остановился. Мы незаметно оказались в самой чаще леса. Темневшее всего в двух метрах впереди дерево и в самом деле оказалось криптомерией.

- Пап, вот под этой криптомерией все и случилось, помнишь?

- Да-да, - поспешно ответил я.

- Пятый год Бунка[5], год Дракона.

“Кажется, действительно в пятый год Бунка, год Дракона”, - подумал я.

- Ты убил меня ровно сто лет назад.

Не успел он договорить, как я тут же вспомнил, что сто лет назад в пятом году Бунка, таким же темным вечером под этой криптомерией убил слепца. И как только я понял, что был убийцей, ребенок за моей спиной стал тяжелым, как каменное изваяние Дзидзо[6].