Путями свастики 3 1 страница

Вынашивание свастики (мезинская культура). Каталог археологических памятников со свастикой весьма обширен. Его следует начинать с древнекаменного века (палеолита). Исходя из теории симметрии, свастику рассматривают не только как монополярную розетку, но и как другие симметричные фигуры - бордюр и сетчатый орнамент. Символ свастики выкристаллизовывается из ромбо-меандрового орнамента, впервые появившегося в верхнем палеолите, а затем унаследованного практически всеми народами мира [см. лит. по: 288, с. 86]. Изучавший костёнковскую и мезинскую культуры, В.А. Городцов благодаря ромбомеандровой сетке выделил в Восточной Европе мадленского времени (XXV-XX тыс. лет до н.э.) отдельную область [87; 51; 386; 248, с. 162; 126, с. 435]*.

*В архиве писателя А.Н. Стрижева хранятся записи лекций В.А. Городцова, подшитые его благодарными учениками в отдельный том, который они поднесли в дар профессору. Обложка тома украшена табличкой со знаками свастики.

Рис. 13. Виды орнамента согласно теории симметрии (по С.В. Иванову) [141, с. 37-40, рис. 10-13]: 3) симметрия бордюров; 4) симметрия сеток.

На браслете из мамонтовой кости, найденном на стоянке в Мезине (Черниговщина), протосвастическая сетка состоит из скоплений меандров**, которые разрежены в двух местах рябью из волнообразных зигзагов [248, с. 267, рис. 103.7-8; 126, с. 446, № 715]. Оттолкнувшись от одного свастического скопления, волны словно бегут к следующему. Символический смысл, заключённыи в тщательно выгравированном орнаменте, интерпретировался довольно примитивно: «И в раннем, и в позднем палеолите на крупных костях, как на тарелках, резали мясо. После этого на них оставались зарубки, насечки... В позднем палеолите [орнамент] усложнили: чёрточки на кости начали наносить не только параллельно, но и под углом друг к другу» [362, с. 80-81]. Но как же тогда получился меандр, чей смысл явно не случаен? Здесь нас классически отошлют к средствам производства. «Меандр, характерный для античной вазописи, древнегреческие гончары переняли у ткачей, а те лишь скопировали рисунок из нитей, получавшийся у них непроизвольно при изготовлении одежды» [362, с. 82]. Но ведь мезинские охотники жили в верхнем палеолите, и, как полагают те же авторы, ещё не знали ткачества... Ответ стандартный: меандр у мезинцев «появился скорее всего в результате усложнения зигзагов, нередко выгравированных на их костяных предметах». То есть опять «случайность»: просто резали мясо, потом случайно получили чёткий геометрический рисунок, потом ни с того ни с сего решили его размножить в больших количествах, да ещё так в этом преуспели, что он («непроизвольно»!) растёкся по всему земному шару.

**См. о меандре Отступление 4 ниже.

Рис. 20. Свастика в орнаментальной сетке верхнего палеолита; штампы-пинтадеры: 1) протосвастическая сетка (ромбо-меандровый орнамент) на браслете. Кость мамонта. Мезин (Черниговская обл., Украина). Верхний палеолит, XXIII-XVII тыс. до н.э. [126, с. 446, № 715];

Рис. 19. Цепочка из свастик, опоясывающая градацию археологических культур. Серебряная табличка, которая была прикреплена к курсу лекций В.А. Город-цова, переплетённых студентами и подаренных профессору. Архив писателя А.Н. Стрижева.

Чувствуя слабость подобной аргументации, палеонтолог В.И. Бибикова выдвинула «остроумную» гипотезу, согласно которой ромбо-меандровый орнамент имитирует естественный узор с мамонтовой кости. Интересно, что сама В.И. Бибикова пришла к этой мысли и впрямь случайно. Однажды она рассматривала шлиф бивня мамонта и неожиданно заметила, что пластинки дентина образуют на нём в поперечном разрезе нечто вроде меандра. Pour-quoi pas? Мамонтина, как уверяют нас со школьной скамьи, была у первых Homo sapiens любимым лакомством, следовательно с ней было связано представление о благополучии. Итак, выбор небогатый: либо мясо, либо кость т.е. на самом деле снова мясо, ибо оно «первичное благо» [39, с. 3-8; 362, с. 82; 288, с. 86-92]. Всё это ещё бы куда ни шло, если считать людей мезинской культуры животными, они же, как видно из других остатков их деятельности, были не просто людьми разумными, но их культура обладала неоспоримой эстетической привлекательностью даже в глазах наших современников. Тот же А.А. Формозов именно с ними связывает возникновение «выразительных образцов» искусства [361, с. 21; 362, с. 8]. Вспомним, что мы начали с браслета - предмета украшения, говорящего не просто о разумности, а о разветвлённой системе понятий и представлений.

Мы не склонны разделять мнение В.И. Бибиковой и по другой причине. Обратимся к пресловутому «сходству» ромбиков дентина (величной 0, 5-0, 8 мм) и ромбо-меандровой сетки. «Сходство» это весьма условно. Если на увеличенных снимках дентина мы наблюдаем хаотическое нагромождение ромбов, квадратов и ломаных линий, то на орнаменте просматривается чёткая система. Линии имеют заданную направленность. На браслете выделены два типа сетки: скопления меандров, которые образуют свастики, и зигзагообразные волны. Уплотнённые до свастик меандры порождают «движение», а зигзаги лишь передают его.

Даже если палеолитические охотники действительно связывали с узором дентина какую-то символику, для того, чтобы отобразить её, они должны были уже уметь чертить зигзаги, волны, меандр и строить на их основе орнаментальную композицию, пользуясь знанием о пропорциональности и симметрии.

Хотя эта гипотеза периодически вызывает сомнения, стало догматом, что Homo sapiens верхнего палеолита должны были непременно питаться мамонтами, а не просто использовать их кости или сало в хозяйственных целях (как это до сих пор происходит со слонами, мясо которых несъедобно для человека).

Третьей причиной нашего несогласия с В.И. Бибиковой является «правило сочетания» при анализе символики древних, о коем упоминалось во II гл., в связи с гипотезой Штейнена-Бобринского. Изделия, на которые нанесён «мамонтовый» (по Бибиковой) узор сами сделаны из мамонта, поэтому не нуждались в тождественной символической маркировке.

Проблема, из-за которой специалисты заходят в тупик, выясняя происхождение орнамента, кроется не в недостатке данных, а в ущербности методологии. Признав тезис об эволюции человека, сложно затем объяснять мотивы и причины его эволюции, исходя из животных инстинктов и механических ассоциативных связей. Напрасны также попытки воспользоваться психоанализом, оперирующим категориями бес- и подсознательного. Подходя к эволюции Человека разумного со стороны подсознания, мы снова попадаем в тупик, поскольку пытаемся найти разумность в области, не достигающей этого уровня. Решать проблему происхождения символов (и, шире, Разума) гораздо удобнее, если рассматривать эволюцию, как результат синергии человека с высшим типом бытия. Из этой синергии возникает разумность, а способность к абстрагированию (без которой невозможно символотворчество) является её частью. Символы выражают пограничную область между человеческой разумностью и непостижимыми для неё (иногда временно, иногда принципиально) закономерностями высшего порядка.

Именно так отвечают на вопрос о происхождении символов основные традиции народов мира. Если перевести ответ сей на язык философии, то речь пойдёт о повышении самосознания с человеческой стороны и воле, направленной из источника всякой разумности. В корне происхождения символов лежит исключительность, получающая в сознании людей признаки священного. Это объясняет факт передачи символики по линии традиции. Умножая число символов, человек опознавал действие высших сил во всё новых областях существования; воспринимаемые объекты с помощью символов складывались в универсальную систему.

Отступление 2. Происхождение символов. Большинство традиций сходится в том, что символический язык не является изобретением человека, но был открыт пророкам и праотцам Божественными силами, обновлялся и видоизменялся сообразно событиям в духовной жизни человечества. В византийских и славянских Хронографах, древнерусских Палеях содержится предание, согласно которому мироустройство открылось через символы допотопному праотцу Сифу. Эта универсальная метафизика в православии называется «грамотой» (урофцатос, письмена) от греческого урофцос, «черта» [326, т. 1, стб. 578; 125, с. 952-953]. Если Адаму присваивается начало устной традиции, то Сифа называют первым, кто стал «складывать слова и различать небесные знамения». После грехопадения Адама в лице его сына Сифа человечество вновь обретает Божье благоволение. Поэтому хронограф называет грамоту «первозданным языком Адама». В чём-то Сиф даже превосходит отца. Если Первочеловек дал имена животным, то его сын нарекает имена планетам и звёздам: «Чтобы ведать всем этим, Сифу был дан разум от Бога. Дивясь его благочестию, тогдашний люди и самого Сифа стали называть " богом"... Поэтому потомки Сифа и Еноса зовутся " сынами Божиими"» [283, с. 28].

После Потопа грамоту Сифа унаследовал сын Арфаксада и внук Сима Каинан: «этот обнаружил столп в Сиридонской горе, а на нём письмена, " закон звёзд", написанный потомками Сифа» [283, с. 30]. От Каинана закон перешёл к его внуку Еверу, который избежал участия в строительстве Вавилонской башни, сохранил символический язык и знание космических законов. По другой версии, излагаемой Сокращённой Палеёй (XVI в.), наследником сифитской грамоты стал четвёртый сын Ноя Мунт, родившийся после Потопа [262, с. 15, 2-я пагинация]. От Евера частично произошли евреи. Далее Хронограф упоминает «славного» Зороастра или «зорозвездника» (т.е. «взирающего на звёзды»), «персидского знатока звёздных законов» [283, с. 32] и прочих мудрецов, составляющих особый лик праведников древности, «эллинских философов» [см. о них: 23; 26].

Как бы ни относиться к этому, и схожим преданиям, следует признать, что они близко стоят к теории об эволюции человеческого сознания, ибо существенно-главным в человеке признают не низшую, а высшую его природу, способную открыться нечеловеческим силам. Эволюция предполагает превышение прежнего уровня, а одного биологического насыщения для этого мало.

Соглашаясь с предположением В.И. Бибиковой и Б.А. Рыбакова об идее «обобщённого блага» [288, с. 179], заложенной в ромбо-меандровом орнаменте, мы полагаем при этом, что благо виделось мезинскими охотниками не в мясе и костях самих по себе, а, по крайней мере, в независящей от усилий самих охотников удаче, которая сопутствовала им в добывании пропитания. Сытость безусловно включалась в понятие блага, но само благо не сводилось к сытости.

Основное жизненное благо коренится не в удовлетворённости, а в наличии самой жизни, первичном экзистенциальном чувстве. Первичное благо людьми мезинско-костёнковской культуры конечно же связывалось с рождением человека, до сих воспринимающимся как чудо, а не с насыщением мамонтиной. Это подтверждают многочисленные статуэтки беременных женщин (см., например, «венеру» из поселения Костёнки I) [71, с. 67]. Люди боготворили женское начало, а само зарождение человеческой жизни в женщине представлялось для них священной тайной, связанной с неведомыми силами и закономерностями.

Рис. 20. Свастика в орнаментальной сетке верхнего палеолита; штампы-пинтадеры: 1) протосвастическая сетка (ромбо-меандровый орнамент) на браслете. Кость мамонта. Мезин (Черниговская обл., Украина). Верхний палеолит, XXIII-XVII тыс. до н.э. [126, с. 446, № 715]; 2) статуэтка беременной женщины («венера»). Бивень мамонта. Костенки-1 на р. Дон. Верхний палеолит, XVI-XI тыс. до н.э. Авдеевская культура [362, с. 19, рис. 8]; 3) печати (пинтадеры) для нанесения ритуальной татуировки. Мезинская стоянка. Верхний палеолит, XXIII-XVII тыс. до н.э. [126, с. 391-392, № 625-629; 248, с. 267, рис. 103.3; 288, с. 90]; 4) неолитические печати для нанесения протосвастического орнамента (по Б.А. Рыбакову) [288, с. 91].

Исследователи свастико-меандрового орнамента отмечают устойчивость этого трудновыполнимого узора, его несомненную связь со сферой культа. Логика построения орнаментальной сетки на мезинском браслете отражает древнейшие представления человека о распределении благой силы в мире, о её импульсивно-волновом проявлении (чередование более простых разреженых зизгагов с уплотнением линий и нарастанием сложности в меандрах).

Помимо браслета свастике-меандровый орнамент встречается на многочисленных штампах-пинтадерах величиной 3-6 см [126, с. 391-392, № 625-629; 248, с. 267, рис. 103.3; 288, с. 90-91]. Ни один из таких штампов не применялся для раскраски керамики, которая покрывалась узором вручную. Ими наносили на себя ритуальную татуировку*. Даже примитивный набор насечек на печатке мог создать на теле самые разнообразные варианты протосвастического узора [288, с. 158-160]. Вероятно, татуировкой пользовались преимущественно женщины, т.к. позднее, в энеолите, ромбо-меандровый орнамент покрывает именно фигурки «венер». Б.А. Рыбаков называет его связующим звеном «между палеолитом, где он появился впервые и современной этнографией, дающей неисчислимое количество примеров такого узора в тканях, вышивке и плетении» [288, с. 158]. От энеолитической культуры Триполья ромбо-меандровые и свастические мотивы были унаследованы праславянской тшинецко-комаровской культурой и индо-иранскими (арийскими) культурами абашевской, срубной и андроновской. Единственным археологическим периодом, где отсутствуют находки данного орнамента является мезолит (среднекаменный век). Возврат к ромбо-меандровой сетке в неолите объясняет как раз непрерывавшийся обычай ритуальной татуировки [288, с. 88-93, 158-161].

*следует отличать временную ритуальную татуировку от постоянных наколок.

Рис. 94. Общность древнего и современного свастического орнамента (по С.В. Жарниковой) [129, с. 30, 29, 32, рис. 2, 1, 4]: 1) фрагмент орнамента на мезинском браслете из мамонтовой кости. XXIII тыс. до н.э. Черниговщина; 2) орнамент керамики. V тыс. до н.э. Украина; 3-4) орнамент керамики. II тыс. до н.э. Восточная Европа; 5-6) ткачество и вышивка. Кон. XIX в. Вологодская губ.; 7) орнамент керамики. Украина. V тыс. до н.э.; 8) орнамент украшения. Бронза. Украина. II тыс до н.э.; 9) знак на древнерусской миниатюре XVI в. Москва; 10-12) ткачество и вышивка. Вологодская губ. Кон. XIX — нач. XX вв.; 13, 15) орнаменты керамики. II тыс. до н.э. Восточная Европа; 14, 16) ткачество и вышивка. Кон. XIX — нач. XX вв. Вологодская губ. 17) Формы свастики в русском традиционном искусстве (по В.А. Соллогубу) [318].

На связь между ритуальной татуировкой и свастикой ещё в конце XIX в. обратил внимание Макс Онефальш-Рихтер. Он сопоставил положение рук у кипрской статуэтки «Афродиты» (найденной около Идалиума) с архаичным женским обычаем иметь знаки свастик на плечах и запястьях. В индуизме прикрывание женщиной своей груди прямо именуется Svahastasuasfifca-slani (Balaram, 75.16) [507, р.677-678, fig. 8; 548, р. 7, 58-59, fig. 12-13 180, 182]. Как будет показано в VI гл. свастики на рукавах и оплечьях русского обрядового костюма вышивали вплоть до середины XX в. (связывая их, разумеется, не с палеолитическим культом, а с православной средневековой символикой).

Рис. 22-2. 12) греческая статуэтка «Афродитм-Ариадны». Найдена в 1885 г. окало Polistis Cbiysokon [507, p. 677, fig. 10] 13) кипрская статуэтка «Афродиты-Астарты» со свастиками на плечах и запястьях. Терракота [507, p. 678 fig. 8; 548, p. 7, fig. 180]

Рис. 103. Русская традиционная вышивка: 1) разворачивающиеся свастики — символы духовного сеяния — на оплечье женской рубахи. Наверху — древняя композиция с «предстоянием» птиц и зверей «богине». Олонецкая губ., Каргопольский у. 1-я пол. XIX в. 24, 7 х 23, 5 см. МНИ [147, № 97]; 2) свастичный орнамент во 2-м с края ряду оплечья женской рубахи. Олонецкая губ. Каргопольский у. 1 пол. XIX в. Вышивка: набор, гладь, стебельчатый шов. МНИ; 3) оплечье обрядовой женской рубахи (затем было вставлено в полотенце) со знаками свастики. С. Река, Каргопольского у., Олонецкой губ. Нач. XIX в. Фото Г.П. Дурасова; 4) 30 разнонаправленных свастик на оплечье женской обрядовой рубахи. Олонецкая губ. Каргопольский у. 1-я пол. XIX в. Вышивка: набор, гладь, стебельчатый шов. МНИ. Ср.: [147, № 100, с. 36].

Рис. 104. Русская традиционная вышивка (продолжение): 1) знаки благословения и защиты на оплечье обрядовой женской рубахи. Олонецкая губ., Каргопольский у. Нач. XIX в. Фото Г.П. Дурасова; 2) оплечье женской рубахи. В основе орнамента — гребенчатые ромбы, ромбы с отростками, косые кресты, ромбы с крюками. В верхней части — две пары птиц, предстоящих Древу Жизни. Олонецкая губ. 1 пол. XIX в. Холст, красные и синие бумажные, цветные шёлковые, золотные нити, блёстки. Вышивка: роспись, набор, стебельчатый шов. 25х30. МНИ [147, № 103]; 3) орнаментованный конец северорусского полотенеца с полусвастиками. Кон. XIX — нач. XX вв. Фото Г.П. Дурасова.

Рис. 106. Русская традиционная вышивка (продолжение): 1) «рукава» зачастую передавались по наследству — от матери к дочери. Рукава девичьей рубахи из Олонецкой губ. РЭМ; 2) конец ритуального полотенца. РЭМ; 3) гайтан с сеющей свастикой и зооморфными символами. РЭМ; 4) свастичная кайма на прошвах пинежских женских рубах. 2-я пол. XIX в. Фото Г.П. Дурасова.

Чтобы ещё глубже проникнуть в смысл протосвастической сетки, нужно обратить внимание на следующее. В верхнем палеолите она нанесена на штампы, посуду, украшения, но не на сами фигурки «венер». Можно встретить штриховку в области волос и вульвы («Леспюгская венера», найденная во Франции) [126, с. 383, № 606-607], но не ромбо-меандровый узор. Предпосылку к протосвастической орнаментации «венер» составляют лишь сами штампы, часть которых напоминает донельзя упрощённые беременные фигурки (мезинская фигурка по И.Г. Шовкоплясу) [126, с. 391, № 625]. В энеолите, наряду с печатками, орнамент, идентичный мезинскому, покрывает уже детализованные женские статуэтки [390, с. 272, 281, таб. LVIII, LXIV и др.].

Напрашивается вывод о существовании не одного, а как минимум двух комплексов символических представлений. Один из них связан собственно с протосвастическим орнаментом, другой с женским началом. Рождающее начало безусловно воспринималось как священное. Однако необходимость в покрытии женского тела орнаментальной сеткой свидетельствует о недостаточности только тела для привлечения благодати. Женское (а возможно и мужское, если речь шла об освящении брачной связи) тело должно было быть дополнительно сакрализовано. Эту функцию и исполнял протосвастический орнамент. Татуированное тело должно было привлечь к себе благо, которое во многом связывалось с деторождением, но всё-таки (как и в случае насыщения) с ним не сливалось полностью. Это позволяет ставить вопрос о том, что мир представлений палеолитического человека был гораздо богаче, чем до сих пор полагали. Он понимал, что источник блага не в животной удовлетворённости и даже не в экзистенциальном начале, но в той великой силе, которая стоит за зачатием и рождением, за гранью существования. Будучи разумными, древние люди не могли не замечать той разницы в самочувствии, которая сопровождала половой акт и, тем более, период вынашивания плода и деторождение. Это изменение состояния вряд ли получало в тот период прагматико-материалистическое объяснение, а скорее приписывалось божественному, конкретнее - духовному началу, поскольку есть все основания полагать, что именно тогда зарождается та религия, остатки которой уцелели сейчас в виде так называемого шаманизма, поскольку Духу там отведено центральное место.

Рождение свастики (полярная гипотеза). В палеолите свастика не выделялась из ромбо-меандровой сетки, как бы сливаясь с символическим пространством и особым образом структурируя его вокруг себя. Где и почему свастика стала отдельным символом?

Долгое время происхождение свастики связывалось с индоевропейцами (ариями). Отдельные символы, свастико-меандровые бордюры и сетка возникают на изделиях эпохи неолита в Восточной Европе (тисская и трипольская культуры). Свастика признаётся важным индикатором передвижений индоевропейского населения [128, с. 10]. «Знак этот во времена отдалённой древности, когда праотцы индоевропейского племени жили нераздельно.., имел уже у них священный смысл, рассуждал А. фон Фрикен. С таким значением является он у индийцев в первоначальном их основании, в северной части полуострова*, впоследствии совершенно занятого ими. Унесенный арийцами, по мере того, как они оставляли общее своё отечество и уходили на юго-восток и на запад, этот знак, вероятно представлявший у них известные религиозные идеи, продолжал долго потом изображаться ими» [363, с. 159-161].

*Район Шанти-Нагар, где сохраняются описанные Ст. и Р. Фридами обряды, расположен на севере Индостана.

«Общее отечество» ариев или Айрана-Ваэйя... Вопрос о месте прародины индоевропейцев до сих пор остаётся дискуссионным. Его пытаются решать с археологических, антропологических, лингвистических, наконец, с геологических и палеогеографических позиций. Распад арийской общности чаще всего помещают между III/II серединой II тысячелетия до н.э., а продвижение на юг - между 1-й четвертью - сер. II тысячелетия до н.э. [93, с. 62]. Достаточно подробно воссоздана картина миграции индоевропейцев на территорию Ирана из Поволжья и Предкавказья, а с северо-запада в Среднюю Азию и далее в Афганистан и Индию [1; 2; 477; 435 и последующие работы этого автора на тему; 366; 465; 295; 76; 188; 93]. Однако, по-прежнему нет уверенности, что Поволжье, Кавказ, Причерноморье или Южный Урал, где находят археологические культуры индоевропейцев, были изначальной их родиной, описанной в Ведах и Авесте. Айрана-Ваэйя обладает рядом признаков, свидетельствующих о её нахождении в ещё более северных широтах Евразии.

Вот уже более века учёные не могут ни принять, ни опровергнуть аргументы, высказанные индийским брахманом и европейски-образованным историком Балом Гангадхаром Тилаком (1856-1920), который привёл убедительные доказательства того, что древнейший памятник арийской культуры, священные Веды были созданы не 2400 (как обычно полагают), а 4500 лет до н.э. Это тем более отодвигает распад арийской общности с 2000-1500 лет до н.э. на гораздо более удалённый срок. Аргументы Б.Г. Тилака основаны на филолого-астрономическом анализе текста Вед и комментариев к ним. Выводы несложны: та картина неба, которую воспроизводят Веды, могла возникнуть лишь у людей, обитавших в приполярной области земного шара [341].

В палеогеографии, топо- и гидронимике накоплены и другие факты, указывающие на то, что территория, отвечающая описаниям Айраны-Ваэйи, находилась на Европейском Севере, включая территорию за Полярным кругом и север Сибири [302; 303; 130 и др.]. Именно здесь сформировалось мировоззрение ариев, и (как показывают древнейшие письменные памятники, сохранённые их потомками в Иране и Индии) оно было тесно связано с наблюдением неба Арктики. Движение Солнца и звёзд вокруг полярной оси оказало исключительное влияние на мифологию обитателей этой области [341; 550].

Исходя из теории симметрии, вполне логично предположить, что ведущая роль монополярных розеток, к числу которых относится свастика, могла закрепиться там, где этому более всего способствовали природные условия, ближе к полюсу, ведь символика в древности носила не просто декоративный характер, а всегда воплощала конкретные знания, жизненно необходимые людям. Выделение небесной оси, то приближающееся к ней, то удаляющееся от неё вращение Солнца, Луны и звёзд нашли, вероятно, естественное выражение через два типа свастики: центростремительную и центробежную. Но, главное, во время проживания на прародине окончательно закрепилось отдельное изображение свастики, равно как и других розеток, отражавших разные аспекты обитания под «крышей мира».

Рис. 14. Разновидности свастики: (3) и центростремительная (свёртывающаяся) (4) прямоугольные свастики.

Крупнейший специалист по орнаменту советского периода С.В. Иванов отмечает, что орнаментальные фигуры часто переходят из одной категории симметрии (см. II гл) в другую: «...часть сетки, её ячейка, может быть воспринята как отдельный, самостоятельный узор и выделена из сетки», пишет он, подтверждая сказанное примерами из орнамента народов Сибири [141, с. 39]. Подобный процесс произошёл, вероятно, с верхнепалеолитическим свастико-меандровым орнаментом в период обитания части людей в Заполярье. Свастика, существовавшая ранее в системе мезинской сетки, выделилась в самостоятельный символ движения Солнца и звёзд.

Рис. 13. Виды орнамента согласно теории симметрии (по С.В. Иванову) [141, с. 37-40, рис. 10-13]: 1) свастические розетки с осевой или полярной симметрией 1, 2, 3 и 4 порядков; 2) розетки с плоскостью симметрии; 3) симметрия бордюров; 4) симметрия сеток.

Рис. 20. Свастика в орнаментальной сетке верхнего палеолита; штампы-пинтадеры: 1) протосвастическая сетка (ромбо-меандровый орнамент) на браслете. Кость мамонта. Мезин (Черниговская обл., Украина). Верхний палеолит, XXIII-XVII тыс. до н.э. [126, с. 446, № 715];

Исходя из данных геохронологии можно допустить обитание людей за полярным кругом только в ближайший промежуток потепления, наступивший в этом регионе между 11, 5 и 8 тысячами лет до н.э. Именно тогда, в эпоху мезолита, предки ариев зачем-то переселились в Заполярье из более южных областей, отъединившись от остального человечества на несколько тысячелетий. В течение этого срока было выработано протоведическое мировоззрение, праиндоевропейский язык и, быть может, как старался доказать Герман Вирт, начатки письменности.

Но чем было вызвано само «удаление»? Ведь именно тогда внешние условия на материке стали гораздо благоприятнее. Примерно 14-13, 5 тысяч лет назад началось глобальное потепление [112, с. 71-73, 121], ледники отступили, девственные леса, луга и озёра кишели живностью. Существование перестало требовать согласованных усилий большого коллектива как в верхнем палеолите, на пике оледенения. Мелкие группы людей без особого напряжения могли прокормить себя бродячей охотой, рыбной ловлей и собирательством [112, с. 122]. Закономерно, что на этот период выпадает явное уменьшение находок орудий труда и предметов первобытного искусства. Подобное часто наблюдается и в современную эпоху: «невыносимая лёгкость бытия» расслабляет и отнимает творческую потенцию, в то время как трудности (не чрезмерные, конечно) закаляют, усиливая концентрацию внимания, заставляя оптимизировать свой modus vivendi.

С незапамятных времен в духовную практику человечества вошло сознательное самоограничение (изменение дыхания, пост, воздержание от половой жизни, молитва, медитация и т.п.). Анималистическим «аналогом» аскетизма является регулировка своих жизненных функций животными: рвота, отказ от пищи, экономичное передвижение, поиск лекарственных растений и питание только ими в период недомогания и т.д. Если не рассматривать людей в мезолите исключительно с точки зрения их биологических потребностей, но допустить существование у них духовной жизни, то будет очевидным, что быстрое изменение экосистем вызвало кризис прежнего мировоззрения и вытекающих из него религиозных верований, ритуалов, магической практики.

С точки зрения наиболее консервативных представителей человеческой общины кризис выглядел, скорее всего, как деградация, а легко приспособившиеся к новым условиям, как отступники от устоев. В то же время, «ревнители старины», не могли не замечать новизны ситуации, но ценность обычаев (а главное, психических состояний, которые те поддерживали) была слишком высока для них, чтобы просто разменять её на бессистемное, как им казалось, существование в условиях материального изобилия. Быть может, часть из них ощущала даже нечто подобное религиозному чувству богооставленности позднейших эпох.

Разность в образе жизни неминуемо вела к размежеванию и конфронтации. Поэтому нет ничего удивительного в том, что какие-то группы людей, пытавшихся вести более «духовное» существование, могли, постепенно удаляясь от своих «приземлённых» сородичей за отступившим ледником, достичь северной оконечности материка и закрепиться на ней. Это переселение, в отличие от спонтанного рассеивания оставшихся, осуществлялось максимально большими группами, под руководством каких-то вождей, имевших не столько воинский (как в поздний период), сколько духовный авторитет.

Ушедшие на Север столкнулись там с исключительными впечатлениями, которых было как минимум два: присутствие океана и мистерия звёздного неба. Эти два природных фактора влияли не только на формирование религиозного сознания протоариев, на их социальную психологию, но и служили объективным стимулом их интеллектуального развития, выявления ими космических закономерностей. Память о жизни на прародине помимо Вед и Авесты сохранилась в древнегреческом мифе о Титанах, обитавших на Блаженных берегах; сюда же восходит известие православных хронографов о «вселении» Адама напротив утраченного Рая и его совместных с Евой аскетических подвигах.