Норвегия и Россия

С развитием поморской торговли в XVIII–XIX веках можно говорить о том, что наступило время, когда Норвегия становится самостоятельным культурным и постепенно также политическим образованием.
И хотя по-прежнему трудно выделить датские и норвежские черты у такого писателя, как Людвиг Хольберг, очевидно, что его комедии были хорошо известны в России и оказали влияние на русскую литературу. Об этом свидетельствуют пьесы Дениса Фонвизина, самого известного русского драматурга XVIII столетия. Впрочем, и сам Хольберг проявлял интерес к России: в свои «Рассказы о героях» он включил Петра Великого и его супругу Екатерину. А в то время, как Хольберг был профессором в Копенгагене, множество других норвежцев служили моряками в новом российском флоте, созданном Петром, –
от адмиралов Корнелиуса Крюйса (Нильса Ульсена родом из Ставангера, где ему недавно поставили памятник) и Питера Бредаля до простых офицеров и матросов. Тем не менее, существенный прогресс в культурном общении происходит лишь в XIX веке. Это связано с целым рядом факторов, которые частично взаимосвязаны. Основой для этого общения был колоссальный национальный и культурный подъем, который переживали обе нации. Россия вышла победительницей из Наполеоновских войн, в то время как Норвегия, будучи частью датского государства, оказалась на стороне побежденных. Однако в результате мирного договора она получила самостоятельность. Правда, страна вынуждена была заключить союз со Швецией, но в то же время получила свои парламент, правительство, армию, флот и денежную систему.
И в качестве последнего, далеко не добровольного подарка от датского короля – Университет Короля Фредерика в Кристиании в 1811 г.
В России в 1725 г. была основана Академия наук,
в 1755 г. – открыт первый университет, а позднее, в XIX в., было основано еще несколько университетов. В течение долгого времени в российских научных учреждениях было довольно много иностранцев, главным образом немцев, однако постепенно увеличивалась доля россиян. В XIX в. пробуждается новый интерес к странам Северной Европы, поскольку
с включением Финляндии в состав России в империи появилось шведскоязычное население, шведские школы и шведский университет. В русской поэзии этого времени встречаются северные мотивы, хотя до норвежской специфики дело пока не доходит.
Норвегия и Россия – во многих отношениях совершенно различные страны. Речь идет, прежде всего, о площади, о численности населения и о роли в мировой политике и культуре. Поэтому совершенно естественно, что взаимный интерес не может быть абсолютно симметричным, и Россия неизмеримо важнее для Норвегии, чем Норвегия для России.
Одним из первых норвежцев, вызвавших большой интерес в России, был бегун Менсен Эрнст (он же Монс Монсен Эрен или Эйри), якобы пробежавший в 1832 году дистанцию Париж – Москва за 14 дней, что было событием невероятным (и неподтвержденным). В наши дни физкультура входит в понятие культуры, однако, мы все же сосредоточим внимание на духовных аспектах. За несколько лет до рекорда Менсена Эрнста в Россию приехала норвежская научная экспедиция, что тогда было редким явлением. Ее возглавлял профессор Кристофер Ханстен, величина номер один в норвежской науке того времени. Целью экспедиции было найти второй северный магнитный полюс, который, по предположению Ханстена, должен был находиться где-то в Восточной Сибири. Там его не оказалось, как, впрочем, и ни в каком другом месте, однако польза от экспедиции все-таки была – данные наблюдений и измерений. С современной точки зрения, важнейшим результатом этой поездки были путевые заметки, которые Ханстен написал по приезде домой. Ханстен оказался талантливым рассказчиком,
и на страницах его записок перед нами предстает живая картина огромного восточного соседа – будь-то описание аудиенции у царя Николая I в Санкт-Петербурге или встреча с «проданной крепостной женщиной» по дороге из Нижнего Новгорода в Казань. Ханстен оказался также культурным посредником в самом прямом смысле – в доме профессора Яниша в Москве он встречается с его дочерью Каролиной, которая просит его передать стихотворение Адаму Эленшлегеру. Было ли это пробой пера мечтательной молодой девушки, каких было огромное множество? Не совсем так, ибо эта профес-
сорская дочка стала впоследствии первой значительной русской поэтессой Каролиной Павловой.
Длительные поездки, подобные путешествию Ханстена, были редким явлением в первой половине XIX в., и их описания были популярны. Записки Ханстена вышли в 1859 г. и были переведены на шведский, немецкий и французский языки. Следующие путевые заметки о России также принадлежат профессорскому перу – на этот раз двоюродных братьев Людвига Кристенсена До и Йенса Андреаса Фриса, которые в 1867 г. побывали в Финнмарке, на Кольском полуострове и в Северной Карелии
и описали свое путешествие. Записки До были изданы в качестве приложения к журналу «Folkevennen» и таким образом распространились по всей Норвегии. Записки Фриса были переведены на шведский язык. Обе книги полны интересных наблюдений и мыслей. Последнее касается, прежде всего, До, обладавшего, очевидно, живейшей фантазией. Он был оригинальным и беспокойным мыслителем, которого сегодня вспоминают как друга, а позднее недруга Хенрика Вергеланна, однако его непосредственное значение следует искать совсем в иной области. Он был, возможно, первым человеком, проявившим интерес к славянским языкам и написавшим в 1851 г. о них диссертацию. Однако он был единственной ласточкой, которая не сделала весны, ибо среда, которая могла бы привести к расцвету подобного рода исследований, в Норвегии тогда еще не появилась. То же самое можно сказать и о следующей попытке. Ректор Ханс Блум из Тромсё осознал значение русского языка для торговли на севере и захотел помочь своим соотечественникам лучше понять русский язык и русскую культуру. Он много писал о России, в том числе
о русской церкви, и в 1876 г. издал грамматику русского языка. Однако когда Блум, в связи со слабым здоровьем, переехал в другую часть Норвегии – в город Фредриксхалл, – никто не принял его эстафеты.
В это время в искусстве также наметилась потребность в пересечении восточной границы. Раньше всех это осознал знаменитый норвежский скрипач Уле Булль, который много ездил с гастролями по Европе. Он очень хорошо знал, что можно заработать много денег, выступая перед аристократической публикой двух российских столиц. Последние гастроли Уле Булля проходили уже во второй половине XIX в.,
и именно в это время культурный обмен становится более интенсивным. Одна из важнейших причин заключалась в том, что в искусстве наступила эпоха реализма, которая как в Норвегии, так и в России (впрочем, как и в остальном мире) сопровождалась переходом от поэзии к прозе. Это означало переход от литературы, которая очень трудно поддавалась переводу, к такой литературе, которую можно было перевести с одного языка на другой без больших потерь смысла или художественного стиля. Одновременно писатели в своем творчестве начали уделять больше внимания описанию социальных условий, появились произведения, созданные с целью передачи определенных знаний, а не только для получения эстетического наслаждения. В эту эпоху господства прозы, когда произведения смогли по-настоящему преодолеть языковый барьер, как норвежская, так и русская литература переживают небывалый расцвет. Для Европы это две новые литературы, привлекающие внимание всех европейских стран, и обе эти литературы по-настоящему открывают друг друга, когда находятся в зените своей славы.
В Норвегии этого периода литературным языком был датский, и первые русские книги пришли в Норвегию из Дании; кроме того, многие могли читать на иностранных языках, прежде всего на немецком. Понемногу норвежцы сами начинают переводить русскую литературу, правда, довольно длительное время с других языков. Первым, кто переводил непосредственно с оригинала, был ректор Блум. Он перевел немного и уделил внимание вовсе не новой реалистической литературе. Он перевел Пушкина, в том числе его стихотворение «Пророк», наверное, самое известное во всей русской лирике.
В 1880-е годы в Норвегии начинают появляться произведения крупнейших представителей русского реализма, и почти сразу же они начинают оказывать влияние на норвежских писателей. В качестве примера можно назвать Кристиана Эльстера старшего, который переводил Тургенева (с немецкого языка) и находился под таким сильным его влиянием, что на это очень быстро обратили внимание критики. Лев Толстой и Федор Достоевский оказали на норвежских читателей и писателей еще более сильное влияние, чем Тургенев. Они появились в Норвегии почти одновременно, однако их влияние не было параллельным. Сначала умами завладел более молодой из них, и вплоть до Первой мировой войны Толстой был центральной фигурой, что было связано с тем, что он не только был жив, но и вел оживленную полемику с официальными органами власти в своей стране. В течение долгого времени людей больше волновал Толстой как моральный проповедник и пророк, нежели как выдающийся писатель. Такой крупный норвежский писатель, как Арне Гарборг, в течение длительного времени проявлял интерес к российскому анархизму
и написал предисловие к избранным переводам произведений Л.Н. Толстого на норвежский язык – «Книга Толстого» (1898), в то время как самый известный профессор литературы той эпохи Кристен Коллин написал книгу «Лев Толстой и культурный кризис нашего времени», выдержавшую три издания в период с 1910 по 1920 г.
В это же время норвежская литература появляется в России. И естественно, что главное место занимает Генрик Ибсен. Ибсен и Достоевский оба жили в Дрез-
дене в 1870 г., но не были знакомы, однако их творчество предполагает возможность диалога между двумя писателями. Дело в том, что оба они расширили рамки реализма, а возможно и вышли за эти рамки. Во всяком случае, Ибсена в России воспринимали в такой же степени как писателя-символиста, как и реалиста;
ведь в конце столетия, когда он получил признание в России, в его творчестве большее значение приобрела символика, на первый план выступили далеко
не всегда рациональные моменты, а критика общественных устоев отошла на задний план.
Ибсен сам находится на «скандинавской волне» в русской культуре и двигает эту волну вперед. Каждая страна в культурном отношении может определиться по двум осям: восток-запад и север-юг. В русской культуре мы находим обе тенденции, однако доминирующей была ось восток-запад. Затем актуальной становится другая ось, что, пожалуй, связано со стремлением символизма вырваться из буржуазной западно-европейской среды и найти что-то более свежее и примитивное. На севере, на периферии они нашли своих единомышленников, бывших, подобно им, в оппозиции к благополучному бюргерству континентальной Европы. Именно в этом причина необычайной популярности всего связанного с севером в этот период, и не случайно один из ведущих литературных журналов носит название «Северный вестник».
Норвегия была, конечно, не единственной страной, попавшей в сферу этого «северного интереса», однако несколько факторов способствовали особому положению именно этой страны. Во-первых, Норвегия – самая северная из северных стран, она находится дальше всего от центра Европы, и она могла предложить российской публике много нового и интересного.
Во-вторых, именно норвежская культура в этот период переживает свой наивысший расцвет. В результате этого на русский язык переводятся и ставятся в России пьесы не только такого всемирно известного писателя, как Ибсен, но и произведения целого ряда других писателей. Бьёрнсон также пользовался большой известностью в России в это время. А из более молодых особую известность приобрел Кнут Гамсун, и эта слава жива до сих пор, несмотря на его позицию во время войны. Известный русский писатель Юрий Нагибин даже провозгласил его величайшим писателем XX века. Однако Гамсун сам являет собой пример обратного культурного влияния; именно он, который неохотно признавался в том, что чему-то научился от других, говорил, что в своем творчестве многим обязан Достоевскому, а если прочитать его более внимательно, то можно найти и влияние Толстого.
«Северная волна» не только открыла дверь для норвежских писателей в Россию, но и привела к проникновению северных мотивов в русскую поэзию. Об этом ясно свидетельствует тот факт, что ведущий поэт-символист Александр Блок в 1906 г. пишет два стихотворения о Сольвейг. В Россию пришли не только литературные произведения. Поскольку ведущие норвежские писатели, прежде всего Ибсен, но также Бьёрнсон и Гамсун были еще и драматургами, норвежские пьесы попали на сцены русского театра. И если, говоря о литературе вообще, мы отмечаем некоторое равновесие в потоке из Норвегии в Россию и обратно, то в сценическом искусстве наблюдается явный перевес Норвегии. Правда, Максим Горький, произвел, фурор в Европе в этот период своей пьесой «На дне», которая в 1903 г. была также поставлена в Норвегии. Но прошло еще довольно много лет, прежде чем величайший русский драматург этой эпохи Антон Чехов получил признание и в Норвегии.
Театральное искусство – это не просто устное воспроизведение написанного текста, это также и декорации, костюмы и музыка. Хороший пример тому – постановка драмы «Пер Гюнт» в 1912 г., декорации к которой были созданы известным русским художником Николаем Рерихом. Музыку к «Пер Гюнту» написал Эдвард Григ, и здесь мы открываем новую страницу в истории культурных контактов между Россией и Норвегией. Уле Булль был не просто отдельной яркой норвежской вспышкой в российской музыкальной жизни; Юхан Свендсен и позднее Кристиан Синдинг давали концерты в России, и их произведения были там хорошо известны. Но прежде всего Эдвард Григ завоевал себе достойное место в сердцах русских людей, и он сохраняет его и по сей день. Существуют многочисленные свидетельства того, что музыка Грига, которую норвежцы считают истинно норвежской, русскими также воспринимается как очень близкая. В музыке культурные импульсы тоже шли в обоих направлениях, и в конце XIX в. российские композиторы вошли в норвежскую музыкальную жизнь, которая долго находилась под немецким влиянием.
Книгопечатание делало возможным беспрепятственное распространение текстов и музыки (нот) через границы государств. Несколько по-иному обстояло тогда дело с изобразительным искусством, поскольку хорошие и дешевые репродукции еще не появились. Однако в живописи также имелись контакты, и главной фигурой здесь является известный театральный и художественный деятель России Сергей Дягилев, впоследствии прославившийся как создатель Русского балета в Париже.
Одновременно с этим оживленным культурным обменом в конце XIX в. в Университете Осло наконец-то открывается отделение славянских исследований, в том числе и русского языка. Вначале этим, правда, занимается лишь один профессор – Улаф Брок, который в 1896 г. становится доцентом, а в 1900 г. – профессором. Это событие имело большое значение не только для языкознания, и фонетики в частности, не только для научной специализации Брока, но также и для знаний норвежцев о России в целом. Брок много ездил по России и владел русским языком в такой степени, о которой только мог мечтать иностранец. Он писал много газетных статей и с удовольствием делился своими знаниями о славянском мире. Кроме того, он был отличным переводчиком; его перевод романов «Анна Каренина» Льва Толстого (1911) и «Братья Карамазовы» Достоевского (1915) вывел переводы русской литературы в Норвегии на совершенно новый уровень. Но важнее всего было то, что Брок долго работал в университете, так что, несмотря на небольшое число студентов, в преподавании русского языка имела место преемственность.
Первая мировая война и революция 1917 года положили конец «северной волне» в русской культуре. А с установлением советской власти отношения между Россией и остальным миром резко изменились. Отношение к России и раньше уже определялось политической позицией – в том смысле, что либералы отрицательно относились к царской власти, а консерваторы были настроены более положительно. Сейчас же появились новые противоречия, оказавшиеся значительно сильнее старых. Мы можем даже говорить о двух линиях культурного обмена между Норвегией и Россией в отдельные периоды: с одной стороны, это обмен между коммунистическими и социалистическими кругами в Норвегии и официальной советской культурой, а с другой – между диссидентами и эмигрантами и критически настроенными к советскому режиму группами норвежцев. Общей чертой в позитивном и негативном отношении к новому порядку в России оставался, тем не менее, живой интерес ко всему, что происходило в этом огромном государстве, постоянно находившемся в изменении. Выходят и книги о Советском Союзе, причем некоторые довольно положительные, как, например, книга профессора истории Эдварда Бюлля «Российская рабоче-крестьянская революция», появившаяся в 1922 г., и более критически направленные, как, например, книга Улафа Брока «Диктатура пролетариата», опубликованная годом позже. Особым этапом в норвежско-российских отношениях была помощь Фритьофа Нансена голодающим в начале 1920-х годов, которая в Норвегии вызвала усиленный интерес к Советскому Союзу, а в Советском Союзе поставила Норвегию на особое место. Эта помощь не была только отдельным эпизодом в отношениях между двумя странами; имя Нансена постоянно используется для установления и развития двусторонних связей.
Русская литература продолжает оказывать влияние в Норвегии. Интерес к Льву Толстому как к моральному проповеднику заметно уменьшается после Первой мировой войны, однако его слава романиста не меркнет, и в 1928 г. в связи со столетним юбилеем со дня рождения писателя издается многотомник его произведений. Однако в этот период на первый план все больше выступает другой писатель – Федор Достоевский. Мы уже обратили на него внимание в связи с Гамсуном, но можно привести высказывания многих других писателей, свидетельствующие об огромном воздействии на них романов Достоевского. Да и не только писателей – художник Эдвард Мунк также находился под впечатлением его произведений. И не случайно первая в Норвегии докторская диссертация по славянской филологии в 1922 г. была посвящена именно Достоевскому. Но, с другой стороны, норвежцам пришлось ждать до 1990-х годов издания его романов и повестей в достойном переводе.
Эффективный культурный обмен в значительной степени зависит от понимания, даже на самом элементарном уровне, т.е. от знания языка. После Второй мировой войны в Норвегии увеличивается число студентов, изучающих русский язык, но даже во время Перестройки в конце прошлого века их количество не становится достаточно большим. Здесь Норвегия, во всяком случае, явно отстает от Швеции и Дании. Тем не менее, постепенно образуется группа людей с высшим образованием, работающих тем или иным образом с русским языком, например переводчики, и здесь мы становимся свидетелями того, как перевод русских произведений через язык-посредник постепенно уступает место прямому переводу с оригинала. Постепенно на норвежском языке выходят одно за другим произведения классиков русской литературы, хотя это происходит довольно поздно по сравнению с ситуацией в соседних Скандинавских странах. Это относится, в особенности, к драматическим произведениям и лирике; таким образом, пьесы Чехова становятся доступными в хорошем переводе только с 1970-х годов; поэзии же издается мало, хотя ряд сборников выходит во второй половине XX в. Издается также ряд произведений современных писателей, и иногда Норвегия опережает другие страны: например, книга Бориса Пильняка «Голый год» была издана на норвежском языке уже в 1925 г. В целом же переводы русской литературы не выдерживают сравнения с тем, что переводится с других языков, прежде всего с английского. На англоязычную литературу приходится примерно половина всей переводимой литературы. Однако русские книги часто выделяются и вызывают дискуссию. Таким образом, учитывая объем переводимой русской литературы, можно сказать, что ей уделяется очень большое внимание.
В XX в. русская культура завоевала в Норвегии твердые позиции; это касается как литературы, так и музыки, театра, а также в некоторой степени и живописи, поскольку интерес к иконам постоянно растет, и в последнее время появились норвежские иконописцы. Что же касается изображений святых, то российская традиция занимает доминирующее положение, и многие норвежцы не знают, что иконы издавна существуют и в других странах. Однако русская живопись более поздних столетий по-прежнему почти неизвестна в Норвегии. С другой стороны, современная форма визуального искусства – русское кино – имеет в Норвегии верных поклонников. Это прежде всего относится к работам Андрея Тарковского, которые так резко выделяются на фоне американских фильмов, мелькающих на экранах норвежских кинотеатров.
Таким же образом Норвегия заняла свое место в российской культуре; важнейшими именами здесь по-прежнему остаются Ибсен, Гамсун и Григ наряду с великими полярными исследователями Нансеном и Амундсеном. Однако этот круг постоянно расширяется – появляется первооткрыватель и путешественник Тур Хейердал. В русском переводе постоянно выходят новые книги, причем переводы делаются филологами-скандинавистами, большей частью получившими образование в Университете в Ленинграде/ Санкт-Петербурге, где Михаил Стеблин-Каменский поднял скандинавские исследования на высокий уровень, хотя количество изучающих норвежский язык всегда было небольшим.
Значительные изменения, наступившие в российской общественной жизни и обычаях с середины 1980-х годов, повлекли за собой также переворот в культурных связях между Россией и Норвегией. Вкратце его можно сформулировать как переход от государственного управления ко все более свободной местной инициативе. В Норвегии заметно растет количество изучающих русский язык, а в России также пробуждается новый интерес к северо-западному соседу, что вполне объяснимо, особенно для областей, расположенных ближе к Скандинавии. В Архангельске и Санкт-Петербурге создаются норвежские университетские центры: в Архангельске – чтобы обучать российских студентов норвежскому языку, а в Санкт-Петербурге – чтобы учить норвежских студентов русскому языку и знакомить их с русской культурой.
Более открытые отношения между нашими странами означают больше возможностей для культурного обмена. И именно мы сами определяем количество и качество этого культурного обмена.

Автор: Эрик Эгеберг

Опубликовано: БНИЦ/Шпилькин С.В.