Городские восстания 40-х ГГ. XVII В. Соборное уложение 1649 Г.

XVII столетие вошло в историю как «бунташный век». Справедливость этого определения, данного уже современниками, подтверждают бурные и трагичные события Смутного времени с их острым противостоянием практически всех социальных групп. О том же свидетельствуют и известное под названием «Балашовщины» движение «вольницы» в армии А.И. Шейна периода Смоленской войны, и неоднократно вспыхивавшие в последующие годы городские восстания, а также массовое движение под руководством донского казака С.Т. Разина и серия стрелецких бунтов в конце века. Причем большинство волнений, бунтов и движений, как это ни покажется парадоксальным, происходило в годы царствования Алексея Михайловича, прозванного Тишайшим. Именно в его правление массовый характер приняли городские восстания, при этом два особенно мощных из них, в 1648 и 1662 rr. развернулись непосредственно в столице.

Городские восстания середины XVII в. были наиболее сильным проявлением внутреннего недовольства и социального напряжения, постоянно существовавшего в массе городского населения. В 30-х гт. иностранные дипломаты неоднократно отмечали взрывоопасность обстановки в Москве, возможность новых смут и мятежей. Усиление налогового гнета в период Смоленской войны и введение новых налоговых сборов ко времени заключения Поляновского мира создавали благоприятную почву для волнений. В марте 1636 г. сильный пожар в Китайгороде Москвы сопровождался массовыми беспорядками. Малоимущие жители столицы, среди которых были холопы, посадские люди и стрельцы, не только громили лавки и грабили отдельные дворы, но и выпускали из тюрем колодников, разбивали кабаки и даже вооружались. И все же эти беспорядки не идут ни в какое сравнение с теми событиями, которые начались в Москве в первых числах июня 1648 г. и, как полагают некоторые исследователи, продолжались, хотя и с разными степенью накала и составом участников, вплоть до принятия в конце января 1649 г. Соборного уложения.

Особенность московского восстания 1648 г. заключалась не только в том, что действия восставших были направлены против всей правительственной верхушки, что придавало им особый политический смысл, но и в том, что в нем соединились устремления различных социальных сил и слоев жителей Москвы и провинции: посадских людей, стрельцов и дворян. Уездные корпоративно-служилые объединения дворян и детей боярских, так называемые города, и в прошлые времена (в 1637 и 1641 гг.) через своих представителей, посылаемых в столицу с челобитными, пытались привлечь внимание царя к своим нуждам. Ареной острых социальных столкновений стал Земский собор 1642 г., в ходе которого провинциальные дворяне и дети боярские выступили против бояр, ближних людей и церковных землевладельцев. Предметом беспокойства рядовых дворян стало несение службы не в соответствии с реальным хозяйственным состоянием, которое, по их мнению, следовало измерять не только количеством земли, но и числом сидящих на ней крестьян. В связи с этим было предложено взимать различные подати и верстать в службу не по писцовым книгам, а в зависимости от того, сколько у кого крестьян, и, более того, определить, с какого числа крестьян следовало нести государеву службу без денежного жалованья. Досталось также дьякам и подьячим, которые помимо государева жалованья разбогатели «многим богатеством и неправедным своим мздоимством», накупили вотчины и построили палаты каменные, «такие, что неудобь-сказаемыя». Общим рефреном звучавших на соборе речей и подаваемых «сказок» была жалоба на разорение «пуще турских и крымских бусурманов московскою волокитою и от неправд и от неправедных судов». В целом это выступление уездного дворянства отражало общую скудость его хозяйственного положения.

Последнее по времени перед событиями 1648 г. челобитье от 44 «служилых городов» было подано в октябре 1645 г. с «большим невежеством». Эта ремарка источника — примечательное свидетельство нетерпения, которое стало выказывать уездное дворянство, не получая защиты от «сильных людей» и не имея возможности при сохранении режима «урочных лет» удерживать за собой крестьян. Однако при всем нетерпении уездное дворянство не переступало черты, отделявшей хотя и требовательное, но покорное обращение к власти от насильственных действий по отношению к ее представителям. Поэтому нет оснований полагать, что дворяне с самого начала принимали активное участие в восстании, как не следует и умалять влияние их позиции на последующие действия правительства.

С воцарением Алексея Михайловича в 1645 г. во главе правительства встал его воспитатель, властолюбивый и умный боярин Б. И. Морозов. Он пользовался безграничным доверием юного царя, полностью полагавшегося на своего «дядьку» в государственных делах. Поощряя увлечение своего воспитанника охотой и бесконечными походами по ближним и дальним святым местам, Морозов все более упрочивал свое положение у власти. Одним из проверенных способов этого было удаление от Двора на почетные воеводства влиятельных лиц прежнего царствования. Первым потерял значение Ф. И. Шереметев, а большая часть подведомственных ему приказов отбила к Борису Ивановичу. В результате, возглавив приказы Большой казны и Новой четверти, он встал во главе финансовой системы страны, а как глава Аптекарского и Стрелецкого приказов отвечал за царское здоровье и охрану особы государя, равно и за обеспечение порядка в столице. В 1646 г. Б. И. Морозов возглавил важный в военном отношении Иноземский приказ. На место оттесняемой прежней политической элиты насаждались люди, нередко из родов второстепенных, но старательные и преданные новому правителю. Таким был пожалованный в думные дьяки и поставленный во главе Посольского приказа и Новгородской чети Назарий Чистый, происходивший из рода ярославских торговых людей.

Стремясь навсегда закрепить за собой высокое положение, Б. И. Морозов виртуозно осуществил брачную комбинацию, с помощью которой он стал свояком государя. В январе 1648 г. с интервалом в 10 дней были сыграны две свадьбы — 18-летнего Алексея Михайловича и 57-летнего Бориса Ивановича. Оба женились на дочерях московского дворянина Ильи Даниловича Милославского. Причем Морозову досталась младшая из сестер, Анна Ильинична, поскольку старшая, Мария Ильинична, приглянулась царю. В течение двух недель после свадьбы тесть царя и Морозова из стольников был пожалован сначала в окольничие, а затем в бояре. В дальнейшем он неизменно признавал первенство Морозова, которому всецело был обязан своим возвышением. Этой брачной комбинации предшествовало несостоявшееся венчание Алексея Михайловича на самостоятельно им выбранной невесте Афимье Всеволожской, объявленной «испорченной» и повторившей судьбу Марии Хлоповой. Не исключено, что расстроенная свадьба была делом рук Морозова, подобно тому, как в судьбе первой невесты Михаила Федоровича роковую роль сыграли Салтыковы.

Словом, вокруг молодого царя, как и при его отце и при следующих государях, кипели страсти, шла открытая и скрытая борьба различных придворных группировок и отдельных личностей за влияние, власть, за возможность стяжания. Самой крупной оппозиционной по отношению к Морозову фигурой был Никита Иванович Романов, двоюродный дядя царя и один из самых богатых людей страны. Вокруг него, как и примкнувшего к нему боярина князя Я. К. Черкасского, также владевшего многолюдными вотчинами, объединились все оттесненные Морозовым лица. Им еще придется, правда, ненадолго выйти на первые роли. Пока же вся полнота правительственной власти сосредоточивалась в руках Бориса Ивановича, который должен был и отвечать за все, что исходило от лица этой власти. Его фигура заслоняла персону царя, в глазах подданных всегда окруженную божественным светом, и принимала на себя всю силу народной ненависти и гнева. К тому же недруги Морозова умело подогревали эту ненависть всевозможными слухами и толками о его всевластии, об оттеснении «доброго государя» от его «сирот» и «холопов», о неведении царя про их страдания. Слухи эти не были пустыми домыслами. Борис Иванович действительно старался держать своего бывшего воспитанника в стороне от дел, оберегая его от мирской докуки и жалоб. Но дело было не в объеме реальной власти, которой обладал царский любимец. Она вызывала раздражение лишь у той части политической элиты, которая по тем или иным причинам не сумела или не хотела оказаться под рукой Морозова. Для большинства жителей Москвы, служилого и податного населения в целом гораздо важнее бьио то, как он эту власть реализовывал и что конкретно предпринимал в тех или иных областях государственной политики.

Главным направлением усилий правительства был поиск денежных средств, которых постоянно не хватало. Условия жизнедеятельности российского общества, определявшие ограниченность добываемых им совокупных средств и ресурсов, неминуемо сказывались на доходной части государственного бюджета. В распоряжении всех правительств имелся ограниченный набор возможностей для увеличения потока денежных поступлений. Финансовые мероприятия, осуществленные в прежнее царствование и сопровождавшиеся ростом прямых налогов и непрерывными чрезвычайными сборами, не привели к оздоровлению казны. В этих условиях новое правительство стало пытаться пополнить ресурсы с помощью традиционных методов экономии — сокращения расходов, прежде всего на жалованье служителей низового аппарата и служилым «по прибору», и выколачивания недоимок. Новым были масштаб и жесткость осуществляемых мер. Одним категориям приказных и приборных чинов жалованье (денежное и хлебное) урезалось, другим отменялось вовсе. Так, были убавлены кормовые и денежные дачи московским стрельцам, пушкарям и городовым стрельцам. Содержавшиеся казной городовые плотники и кузнецы переведены на поденный корм, который выдавался только в период городовых работ. Новые оклады с большой убавкой были объявлены подьячим воеводских изб, и отменено хлебное жалованье состоявших при них сторожей. Причем если приборным чинам по расчетам правительства убавку жалованья могли компенсировать имеющиеся у них доходы от занятия сельским хозяйством и торгово-промысловой деятельностью, то служителям воеводских изб ничего не оставалось, как искать утешения в знакомой им практике «кормления» от дел. Естественно, что оба «компенсационных» средства неминуемо усиливали социальную напряженность: первое — в результате роста недовольства посадских людей, стремившихся монополизировать городскую торговлю; второе — вызывая озлобление не только городского, но и уездного населения, доведенного до отчаяния безудержной алчностью подьячих.

Правительственная экономия коснулась и выплаты жалованья городовому дворянству. Хотя и раньше денежное жалованье дворянству, обеспеченному поместьями и вотчинами, выдавалось нерегулярно, но введенные Морозовым ограничения пришлись на период возросшей угрозы новых набегов крымских татар и укрепления в их ожидании засечной черты, а следовательно, необходимости несения служилыми людьми тяжелой «береговой службы». Это обстоятельство не могло не сказаться на популярности правительственного курса в их среде.

В поисках новых пополнений казны правительство прибегло также к пересмотру и ликвидации разного рода привилегий (проезжих, торговых), ранее полученных монастырями и иностранными купцами. Последнее направление финансовых поисков правительства совпадало с неоднократными жалобами русских купцов на конкурентов-иноземцев, особенно на «английских немцев».

Не успевавшая за постоянным ростом налогов платежеспособность податного населения оборачивалась хроническими недоимками. Для их взыскания издавна прибегали к универсальному средству — правежу. Он заключался в том, что злостного должника били палками по голым ногам, в прямом смысле выколачивая из него деньги. В плане взыскания недоимок начало нового царствования отличалось лишь тем, что это взыскание осуществлялось в соответствии с требованием «править нещадно», без отступлений и поблажек. В итоге, по образному замечанию современного исследователя, «свирепый посвист батогов оставался самой популярной мелодией начала царствования Алексея Михайловича».

Наряду с ужесточением взыскания недоимок правительство не могло не замечать запустения посадов в связи с бегством его населения в иные места или переходом из тяглых «черных» слобод в частновладельческие «белые» слободы. Уже на Земском соборе 1642 г. звучали жалобы сотских, старост и всех тяглых людей «черных» сотен и слобод на то, что от «государевых великих податей и от многих целовальничь служеб» многие тяглые люди «из сотен и из слобод розбрелися розно и дворишка свои мечут». Борьба с «закладничеством» прежними мерами с помощью сыска и возвращения в тягло посадских людей давала лишь временный эффект и не решала проблемы в целом.

Экономия на жалованье служилым людям и приказным, выбивание недоимок, не обеспечивая нужные поступления в казну, усилили недовольство и озлобление среди посадских и приборных людей. Огромные недоимки убеждали правительство в невозможности нового увеличения прямых налогов. Выход, как казалось, был найден в изменении соотношения между прямыми и косвенными налогами в пользу последних. Это должно было привести к более равномерному распределению податных тягостей среди всех категорий и слоев населения и позволяло сэкономить средства, шедшие на организацию правежа как составной части прямого обложения. Поиск новых источников доходов без увеличения размера прямых платежей определил введение в феврале 1646 г. повышенной пошлины на соль — продукт массового и повседневного потребления — в размере 2 гривен (20 коп.) с пуда, что в полтора раза было выше прежней пошлины. Тяжесть налога компенсировалась отменой главных прямых налогов — стрелецких и ямских денег.

Инициативу и реализацию соляной реформы народная молва накрепко связала с именем дьяка Назария Чистого, креатуры главы правительства Б. И. Морозова. В возглавляемый ими приказ Большой казны поступали сборы соляной пошлины.

В теории косвенные налоги по сравнению с прямыми являются более прогрессивной системой налогового обложения. Во второй половине XVII в. на них будет перенесен центр тяжести в сборе налогов в ведущих европейских странах. В России же только через столетие новая модель налогообложения реализует себя в проектах главы елизаветинского правительства П. И. Шувалова, когда на ином уровне окажется состояние внутреннего рынка и развитие товарно-денежных отношений. В середине же XVII в. смена акцентов — с привычного прямого налогообложения на косвенное — просто не сработает.

Немалое значение имел и выбор продукта, с которым правительство связало свои финансовые расчеты. Соль была не просто одним из самых ходовых товаров, ее роль в домашнем хозяйстве и горожанина и сельского жителя была исключительна. Практически в каждом хозяйстве впрок делались запасы рыбы, овощей, грибов, что требовало больших запасов соли, по значимости приравнивавшейся к хлебу. Позднее, в 1650 г., резкое повышение цен на хлеб на псковском рынке вызовет волнения во Пскове и в Новгороде. В 1646 г. введение повышенной пошлины на соль взвинтило цены на нее в три и более раза. Из-за высоких цен население резко сократило покупку соли, что сразу сказалось на финансовых поступлениях в казну. Состоятельные слои населения, хозяйство которых действительно нуждалось в большом количестве соли и на которые правительство, видимо, рассчитывало как на ее покупателя по любой цене, смогли на какое-то время обходиться своими запасами. Для малоимущей части населения, у которой в процентном отношении соляной налог вырывал из средств большую долю, чем у состоятельных людей, ничего не оставалось, как сократить ее потребление, что неминуемо сказывалось на пропитании. Кроме того, если при мирской раскладке прямых податей неимущие тяглецы получали послабление или полное освобождение от их уплаты, то рост цен на соль затрагивал абсолютно всех. Итогом стал протест и решительное неприятие соляной реформы всеми слоями населения.

Не получив желаемого финансового результата, правительство 10 декабря 1647 г. отменило соляной налог. Но с его отменой, ревизуя собственное законодательство, оно приказало взыскать стрелецкие и ямские деньги за прежние годы. В результате в 1648 г. следовало, помимо недоимок, собрать прямые налоги за три года, что неминуемо означало ужесточение насилия по отношению к тяглецам. Это тяжелое следствие соляной реформы явилось одной из непосредственных причин восстания в Москве 1648 г., нередко называемого в исследовательской литературе Соляным бунтом. В целом же финансовоналоговые манипуляции правительства, вызванные напряженным поиском возможностей увеличения государственных доходов, и их мизерная результативность отражали глубину и масштаб хозяйственного разорения страны в годы Смуты, заторможенность восстановительных процессов в аграрной сфере экономики вплоть до середины XVII века. Это проявлялось и в медленных темпах восстановления численности крестьянского населения и размеров обрабатываемой площади земли, и в отсутствии условий для интенсификации земледельческого хозяйства, и, как следствие, в неизменно низкой тяглоспособности населения.

Другая причина, вызвавшая восстание, заключалась в злоупотреблениях и алчности московской администрации. Об этом говорит тот факт, что гнев восставшего народа во время восстания, помимо центральной в правительстве фигуры Б. И. Морозова, был направлен против Л. С. Плещеева — главы Земского приказа, П. Т. Траханиотова — начальника Пушкарского приказа, дьяка Н. Чистого. В ходе восстания были разгромлены дворы А. М. Львова-Ярославского — управляющего дворцовыми приказами, Судным, Сытенным, Хлебным и Житенным дворами, Г. Г. Пушкина, ведавшего Оружейной палатой. Характерно, что среди разгромленных дворов источники не называют дворы и усадьбы владельцев «белых слобод» — Я. К. Черкасского и Н. И. Романова, а также богатых подмосковных монастырей. Это свидетельствует о том, что восставшие видели своих главных врагов не в беломестцах, а в лицах, стоявших у власти. Челобитная, составленная в разгар восстания 10 июня от лица «всенародного множества московского государства», содержала «всемирный плач», «стенание и вопль от сильных неправды и от земских воевод во градех, а в Москве от дьяков», жалобы на «мзду и на лукавство» приказных людей. «А всему великому мздоиманию Москва — корень», — резонно заключали челобитчики.

Особую ненависть московское посадское население питало к А. С. Плещееву, с именем которого в сознании современников соединились насилие, злоупотребление, беззаконие, мздоимство и своекорыстие. Не меньшее озлобление, но уже у приборных служилых людей вызывал их прямой начальник, шурин Морозова, П. Т. Траханиотов. В отличие от Плещеева он «не корыстовался» и не мздоимстовал, но в служении государеву делу проявлял неуемную жестокость и властность.

Восстание в Москве, как и большинство других волнений и выступлений, началось стихийно, когда степень негодования на произвол и притеснения властей, на безнаказанность их действий достигла высшего градуса. Правительство, привыкнув к вседозволенности, равно как и к покорности и терпению народа, не сумело правильно оценить обстановку в Москве и своими действиями вызвало взрыв, подтолкнув искавший у государя защиты посадский люд к насилию. Сначала все шло по обычному сценарию. 1 июня доведенные до предела приказными вымогательствами жители московских слобод и сотен окружили возвращавшийся с богомолья из Троице-Сергиева монастыря царский кортеж с громкими жалобами на насилия Л. С. Плещеева, требуя его замены. Но вручить челобитные царю, а также следовавшей за ним царице просителям не удалось, так как стрельцы грубо разогнали стоявших поблизости людей, арестовав наиболее настойчивых из них. Это вызвало взрыв возмущения и первые проявления готовности к более решительным действиям. В свиту придворных, среди которых находился и Морозов, полетели камни и палки. Некоторые бояре получили ранения.

На другой день, 2 июня, вслед за царем, возвращавшимся с крестного хода в Сретенский монастырь, возбужденная толпа в несколько тысяч человек ворвалась в Кремль. Схваченных накануне челобитчиков освободили, и царь обещал рассмотреть жалобы и наказать виновных. Однако время было упущено и возбуждение нарастало. К тому же к посадским людям примкнули стрельцы, которые на этот раз отказались разгонять толпу. Лишившись вооруженной опоры, правительство начало переговоры с восставшими. Источники сообщают, что некоторые из придворных в ободранном платье едва сумели скрыться в государевом дворце, другие парламентеры были оставлены заложниками до выдачи требуемых восставшими лиц. Так в течение суток народ из просителя превратился в сторону, диктующую правительству условия замирения, а условия для правящих верхов стали пугающе кровавыми. Теперь уже не отставки управленческой верхушки добивался московский люд, а выдачи самых одиозных фигур — Морозова, Плещеева и Траханиотова. Серьезность намерений подкреплялась начавшимися уже 2 июня погромами в Кремле и за его пределами.

Отечественные и иностранные источники, расходясь в определении количества разгромленных дворов (от 19 до 70), единодушны в вопросе о социальной принадлежности их владельцев. Разгрому подверглись дворы бояр, дворян, крупных купцов и приказных служителей — дьяКов и подьячих. В числе первых из них были дворы членов правительственной группы — Морозова, Траханиотова, Плещеева, Чистого. Затем дошла очередь и до других представителей политической элиты. Так, разгрому подверглись дворы Н. И. Одоевского, М. М. Темкина-Ростовского, А. М. Львова-Ярославского, а также дворы московских дворян О. Ф. Болтина, В. И. Толстова, Г. И. Неронова и других, дворы приказной бюрократии, богатого «гостя» Василия Шорина. Иностранные свидетели мятежа сообщают, что при разгроме морозовских хором восставшие не грабили, а уничтожали золотые и серебряные изделия, рубили топорами и саблями драгоценные вещи и одежду, толкли в порошок жемчуг и под крики «то наша кровь!» бросали все в огонь. Эти действия должны были убедить всех в справедливости возмездия и бескорыстии тех, кто выступал его орудием. Сосуды, остатки боярской рухляди, развезенны участниками и свидетелями восстания по всей России как доказательство того, что в Москве свершился суд над боярами, позднее были обнаружены в различных городах и селах.

Спасаясь, Б. И. Морозов и Л. С. Плещеев скрылись в царском дворце, а П. Т. Траханиотов, получив грамоту на воеводство в Устюжну Железопольскую, спешно ускакал в Троице-Сергиев монастырь. Погромы, как уже не раз бывало, сопровождались пожарами. Начавшиеся в Белом городе, они быстро перекинулись за Никитские и Арбатские ворота на Земляной город, уничтожая без различия все строения. Даже расположенный на Никитской улице двор Н. И. Романова — главного противника Б. И. Морозова — выгорел без остатка. Виновником начавшейся огненной стихии молва тут же сделала Морозова и его окружение, что еще более распалило гнев против них. В такой обстановке погасить мятеж уже не могли ни увещевания высших духовных лиц, ни усилия участвовавших в переговорах с народом думных чинов. Восстание нарастало с каждым днем, втягивая в свой водоворот новые, различные по своему статусу разряды населения.

Проявлением беспомощности власти и отчаяния царского окружения была выдача восставшим сторонников Морозова. Первой жертвой стал Плещеев. 4 июня в сопровождении палача его вывели на Красную площадь, но, не дойдя до плахи, он был растерзан бросившейся на него толпой. Через день был казнен Траханиотов, возвращенный по приказу царя из Троице-Сергиева монастыря. Жизнь Морозова у восставших вымолил сам Алексей Михайлович. Царь клятвенно обещал удалить его из Москвы и навечно отлучить со всем родом от всех государевых дел. Но только после подачи челобитной, выработанной 10 июня на совещании представителей посадской верхушки, московских дворян и служилого «города», Борис Иванович под охраной в несколько сот человек спешно выехал в Кирилло-Белозерский монастырь.

Долгое время текст челобитной был известен лишь в виде шведского перевода, приложенного к донесению шведского резидента в Москве Поммеренинга королеве Христине от 6 июля 1648 года. Е. В. Чистякова доказала его идентичность подлиннику, хранящемуся в Эстонском архиве в Тарту. Обычно он ошибочно считался одной из челобитных, поданных царю в начале восстания 2 июня. Центральным требованием челобитной было упорядочение судопроизводства и законодательства и созыв в этих целях Земского собора. Составители челобитной настаивали на том, чтобы царь сместил воевод и судей «неправедных» и передал суд из рук приказных людей в руки «праведных и рассудительных» судей, выбранных «мирскими людьми». По сути, речь шла о широком привлечении к суду и управлению на местах выборных представителей от посадских и служилых людей. Совместное обращение к государю посада и служилого «города» не могло не оказать на царя и его окружение сильного впечатления. Разумеется, оно усиливалось тревожной обстановкой продолжавшегося в Москве волнения.

Результатом стала смена правительства Морозова правительством Романова—Черкасского. Был отменен правеж недоимок с городского и уездного населения. Стрельцам и дворянам было выдано жалованье. В то же время на предложение челобитной о реформе суда реакции не последовало. Однако не было и резкой отповеди, какой спустя два года царь отреагировал на аналогичное предложение восставших псковичей.

Несколько притихшее волнение в Москве с большей силой распространилось в других городах государства. Уже авторы челобитной от 10 июня, выступая от лица «всенародного множества» государства, предупреждали царя о том, что «весь народ во всем Московском государстве... от неправды в шатость приходит» и «большая буря подымается в... стольном городе Москве и в иных многих местах, в городах и в уездах». В течение месяца, предшествовавшего созыву собора, вспыхнули восстания в Соли Вычегодской, Великом Устюге, Воронеже, Козлове, Курске, Челнавском и Талецком острогах. Наряду с посадскими людьми, стрельцами и другими приборными служилыми людьми в некоторых местах (например, в Курске, Соли Вычегодской, Устюге Великом) участниками волнений были и уездные крестьяне.

Во всех местах общей причиной волнений был усилившийся налоговый гнет и злоупотребления низовой администрации. Катализатором движения во многих случаях являлись привезенные из Москвы известия о том, что в столице «государевых бояр и служилых людей всех посекли». Как и в Москве, в Первую очередь они направлялись против особенно ненавистных лиц. В их числе были представители воеводской администрации, подьячие и часть «лутчих» людей посада, связанных с распределением податей. Малочисленные городовые стрельцы и их сотники перед лицом разбушевавшейся стихии народного бунта, число участников которого, например, в Великом Устюге исчислялось несколькими тысячами человек, обычно предпочитали не вмешиваться и отсиживаться в своих домах.

В дальнейшем присылаемые из Москвы сыскные команды проводили «розыск». В Устюге под руководством князя И. Г. Ромодановского он продолжался полгода, был массовым и особенно жестоким: были допрошены жители 19 волостей, 12 станов. Более 100 человек подверглись пыткам, из них 8 — напрасно. Четверо руководителей восстания были казнены, пятеро умерли от пыток, 50 человек были наказаны кнутом, многие десятки семей устюжан и холмогорских стрельцов, примкнувших к восстанию, были сосланы на Симбирскую черту.

16 июля в Москве собрался Земский собор. На нем, кроме⁷ патриарха, думных чинов и московских дворян, присутствовали городовые дети боярские, оказавшиеся в столице по пути к месту службы на юг, а также гости и «лучшие люди» гостиной и суконной сотен и разных слобод. Участники собора подали еще одну челобитную о составлении нового свода законов — «Уложенной книги». Для выработки его проекта была создана специальная комиссия («приказ бояр») в составе князей Н. И. Одоевского, С. В. Прозоровского, окольничего князя Ф. Ф. Волконского и дьяков Гаврилы Леонтьева и Федора Грибоедова/ Одновременно был решен вопрос о выборном представительстве на Земском соборе, открытие которого было назначено на 1 сентября: по два человека от каждого московского чина (стольников, стряпчих, дворян московских, жильцов), по одному или по два человека (в зависимости от размера города) от городовых дворян и детей боярских; от гостей — три человека, из гостиной и суконной сотен — по два человека, от посадских людей — по одному человеку от города.

К моменту открытия Земского собора, которому надлежало утвердить новое Уложение, еще не утихли восстания в провинции: ими были охвачены Чердынь, Соль Камская, Руза. Не спокойно было и в Москве, где царь и Милославский прилагали усилия по возвращению Б. И. Морозова в Москву. Посулами и подкупом им удалось добиться от стрельцов подписания челобитной с просьбой о возврате Морозова. В середине сентября боярин был вызван из ссылки, и Алексей Михайлович ездил в Троице-Сергиев монастырь для встречи с ним. Приближение Морозова к Москве радовало далеко не всех. Вновь поползли слухи о возможном в скором времени еще более сильном бунте. В преддверии его знатные люди стали свозить свое имущество на шведское подворье. Среди противников бывшего правителя раздавались угрозы в адрес тех, кто подписывался под челобитной о его возвращении. Тревожно чувствовала себя и политическая группировка Н. И. Романова — Я. К. Черкасского. В такой обстановке началась работа Земского собора.

По числу участников он уступал только Избирательному собору 1613 г. На нем присутствовало около 300 выборных, среди которых решительно преобладали представители уездного дворянства — более 170 человек. Городские посады прислали 89 выборных, московские сотни и слободы — 12, стрельцы — 15 человек. Состав собора, обстоятельства его созыва и политическая обстановка, в которой протекала его работа, во многом определили уступчивость правительства главным требованиям рядового дворянства и посадского люда и оказали большое воздействие на принятие многих норм Уложения. Впоследствии патриарх Никон, недовольный ущемлением судебных и землевладельческих прав церкви, зафиксированным Уложением, отмечал: «И то всем ведомо, что собор был не по воле, боязни ради и междоусобия от всех черных людей, а не истинные правды ради».

Слушание проекта Уложения проходило на соборе в двух палатах: в одной был царь, Боярская дума и Освященный собор, в другой — выборные люди разных чинов. Многие выборные привезли с собой коллективные челобитные и наказы избирателей. Адресованные наверх, государю и боярам, они впервые зачитывались в нижней, «ответной палате» Земского собора. В октябре 1648 г. в ней была озвучена челобитная посадских выборных, поддержанная дворянами, о ликвидации закладничества и «белых мест» в городах. К этому времени Б. И. Морозов уже вернулся в Москву и появился в Кремле. Правительство Романова — Черкасского мало было пригодно для радикального решения этого наиболее острого в жизни города вопроса, поскольку его руководители являлись крупнейшими владельцами «белых» слобод. Напротив, огромные земельные владения Морозова и его окружения не распространялись на город, что давало им больше простора для политического маневра. Это и ряд других обстоятельств решили исход придворной борьбы. В конце октября произошла смена политического руководства. Номинально власть оказалась в руках И. Д. Милославского. После падения Черкасского и его сторонников царский тесть возглавил Стрелецкий, Иноземский, Рейтарский, Большой казны, Казенный и Аптекарский приказы. Некоторое время Морозов предпочитал держаться в тени, хотя его влияние на правительственный курс вновь стало решающим.

Помимо ликвидации в городах «белых» слобод, новое правительство пошло навстречу дворянским чаяниям об отмене «урочных лет» и восстановлении крепостнической силы документов писцового описания конца 20 — начала 30-х годов. Удовлетворены были также челобитья о «валовом разборе» служилых людей и выдаче жалованья. Причем, предотвращая нежелательный для власти приезд детей боярских за жалованьем в столицу, его велено было выдавать на местах. Одновременно удовлетворялись многочисленные индивидуальные и коллективные челобитья дворянских выборных о выдаче им жалованья за участие в Земском соборе. На фоне благоприятных для интересов дворянства мер правительству удалось замять исполнение выдвинутого всеми выборными людьми предложения об отписке на государя церковных вотчин, оказавшихся во владениях монастырей и кафедр после 1580 года. Сама идея была не нова и, несомненно, исходила из среды служилых людей, рассчитывавших заполучить конфискованные земли. Однако, добившись бессрочного права на владение «крещеной собственностью», дворяне предпочли не настаивать на решении вопроса о церковном землевладении, которое неминуемо усложнило бы отношения правительства Морозова — Милославского с высшим духовенством.

В целом роль выборных участников Земского собора проявилась не только в слушании и утверждении нового законодательного кодекса, но и в подаче челобитных по конкретным вопросам. Часть из них оказала прямое воздействие на включенные в Уложение нормы, другие были реализованы в особых царских указах и боярских приговорах, появившихся уже после «свершения» Уложения. Так, поднятый на соборе вопрос о запрете иностранным купцам торговать во всех русских городах, кроме Архангельска, воплотился в июньском указе 1649 г. о выдворении англичан из внутренних пределов России и разрешении им торговать только у Архангельска при условии уплаты полагающихся пошлин.

В конце января 1649 г. Уложение было утверждено. Включающее в себя 25 глав и почти тысячу статей, внешне оно представляет собой свиток длиною более 300 м, состоящий из 959 узких бумажных столбцов. В конце шли подписи участников Земского собора (всего 315), а по склейкам столбцов — подписи дьяков. Среди подписавших Уложение думных чинов нет подписей Я. К. Черкасского и Н. И. Романова, но зато боярские рукоприкладства открывались именем Б. И. Морозова, еще полгода назад бывшего столь ненавистным служилым и посадским людям, которые теперь в лице своих выборных действовали с ним заодно. С этого подлинного свитка (хранится в Российском государственном архиве древних актов в Москве) была составлена копия в виде книги, с которой дважды в течение 1649 г. Уложение было напечатано по 1200 экземпляров в каждом тираже, став первым печатным памятником русского права. До него обнародование законов ограничивалось оглашением их на торговых площадях и в храмах. Появление печатного закона делало его публичным и в известной степени ограничивало возможности судебных злоупотреблений воевод и прикаЗных чинов.

Соборное уложение стало настоящим сводом законов, поскольку затрагивало важнейшие стороны жизни государства и общества. В нем законодательно закрепилось то, что определяло существо отечественного исторического процесса: крепостничество и самодержавие. Этим объясняется удивительное долголетие Уложения. Именно с него начинается опубликованное в 1830 г. Полное собрание законов Российской империи.