Глава III. Русское народничество и анархизм.

В этой главе Н. Бердяев исследует природу русского народничества, связывая ее также с изначальным христианским мировосприятием, отличающим русских. Народник - это “кающийся дворянин”, осознавший неоправданность своего существования. Истоки анархизма Бердяев тоже находит в особенностях русского национального характера. “Русское народничество есть по рождение раскола Петровской эпохи. Оно есть продукт сознания интеллигентными слоями неоправданности своей жизни, нелепости своей жизни, продукт неорганического характера всего строя русской жизни”.[6] В оценке анархизма Бердяев исходит также из особенностей русого национального характера, его необузданного стремления к свободе, чему примером такие исторические фигуры как Стенька Разин, Емельян Пугачев. Анархизм же, как идейное течение - “барское” явление, связанное с именами князя Кропоткина, графа Толстого и, конечно же, барина Бакунина. “Анархизм столь же характерное порождение русского духа, как и нигилизм, как и народничество... Вся русская интеллигенция не любила государства... Если русским свойственна была мысль о священном помазании власти, то им же свойственна была мысль, что всякая власть есть зло и грех.”

Глава IV. Русская литература XIX века и ее пророчества.

В этой главе автор показывает глубокое отличие русской литературы от западной, отыскивая его в “религиозной социальной взволнованности”, предчувствии катастрофы, неверии в прочность цивилизации. Он разбирает творчество Пушкина, Достоевского, Гоголя, Толстого, доказывая, что только в России могла родится такая литература, которая сродни социальной философии. Второй момент - только в России литература могла иметь такое политическое и духовное влияние и превращаться в идеологическое основание социальных действий. “Русская литература родилась не от радостного творческого избытка, а от муки и страдальческой судьбы человека и народа, от искания всечеловеческого спасения. Но это значит, что основные мотивы русской литературы были религиозными”. И в то же время она была “предчувствием грядущей революции, а иногда и призывала к ней”.

Глава V. Классический марксизм и марксизм русский.

В этой глава Н.А.Бердяев показывает ту идеологическую трансформацию, которую претерпел марксизм, чисто западное явление, в России. Большевизм, как идеология, оказался наиболее соответствующим религиозному духу русского народа, а как политическая сила, менее утопичным, чем его либеральные оппоненты, более соответствующим “русским методам управления и властвования насилием”. Доказывая религиозный характер марксизма, Бердяев пишет: “Маркс создал настоящий миф о пролетариате. Миссия пролетариата есть предмет веры. Марксизм не есть только наука и политика, он есть еще также вера, религия. И на этом основана его сила.”