Личные имена. — Известия арабов

Перед нами довольно длинный ряд русских личных имен, сохраненных договорами Олега и Игоря¹. На эти имена в соединении с так называемыми русскими назва­ниями порогов и вообще с первыми именами нашей истории норманнская система опирается, как на камен­ные столбы. Но они совсем не так прочны, как кажутся. Мы не будем разбирать каждое имя (норманисты только часть этих имен приводят в параллель со скандинавски­ми). Достаточно будет нескольких примеров, чтобы ука­зать натяжки норманистов и их явное пристрастие в пользу Скандинавов.

Возьмем имя Карлы. С первого взгляда оно может показаться немецким. Но напрасно вы думаете, что это имя исключительно принадлежало Немцам; оно, без со­мнения, употреблялось и у Славян. Иначе откуда же наше карло с его уменьшительным карлик? Притом оно тут же встречается в другой форме Кары; следователь­но л есть не коренной звук, а вставной (известно, что это у нас одна из обычных вставочных букв: Скура­тов — Скурлатов). Следовательно, корень здесь кар, a остальное вариировалось, как это случается и с други­ми именами: Карлы, Каран или Кари (который кстати тут есть), Карачун, Оттокар, и т. п. Далее, Инегельд,

¹Выписываем эти имена буквально, то есть не изменяя и тех, которые стоят в родительном падеже мужского или женского рода. В договоре Олега: Карлы, Инегельд, Фарлоф, Веремуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Рюар, Актеву, Труан, Лидульфост, Стемид. В договоре Игоря: Ивор, Вуефаст, Святославль, Искусеви Ольги, Слуды, Улеб Володиславль, Каницар Передславин, Шихберн, Сфандр жены Улебле, Прастен, Турдуви, Либнар, Фастов, Грим, Сфирьков, Прастен, Акун, Кары Тудков, Каршев, Турдов, Егриевлисков, Войков Истр, Аминодов, Бернов, Явтяг Гунарев, Шибрид Алдан, Кол-Клеков, Стеггиетонов, Сфирка, Алвад Гудов, Фудри Туадов, Мутур Оутин, купец Адун, Адулб, Иггивад, Олеб Фрутан, Гомол, Куци, Емиг, Турбид, Фурстен, Бруны, Роалд, Гу-настр, Фрастен, Игельд, Турберн, Моны, Свен, Стир, Алдан, Тилена, Пубьинксарь, Вузлев, Синко Борич.

другая его форма тут же присутствующая Иггивлад, Влад, это было одною из любимых составных частей в славянских именах. Веремуд или Велемуд звучит по-славянски, точно так же: Стемид, Улеб или Олеб, Прас­тен (с его вариантами Фрастен и Фурстен), Войко, Синко (конечно, уменьшительные от Вой, Воин и Син, Синеус или Синав), Сфирка (тоже уменьшит. Напом­ним реку Свирь. Другая его форма не была ли Сирко или Серко? напомним имя Горясер). Борич, конечно, уменьшит. от Борко. (Боричев взвоз в Киеве). Гуды, Слуды и Моны, подобно Карлы, своим окончанием на ы без сомнения соответствуют духу древне-русского или вообще славянского языка гораздо более, чем сканди­навского (любы, церкы, свекры и пр.); с тем же оконча­нием потом в летописи встречается имя Тукы. (От Гуды должна быть другая форма Гудин или Годин; напомним Ивана Годиновича русск. песен). Турбид по всей веро­ятности собственно Турвид или Туровит; окончание вид или вит самое славянское из славянских (это наше вич). Но если мы и оставим бид, окончание это также не теряет своего славянского характера (беда или бида; кроме того, у нас есть фамилия Турбиных). А первая половина имени Тур получила в славянском языке весь­ма разнообразное приложение. Напомним только Буй-тура Всеволода из Слова о Полку Игореве. Древнейшая его форма была Тыр или Тырь. Тур встречается здесь еще в другом имени, Турберк. Берн как имя присутству­ет тут же и в простом виде, без соединения с другим словом, и опять в соединении (Шихберн). Это имя тоже славянское; напомним русского боярина Берна, упомя­нутого под 1072 г., также город Берно, в онемеченной форме Брюн. Но форма Брюн или Брун вероятно также употреблялась и у Славян; чему свидетель стоящее тут же имя Бруны, с окончанием на ы.

Упомянутая форма Тыр также есть здесь в имени Стыр или Стир. Припомним точно такие же имена сла­вянских героев: Тыр у Козьмы Пражского, Стир у Далимила и Ставра наших былин. Тут же в договоре Игоря есть и дальнейший вариант этого имени: Истыр или

Истр¹. Присутствие того же слова мы узнаем и в имени Гунастр; а Гун находим еще в имени Гунарев, конечно родительный падеж от Гунарь. Гуня это имя встречаем на Украине еще в XVII веке. Грим и доселе в малорус. языке значит гром. (В Сл. О П. Игор. гримлют сабли; у Чехов и Лужичан гримати вм. греметь). А Гомол, конечно, живет в малороссийской фамилии Гомолеев. В имени Вуефаст мы видим славянское Буй или Бой, изменявшееся в Вуй или Вей (Бури-вой и т. п.); а форма фаст нисколько нам не чуждая; с придыханием это хваст, откуда наше хвас­тун, откуда город Фастов или Хвастов. Кроме Святосла­ва встречаем в договоре Игоря еще Владислава и Предиславу.

Мы указали более 20. имен из договоров Олега и Игоря. Надеемся, этих примеров весьма достаточно, что­бы убедиться в несостоятельности норманистов, которые хотели непременно сделать из Ингивлад скандинавское Ингидльд, из Улеб Ульф или Олаф и т. п. Мы не говорим о неизбежных искажениях, в которых дошли до нас эти отголоски нашей далекой старины; многие имена неточ­но переписывались, так что при чтении их может быть разногласие, — чем конечно пользовались отрицатели их славянства, — а некоторых совсем нельзя понять. Можем ли при этом забывать родство языков славяно-литовских с германскими? В начале X века это родство было гораз­до ближе, чем в наше время. Особенно долго оно сохра­няется в личных именах. Чтобы наглядно убедиться в том, стоит только заглянуть в параллели личных имен у Шафарика. Даже кельтские имена еще очень близки. Но сам Шафарик не узнал Славян в нашей Руси, к сожале­нию, он был увлечен кажущейся стройностью скандинав­ской системы.

¹ Прошу покорнейше обратить внимание на эти последние сло­ва, особенно на форму Тыр. Она дает нам ключ к уразумению названий рек Истра и Тыра или Тора. Корень у обоих тот же, и это еще очевиднее, если обратить внимание на то, что греческое слово Tyras в латинской передаче является Dana-ister или Dana-ster наш Днестр. Напомним также наши реки Стырь на Волыни и Истру Московской губернии и древнеславянского бога — Стыря или Стрибога. Как Истр был имя и реки и лица, так точно и Дунай. Боярин Дунай встречается на Волыни в XIII веке.

Если от договоров Олега и Игоря обратимся к лето­писным именам наших первых князей и их дружинников, то придется повторять то же самое. Почему, например, Рюрик есть исключительно скандинавское имя? Оно могло быть уменьшительным от Рюар, которое встречается в Игоревом договоре. Вообще имена на рик или рих почему-то считаются немецкими; действительно они в большем количестве встречаются у Немцев, но были и у Славян (напр. Ольдрих). Оскольд, почему опять это скандинавский Аскель? У нас есть река Оскол; неужели она названа так Скандинавами¹? Форма ольд нис­колько не чужда славянскому языку, мы только что на­звали Ольд-риха. Это ольд могло быть сокращение из влад, волод; полная форма Ольдриха могла быть Волода-рик, то есть уменьшительное от Володарь. Возьмем так­же нашего Рогвольда: будто он должен быть скандинавс­ким Рангвальдом. Но в летописях встречается его полная форма, то есть Рогволод. Рог было также славянским именем; напомним из летописи Новогородца Гюряту Роговича (также Рогдая богатыря). Дир, это, говорят нам, скандинавское Тир, женское Дирва. К чему скандинавс­кое Тир, когда у нас есть свой Тыр или Тырь, о котором мы уже говорили? Замечательно, что это имя, так же, как имя Оскольда, связано с названиями южно-русских рек: Тыр (то есть Днестр), Стыр, Тор, Терек (уменьшит. от Тыр) и т. д. Вообще в мире языческом удивительным образом переплетаются между собою имена мифологические, географические, народные и личные. Так имя Тыр со своими видоизменениями (Тур, Туре, Тор, Тавр и пр.) получило весьма обширное приложение в целом ин­доевропейском мире. Между тем как слово Карл у Сла­вян сохранилось в значении карлика и короля, Тыр удержало значение исполина; оно сохраняется в нашем слове богатырь (которое есть чисто славянское и нис­колько не татарское).

¹ Оскол мог иметь ту же полную форму на ольд, то есть Осколод или Оскольд, подобно тому, как теперь река Яцольда. Да и самая Яцольда или Ясельда, если взять в расчет белорусское про­изношение, может оказаться видоизменением Окольды или Оскольды.

Далее: Лют, столь славянское имя (Людек Люторов, Лютогаст, Лютомир и пр.), норманисты переделали в Liotr, Блуд в Blotr и т. п.¹. Олег и Игорь гораздо более присущи русской истории, чем скандинавской. Они принадлежали к наиболее любимым русским именам. Если они не сла­вянские, то как же, вместе с разными славами, они удер­живались между князьями в XII и ХШ веках (Олега находим даже в XIV)? Между тем как Руссы, по словам самих же норманистов, ославянились еще к началу XI века. Не спорим, что между именами русских дружинни­ков могут встретиться и чисто норманнские имена, при­надлежавшие Варягам-иноземцам, и не одни норманнс­кие, а также угорские, литовские и других соседних на­родов. Мы знаем, что наши князья охотно принимали в свою службу иноземных витязей. Но от того дружина все-таки не теряла своего русского характера. В дружине Игоря, например, встречается Явтяг, т. е. Ятвяг, который своим именем указывает и на свое происхождение. А к какому народу вы отнесете такие имена договора, как Каршев, Куци (купцы?), Емиг, Тилена, Вузлев, Пубинксарь и т. п.? Разве они похожи сколько-нибудь на сканди­навские?

Норманисты отнимают у Славян не одни личные име­на. Они усиливались доказывать, будто скандинавское влияние отразилось и вообще в нашем языке, по крайней мере в словах из государственного быта. Таким образом: боярин, гридин, метельник, паломник, вира, вервь и мн. др. оказались не славянскими, а германскими. В прошлом столетии, когда построено здание скандинавской теории,

¹ Миклошич в своем сочинении: Die Bildung der Orstnamen aus Personennamen im Slavischen (Wien. 1864), по примеру Куника отрицает существование имени Блуд у Славян, хотя кроме Руси оно было и у Чехов. (См. о том Микуцкого «Замеч. о Лето-Славянском языке», в Записк. Георг. Общ. по отд. Этнографии I. 607.) Имя посла Лидульфост м. б. есть испорченное Людогост. На существование последнего имени указывает новогородская улица Людгоща. Позднейшее примечание.

О том, что Грим действительно было славянское имя, ниже доказывается именами: княжны Гримиславы, Гримка и фамилией Гримайло. Относительно Борич ниже я указываю, что надобно читать бирич, т. е. название должности.

понятны ошибочные филологические приемы ее основа­телей; наука сравнительной филологии и археологии по­чти не существовала, и потому при всей своей эрудиции и добросовестности, научные деятели, о которых идет речь, могли сделать несколько ошибочных выводов. В наше время странно было бы настаивать на этих выво­дах, хотя бы и в уважение к заслугам таких деятелей, как Байер, Стриттер, Шлецер и Карамзин.

Вернемся еще раз к договорам Олега и Игоря. По расчетам норманистов, Русь, пришедшая во второй по­ловине IX века, ославянилась приблизительно к началу XI века, да ранее невозможно было бы и требовать. Мы уже заметили, что Русь по договору Олега, то есть в начале X века, исповедует, однако, ту же религию, ка­кую исповедовали восточные Славяне, то есть поклоня­лась Перуну и Волосу. Тот же вывод можно сделать и о языке. Если славянский текст договоров принадлежит ко времени самих договоров (а норманисты этого не отвергают), то ясно, что Русь уже в начале X века употребляла славяно-русский язык и славянскую пись­менность. А если язык и религия у нее были славянс­кие, то вопрос: что же оставалось у нее скандинавского и как успела она ославяниться в несколько лет? Вооб­ще норманнская школа относит введение славянской письменности ко времени Владимира Святого; что опять-таки противоречит существованию письменных договоров при Олеге и Игоре. Точно так же норманис­ты и начало христианства в России приписывают при­шлым скандинавским князьям; тогда как по всем при­знакам христианство существовало у нас еще прежде этого мнимого пришествия. На Руси оно утвердилось ранее, чем в Скандинавии; что совершенно естественно при исконном соседстве южнорусских Славян с визан­тийскими областями на северных берегах Черного моря. Нет сомнения, что крещение Владимира Святого есть только последний акт продолжительной борьбы с русским язычеством, окончательная над ним победа. Вместе с тем, это была решительная победа византизма над латинством, которое также по всем признакам уже работало не в одной Польше, но и в России. Если бы

Русь была не туземным, славянским народом, а пришла из Скандинавии, то сомнительно, чтоб она выразила к восточному обряду более симпатии, чем к западному. Но вопрос о начале нашего христианства сам по себе весьма сложный и также затемненный легендами. Нор­маннская школа почти ничего не сделала для его разъяснения; она обошла относящиеся сюда противоре­чивые свидетельства и предпочла держаться летопис­ной легенды, так как эта легенда более согласуется с мнимым призванием Варягов, чем свидетельства визан­тийские и западные.

Обратимся теперь к восточным или арабским извес­тиям IX и X века. Они еще менее, чем византийские, представляют данных в пользу скандинавской системы; однако норманисты сумели и их повернуть в свою пользу. Приемы, употребленные для этой цели, весьма просты. Норманисты преспокойно относят к Скандина­вам все то, что Арабы рассказывают о Руссах. Арабы (Ибн Фадлан) говорят, что Руссы были высокого роста, стройны, светлорусы, носили короткую одежду, секиры, широкие обоюдоострые мечи с волнообразным лезвием и любили выпить. Но так как Скандинавы тоже были высокий, стройный и белокурый народ, носивший ко­роткую одежду, мечи, секиры и употреблявший горячие напитки, то ясно, что Руссы пришли из Скандинавии, заключают норманисты. В наше время уже достаточно убедились, как шатки этнографические выводы, осно­ванные на общих фразах о наружности и обычаях, и как часто сходные наружные признаки и обычаи можно встретить у разных народов. Но и тут, если внимательно разобрать описание Руссов у Ибн Фадлана, некоторые важные черты нравов указывают именно на Славян, а не на Скандинавов. Таковы религиозные обряды при погребении и особенно сожжение одной из жен вместе с покойником. На последний обычай западные источни­ки указывают как на характеристическую черту Славян; русский, летописец прибавляет, что то же самое делалось еще и в его время у Вятичей. Ибн Фадлан говорит о

разделении имущества покойного на три части, из кото­рых одна идет на погребальное пиршество, и это извес­тие совершенно удовлетворительно объясняет проис­хождение славянского слова тризна, которым обознача­лось погребальное пиршество или поминки. Далее, высо­кий рост и русые волосы нисколько не составляли отли­чительные признаки Норманнов; они в той же мере при­надлежали и Славянам. Поиски в северных могилах по­казывают, что волнообразные обоюдоострые мечи были весьма мало распространены между Скандинавами. Итак, перебирая все известия Арабов, окажется, что в них нет ни одной черты, которую можно бы отнести по преимуществу к Скандинавам. Но вот что можно вывес­ти из них как положительный факт: уже во второй поло­вине IX и в первой X века Арабы знали Русь как много­численный, сильный народ, имевший соседями Булгар, Хазар и Печенегов, торговавший на Волге и в Византии. Нигде нет и малейшего намека на то, чтобы Русь они считали не туземным, а пришлым народом. Эти известия совершенно согласуются с походами Руссов на Каспийс­кое море в первой половине X века, с походами, кото­рые были предприняты в числе нескольких десятков ты­сяч воинов.

Арабские писатели, говоря о восточной Европе, ста­вят рядом имена Славяне (Саклаб) и Русь, и следователь­но, как будто подтверждают мнение о том, что Русь народ, отличный от Славян. Но тут мы должны повто­рить то же, что говорили о Константине Багрянородном. От Арабов еще менее можно требовать, чем от Визан­тийцев, чтобы они верно различали видовые названия от родовых и всегда употребляли точные этнографические термины. Например, Турки в арабских известиях явля­ются иногда славянским племенем. Вообще Арабы под­тверждают то положение, что большая часть восточных Славян отличала себя пред иноземцами именем Руси, а имя Славян по преимуществу оставалось за Славянами Дунайскими (и Новгородскими). Но встречаются некото­рые места, из которых видно, что Арабы знали о пле­менном родстве Руси и Славян. Так Ибн Хордадбег (в IX в.), говоря о русских купцах, прибавляет: «они же суть

племя из Славян». Эти купцы у него ходят в хазарскую столицу по реке Славян, то есть по Волге. Вообще в известиях Арабов Славяне и Русь являются неразлучны­ми. В Итиле они занимают одну и ту же часть города, те и другие сжигают своих покойников вместе с одною из жен (Масуди). Норманисты вместе с летописною басней верят в пришествие из Скандинавии Оскольда и Дира, как неких искателей приключений; но Масуди (в первой половине X века) знает одного из славянских царей, Дира, который владеет многими странами и обширными городами.

Масуди, так же как и прочие арабские писатели, приурочивает Русь преимущественно к берегам Черного и Азовского морей; он говорит, что море Нейтас есть русское море, и что никто, кроме Руссов, по нему не плавает (мы думаем, что тут разумеется по преимуществу море Азовское), что они образуют великий народ, не подчиняющийся ни царю, ни закону; что они разделяют­ся на многие народы и пр. Нельзя, конечно, везде прини­мать эти слова в буквальном смысле, но в общих чертах эти известия справедливы. Например, что Руссы не под­чиняются ни царю, ни закону, с арабской точки зрения значит то, что Руссы тогда не имели политического един­ства, то есть были раздроблены на многие независимые племена; что довольно верно относительно восточных Славян в первой половине X века. Их объединение при­надлежит позднейшему времени и совершилось совсем не так быстро, как об этом рассказывает наша летопись. Арабские известия о Руссах на берегах Черного и Азовс­кого морей и на Волге вполне подтверждают мнение некоторых ученых о существовании кроме Днепровской Руси еще Руси Черноморской. Существование Азовско-Черноморской Руси действительно объясняет нам многое доселе непонятное, как то: византийских Тавроскифов (по нашему крайнему разумению это собственно Тырос-кифы, то есть то же самое, что славянские Тиревцы или Тиверцы), происхождение русского Тмутраканского кня­жества, ту роль, которую играл Корсун в начальной рус­ской истории и особенно в истории нашего христианства.

и т. д. Но как ко всему этому отнеслись норманисты? Все,

(что прямо противоречит их теории в арабских известиях, то неверно и ошибочно. Что сообщается темно и запу­танно, истолковывается в пользу возлюбленных Сканди­навов. Наконец, явные ошибки и недоразумения явля­лись у них положительными фактами. В последнем слу­чае я разумею пресловутое известие арабского географа Ахмеда-аль-Катиба, жившего в Египте во второй полови­не IX века.

Аль-Катиб между прочим говорит, что в 844 году язычники, именуемые Русью ворвались в Севилью, раз­грабили ее и опустошили. При первом знакомстве с его рукописью известный ориенталист Френ, один из стол­бов норманнской теории, указал на приведенные слова, как на сильное подкрепление для этой теории, и они действительно были приняты за таковое остальными норманистами. А между тем при самом поверхностном взгляде на подобное известие можно было усомниться в его достоверности. Каким образом Руссы попали в Севи­лью? Французский ориенталист Рено весьма правдопо­добно объясняет странное известие аль-Катиба преврат­ными географическими представлениями Арабов о Балтийском море. А именно: Масуди полагал, что это море есть рукав, соединяющий Черное и Азовское моря с Западным океаном, и что язычники, нападавшие на Ис­панию, вероятно были Руссы, то есть Руссы припонтийские, а не скандинавские, которых он совсем не знает. Аль-Катиб жил ранее Масуди и неизвестно, точно ли упомянутые слова, найденные в его сочинении, принад­лежат ему самому. Очень может быть, что они вставле­ны позднейшим переписчиком, который был знаком с сочинением Масуди и его предположение передал как положительный факт. Какое бы ни было происхождение этого странного известия, во всяком случае оно не зас­луживает никакой веры. Латинские летописцы, перечис­лявшие нападения Скандинавов на западную Европу, го­ворят обыкновенно о Норманнах и совсем не знают Скандинавской Руси. И конечно, если б она существова­ла, то была бы им известна.

IV