Образ Лондона в романе: художник и город

Характеристика Лондона является неотъемлемой частью повествования в романе. Небольшие, но точные исторические справки описывают не только реальное географическое пространство, но и дают возможность узнать подробности из жизни творческой личности и дать ей характеристику.

Образ города представлен уже в первых строках романа. Питер Акройд с самого начала называет Уильяма Тернера «дитем Лондона», что, несомненно, имеет важное значение.

У. Тернер представлял собой типичного горожанина Лондона – «речь его была речью кокни, лондонского простонародья, и изъяснялся он на языке улиц» [Акройд 2012, с. 7]. И это не случайно, так как окружали художника обычные люди. Район, в котором жил Тернер в детстве, считался достаточно популярным, «селились там актеры, художники и проститутки». Проживала семья Тернеров в доме 21 по Мейден-Лейн, который использовался Свободным сообществом художников в качестве выставочного помещения. Данное совпадение неслучайно: уже с младенческих лет Уильям пребывал в атмосфере творчества.

Рядом с домом Тернеров находилась одна из основных площадей Лондона – площадь Ковент-Гарден, что «славилась банями и борделями, таверн с игорными домами тоже хватало, и проворные карманники шныряли в толпе» [Акройд 2012, с. 12-13]. Данная среда говорит сама за себя: воспитываясь и находясь в ней, Тёрнер приобрел излишнюю внимательность и настороженность, что также отразилось в его работах.

Соседство семьи будущего художника не ограничивалось пошлыми и развратными заведениями, рядом находились Королевский театр на Друри-Лейн и Королевская опера Ковент-Гарден, где Тернер подрабатывал, создавая театральные декорации.

Уильяма окружала шумная и неугомонная жизнь лондонского простонародья. Джон Рёскин, английский писатель, художник и теоретик искусства, отмечал, что Тернер «… не только не гнушался хламом и сором, он ценил и искал его – ибо им полон был Ковент-Гарден после рыночного дня» [Акройд 2012, с. 12-13].

Особенно важной частью Лондона является река Темза, оказавшая огромное воздействие на мировоззрение художника и вдохновившая на многие работы, например, такие как «Мол в Кале» (1803), «Кораблекрушение» (1805), «Трафальгарская битва» (1808). Вера Раздольская отмечает, что это «первые значительные изображения моря, воплощающие тему трагического противоборства человека и стихии» [Раздольская 2009, с. 155]. Уильям любил реку, какой бы она ни была, за что его и называют «певцом Темзы». Как и город, река имела свою особую атмосферу. «Мир торговли и мены, но Тернер видел не только это. Он видел суету и спешку при приближении прилива, и то, как лодки «проскакивают» под Лондонским мостом, когда отлив благоприятствует этому. Он близко знал моряков и торговцев, рабочих и уличных мальчишек, которые бродят по прибрежной грязи. Это был его мир. Это был пейзаж его воображения. У Темзы он жил, у Темзы, пришел срок, он умер. Река был неотъемлемой частью его души» [Акройд 2012, с. 14-15]. Питер Акройд очень точно подметил, чем являлась Темза для живописца. Любовь к воде, несомненно, появилась благодаря реке, но увеличилась рядом с морем. «Навсегда заворожил его мир рыбаков – их лодки, их сети, их улов» [Акройд 2012, с.15].

Все творческое наследие У. Тернера делится на несколько тематических групп, одна из главных посвящена Античности. Многие античные и мифологические сюжеты были интересны Уильяму, некоторые были особенно близки, например, сюжет «Энеиды» Вергилия. В судьбе Энея Тернер видел намек на свою собственную судьбу. Возможно, и ему было предназначено сторониться женщин во имя художественного служения. Интерес к Античности возник у художника благодаря Темзе, «в определенном смысле она и была для него той аллегорической рекой, берега которой он населял фигурами нимф, фавном и прочей мифической живностью» [Акройд 2012, с. 65]. Она была определенным поводом погрузиться в античный мир. «Темза была центром его существования» [Акройд 2012, с. 73]. Он не мог жить вдали от нее, так как именно из вод родной реки черпал вдохновение.

Уильям Тернер постоянно развивался в своем творчестве, часто посещал новые города и страны, такие как Франция, Италия, Швейцария и другие, но самые главные основы своей индивидуальности он получил на родине, близ Темзы, в Лондоне. С детских лет Тернер впитал атмосферу лондонских улиц, что отразилось в его внешности, мировоззрении и деле всей жизни.

«Тернер был гений по преимуществу лондонский, «визионер-кокни». Никогда он не мог покинуть надолго свой, как сам его называл, «магнитный Лондон», имея в виду серый камень, из которого строили лондонские дома и который буквально притягивал его к себе. Время от времени прорывающаяся театральность его искусства также выдает его лондонское происхождение» [Акройд 2012, с. 98]. Все это лишний раз доказывает то, насколько сильно влияние Лондона на судьбу Тернера. С детских лет до конца жизни дух родного города не отпускал художника.

Тернер был особо талантливым человеком, показавшим себя не только в живописи, но и в поэзии, где также появились черты «сугубого лондонца». «В семейной переписке скачет с темы на тему, выказывая свойственную горожанам непоседливость и синтаксическую разнузданность. Такой странный, вывихнутый стиль характерен и для его стихов, которыми он дополнял подписи к своим картинам» [Акройд 2012, с. 102-103].

Важной деталью является факт, замеченный в одном из вариантов завещания живописца. «Он оставил тысячу фунтов на то, чтобы в церкви Святого Павла ему поставили памятник» [Акройд 2012, с. 181]. Тернер не случайно выбрал собор, в котором венчались его родители и он был крещен. Это лишний раз свидетельствует о взаимосвязи художника с городом.

В 1851 году, последнем в жизни, Тернер настоял на том, чтобы вернуться в Лондон. «Хотел умереть в единственном месте, которое считал родным» [Акройд 2012, с. 223]. Связь с городом не прекращалась ни на минуту. Уильям любил Лондон, его улицы, закоулки, рынки, площади, театры, так как все это являлось неотъемлемой частью жизни художника.