Прорусские настроения

Сейчас, в половине 20-го века, униатские сепаратисты много говорят и пишут об извечной вражде украинцев к русским, об отсутствии какой-либо органической связи между украинской и русской культурой и о всегда существовавших антирусских настроениях у украинцев вообще, а у галичан в особенности.

Утверждения эти, при их добросовестной проверке, не выдерживают никакой критики и их опровергает сам идеолог украинского сепаратизма М. Грушевский.

В своей «Истории Украины” (Киев, 1917 год) Грушевский поместил особую главу (125) прорусским, (“москвофильским”) настроениям в Галиции и в Буковине в начале второй половины 19-го века.

Грушевский подробно описывает причины этих настроений: в народе была жива память о защите Россией православия еще во времена Речи Посполитой Польской. Доходили, конечно, и слухи о том, что в Российской Украине для коренного населения были открыты все пути к достижению самых высших постов в администрации всероссийской и к, ничем не ограниченной, деятельности в области экономической. Всего этого не было в Галиции, где слово “русин” обозначало бесправного крестьянина, которому фактически были закрыты все пути.

Известное облегчение, полученное от Австрии, после того когда к ней отошла Галиция, вызвало было проавстрийские настроения, выразившиеся в активной поддержке австрийского правительства в его борьбе с нелояльными поляками в 1809 и в 1848 году, как об этом упоминалось выше.

Но вскоре политика Австрии изменилась. С начала 50-х годов вся власть в Галиции была отдана в руки поляков, от которых там много натерпелось население за время их 500-летнего владычества, сопровождавшегося религиозным, национальным и социальным угнетением. Надежды на Австрию не оправдались и, как и в годы польского владычества, опять устремились к единоплеменной и единоверной России. В глубинах народного сознания не угасала память о единстве Руси и тяготение к православию, несмотря на формальное униатство. Несмотря на признание униатами главенства Папы Римского, католичество в их понимании оставалось верой “польской”, а православие – верой “русской”.

Это тяготение к России укреплялось старославянским языком, которым пользовалась в своей печати возродившаяся культурная деятельность Галицкой Руси. Язык же этот, как признает сам Грушевский был “достаточно близок к русскому книжному языку 18-го века”. Усиливалось это тяготение и связями с русскими славянофилами половины 19-го века (Погодин и другие); связи эти росли и крепли по мере культурного роста галицкой интеллигенции.

Кроме того огромное влияние на рост пророссийских (“москвофильских”) настроений имела и политика России по отношению к Польше и полякам. Раздел Польши, разгром восставших поляков г. 1830 году, подавление венгерского восстания (которое поддерживали поляки) в 1848 году, не могли не радовать население Галицкой Руси и, по словам Грушевского, “Россия рисовалась как идеальное царство порядка и силы”.

Австрия же, которая было своими реформами вызвала к себе симпатии Галицкой Руси, эти симпатии сразу же потеряла, когда, с половины 19-го века, открыто стала покровительствовать польскому незначительному меньшинству в Восточной Галиции и фактически отдала под власть этого меньшинства всех “русинов”. Поляки же, получивши для итого возможность, возобновили свое религиозное, национальное и социальное давление, на формально свободных, но фактически бесправных “русинов”.

С другой стороны, внешнеполитические неудачи Австрии и ее поражения в столкновениях с, освободившейся из под ее власти, Италией и разгром Пруссией не только поколебали веру в ее силы, но и породили уверенность в неизбежности ее распадения.

В результате, как признает и сам Грушевский, население Галицкой Руси надежду на свое спасение стало возлагать на Россию. “Надеялись что русский царь вскоре заберет Галицию от Австрии и, в этих надеждах проповедовали сближение с русской культурой и языком” – пишет он в своей “Истории Украины” (стр. 508). Правда, эти надежды и стремления Грушевский приписывает только “консервативным элементам галицкой общественности”, но ни о каких других “элементах” не в состоянии ничего конкретного сообщить по той простой причине, что их тогда не существовало. Появились они значительно позднее и более или менее заметны стали только к 80-м годам 19-го века.

В 50– ые же и 60-ые годы вся галицкая общественность определенно и недвусмысленно была настроена русофильски в смысле культурном и общероссийски в смысле политическом. Чтобы убедиться в этом достаточно просмотреть печатные галицкие издания того периода. Ни в одном из них (все печаталось по старой русской орфографии) нельзя найти и намека на те антирусские настроения, которые стали характерными для значительной части печати начала 20-го века и доминирующими в галицкой (“украинской”) эмигрантской печати.

В 1865 году ведущая газета Галичины “Слово”, после поражения Австрии под Кенигрецом, открыто выступила с формулировкой культурно-политических настроений Галицкой Руси. Она доказывала, что Галицкие “русины” и великороссы – один народ, а язык “русинов” – незначительное отклонение от русского языка и отличается от него только выговором; от Карпат и до Камчатки существует только один русский народ; а в создании литературного “русинского” языка нет никакой надобности ибо уже существует только один русский народ и готовый русский литературный язык, (Слов “украина” и “украинец” тогда еще не было.)

Все это настолько неоспоримые факты, что не только их отрицать, но и ставить под сомнение не решается даже позднейшая “украинская” сепаратистическая историография, которая, как это доказано выше на многих примерах, с историческими фактами обращается весьма бесцеремонно.

Признание стихийного тяготения Галицкой Руси к России, сделанное основоположником украинской сепаратистической историографии – Грушевским, заслуживает особого внимая. Во первых, оно ставит под сомнение основной тезис этой историографии об отсутствии русско-украинского исторического и культурного единства и взаимного тяготения друг к другу, тезис который является фундаментом политического украинского сепаратизма.

Во вторых, оно вызывает обоснованный вопрос, как же случилось, что к началу 20-го века известная часть галицкой интеллигенции (той самой, которая, по словам Грушевского, в 60-х годах была “охвачена москвофильством”) была настроена антирусски. Вопрос этот приобретает особенное значение потому, что сепаратисты приписывают эти антирусские настроения не только всей Галиции, но и всей Российской Украине и утверждают, что они всегда являлись характерными в русско-украинских отношениях.

Борьба Австрии с “москвофильством”

Для правильного понимания причин, и вызвавших антирусские противороссийские настроения у части (но далеко не всех) галичан надо обратиться к политике Австрии и России в национальном вопросе в последней четверти 19-го века.

В Австрии, конечно, не могли остаться незамеченными “москвофильские” настроения Галиции, которые были доминирующими в 60-х годах. Австрия понимала опасность этих настроений для целости своего государства и предприняла ряд мер для борьбы с ними. Прямое запрещение и попытки бороться с “москвофильством” такими мерами, как запрещение русского алфавита и введение латинского, как уже было упомянуто, успеха не имели и вызвали только усиление этих “москвофильских” настроений. Для борьбы с ними надо было искать других путей и применять другие методы. И они были вскоре найдены.

К половине 60-х годов среди младшего поколения галицкой интеллигенции появилось тяготение к сближению книжного “славяно-русского” языка, который был в употреблении галицкой печати, с языком народным. Тяготение это усиливалось и начавшимся в Галиции, как и в России, “хождением в народ” молодежи, во время которого она, соприкасаясь с народом, убеждалась в различии языка книжного от народного.

А в это время в Российской Украине было уже не мало литературы на разговорном, народном украинском или как тогда называли “малороссийском” языке. Литература эта, как уже упоминалось раньше, пользовалась русским алфавитом, а в своем развитии недостающие понятия заимствовала из литературы уже сложившегося русского литературного языка.

Сходным путем стремились пойти и галицкие интеллигенты, но, будучи сами сильно полонизированы и германизированы, они (не зная хорошо русский языка) недостающие в бедном словаре народного языка, слова и понятия заимствовали из польского и немецкого языка. А так как и в народный язык галицких крестьян за 500 лет польского владычества и западного влияния вошло не мало польских и немецких слов, то это привело к созданию языка, значительно отличного от того “малороссийского” языка, на котором писали Котляревский, Квитка-Основьяненко, Шевченко и другие украинские писатели Российской Украины первой половины 19-го века. Старшее поколение галицких культурных деятелей, стремившихся к культурному и политическому слиянию с Россией, были против такого метода создания литературного языка, считая, что это поведет вместо сближения к разъединению Галичины и России. На этой почве уже к концу 60-х годов начало намечаться расхождение между представителями галицкого “москвофильства” и, малочисленными еще тогда, сторонниками нового метода создания литературного языка, назвавших себя “народовцами”.

Расхождения эти были замечены и умело использованы австрийским правительством и поляками, которые в 1867 году отказались от своих антиавстрийских настроений и пришли к соглашению с австрийским правительством. Они обязались всемерно поддерживать единство Австрии и политику Габсбургов, а взамен получили от Австрии возможность проводить в Галиции полонизацию и борьбу с “москвофильством”, одинаково неприемлемым и для Австрии, и для поляков.