Писала прямо набело.

Людмила Белова

Литературно-исторический очерк

«Александрина»

Часть I

В 1989 году издательство " Наука" выпустило в свет солидный (790 страниц) том: А.О.Смирнова-Россет. " Дневник. Воспоминания".
Благодаря этому изданию мы получили наконец возможность познакомиться с практически полным текстом мемуаров, до того публиковавшихся лишь фрагментарно, а в большей своей части остававшихся даже и не разобранными. Между тем современники Смирновой-Россет недаром настойчиво уговаривали ее писать воспоминания. Ведь ее окружение в ранней юности составляли А.С.Пушкин, В.А.Жуковский, П.А.Вяземский, В.Ф.Одоевский... В 1838 году Александра Осиповна познакомилась с М.Ю. Лермонтовым, и их дружба продолжалась до конца его короткой жизни. В 40-х годах другом и наставником переживавшей душевный кризис женщины становится Н.В.Гоголь; к ней обращены " письма к губернаторше", включенные в " Выбранные места из переписки с друзьями"; она же - прототип героини второго тома " Мертвых душ" Чаграновой (эту фамилию Александра Осиповна взяла для своего мемуарно-художественного произведения " Биография Александры Осиповны Чаграновой"; советские исследователи назвали его: " Баденский роман").

Александра Осиповна Смирнова-Россет (1809-1882) была дочерью российского морского офицера, капитан-лейтенанта О.Россетти (1760-1813), итальянца по происхождению. В 1820 году отчим девочки, полковник И.К.Арнольди, устроил ее в Училище ордена святой Екатерины (позднее - Екатерининский институт благородных девиц). Там очаровательную воспитанницу приметила опекавшая училище вдовствующая императрица (вдова Павла I) Мария Федоровна. В 1826 году, после окончания учебы, Сашенька Россетти стала ее фрейлиной. Через два года Мария Федоровна скончалась, и юную фрейлину взяла к себе на ту же роль супруга Николая I Александра

Федоровна.

" Черноокая Россетти" отличалась не только редкой красотой и всегдашней готовностью помочь друзьям, но и умом, начитанностью, тонким художественным вкусом, веселым остроумием. Обратимся к стихотворению Александра Сергеевича Пушкина:

В тревоге пёстрой и бесплодной

Большого света и двора

Я сохранила взгляд холодный,

Простое сердце, ум свободный

И правды пламень благородный

И как дитя была добра.

Смялась над толпою вздорной,

Судила здраво и светло.

И шутки злости самой черной

Писала прямо набело.

противоречивость двух пушкинских характеристик объясняется не " недосмотром" поэта, а противоречивостью самой натуры Россетти).

В Сашеньку влюблялись Николай I, Великий князь Михаил Павлович, князь С.М.Голицын, другие " бояре да князья", что, впрочем, не облегчало, а усложняло ее жизнь. Фрейлины и вообще были самыми незащищенными из барышень придворного мира, тем более что большинство их составляли сироты (сама Сашенька потеряла отца в 1813-м, а мать - в 1825 году). В особенно тяжелом для нее 1828 году (кончина опекавшей ее Марии Федоровны) Сашенька сблизилась с другой фрейлиной - старшей дочерью Н.М.Карамзина Софьей, и вскоре гостеприимный дом Карамзиных стал для нее родным. В этом-то доме она и познакомилась с Жуковским, Вяземским, Пушкиным, Лермонтовым.

Фрейлиной Александра Россетти оставалась с 1826-го до 1832 года: в январе 1832-го она выходит замуж за дипломата Николая Михайловича Смирнова (1807-1870). Мужа ей заботливо подобрала сама императрица, однако замужество оказалось несчастливым: супруги не раз жестоко ссорились, надолго разъезжались, и фактически каждый из них жил своей жизнью. Александра Осиповна была верующей, а потому мучилась этим и в середине 40-х годов приложила немало усилий, чтобы наладить семейную жизнь. Относительно мирный период супруги переживают в первые годы калужского губернаторства мужа (1845-1847). Способствует их примирению Гоголь, в частности своими советами Александре Осиповне исполнять " долг верной супруги". В одном из своих писем он писал:

" Тогда смоется прегрешение Ваше и душа Ваша будет чиста от упреков совести"

(о том какое " прегрешение" имеется в виду, речь пойдет ниже).

Даже выйдя из статуса фрейлины, Александра Осиповна оставалась " принадлежностью" царского семейства, которому была обязана и своим положением в обществе, и карьерой мужа: Николай Михайлович благодаря близости жены ко двору стал сенатором и камергером. Николай I не оставлял черноокую красавицу своим вниманием и в 40-е годы, о чем свидетельствует ее дневник за 1845 год; а с конца 30-х годов стала числить Сашеньку в подругах старшая дочь императора Мария Николаевна (1819-1876).

Друзья-литераторы, восторженные поклонники юной красавицы, посвятили ей множество мадригалов. В автобиографических записках она объясняет это так: " Поэтам нужен идеал, и они, не знаю почему, нашли его во мне. Лучшего не было под рукою" 2. По количеству посланий всех превзошел П.А.Вяземский. Он же оставил словесный портрет Сашеньки Россетти (в дополнение к множеству ее живописных портретов, принадлежащих кисти разных художников):

" В то самое время (во второй половине 20-х годов. - Л.Б.) расцветала в Петербурге одна девица, и все мы, более или менее, были военнопленными красавицы; кто более, кто менее уязвленный, но все были задеты и тронуты. Кто-то из нас прозвал смуглую, южную, черноокую красавицу Donna Sol - главной действующей личностью испанской драмы Гюго. Жуковский, который часто любит облекать поэтическую мысль выражением шуточным и удачно-пошлым, прозвал ее небесным дьяволенком <...>. Несмотря на свое общественное положение, на светскость свою, она любила русскую поэзию и обладала тонким и верным поэтическим чувством. Она угадывала (более того, она верно понимала) и все высокое, и все смешное. <...> Вообще увлекала она всех живостью своею, чуткостью впечатлений, нередко поэтическим настроением. Прибавьте к этому, в противоположность, какую-то южную ленивость, усталость <...>. Она была смесь противоречий, но эти противоречия были как музыкальные разнозвучия, которые, под рукою художника, сливаются в какое-то странное и увлекательное созвучие <...>. Хоть не было в чулках ее ни малейшей синей петли, она могла прослыть у некоторых " академиком в чепце". Сведения ее были разнообразные, чтения поучительные и серьёзные, впрочем, не в ущерб романам и газетам".

Нам известен и словесный портрет Александрины (как звал ее Лермонтов) более позднего времени - конца 30 - начала 40-х годов:

" На ней было черное платье, кажется по случаю придворного траура. На плече, пришпиленный к голубому банту, сверкал бриллиантовый вензель (фрейлины. - Л.Б.); она была среднего роста, стройна, медленна и ленива в своих движениях; черные, длинные, чудесные волосы оттеняли ее еще молодое, правильное, но бледное лицо, и на этом лице сияла печать мысли".

С беседы красавицы-фрейлины Минской и художника Лугина начинается мистико-фантастический роман М.Ю.Лермонтова " Штосс" (печатается также под названием по первой строке: " У граф[ини] В... был музыкальный вечер..."). О том, что прототипом Лугина являлся сам автор, а прототипом Минской - Александра Осиповна, знали все их общие друзья; не знали они лишь того, насколько глубоко и искусно спрятана в тексте незавершенного романа истина об отношениях автора и его героини.
В " Штоссе" Смирнова-Россет предстает в образе молодой светской дамы, зевающей от скуки в музыкальном салоне Виельгорских, а затем - как " женщина-ангел", напоминающая художнику " утреннюю звезду на туманном востоке". Не только Лугин попадает из реального мира в фантастический - красавица-фрейлина тоже оказывается там, связанная с этим мистическим миром еще теснее, чем сам герой. Из биографии Смирновой-Россет, даже коротко переданной здесь, мы знаем, сколь неотделимо было ее существование от полуфантастического придворного мира, находившегося во власти

" человека лет сорока <...> с правильными чертами, большими серыми глазами"

Только позже этот человек мистическим прозрением художника превращается в старика:

" Около полуночи он (Лугин. - Л.Б.) успокоился; - сел к столу, зажег свечу, взял лист бумаги и стал что-то чертить; - все было тихо вокруг. - Свеча горела ярко и спокойно; он рисовал голову старика, - и когда кончил, то его поразило сходство этой головы с кем-то знакомым! Он поднял глаза на портрет, висевший против него, - сходство было разительное; он невольно вздрогнул и обернулся; ему показалось, что дверь, ведущая в пустую гостиную, заскрипела; глаза его не могли оторваться от двери... Когда дверь отворилась настежь, в ней показалась фигура в полосатом халате и туфлях; то был седой сгорбленный старичок..."

Не тот же ли это старик, что владел таинственным особняком на берегу Невы?

...Тихий дом
Казался пуст;
но жил хозяин в нем,
Старик худой и
с виду величавый,
Озлобленный на новый век
и нравы...
Имел он дочь
четырнадцати лет;
Но с ней видался редко;
за обед
Она являлась в фартучке,
с мадамой;
Сидела чинно
и держалась прямо...

Это юное существо находится в полной власти могущественного старика, как и " женщина-ангел" в " Штоссе", и так же подавляет ее эта власть и вся атмосфера величавых покоев.

Рассказ о барышне, которую пугает пышный дворец со " стариками в звездах и бриллиантах", с " портретами гордых бар", приводит на память реальные впечатления молоденькой фрейлины, попавшей " из бедной деревушки на самом юге России... в палаты царей русских на самый север". Ее очень любил слушать герой " Баденского романа" Киселев (фамилия столь же условная, как и фамилия самой повествовательницы - Чагранова).

" Но на сегодня довольно. А почему Вы хотите знать о моем прошлом? "

- " Ах, Александра Осиповна, мне это нужно, я вживаюсь в Ваше прошлое, хочу прожить с Вами это славное детское прошлое".

И " г-жа Чагранова" рассказывает " Киселеву" о своем прошлом на протяжении всего " Баденского романа", заодно знакомя читателя с характером, взглядами, деталями биографии собеседника. Лермонтоведу, внимательно изучающему это неторопливое и полное знаменательных деталей повествование, очень скоро становится ясно, что собеседником " г-жи Чаграновой" являлся вовсе не Киселев, а человек, хорошо знакомый и рассказчице, и читателю: Лермонтов...

Давно мне не давало покоя недоумение: почему о Жуковском, Пушкине, Гоголе Смирнова написала в 70-е годы целые очерки, а о Лермонтове - ничего, кроме коротких безличных упоминаний? Лермонтов был яркой, богатой личностью. Единственная встреча с ним давала многим его современникам материал для обстоятельного рассказа, а тут - постоянное общение на протяжении двух с половиной лет, и ни слова! Даже упоминание о том, как Лермонтов записал в альбом Александры Осиповны послание " А.О.Смирновой", не содержит и намека на общение: оказывается, это произошло в отсутствие хозяйки. Но, думаю, и такого признания мы бы не услышали от умудренной жизнью Александры Осиповны, не будь послание общеизвестным (опубликовано с ее разрешения - правда, без первой, наиболее интимной строфы - в 1840 году в " Отечественных записках")...

М.Ю.Лермонтов и " женщина-ангел" познакомились у Карамзиных - видимо, в сентябре 1838 года. Лермонтовский Лейб-гвардейский Гусарский полк стоял в Царском Селе, где проводили лето и раннюю осень многие петербуржцы. В конце августа 1838 года уже знаменитый поэт был представлен вдове Н.М.Карамзина Екатерине Андреевне, в доме которой, как уже говорилось, Смирнова-Россет бывала почти ежедневно. 28 октября Лермонтов читал, уже на петербургской квартире Карамзиных, своего " Демона". Это событие, кажется мне, и стало определяющим в их отношениях. Читал Михаил Юрьевич прекрасно, к тому же обладал сильным красивым баритоном (пел не только романсы, но и оперные партии). Можно представить себе впечатление от чтения монологов Демона... самим Демоном. Многие женщины теряли голову. " Погибла" вместе с лермонтовской Тамарой и Александра. К тому времени она была уже почти семь лет замужем, имела двоих детей... Благоразумная женщина в подобной ситуации смирилась бы, подавила в себе первую в ее жизни по-настоящему " бурную и жадную" страсть (" Штосс"), - но Александрина благоразумной не была...

Итак, Александра Осиповна часто встречается с Лермонтовым у Карамзиных, нередко принимает его и у себя; муж не замечает ни их влюбленности, ни каких-либо выдающихся качеств в госте. А они между тем ведут такие, например, разговоры:

" - До сих пор я никогда не любила, как любят в романах.
- А как любят в романах? Я никогда их не читаю.
- Ну, умирая от счастья и страдания.
Он на меня посмотрел с неизъяснимым чувством, и слеза почти брызнула из глаз его".

" - Позвольте мне просить Вас прийти ко мне на чай накануне моего отъезда, я буду спать там еще только один день. Это будет такое великое счастье, комната станет святилищем всех добродетелей, искренности, целомудрия, самого чистого и пленительного настроения. Обещайте прийти!
- Конечно, дорогой <...>, в этом нет ничего особенного, ибо я бывала у Бакура и Голицына".

" - Как можно так мало церемониться со своей женой, это меня оскорбляет за Вас.
- А я в восторге, потому что это избавляет меня и от его общества, и от еще более ужасной его близости".

Скрыть встречи было невозможно, и влюбленные подчеркивали светски-прохладный характер своих отношений. Пример такого камуфляжа - первая глава " Штосса", где героиня зевает в присутствии собеседника, а он не находит нужным отвечать на ее вопросы, думая о своем и " уставя глаза безотчетливо" на ее " беломраморные плечи". Александрина на случай нескромных вопросов имела наготове объяснения типа вошедших в " Баденский роман":

" Я была почти всегда окружена мужчинами: Жуковский, Вяземский, Пушкин, Плетнев, несколько иностранцев..."

Обратим внимание, что среди перечисленных имен опять-таки нет Лермонтова, хотя мы располагаем множеством свидетельств об их постоянном общении, в частности свидетельством троюродного брата и младшего друга Лермонтова Акима Шан-Гирея:

" По возвращении в Петербург (из первой ссылки. - Л.Б.) Лермонтов стал чаще ездить в свет, но [наи]более дружеский прием находил в доме у Карамзиных, у г-жи Смирновой и князя Одоевского".

Да и вышеупомянутая запись Смирновой о появлении в ее альбоме лермонтовского послания наводит на размышления:

" Альбом был всегда на столике в моем салоне. Он пришел однажды утром, не застал меня, поднялся, открыл альбом и написал эти стихи".

Подняться в гостиную в отсутствие хозяйки может лишь человек, дружески принятый в доме, - так почему же о нем говорится столь безлико?

Принято считать, что самым горячим увлечением Александры Осиповны был секретарь русского посольства во Франции Николай Димитриевич Киселев (1800-1869). Н.Д.Киселев - приятель Н.М.Языкова дерптских лет, впоследствии - посол во Франции и Италии. Он являлся дальним родственником мужа Александры Осиповны и одновременно с семьей Смирновых проводил лето 1836 года в Баден-Бадене; затем, возможно, изредка встречался с ними в Париже, где Смирновы жили с осени 1836-го до весны 1837 года. Представление о бурном романе между ним и Александриной внушено исследователям самой А.О.Смирновой и фактами не подтверждается. В Баден-Бадене она находилась на последних месяцах беременности (не до романов!), а в Париже ее частым гостем был не Киселев, а Андрей Карамзин, оставивший весьма нелестный " парижский портрет" Киселева:

" Посольская молодежь с утра играет в клубах и возится с дрянными любовницами, которых бы я даром не взял, ничего не читает - от всего отстала и, живя в Париже, закоснела, как в глуши саратовской, - таков, между прочим, умница Киселев".

Этой характеристике ни в коей мере не соответствует собеседник мемуаристки в " Баденском романе" - внимательный, чуткий, великодушный, предпочитающий ее общество любому другому.
Еще раз повторю, что " Баденский роман" - не мемуары в буквальном смысле, а литературно-художественное произведение, хотя и опирающееся на впечатления от реальной жизни. А.О.Смирнова-Россет и не претендует на фактическую достоверность, стремясь к достоверности исключительно психологической. По существу, " Баденский роман" писался ею главным образом для самой себя - с целью заново пережить впечатления цветущей молодости. При этом многое зашифровывается, но ключ к шифру лежит на виду - стоит только внимательно вчитаться.
Истинного героя " Баденского романа" объединяет с героем литературным, Киселевым, не сходство натур, а сходство обстоятельств, в которых находилась сама Александра Осиповна: при общении и с тем и с другим она была беременна (в Баден-Бадене - летом 1836 года, а в Царском Селе и Петербурге - осенью 1839 года и зимой 1839-1840 годов).