Глава 30. Контекстуализм.

1. Введение. Все археологи сейчас, разумеется, в курсе того, что в 60-е годы в Америке и Англии произошла научная революция, в результате которой появилась Новая Археология. Но мало кто отдает себе отчет в том, что этому предшествовала другая революция, значение которой, возможно, больше той и влиятельность шире и дольше. Эту более раннюю революцию сразу после Второй мировой войны осуществил один человек – Уолтер Тэйлор, который в американской археологии долго отвергался и не оставил личной школы. В печати он занимал значительно меньше места, чем лидеры Новой Археологии (его бойкотировали, хотя читали все), а в русской литературе почти неизвестен. Короткая разгромная рецензия Монгайта на его книжку прошла незамеченной, книгу самого Тэйлора никто больше не читал, кроме меня, даже имя его большинству ни о чем не говорит. Монтелиуса, Чайлда, Бинфорда знают все. Антрополога Эдварда Тайлора – многие. Археолога Уолтера Тэйлора не знает никто. Обсуждение его положений о типологии не пошло в нашей литературе дальше моих работ.

Между тем, из его книги выросло целое направление исследований, а другие несут на себе его влияние. Некоторые считают, что Новая Археология – это всего лишь продолжение революции, начатой Тэйлором, и Бинфорд сообщает, что свои новые идеи придумал, штудируя Тэйлора.

Но Тэйлор появился не на пустом месте. Истоки его собственных идей также интересны. Таких истоков два: функционализм и теоретические идеи Клакхона.

2. Функционализм в Америке: Данкен Стронг. Антропологический функционализм появился в Европе в 1922 г. В этот год вышли две книги английских инициаторов функционализма: " Аргонавты Западной части тихого океана" Бронислава Малиновского (1884 – 1942, рис. 1), эмигранта-поляка, и " Островитяне-андаманцы" Реджиналда Рэдклифф-Брауна (1881 – 1955). Впрочем, функционалистская книга немца Рихарда Турнвальда " Общество банаро" вышла еще в 1911 г. Функционалисты предложили отойти от ориентировки этнографии на историю. Они отвергли как простые описания изучаемых племен, так и прослеживание их истоков, миграций, влияний и т. п. Целью антропологического исследования они сочли выявление функций этнографических объектов, механизма их работы в живом сегодняшнем обществе (в частности колониальном), и всё это с целью помочь европейской администрации понимать эти общества и справляться с ними. А в основе функций этнографических объектов (вещей, обычаев, обрядов) Малиновский счел элементарные биологические нужды и потребности людей, а также их возникающие из первичных вторичные потребности (в том числе социальные).

Рэдклифф-Браун первым приезжал с лекциями в США, читал их в 1931 – 37 гг. в Чикагском университете. В 1838 – 42 гг. его сменил Малиновский, читая лекции в Иельском университете. Американское общество было подготовлено к восприятию этих идей философами и психологами Уильямом Джеймсом, Джоном Дьюи и другими, особенно философией прагматизма Дьюи, изучавшей функционирование мозга с точки зрения выживания человека. Поэтому идеи функционализма быстро нашли последователей в США. Это были антропологи Сол Тэкс и Фред Эгган, а также социологи Тэлкот Парсонс и Роберт Мертон, ставшие лидерами в американской социологии. Нашлись последователи и среди археологов.

Возможно, эти идеи так быстро нашли последователей в США потому, что еще за несколько десятилетий до того и даже до рождения антропологического функционализма схожие идеи пробивались в археологии США – с конца XIX века, вероятно, как результат позднеэволюционистских интересов эпохи. В 1910 г. Харлан Смит (1872 – 1940) в книге " Преисторическая этнология местонахождения в Кентаки" сортировал артефакты по их социальным функциям: приготовление пищи, изготовления тканей, орудия мужчин, женские вещи и т. д. Ученик Смита Уилльям Уинтемберг, бывший ремесленик, интересовался способами изготовления артефактов. Работая в штате Кентаки, Уильям Уэбб, естественно, учел опыт Смита и изучал, как по археологическим памятникам как индейцы делали и использовали артефакты. В книге " Открывая заново Иллинойс" в 1937 г. Фей-Купер Коул (1881 – 1961) и Торн Дьюел публиковали артефакты под функциональными рубриками, которые они называли " комплексами": архитектура и домашняя жизнь, одежда, церемонии, военное дело и охота и т. д.

Но наиболее влиятельными из археологов этого склада оказались Данкен Стронг и Уэлдон Беннет.

Уильям Данкен Стронг (William Duncan Strong, 1899 – 1962, рис. 2), которого друзья и коллеги называли Данк, в первую мировую войну служил во флоте и тридцать раз пересек Атлантический океан с конвоем. Потом учился в Калифорнийском университете зоологии, в частности орнитологии, но перевелся изучать археологию на кафедру антропологии к Крёберу, став его учеником и другом. От него он усвоил восприятие археологии как части антропологии с интересом к истории. Его соучеником и приятелем был Джулиан Стюард, позже основоположник неоэволюционизма.

В 1926 г. Стронг защитил диссертацию " Анализ юго-западного общества", которая на следующий год была опубликована в " Америкен Антрополоджист" (большая честь для молодого). В работе сочетались археологические данные с антропологическими, а в таблице " Теоретическая реконструкция юго-западного общества" были представлены в сопоставлении ключевые элементы социальной организации трех обществ. Его книга " Общество Аборигенов в Южной Калифорнии", выпущенная два года спустя, считается в США классикой археологии. Вскоре Стронг уехал на о. Лабрадор с этнографической субарктической экспедицией и жил с индейцами наскапи, деля с ними их жизнь и изучая ее.

Затем он работал профессором в университете Небраски и проводил в этом штате археологические раскопки культуры индейцев пони (Pawnee), используя " прямой исторический подход " (direct historical approach) – так в Америке называют объяснения найденных археологических материалов из этнографии той же местности. Метод применялся издавна в Америке (см. ранее повествование о Сайрусе Томасе), но Стронг первый применил его системно, как основной и целеполагающий, совместив раскопки поздних памятников с этнографическим обследованием живых индейских поселений в окрестности. Археология Небраски была опубликована в работах Стронга 1933 – 35 гг., особенно в монографии " Введение в археологию Небраски". Название свое метод получил от брошюры Уолдоу Уэдела, помощника Стронга, " Прямо-исторический подход в археологии (индейцев) пони" (1938). Метод этот интересен не только как свидетельство совмещения археологии с этнографией, но и как указание на определенное видение археологических проблем в духе функционализма. Прибегающим к этому методу исследователям прошлое видится плоским, неглубоким, а главным в интерпретации раскопанного комплекса оказывается то взаимодействие его компонентов, которое пояснить может только наблюдение функционирования живого аналога.

Поскольку функционализм стремился преодолеть увлечение простыми описаниями и классификациями, это выглядело как выступление против таксономизма. Недаром друг Стронга неоэволюционист и экологист Джулиан Стюард в статье " Прямой исторический подход к археологии" противопоставлял этот метод Среднезападному Таксономическому Методу как более высокую археологию (хотя сам Стронг старался вписать свои выводы в СТМ). Но не менее того функционализм, с его концентрацией на одномоментном срезе с общества, на отвержении истории, противопоставлял себя эволюционизму, нацеленному на развитие, на процесс, на реконструкцию прогресса. Эволюционисты считали оседлость, земледелие более высокой стадией, чем кочевой быт. Стронг в Небраске установил, что кочевому коневодству прерий предшествовало оседлое приречное огородничество!

В 1936 г. вышла знаменитая статья Стронга " Антропологическая теория и археологический факт", нацеленная на соединение археологии с культурной антропологией в единое целое, в котором антропологии принадлежала бы ведущая роль: археология была бы оснащена теорией, но это была бы антропологическая теория. Под влиянием своего друга Стюарда он всё больше интересовался синтезами преистории обширных регионов, выделяя эпохи уже не только по стилям керамики, но по экономическим показателям и политической организации.

Во второй половине 30-х годов он заинтересовался Центральной Америкой, копал в Гондурасе с Киддером, а преподавать перевелся в Нью-Йорк, в колумбийский университет. Это он вместе со своим старым другом Джулианом Стюардом задумал раскопки целого района в Перу – долины реки Виру, куда и отправился со своим бывшим студентом Гордоном Уилли, с Джеймсом Фордом и Уэнделлом Беннетом. Раскопки шли с 1946 по 1948 гг. основное исследование по их материалам сделал Гордон Уилли, но Стронг успел разработать хронологию региона. Он умер внезапно в возрасте 63 лет. Стронг был блестящим лектором и оставил много учеников, среди которых такие видные, как Сполдинг и Уилли (Woodbury 1999).

К практикованию " функциональной археологии" призвал Джон У. Беннет в статье " Развитие функциональной интерпретации археологических данных за последнее время", опубликованной в 1943 г. и посвященной обзору археологических работ, в которых можно найти функциональную интерпретацию. Сам он выпустил такую работу годом позже: " Взаимодействие культуры и среды в малых обществах". Под воздействием Беннета в 1948 г. Уилли опубликовал работу " Функциональный анализ стилистических горизонтов в перувианской археологии", а в 1955 г. неоэволюционистка Бетти Меггерс выступила с докладом " Функциональные и эволюционные выводы из конфигурированности общины". Таким образом, с 30-х годов в американской археологии формировалось функционалистское направление.

3. Научная родословная Тэйлора. Обратимся к научной родословной Тэйлора.

Теоретиком-синтезатором «движения культура-и-личность», выросшего из соединения школы Боаса с фрейдизмом, был Рэлф Линтон (Linton, 1893 – 1953, рис. 3). Вернувшись с фронта Второй мировой войны, он избрал археологию своей специальностью, но, прибыв в качестве археолога на Маркизские острова (Полинезия), он увлекся живыми представителями преисторического мира и стал этнологом. Впрочем, в его представлении обе науки – археология и этнология – были ветвями культурной антропологии. Линтон проводил экспедиции в Африке, писал диссертацию в Гарварде, затем работал в Чикаго и позже, с 1928 г., в Висконсине. Среди его учеников из Висконсина были Клайд Клакхон и Сол Тэкс.

В 1930-е гг. Рэдклиф-Браун преподавал в Чикаго, и Линтон проводил с ним публичные дебаты. Он был неудовлетворен сухим и безличностным функциональным анализом Рэдклиф-Брауна. В этом анализе Линтону не хватало истории. В 1936 г. Линтон, который был под воздействием функционализма и социологических теорий личности в обществе, опубликовал свой главный теоретический труд «Исследование человека» (A study of man). Эта книга стала учебником. Линтон добавил в функциональный анализ социально-психологические понятия статуса и роли, вводя, таким образом, в него психологический аспект. Общество для него – организованная группа индивидов, культура – организованная сеть идей, обычаев и условных эмоциональных рефлексов. Так что оно существует на психологическом уровне. Поскольку общество состоит из индивидов и зависит от реципрокности (взаимности, направленности друг на друга) их взаимодействий, функциональный анализ должен сконцентрироваться на функционирующих индивидах.

Ученик Линтона Клайд Клакхон (Kluckhohn, 1905 – 1960, рис. 4) в основном культур-антрополог, но также с интересом к археологии. Вместе со своим учителем он воспринял идеи функционализма. Смолоду он дружил с индейцами навахо и изучал их. Два года, 1931 – 32 он проучился в Вене – изучал социологию и естественные науки, проходил у Шмидта этнологию, психоанализ у Фрейда. Исследуя навахо в 30-е – 40-е гг., инициировал новый тип полевых исследований – междисциплинарный (антропологи с психологами). С конца 30-х годов преподавал в Гарварде, где вместе с Толкотом Парсонсом и Питиримом Сорокиным создал факультет социологии. Клакхон был советологом, директором Центра Русских исследований в Гарварде и, разумеется, противником большевизма.

Как и его учитель, Клакхон – теоретик. В статьях 1939 – 1940 гг. " Место теории в антропологических исследованиях" и " Понятийная структура центрально-американских исследований" он решительно осуждал эмпиризм американских этнографов и археологов. Он выражал свое " отвращение к археологии, находящейся на интеллектуальном уровне коллекционирования марок" и свое " неодолимое впечатление, что многие деятели на этом поприще суть не кто иные как слегка реформированные антикварии" (Kluckhohn 1940: 45, 43). По его мнению, теория занимается " сетью понятий дисциплины". Для Клакхона и его последователей " система теории в каждой науке означает …небольшое число категорий, как и элементарных отношений между ними" (Kluckhohn 1940: 41 – 43, 47). Так что в теории нет законов, только сеть категорий.

Его наиболее читаемая книга – “Зеркало для человека” (“Mirror for man”, 1949). В ней он писал, что личность – в основном социальный продукт, то есть продукт социализации биологического существа через опыты детства. Социализация – это подавление и переориентация культурой жизненных импульсов и врожденных элементарных потребностей человека. Доминирующие установки культуры образуют ее систему ценностей и определяют поведение людей. Реакции индивида на самые элементарные естественные побуждения могут быть детерминированы в той же мере культурными ценностями и надеждами, как и естественными факторами. Таким образом, если у Павлова и бихевиористов, а за ними у Линтона, ценности образуются на основе индивидуального опыта, то у Клакхона – это проекция социального опыта на индивидуальное сознание.

А что такое культура? Культура передается научением. “Культуру как таковую, – писал Клакхон в 1949 г. в “Зеркале для человека” – … никто никогда не видел. Всё, что мы наблюдаем, это системы поведения или артефактов группы, придерживающейся общей традиции” (1949: 44). Приближаясь к своему пятидесятилетию, Клакхон совместно со своим старшим (семидесятипятилетним) коллегой Крёбером написал книгу, которая часто цитируется до сих пор. Это сводка определений понятия культуры: “Культура, критический обзор понятий и дефиниций” (1952). Авторы собрали по литературе и проанализировали сотни определений культуры. Разные определения рассортированы, сгруппированы, и выделено то, которому отдается преимущество. Авторы пришли к выводу, что культура “есть абстракция конкретного человеческого поведения, но не само поведение”. То есть культура – это совокупность идей. Иными словами для Клакхона культура – это идеальная система норм, идей и ценностей в головах индивидов.

Вот у такого теоретика в конце тридцатых годов, как раз когда он работал над статьями о засилье эмпиризма, писал свою диссертацию ученик-археолог Уолтер Тэйлор.

4. Уолтер Тэйлор и его книга " Исследование археологии". Уроженец Чикаго, Уолтер Уиллард Тэйлор (Walter Willard Taylor, 1913 – 1997) родился в один год с Ирвингом Раузом и вырос в Гринвиче под Нью-Йорком, где его отец подвизался на Уолл-Стрите. С детства Уолтеру не приходилось думать о хлебе насущном и месте работы. Он учился в Иельском университете и еще студентом провел масштабные раскопки Коахуиллы в Мексике на средства своей семьи и друзей (рис. 5). За всю его жизнь это были самые крупные его раскопки. Он преподавал в Аризоне, Гарварде и Техасе, женился, а диссертацию писал в Гарварде у Клакхона, защитил в 1943. Во время войны ушел в армию и воевал в морской пехоте в Алжире, Италии и Франции, награжден Бронзовой Звездой и Пурпурным Сердцем. Попал в плен и был в немецких лагерях. После войны обосновался в Санта Фе, в штате Нью Мексико.

В 1946 получил от Рокфеллеровского фонда грант на издание своей диссертации, название которой было: " Исследование археологии: диалектическое, практическое и критическое обсуждение с особым вниманием к американской археологии и сопрягательному подходу". Книга была написана в 1942 – 46, опубликована в 1948 (переизд. в 1967 и 1983). Для первой книги молодого (тридцатитрехлетнего) археолога уже название было весьма нескромным: " Исследованием истории" назывался грандиозный труд маститого английского историка Тойнби. Еще менее скромным и сдержанным было само содержание. Были отобраны шесть самых маститых и уважаемых археологов-таксономистов США (Киддер, Гриффин, Хори, Робертс, Уэбб и Ритчи) и подвергнуты совершенно разгромной и язвительной критике – молодой никому не известный археолог отчитывал их свысока, как нашкодивших мальчишек, насмешливо и беспощадно. С точки зрения карьеры он поступал, конечно, неосмотрительно, закрывая себе все дороги, но он был достаточно богат, чтобы не думать о месте работы, и достаточно мужествен (Бронзовая Звезда и Пурпурное Сердце не давались трусам), чтобы никого не бояться.

Киддеру он вменял в вину то, что тот собирал данные ради самих данных, он только описывал их и ничего из них не извлекал, а его описания не-стандартизированы, худосочны, поверхностны. Он игнорировал обломки, брал только целые предметы, он был ослеплен грандиозными памятниками и не исследовал рядовой материал. У нас теперь есть описания памятников и артефактов майя, но нет представления о том, какое место эти предметы занимают в культуре майя.

Тэйлор заключил свой анализ словами: " Американская археология нездорова. Ее пищеварение нарушено. Вместо того чтобы усваивать питательный материал, она его выбрасывает" (Taylor 1948: 92).

Симпатизирующий левым американский археолог Дэвид Херст Томас в учебнике 1969 г. " Археология" так описывает эффект от книги Тэйлора: " это был не меньше, чем открытый призыв к революции. Этот новичок, у которого молоко на губах не обсохло, напал на буржуазных археологов – жирных котов, бомбил их и распекал" (Thomas 1969: 46).

Он отчитывал их за то, что они не понимали задач настоящей археологии, а то, что понимали и даже проповедовали, не выполняли сами. Они, заявлял Тэйлор, делали плохую археологию и даже вообще не археологию. Как же понимал задачи и суть археологии сам Тэйлор?

5. Археология как дисциплина и ее место среди наук. Усвоив понимание культуры у Линтона и Клакхона, Тэйлор считает, что поведение, доступное нашему наблюдению, - это не культура, археологический материал – тем менее культура: культура – это идеи, в нем отраженные. Ее изучает культурная антропология, а " собственно археология – это не более чем метод и ряд специализированных техник для сбора культурной информации. Археолог как археолог в действительности не что иное, как технарь" Taylor 1948: 43).

Но простое описание археологического материала – не наука. Археолог призван классифицировать материал с точки зрения его культурного значения, вывести некие законы его существования и функционирования в обществе. А этим занимается антропология. Значит, археолог в своем познании материала движется в сторону антропологии.

Если опустить определение проблемы, то на этом пути различимы пять этапов:

1) Сбор, анализ и критика эмпирических данных – археологических материалов, критика их применимости, установление технологии, назначения, использования, т. е. функций;

2) Установление хронологической последовательности – построение локальных хронологий;

3) Поиск и открытие отношений в контексте нахождения;

4) Сравнительное исследование культуры в статике и динамике – исследование сути культуры, ее контактов, законов и их функционирования;

5) Абстрагирование законов всеобщей истории человечества.

По Тэйлору (1948: 152 – 202; табл. 4), только первый и, возможно, второй этапы являются делом археологии, а далее палочка эстафеты передается историографии и этнографии (третий этап), далее этнологии и антропологии (четвертый) и философии (пятый).

Кто ограничивает себя первым шагом, - делает " антикварианизм", кто останавливаются на втором – " хронику", на третьем – " историографию" (у Тэйлора это означает историю как дисциплину) и " этнографию", а на четвертом " антропологию" (включая " этнологию" и " социологию"). Так что для Тэйлора история это всего лишь предварительный шаг к антропологии. Сама по себе археология, полагает Тэйлор, - " ни история, ни антропология. Это не что иное, как собирание культурной информации". Значит ли это, что она остается на первом шагу, где также помещен " антикварианизм"? Ответ зависит от того, что понимать под " культурной информацией". Если также и хронология включается, то археология располагается на шаг выше (или дальше), но, во всяком случае, не рядом с историей, до нее. " Собственно археолог есть не что иное, как технарь" (1948/67: 41).

Хотя археология и помещается у Тэйлора на первых шагах познавания материала, культурных остатков, далеко не доходя до антропологии, он осуждал таксономистов именно за ограничение описаниями и классификациями, то есть за то, что они, признавая на словах первобытную археологию отраслью антропологии, антропологию не делали. Значит, практиковали не археологию, а антикварианизм.

6. Теория. Как и его учитель Клакхон, и даже более, чем он, Тэйлор – теоретик. В своем представлении о теории вообще и теории культуры в частности Тэйлор (Taylor 1948: 6) следует своему учителю: теория – сеть понятий, культура – сумма идей, а каждое ее явление уникально. В таком понимании теория культуры не имеет источников и средств для объяснения и предсказания, в археологии – для реконструкции прошлого. Ведь при рассмотрении каждого явления прошлой культуры как индивидуального, наши возможности подыскивать аналогии, сравнивать, объяснять и предсказывать это явление (соответственно восстанавливать) очень ограничены. Вводится неизбежно зерно субъективности, неопределенности. Тэйлор и предпочитает говорить не о реконструкции, а о конструкции, о конструировании прошлого.

Что же тогда остается для теории, какая функция? Покрывая материал сетью понятий, наложить на него порядок этой сети – в надежде, что множественными коррекциями эту наложенную сеть можно будет привести как можно ближе к внутреннему делению, присущему материалу. Отсюда такое место классификаций в центре теоретических интересов Тэйлора и его последователей, собственно сводящего " археологическую теорию" (1948: 143) к " теории археологической классификации" (1948: 121). Опять же, он осуждал таксономистов за ограничение классификациями, а сам в своем теоретическом мышлении предлагал то, что они делали в практике исследований.

Несмотря на такие внутренние противоречия в его исходных позициях книга его имела огромное значение, потому что содержала важные новаторские положения, определившие многое в дальнейшем развитии археологии. Эти положения относятся к типологии, процедуре исследования и к определению задач археолога.

7. Типология по Тэйлору. Тэйлор делит типы на два вида: эмпирические и культурные. Эмпирические типы сформированы из свойств, присущих материалу и доступных для наблюдения и регистрации (мы можем разделить материал по наблюдаемым признакам). В этом смысле образуется объективная основа исследования. Поскольку количество этих свойств велико, их выбор, отбор и группирование зависят от произвола исследователя и в этом смысле эмпирические типы как ячейки по необходимости субъективны (по Тэйлору). Выделение эмпирических типов это служебно-исследовательская часть классификации. Она относится к непосредственно наблюдаемому миру исследователя и ничего не говорит об исследуемой культуре (см. Taylor 1948: 116, 123 – 29, 145).

" Можно сгруппировать автомашины в типы, исходя из длины царапин на их полировке, классифицировать черепки с дресвой по числу песчинок в каждом из них или объединить все ретушированные наконечники с боковыми выемками. Всё это может быть проделано, но встает вопрос: ну и что? (Taylor 1948: 129 – 130).

Мы имеем дело с такими типами, но не их мы ищем. Задача состоит в переходе от них к культурным типам. Культурные типы – это такие группировки по сходствам, которые введены в материал самими создателями культуры, когда они упорядочивали материал и использовали свои нормы. Таким образом, культурные типы внутренне присущи материалу и в этом смысле объективны. Но эти группировки непосредственно не распознаваемы в этом качестве. Желательно использовать определенные знания и цепь заключений, чтобы придать статус культурных типов тем или иным группировкам, наблюдаемым в материале. Здесь могут возникнуть расхождение мнений и ошибки. В этом смысле культурные типы включают в себя субъективный элемент. Они могут естественно проявиться как вполне искусственные, но это не неизбежно (Taylor 1948: 116, 130 – 32, 139).

" Определяются ли эти группы археологическими исследованиями или нет, не может отменить факт их существования…Хотя именно классификатор, как упоминает Бру, строит классификацию, это не противоречит тому факту, что есть классификации, внутренне присущие данным. Хочет ли исследователь найти их или нет в своем археологическом материале, они в нем есть" (Taylor 1948: 133).

Разделение типов на культурные и эмпирические и обнаружение в каждой из этих категорий как объективной основы, так и субъективного компонента – очень важный вклад в распутывание классификационных проблем, и я в своей " Археологической типологии" исходил из него. Но вот как перейти от эмпирических типов к культурным – это осталось у Тэйлора нерешенным.

8. Проблемно-установочная процедура исследования. До Тэйлора в археологии господствовал эмпирический метод, которому соответствовал определенный план исследования (research design plan) и его изложения, определенная последовательность операций (у нас принято называть это процедурой исследования). Поскольку при эмпирическом методе господствует индукция, обобщение материалов, то всё начиналось со сбора материалов, продолжалось их классификацией и анализом, а заканчивалось суммированием и обобщением. В 1877 г. индуктивной методикой пользовался Флиндерс Питри в изучении метрологии. Такую индуктивную процедуру изложил и предлагал как норму исследований Софус Мюллер в 1898 г.

Отвергая следом за Клакхоном эмпиризм, Тэйлор предложил и другую процедуру исследований. В его процедуре всё начиналось с определения проблемы в рамках теоретической концепции. Проблема определяла выбор материала, а затем уже шла его обработка по определенному теоретической концепцией направлению.

Эта схема исследовательской процедуры укоренилась уже давно как строгая норма в естественных науках. В археологии ее применяли также издавна, но спонтанно, спорадически и нестрого. Ясно она представлена археологам впервые в труде Уолтера Тэйлора. В конкретном исследовании эта схема точно реализована Джеймсом Н. Хиллом (James N. Hill, в работе 1968 г.).

Разработанная У. Тэйлором проблемно-установочная схема находит философское обоснование в учении прагматиста Дж. Дьюи (Dewey 1955: 104 – 105) о проблемной ситуации. Вся прагматическая ориентация контекстуалистской точки зрения Тэйлора делает эту схему и даже ее абсолютизацию естественной для него и для его последователей. Что касается археологов с другими философскими взглядами, то для них эта схема также приемлема, потому что она отражает и формирует реальный и важный аспект исследовательского процесса в археологии: ее организацию, возникновение и присутствие проблем, и в связи с этим нацеливание исследований. По крайне мере многих исследований.

9. Сопрягательный подход Тэйлора или контекстуализм. В своем труде Тэйлор не только дал развернутую и разгромную критику таксономизма и таксономистов, но и четко сформулировал свою позитивную программу.

Его предшественники, таксономисты, сравнивали артефакты внутри каждой функциональной категории (горшки с горшками, миски с мисками, наконечники стрел между собой и т. д.), только с разных памятников (межпамятниковый анализ – intersite analysis). Они делали это в целях выделения типов, а функция вещей, естественно, оставалась за рамками исследования (раз всё сравнение идет внутри одной функциональной категории), тогда как Тэйлор, исходя из функционалистских идей, противопоставляет этому подходу другой. В нем он требует связывать артефакты разных категорий – горшок с миской, ножом, печью и т. д. – внутри одного замкнутого комплекса, одного контекста, чтобы их соотношения открыли их функции в нем и смысл всего контекста. Этот подход он назвал " сопрягательным" (conjunctive), у других археологов он получил название " контекстного".

Его концепция не включает вообще-то сравнение и обобщение контекстов, поскольку каждое культурное явление воспринимается им как индивидуальное и уникальное. Он отрицает значение регулярностей, выражающих законы, а тем самым он принижает роль теории как системы открывающей и использующей законы, принижает ее также и вне археологии, во всем антропологическом комплексе дисциплин. Все культурные черты у него равноценны, структуры и иерархии в их сочетании нет.

10. Восприятие книги Тэйлора и его судьба. Рецензии на труд Тэйлора появлялись (для западной прессы) с большим запозданием: первая – через два года, вторая – через три, третья – через шесть лет. В них признавались позитивные стороны книги, но в основном тон был резко критический. Основной упрек был в том, что автор не снабдил свою теорию собственным применением – показом реализации, оставив ее голословным утверждением. И, конечно, всех коробили его нападки на уважаемые личности и его покровительственный и поучительный тон. Каждый из оскорбленных имел много учеников и друзей, обижена была вся американская археология. Это о ней Тэйлор сказал: " Она нездорова. Ее пищеварение нарушено". Он имел в виду, что она выбрасывает в качестве публикаций непереваренный материал. Ничего себе сравненьице для публикаций ассов археологии!

Результатом было то, что Тэйлор десять лет так и не мог получить постоянное место работы в университетах или музеях США, несмотря на влиятельность своего учителя Клакхона. Он имел временные работы, читал отдельные курсы лекций, и то большей частью в Мексике. В конце концов, поселился в Мексике и даже принял мексиканское гражданство (теперь у него было двойное гражданство). Впрочем, будучи весьма состоятельным, он и не лез из кожи вон, чтобы такую работу получить. Получил в 1958 г. – пост заведующего археологическим отделением (кафедрой) в университете Южного Иллинойса, город Карбондейл, южнее Чикаго. 43-летний Тэйлор (рис. 6) развернул там внушительную программу широкого антропологического образования для археологов, с необходимостью двух иностранных языков и методологии науки, с серьезными продолжительными экзаменами для студентов. Тэйлор обожал свою жену, но к археологии женщин допускал неохотно. Он был очень требовательным к студентам, решительно изгонял лодырей и тупиц. Да и для обычных студентов и аспирантов было трудно выдерживать его стиль. Многие покинули университет и вернулись только после ухода Тэйлора. Его уважали, но побаивались и не любили.

И, конечно, ему никогда не прощали его критику тузов 1948 года. Его никогда не избирали на почетные посты в археологических и антропологических обществах США. Правда, в 1970-м старый таксономист Пол Мартин, прибыв с публичной лекцией в университет Южного Иллинойса, начал свою лекцию с анализа монографии Тэйлора. При этом он взглянул на присутствовавшего в зале Тэйлора и сказал: " Уолт, ты был прав. Мы не смогли разглядеть это в 1948, но ты был прав". Все обернулись к Тэйлору, а он кивнул и тихонько ответил с вежливой улыбкой: " Спасибо, Пол" (Reyman 1999: 693).

Но старик Мартин вообще был энтузиастом новаций, и его отношение еще не говорит о признании археологического сообщества. В 1974 г. Тэйлор ушел в раннюю отставку, в возрасте 61 года. А еще через 10 лет на 50-м ежегодном собрании Общества Американской Археологии в 1985 г. 72-летнего Тэйлора (рис. 7) резко критиковали многие участники. Он покинул заседание и ни разу более не показывался ни на одной археологической конференции. Когда его ученики задумали юбилейный сборник в его честь, десятилетние старания не увенчались успехом: было получено всего две статьи. Более 100 ученых отказались участвовать, а многие прямо отвечали, что не могут забыть и простить книгу 1948 года или обиды студенческих лет.

А рецензии продолжали появляться и с течением времени становились всё более симпатизирующими и даже восторженными. В 1983 г., т. е. 35 лет спустя после выхода книги, вышло ее третье издание с предисловием Патти Джо Уотсон, которое можно рассматривать как рецензию. Уотсон писала, что он на 20 лет опередил время и что его труд остается " потрясающе влиятельным". В 1988 г., через 40 лет, после появления книги, появилась рецензия Джеймса Дица под названием " История и археологическая теория: обращение к Уолтеру Тэйлору сызнова". Диц тоже пишет, что идеи Тэйлора остаются " замечательно свежими" и сорок лет спустя, реализуясь в современных теориях.

Между тем, отчет о своих крупных раскопках Коахуиллы, проведенных в молодости, Тэйлор готовил вместе с учениками. Это тот отчет, который должен был показать всем, что он и сам в силах представить реализацию своей теории. Всё же готовил он его с прохладцей, спокойно и медленно. Он ни разу больше не предпринял крупных раскопок, а очень много времени уделял своим хобби: охоте, рыбной ловле (будучи богатым человеком, и владея имениями на р. Пекос и в Колорадо, он имел возможности проводить это с размахом и вкусом), увлекался музыкой (он был отличным гитаристом и чудесно пел испанские и английские народные песни – " фолк"). Кроме того, он великолепно готовил, имел коллекцию изысканных вин, и собрал одну из лучших в Америке антропологических библиотек – у него были полные подшивки даже очень редких и дорогих журналов и серий. Как пишет его биограф Рейман, Тэйлор имел страсть к " хорошей жизни" (по-русски мы говорим, был жизнелюбом) и имел средства вести ее (Reyman 1999: 688). Но это съедало время, а времени оставалось мало.

К концу 80-х годов ученики его стали замечать странности в его поведении. Он стал всё забывать, вести себя неадекватно с ними, лишать их помощи и поддержки. Он поручил одному их них сделать часть отчета и, обещав соавторство, опубликовал в 1988 г. совершенно другой, явно худший, текст без малейшего упоминания проделанной работы и имени того, кому она была поручена. Вскоре выяснилось, что у него – болезнь Альцгеймера (прогрессирующее и неизлечимое разрушение мозговой деятельности, при котором теряется сначала память на слова и события, потом узнавание лиц и ориентация в пространстве, потом понимание остального). Последнее десятилетие своей жизни он провел в слабоумии. Умер в 83 года.

Пэтти Джо Уотсон отмечает с сожалением, что Тэйлор был менее влиятелен, чем мог бы быть. Его биограф Рейман заключает, что Тэйлор не сумел реализовать полностью свой огромный потенциал, потому что сам был своим злейшим врагом (Reyman 1999: 697). Но и тот переворот, который он совершил, увековечил его имя. Он, правда, остался автором одной книги – но какой книги!

11. Развитие и систематизация у контекстуалистов. Гордон Уилли. Тэйлор вторгся в американскую археологию как бы со стороны, олицетворяя в ней антропологическую традицию – от Клакхона, и всё время воспринимался как чужой, враждебный пришелец. Своим был другой основатель контекстуалистской археологии, другой проповедник функционалистских идей, ученик Стронга, систематизатор, теоретик и практик Гордон Уилли, родившийся в один год с Тэйлором и Раузом. Он считается зачинателем и лидером " settlement pattern archaeology" (" археологии конфигурации заселенности" или " конфигурации обитания") и получил множество орденов, медалей и научных титулов и отличий (Preucel 1999).

К Тэйлору он относится уважительно, но отстраненно, всячески подчеркивая свою непричастность. На схеме (рис. 8) в его совместной с Сэблофом " Истории американской археологии" прямой ствол родословной, так сказать, мэйнстрим, идет к Новой Археологии не от Тэйлора, а прямиком от таксономиста Рауза, Тэйлор же и Уилли расположены по разные стороны этого ствола, обладая разными корнями: Тэйлор – от Клакхона, а Уилли – от Стюарда. А книга Уилли и Филлипса помещена непосредственно под Бинфордом, на прямой линии от Рауза к Новой Археологии. Намекая на прогрессивность своей позиции, Уилли в то же время подчеркивает свою связь с традиционной археологией. На деле у него много принципиально общего с Тэйлором, начиная с функционалистской основы и кончая отождествлением археологии с антропологией. Он, конечно, читал книгу Тэйлора и не остался без влияния.

Гордон Рэндолф Уилли (Gordon Randolph Willey, 1913 - 2004, рис. 9) происходил из маленького среднезападного городка Чаритон в штате Айова, но вырос в Лонг Бич, в Калифорнии. Со школьных лет выбрал для себя археологию. Казалось бы, почему бы ему не поступить в Калифорнийский университет к Крёберу, но в списках этого университета значилась только кафедра антропологии, а археология не значилась. Поэтому он поступил в соседний университет Аризоны, где, по его собственному признанию, уделял больше внимания атлетике, чем науке, а по окончании прошел в 1936 летнюю школу по археологии в Санта Фе. Там все практиканты были этнологами или физическими антропологами, только двое было археологов – Гордон Уилли и Уолтер Тэйлор. В автобиографии Уилли вспоминает " много хороших споров и дискуссий о том, как надо раскапывать сложные структуры в курганах и должным образом вскрывать погребения" (Willey 1989: 103). Но это было еще до обучения Тэйлора у Клакхона, а Уилли у Стронга. Диссертацию по памятникам Перу Уилли писал в Колумбийском университете в Нью-Йорке у функционалиста Данкена Стронга (товарищем по семинару у Стронга был Элберт Сполдинг), защитил в 1942. На следующий год присоединился к приятелю своего учителя Джулиану Стюарду, неоэволюционисту, в составлении " Руководства по южно-американским индейцам". В 1950 г. 37-летний Уилли получил в Гарвардском университете место профессора по центрально-американской археологии и этнологии, которое занимал 37 лет – до 1987 г.

Еще аспирантом Колумбийского университета, в 1940 г., он вместе со своим товарищем Ричардом Вудбери, впоследствии написавшим весьма критическую рецензию на Тэйлора, обследовал северо-западный берег Флориды. Друзья обнаружили там 87 поселений, предприняли стратиграфические раскопки шести из них, построили хронологию в 8 периодов и описали развитие заселенности, экономики, социальной организации и т. п. В 1941 г. вышел совместный обзор с Фордом " Интерпретация преистория восточных штатов", тоже с периодизацией. Это были ранние прообразы его будущих систематизаторских обзоров преистории США. В 1945 г. он разработал понятийный инструментарий для таких обзоров – понятия " горизонт" и " традиция". " Стилистический горизонт " – это совокупность схожих артефактов и комплексов, занимающая обширную территорию, но не имеющая большой протяженности во времени. Горизонт формируется в ходе контактов (включая миграции, влияния и заимствования) и является основой для синхронизации памятников. " Культурная традиция " – наоборот, связывая артефакты и памятники, схожие по каким-то показателям, простирается глубоко во времени, охватывая ряд эпох, но в каждой эпохе оказывается узко локальным явлением, проявляясь в одном памятнике или четко ограниченной группе родственных памятников. По традициям прослеживается культурная преемственность.

В этих понятиях Уилли отразилась атмосфера 40-х годов – конкуренция двух течений: культурно-исторической археологии (миграционизма, трансмиссионизма, таксономизма) с растущим неоэволюционизмом. Понятие стилистического горизонта, подразумевающего контакты, Уилли заимствовал у лидера культурно-исторической археологии Крёбера, который его выдвинул в 1940 г. Понятие же культурной традиции Уилли добавил сам под влиянием эволюционистских идей: это понятие переносило акцент с границ культуры на прослеживание преемственности и развития во времени. Оба понятия вместе создавали решетку для систематизации культурных материалов во времени и пространстве. Впрочем, сам Уилли в законы эволюции и прогресса не очень верил.

А с 1946 по 1948 гг. он активно участвовал в экспедиции своего учителя Стронга в долину Виру в Перу. Стронг взял на себя составление хронологии, а Уилли, по совету Джулиана Стюарда, друга его учителя, занялся изучением всей картины заселенности долины. Он обращал внимание не только на большие города с храмами, но и на всю совокупность сельских поселений и деревушек, причем Стюард советовал исследовать не каждое поселение в отдельности, а всю сеть поселений. Он имел в виду, что это позволит выявить воздействия экологии на обитание людей, а Уилли уже думал о социальной организации и о том, как она отражается в конфигурации заселенности. Его интересовало взаимодействие поселений и их обитателей в природной и социальной среде; центральными целями изучения для него были, как он сам формулировал, " контекст и функция". Он использовал конфигурацию обитания как " стратегический отправной пункт для функциональной интерпретации археологических культур", поскольку конфигурация заселенности " отражает природную среду, уровень техники, на котором строители оперировали, и различные институции социального взаимодействия и контроля, которые культура поддерживала" (Willey 1953: 1). На основе этих обследований он выполнил, еще при жизни Стронга, свою монографию 1953 года – " Преисторическая конфигурация в долине Виру". Это был первый образец " археологии конфигурации обитания".

Как пишет Триггер, " большое преимущество конфигурации обитания над артефактами состояло в том, что в то время как артефакты часто находились в контекстах, где они были упокоены, конфигурации заселенности давали прямые данные об обстановке, в которой проходила человеческая деятельность" (Trigger 1989: 282. – Разрядка моя. – Л. К.). Подобно Чайлду Гордон Уилли интересовался социальными аспектами прошлого, но в отличие от Чайлда он разработал методику такого исследования. Уилли объединил поселения в территориальные блоки, видимо, отражающие группировку древнего населения (рис. 10), и установил, что тогдашнее хозяйствование позволяло им культивировать более широкую территорию, чем нынешнее (рис. 11). Мы уже видели, что с аналогичным наблюдением выступил Адамс относительно Ирака, но книга Уилли вышла на два года раньше, и это Уилли повлиял на Адамса. Еще позже сложилась гёттингенская школа " археологии поселения" Янкуна, тоже ставившая задачи исследовать сеть поселений. Но у Янкуна были другие традиции и задачи: позади у него была " археология обитания" Косинны, а следовал он больше географически-экологической школе и задавался целями выявлять не социальные структуры, как Уилли, а заселение местности и хозяйствование в условиях местной природной среды.

Затем, продолжая раскопки в Перу (рис. 12), Уилли вошел в сотрудничество с Филиппом Филлипсом, и вместе они в 1953 – 55 гг. опубликовали несколько систематизаторских обзоров преистории всего Нового Света с упором на теоретическое осмысление, на методологию. Обзоры эти были затем переработаны и в 1958 г. сведены в книгу " Метод и теория в американской археологии". Эта книга стала вехой в истории американской археологии – подвела итог внедрению функционалистских идей и определила их дальнейшую разработку. Она олицетворяла стандарт теоретического осмысления материалов в американской археологии перед распространением Новой Археологии.

Прежде всего, Уилли и Филлипс, не акцентируя имени Тэйлора, поддержали его в утверждении ведущей роли антропологической теории: " археология выросла и вросла в дом антропологии", - заявили они и отчеканили лапидарную формулировку: " Археология – это антропология или ничто" (Willey and Phillips 1958: 2).

Далее, чтобы привязаться к традиционной археологии, они постарались увязать в теории понятийную решетку горизонтов и культурных традиций, созданную Уилли, со Среднезападным Таксономическим Методом МакКерна – с понятиями фазы и компонентов. На пересечении традиции и горизонта они поместили фазу – МакКерновский эквивалент археологической культуры (рис. 13).

Они сомневаются в реальности этого понятия.

" Мы не должны забывать, что продолжительность жизни наших фаз регулярно определяется устойчивостью материальных черт, которые могут быть вполне стабильными. Мыслимо, что внутри этого диапазона социальные изменения могут быть достаточными, чтобы … говорить о разных обществах. Наоборот, при особых условиях даже первобытное население может показывать революционные изменения в материальной культуре, не теряя своей идентичности как общества. У нас есть сколько угодно примеров этого в современной колониальной истории. В итоге, похоже, что имеющиеся шансы против того, что археологические фазы тесно связаны с социальной реальностью, если вообще связаны, но это не препятствует нам утверждать, что они могут быть связаны и что пока что мы можем поступать так, как если бы они были связаны" (Willey and Phillips 1058: 50).

Но на деле фаза у них не получила сколько-нибудь самостоятельного значения в системе, потому что ее место было занято " традицией". У Уилли и Филлипса " традиция" стянула к себе многие признаки археологической культуры, ее функции в анализе (список артефактов и типов, установление преемственности, связь нескольких традиций в пучок – " ко-традицию"). В сущности, у них традиция подменила собой археологическую культуру, став ею (или " фазой"), только без четких границ на карте (рис. 14).

В центре рассмотрения, на пересечении горизонта и традиции, оказывается вовсе не фаза, не археологическая культура, а как раз " компонент", то есть культурно-хронологически выделяемая часть памятника. Чаще авторы, беря этот объект в аспекте заселенности, обитания, обозначают его термином " locality" – как можно было бы перевести, " резиденция", " местообитание" (не " местонахождение", потому что " местонахождение", по-английски site, это " памятник", схваченный в другом аспекте – в аспекте обнаружения и занесения на карту). На таком местообитании представлены остатки жизни конкретной первобытной общины, полный их набор в их функциональных связях, в сопряжении. Они рассматриваются только в очень конкретном контексте и на безграничной основе всей мировой культуры, часто с игнорированием этнографических аналогий. Объект этот рассматривается в связи с другими такими объектами, в сети местообитаний, но на пересечении горизонта и традиции теоретически всё-таки оказывается одно местообитание, а границы сети местообитаний условны, определяются произвольно – выделением района для обследования.

К понятиям " традиция" и " горизонт" Уилли и Филлипс добавили еще одно: " культурная стадия ". Стадия у них отличается от " периода" тем, что представляет собой, прежде всего, не отрезок времени, а этап развития, и отдельные ее компоненты могут быть не синхронны. Всю преисторию Америки авторы разбили на пять таких этапов: литический (то есть каменный, в основном палеолит), архаический (охотничье-собирательские общества после плейстоцена, т. е. мезолит и частью неолит), формативный (формирование культур с производящим хозяйством), классический (городские цивилизации ацтеков, майя и т. п.) и постклассический (империи – как инки). На первый взгляд, это всего лишь переименование европейской системы трех и больше веков, но, приглядевшись, мы заметим, что изменена суть периодизации. Там периодизация строилась на идее технологического прогресса, а тут эта идея устранена. Ничто не намекает на то, скажем, что архаическая стадия выше литической. Скорее тут можно отметить циклический элемент: апогей, климакс падает на предпоследнюю стадию (классическую). Таким образом, авторы сделали свою периодизацию приемлемой для тех, кто был чужд эволюционизма.

В 1965 г. Уилли сработал первый систематический обзор северо- и центрально-американской археологии, в 1971 г. – южно-американской. В 1968 г. он написал краткий очерк истории американской археологии, в 1974 вместе со своим бывшим студентом Джереми Сэблоффом выпустил пространную историю американской археологии, а в 1988 – " Портреты в американской археологии" – очерки о выдающихся фигурах, которых он за свою жизнь встречал. В их числе Киддер, Крёбер, Джулиан Стюард, Стронг, Форд и др. Тэйлора среди них нет.

Его спор 1960-х годов с лидером Новой археологии Бинфордом рассмотрим в разделе о Новой Археологии. Он вообще не любил полемику и конфликты. Хотя его нередко просили использовать свой авторитет в спорах о разграблении памятников и незаконной торговле древностями, полвека он неизменно отклонял все такие попытки.

Выйдя в отставку в 1987 г. в возрасте 74 лет, он продолжал преподавать в Бостонском университете, через реку от Гарварда. Достигнув 80 лет, он решил в основном прекратить занятия наукой и попробовать себя в художественной литературе – опубликовал детективный роман " Селена", а три последующих рукописи не сумел пристроить. Умер в возрасте 89 лет.

12. Поселенческая археология: Чжан Гуанчжи и Брюс Триггер. Внедрение функционалистских идей в археологию означало сдвиг интересов с изучения артефактов на исследование их взаимодействия в прошлой жизни, с истории культур на картину функционирования культурных комплексов в каждый момент истории. Основателями этого сопрягательного или контекстного направления были Уолтер Тэйлор и Гордон Уилли. Тэйлор своей критикой предшественников расчистил место для этого направления и дал его теоретическое обоснование. Уилли трансформировал идеи Тэйлора и свои в систему методов и понятий и показал их практическое применение. Его примеру последовали другие археологи. Особое место среди них занимают натурализованный в США китаец Чжан Гуанчжи и канадец Брюс Триггер, исследователи с ярким талантом теоретиков.

Чжан Гуанчжи (Kwang-chih Chang, 1931 – 2001, рис. 15), которого коллеги и студенты обозначали просто Кей Си, по инициалам (K. C.), а в англоязычной археологии его знают как Чанга (K. C. Chang), был сыном известного тайваньского историка Чжана Воджуна и родился в Пекине при режиме Чан Кайши. Его впечатления от коррумпированной администрации и нищеты народных масс толкнули его к левым идеям, а вторжение японцев и оккупация обратили к национальному самосознанию. В 1946 г., когда Тайвань снова стал китайским после ухода японцев, 15-летний Гуанчжи перебрался с семьей отца на Тайвань. В 18 лет он был арестован за свою социалистическую деятельность и год провел в тюрьме. Через 50 лет он опубликовал на Тайване воспоминания об этом годе и поведал, что именно эти переживания юности обусловили его интерес к антропологии: он захотел понять, " почему люди ведут себя так, как они себя ведут" (Li Liu 2001: 298).

Чжан Гуанчжи всегда и везде был отличником, он легко поступил в Тайваньский университет на отделение антропологии, где стал любимцем " отца китайской археологии" Ли Чжи, известного своими раскопками Аньяна. В 1955 г. успешный 24-летний выпускник был отправлен на старшие курсы (graduate studies) в Гарвадский университет, где его учителями стали палеолитчик-антиэволюционист Хэлем Мовиус, персоналист и функционалист Клайд Клакхон и основатель контекстуализма в археологии Гордон Уилли. При таком блестящем составе учителей немудрено, что Чжан Гуанчжи сумел развить свой собственный талант в теории археологии. Защитив диссертацию в 1960 г., он стал преподавать в Иельском университете, где его старшими коллегами были классик таксономизма и систематизатор Ирвинг Рауз и неоэволюционист-систематизатор Джордж Мёрдок. В 1965 г. 34-летний Чжан занимался в семинаре Ирвинга Рауза по методам археологической интерпретации

Пройдя в Иельском университете все этапы вплоть до руководителя отделения (кафедры), он вернулся через 17 лет в Гарвард профессором археологии (1977 год) и оставался на этом посту еще более двух десятилетий. Он познакомил западный научный мир с китайской археологией, разрабатывая ее на высоком уровне мировых стандартов и изложив результаты в солидных трудах на английском: " Археология Древнего Китая" (1963 г., вышло четыре издания), " Шаньская цивилизация" (1980 г.) и " Искусство, миф и ритуал" (1983 г.). Он также сумел установить сотрудничество с Китаем и даже организовал в Китае в 90-х годах китайско-американскую экспедицию. В Пекине на китайском в 1983 г. опубликован его " Бронзовый век Китая", заменивший примитивную книгу коммунистического культурного лидера Го Можо " Бронзовый век" (на русский переведен Го Можо, а не Чжан).

Но общеархеологический интерес имеют его теоретические труды, особенно его книга 1967 года " Переосмысляя археологию" (Rethinking archaeology"), посвященная памяти Клакхона, а по названию подражающая книге 1961 г. " Rethinking anthropology" Лича, который был функционалистом, движущимся к структурализму. Кажется, первым Чжан употребил термин " археологические функционалисты" (Chang 1967: 12). Подобно Тэйлору, Чжан считает, что " точкой, на которой сфокусировано сложное и мудрёное дело археологической теории" является классификация, с ее понятиями и операциями (Chang 1967: 4). Он согласен и с тем, что интересны не сами артефакты, а их взаимоотношения в комплексе, поскольку они позволяют выявить функции вещей в культуре и жизни. Но что это должен быть за комплекс? Что за ячейка? Уж явно не артефакт, основная ячейка таксономистов.

" Такая ячейка всегда подразумевается в мышлении археолога, когда он говорит, что надо изучать остатки " изнутри". Изнутри чего? " – спрашивает Чжан, и отвечает: " Нет сомнения, что ответ может быть только: народ, местонахождение, Чайлдова культура, или социокультурная система". Еще в 1958 г. он отверг культуры или фазы. " Априорное предположение состоит в том, что нужно рассматривать археологические местонахождения как социальные группы, а не как культуры или фазы. Культуры текучи, а социальные группы четко ограничены" (Chang 1958: 324). В книге " Переосмысляя археологию" он развивает эту идею:

" Элементарная социальная группа, которая больше всего формирует и обусловливает поведение и в то же время является археологически универсальной, это община – стоянка, деревня, или городок – то есть самодовлеющая в плане повседневных взаимодействий обитателей. … Поскольку понятие общины имеет дело с людьми во плоти и крови, которых невозможно археологически восстановить, я предложил заменить его понятием поселение.

Поселение – не логическая абстракция, и оно не может быть характеризовано перечислением типов артефактов, сколь бы оно ни было тщательным. … Поселение это археологическая ячейка поведенческого значения…". И Чжан приводит аналогии: " предложение в трансформационной лингвистике, живой индивид в биологии, атом в физике, молекула в химии" (Chang 1967: 14 – 15).

В книге есть специальные главы " Поселение" и " Микросреда". В следующем году под редакцией Чжана вышел сборник " Settlement archaeology" (" Археология поселения" или " Поселенческая археология"), а еще через три года книга " Конфигурации заселённости в археологии".

Книгу Чжана " Переосмысливая археологию" интересно и полезно читать и сейчас. В ней очень много глубоких мыслей, в частности предложено интересное решение вопроса о способах отличения культурных типов Тэйлора от эмпирических (анализом культурных контекстов).

Мне доводилось дискутировать с Чжаном Гуанчжи в печати (Klejn vs. Chang 1973) по поводу его статьи 1968 г. о соотношениях археологии с этнологией, но виделись мы только один раз в Ленинграде. Он оказался очень маленького роста. В науке это фигура очень крупная.

Одновременно с книгой Чжана Гуанчжи " Переосмысляя археологию" вышла одна из первых статей Брюса Триггера " Археология поселения: ее цели и перспективы", а в сборнике Чжана Гуанчжи вышла статья Триггера " Детерминанты конфигурации заселенности".

Брюс Грэйем Триггер (Bruce G. Trigger, род. 1937, рис. 16) происходит из семьи, в которой смешались традиции английского деизма или атеизма в духе Фрэзера, шотландского просветительства и немецкого либерализма (семья деда со стороны матери эмигрировала из Германии после подавления революции 1848 г.). В своих воспоминаниях он писал, что в 1945 г. испытал шок, узнав о немецких лагерях уничтожения, а вследствие своего полунемецкого происхождения он не мог искать прибежища в мнении, преобладающем среди канадцев британского происхождения, что нацизм случился из-за того, что немцы " не такие, как мы". С тех пор всю жизнь искал более логичного понимания, откуда ненавистные ему жестокость и насилие (Trigger 1998: 77).

С детства увлекшись египетскими древностями и канадскими индейцами, Брюс окончил в 1959 г. университет Торонто на крайнем юго-востоке Канады, а диссертацию делал и защищал в Иельском университете США в 1964 г., когда там преподавали Мёрдок и Рауз. В последний год его учебы в штат вошел Чжан Гуанчжи, с которым Триггер сдружился. В письме Триггер описывает атмосферу в Йейле его дней как господство традиции синтезаторов и обозревателей науки Самнера, Мёрдока, Рауза. Он характеризует ее следующим образом: 1) почти энциклопедический подход, 2) нелюбовь к полевой работе, имевшую следствием для студентов " полное отсутствие какой-либо тренировки в полевой работе или археологических методов или возможности включиться в полевую работу профессоров", и 3) эклектический подход к теории, предпочтение нейтральной позиции и нежелание присоединяться к лагерям. " Студентом и с тех пор позже я чувствовал эту ориентацию в Раузе и в окружении Мёрдока, и я считаю, что моя собственная позиция сильно обусловлена этим (в частности мои почти инстинктивные недоверие и чувство неловкости по отношению к " культам" в антропологии)" (Trigger in Griffin 1978: 8).

Триггер всегда стремится найти в каждом взгляде рациональное зерно и построить концепции, пригодные для применения в разных лагерях. Однолюб в науке Бинфорд даже как-то съязвил: этот человек был создан для работы продавцом обуви (Trigger 1998: 78). В результате сторонним наблюдателям нелегко определить отражают ли его произведения " какой-либо опознаваемый курс". " Поскольку мои работы не становятся чётко в ряд с какой-либо из более четко идентифицируемых позиций", некоторые читатели затрудняются соотнести их с текущими дебатами и говорят о противоречивости позиции (Trigger 1978: VII). Несколько разных и даже противоречивых позиций у одного исследователя, как мы знаем, не исключаются, но всё же биография и работы Триггера позволяют более четко определить его место в истории науки и связать его с определенными течениями.

В своей автобиографии (" Retrospect") Триггер отмечает, что Канада времен его молодости успешно развивалась, была преисполнена оптимизма и канадская общественная жизнь была очень либеральной и толерантной. В Америке же он увидел вокруг себя общество чрезвычайно энергичное, безусловно обогнавшее Канаду технически и по развитию науки, но жесткое и догматичнеое. У него сложилось впечатление, что американцы поголовно убеждены: их образ жизни – лучший в мире, и история никогда не создавала ничего более совершенного. Они очень четко делят всё на черное и белое, на добро и зло, и готовы насаждать насильственно то, что они считают добром. Это было чуждо толерантному канадцу.

Самостоятельно мыслящий новичок, прибывший из среды, находившейся под британским влиянием, смотрел трезвым, отстраненным и скептическим взглядом на американскую археологию, на школу Боаса и таксономизм, теплее относился к неоэволюционистам типа Мёрдока. Отправившись на раскопки в Нубию, куда его влекли старые привязанности к древнему Египту, он не упускал и возможности изучать непосредственно культуру канадских индейцев – гуронов и ирокезов. Сравнение столь далеких регионов (Северная Америка и Африка) дало ему противоядие против однолинейного эволюционизма. Он находился, по его собственному признанию, под сильным воздействием британской школы функционализма, особенно Рэдклиф-Брауна, и вместе с ним (и Чжаном Гуанчжи) считал, что понятие культуры – всего лишь немецкая мистика, реальный же объект изучения – общество, а не культура. Триггер посещал лекции Ф. М. Гейхельгейма по античной экономической истории, и тот обратил его внимание на работы Гордона Чайлда. Они убедили Триггера, что, вопреки концентрации функционалистов на моментальных срезах и микро-исторических рамках, интересна и важна долговременная динамика социальных изменений, и археология в силах изучать ее. Для лучшего понимания социальных систем, решил он, может пригодиться конфигурация заселенности, примеры которой он увидел в работах Уилли и Чжана.

Несмотря на привлекательность работы в американских научных цетрах Северо-Востока (Гарвард и Йейл), Тригер вернулся в Канаду. Он получил работу в университете Мак-Гилла и поселился в Монреале, провинция Квебек, где женился на Барбаре Уэлч, географе.

Читая Чайлда, Триггер проникся интересом к марксизму. Как и у Чайлда, марксизм Триггера не догматический: Триггер не зацикливается ни на техническом или (шире) производственном детерминизме, ни на экономике или политике. У него всегда контекст побеждал закономерности, история – социологию и социальную антропологию. Законам истории он отводит важное место, но и случайности также не игнорирует. По его мнению, на любое событие истории и любой процесс воздействует так много факторов, в том числе и случайных, что предсказать ход событий нельзя, а значит, нельзя и восстановить прошлое по одним лишь закономерностям. Нужно непременно отыскивать фактические следы событий, в этом и заключается роль археологии.

В своей диссертации " История и заселенность в Нижней Нубии", опубликованной в 1964 г., Триггер показал, что густота населения в Нубии на протяжении четырех тысяч лет определялась четырьмя главными параметрами: высотой наводнений, земледельческой техникой, торговлей с заграницей и войнами. В статье в сборнике Чжана в 1968 г. он разбирал факторы (детерминанты), которыми обусловливается облик заселенности, и этих факторов у него множество: природные, технические, экономические, социальные, политические, ситуационные. Самих ячеек обитания у него не одна (" поселение"), а три: " наша наиболее основная ячейка" для него " отдельное строение", дом; две другие – " расположение общины", т. е. поселение, и " зональная конфигурация" – скопление поселений, их размещение на местности.

Впоследствии Триггер всё больше обосновывался на умеренно-марксистских позициях и всё больше занимался проблемами социальной интерпретации и реконструкциями социальной истории. Приверженность конкретной истории уберегала его от социологической схематизации. Подружился он с подполковником Джоном Пендергастом, специалистом по индейцам, и вместе они исследовали культуру индейцев. В работе 1970 г. " Стратегия преистории ирокезов" Триггер на индейских материалах приходит к заключению, что археологическая культура даже для позднего, исторического периода не совпадает принципиально с этнической группой. В 1970-е – 80-е годы вышло много его работ по истории и культуре гуронов. Он рассматривал индейцев не общо – как туземцев в соревновании с европейцами, а как ряд групп со своими экономическими и политическими интересами и судьбой.

Триггер написал также много книг по теории и методологии археологии: " За историей: методы преистории" 1968; " Время и традиции: очерки по археологической интерпретации" 1985, " Артефакты и идеи" 2002.