Монтелиус и Софус Мюллер 15 страница

Артур Эванс в 1895 г. в лекции " Восточный вопрос в антропологии" признал, что в большой анатолийско-дунайской провинции объединились как европейские, так и восточные традиции, а его друг Джон Майрс в том же 1895 г. в книге " Доисторический человек в Восточном Средиземноморье" признал ту же двойственность. Позже, в книге " Критский лабиринт" он написал: " Адекватно признать восточную основу происхождения Европы – это никакой не Mirage oriental. " Независимый европейский элемент" не исключителен по своей способности к ассимиляции" (Myres 1933: 284).

Ну, а семитскую шпильку скоро вынули: англичанин Кинг выступил с идеей, что семиты просто заимствовали культуру у более древнего населения Месопотамии – шумеров. Это вызвало отчаянное сопротивление французского семитолога Галеви, еврея по национальности. Он доказывал, что вообще не было никаких шумеров. Эдуард Мейер и тут выступил скептиком: шумеры дали многое, но не всё. А Делич признал видную роль шумеров. В результате этих событий панвавилонизм перерос в шумероцентрический диффузионизм.

Многое для его развития сделал Леонард Вулли, раскопавший в 20-е годы Ур и пришедший к выводу о первенстве шумеров в создании месопотамской цивилизации, а в 30-е годы выступивший с несколькими книгами об Уре и шумерах (я уже рассказывал о нем). Открытия и заключения Вулли использовал друг Риверса и Эллиота Смита лорд Ф. Р. С. Раглэн (F. R. S. Raglan). Уже в 1939 г., через два года после смерти Эллиота Смита, он выпустил книгу " How came civilization" (" Как пришла цивилизация"). В ней он не только отстаивал шумеров как источник мировой цивилизации, но и выдвигал общие обоснования диффузионизма:

" Ни про одно изобретение, открытие, обычай, верование или даже предание нельзя сказать, что оно осуществлено в двух культурах раздельно… Естественное положение человека – это положение низшей дикости… К этому состоянию он всегда стремится вернуться, если только он не сдерживаем или не толкаем в противоположном направлении этим необъяснимым, но в высшей степени искусственным, локализованным и судорожным процессом, который мы знаем как прогресс цивилизации…Дикари никогда ничего не изобретают и не открывают… Многие из главных открытий и изобретений, на которых основана наша цивилизация, можно проследить с решительной вероятностью к району с центром возле оконечности Персидского залива...".

Тут он говорит о древневосточной, месопотамской цивилизации, подставляя шумеров под Вавилон. Далее он выделяет великое цивилизационное движение XVI века – это второе. И заключает: " Цивилизация, стало быть, далеко не являясь процессом, который продвигается вперед повсеместно, на самом деле есть событие, которое случилось только дважды" (Raglan 1939: 15, 38, 182).

За ним роль шумеров в распространении культурных явлений по всему миру повторяет австрийский археолог Р. Гейне-Гельдерн (R. Heine-Geldern). В 1959 г. в работе " Das Megalithproblem" он выводит все мегалиты из Шумера. И даже самый авторитетный шумеролог американец Сэмьюел Н. Крамер (Samuel N. Cramer) в книге " История начинается в Шумере" (тоже 1959 г., русск. перев. 1965) всё шумерское считает первым в мире. Подзаголовки глав книги так и возглашают: " Первые школы", " Первый двухпалатный парламент", " Первые защитные насаждения", " Первый рыбный заповедник", " Первые погребальные песни", " Первый золотой век" и даже " Первый св. Георгий" (он имеет в виду драконоборца).

В отличие от египтоцентрического диффузионизма, в месопотамском моноцентрическом диффузионизме значительно больше объяснений культурных сходств было отнесено за счет трансмиссии, то есть они приписывались влияниям и заимствованиям, а не миграции. Но в археологии этот диффузионизм был реализован еще меньше, чем египтоцентрический: применительно к Месопотамии его проводили больше литературоведы, искусствоведы, этнографы.

8. Корни диффузионизма. Дэниел задается вопросом: Почему же мир терпит этот академический мусор от людей типа Эллиота Смита, Перри и Раглэна? И отвечает: тому есть много причин. Во-первых, глубокая тяга к простым ответам на сложные вопросы. Во-вторых, реакция на усложнение разработки археологических данных – оно начинает сбивать людей с толку. Когда читали Лаббока или сочинения эволюционистов, всё было в порядке. Но не всё так ладно, когда начали читать современных археологов с их чрезвычайно усложненными рядами культур в разных районах. Можно было бы добавить еще и третью причину – естественное увлечение ученого, открывшего новое явление и впавшего в его переоценку.

Итак, Дэниел видит только гносеологию, каверзы познания, общечеловеческие причины в появлении " ереси гипердиффузионизма", а появление диффузионизма вообще его и не удивляет, представляется ему нормальным. Но причин больше, и есть более конкретные и действенные – не в общечеловеческих свойствах, а в конкретных общественных настроениях в данной стране в определенную эпоху. Это социальные причины.

Стоило бы Дэниелу задать себе вопрос:

1) А почему это течение возникло и особенно развилось именно в Англии?

2) Почему появилось именно на рубеже XIX и ХХ веков, хотя усложнение рядов культур началось позже?

3) Какие ассоциации и аллюзии к современности служат для них опорой и сами " гипердиффузионизм" навязывают?

4) Настроениям и целям каких кругов какой страны больше всего импонирует выраженное в этих построениях мировоззрение?

5) Почему не-дилетанты, солидные профессиональные ученые – Уилер, Чайлд, сам Дэниел и другие – десятилетиями продолжают развивать, правда, на более высоком уровне, те же главные идеи, продолжают на этих, по их собственному признанию, априорных идеях строить свои концепции, откровенно субъективно интерпретировать материал? В чем сила этой традиции, если она не в самих фактах? Очевидно, в значительной мере в социальных корнях.

Упрощаются и абсолютизируются разные вещи. Но в чем причина не абсолютизации вообще, а данной абсолютизации? Почему в разное время и в разных кругах разные явления возводятся в абсолют? Иными словами, почему так, а не иначе развивается история науки?

И не забудем, что захирение и уход со сцены диффузионизма происходили на фоне распада Английской колониальной системы, подъема Африки и Азии, генеральной дискредитации идей руководящей роли определенных народов и культур. Пример диффузионизма особенно ярко отражает социальную определенность и обусловленность научных идей и концепций археологии.

9. Тур Хейердал. Последним отпрыском миграционизма была подвижническая деятельность Тура Хейердала (Thor Heyerdahl, 1914 - 2003). Окончив университет Осло, этот предприимчивый и храбрый норвежец (рис. 22.4) проникся идеей, что тихоокеанские острова заселены населением из доколумбовой Южной Америки. Чтобы доказать эту идею, он построил плот из бальзового дерева, такой же, какими пользовались южноамериканские индейцы, назвал его именем мифического полинезийского героя Кон-Тики и в 1947 г. отплыл из Перу на запад. За 101 день он и его небольшая команда проделали 6920 км и приплыли к архипелагу Туамоту во французской Полинезии. Книга его " Кон-Тики" стала бестселлером. Это было блестящее исследование в экспериментальной археологии (или преистории, или этнографии).

В 1954 г. ради той же цели Хейердал, перейдя от экспериментальной археологии к раскопочной, совершил археологическую экспедицию сначала на Галапагосские острова, а в следующие два года – на остров Пасхи. В их культуре он хотел найти следы инфильтрации из Америки и претендовал на то, что нашел их. В 1958 г. он издал очередной бестселлер " Аку-аку. Секреты острова Пасхи".

Затем Хейердал, верный идее важной роли дальних миграций, задумал доказать, что египтяне могли достичь Южной Америки и принять участие в формировании доколумбовых цивилизаций Америки – инков и ацтеков. Он решил пересечь Атлантику на папирусной лодке " Ра" (с техникой древних египтян) из Северной Африки. Первая попытка в 1969 г. после преодоления 4500 км закончилась крушением, вторая на следующий год удалась – " Ра II" после 57 дней пути приплыл к Барбадосу в Вест-Индии. Так что и Хейердал приложил руку к оживлению идеи Эллиота Смита.

В это время Хейердал заинтересовался историей Старого Света. В 1969 г. он с половиной своей команды " Ра", между обоими путешествиями на " Ра", побывал у меня в экспедиции под Новочеркасском, где я раскапывал курганы с ямными погребениями, а их ведь Гимбутас тогда объявляла праиндоевропейскими. Тур хотел собственными глазами поглядеть на праиндоевропейцев. По моим представлениям, он увидел только ариев (праиндоиранцев). Но встречало его местное начальство с помпой, глава области очень волновался и начал приветственную речь словами: " Дорогой господин Хер Туйердал! " Такие ошибки заразительны. Все последующие ораторы делали заминку перед именем и произносили его с повышенной отчетливостью: " Тур!!! Хейердал!!! "

В 1970-е гг. на тростниковой лодке " Тигрис" Хейердал пустился в 9980-километровый путь по рекам из Ирака в Индийский океан, чтобы доказать, что шумеры могли 5000 лет тому назад проходить этот путь. Война в Эфиопии воспрепятствовала завершению этой экспедиции.

Все публикации Тура Хейердала чрезвычайно романтичны, читаются взахлеб и с восхищением. Но, доказывая самим своим осуществлением, что такие путешествия были возможны, они не доказывают одного – что эти экспедиции реально совершались. Считать, что констатация возможности является достаточным историческим объяснением и обоснованием – это поссибилизм, который большинство историков отвергает, считая логически ошибочным. Только одна книга Хейердала, выпущенная в 1952 г., представляет на 821 странице собранные им доказательства. Это " Американские индейцы в Тихом Океане. Теория за экспедицией Кон-Тики".

Отзывы ученых об этой книге столь же отрезвляюще критичны, сколь отклики на другие его книги полны восхищения. Критики находят в ней лишь случайные совпадения слов, отдельные сходства вещей при полном расхождении всей культуры, предания, которые можно толковать по-разному. Противоречащие факты опущены, материал слабо организован, масса повторов. Всё производит впечатление черновых заметок, сваленных в кучу и опубликованных.

Что же до содержания книги (и критики), то течения позволяют легче плавать с азиатского материка на восток, чем из Америки на запад, и действительно, из Азии проникли в Океанию пищевые растения таро, кокосовый орех, банан, хлебное дерево, как и животные – домашняя свинья. Сладкий картофель и тыква действительно могут свидетельствовать о контактах между Полинезией и Америкой, но для таких контактов не обязательно предполагать миграции. Вообще миграции перуанцев в Полинезию неправдоподобны: как же это перуанцы отказались там от умения производить керамику и ткать? Нельзя отрицать возможность случаев заноса отдельных судов через океан в Полинезию (как и из Старого Света в Америку), но в таких случаях отдельные изможденные путешественники, оторвавшиеся от своей культуры, не культуртрегерами и колонизаторами становились, а вливались в местную культуру и растворялись в ней без следа.

В своей книге Хейердал нападает на противоположную идею заселения Океании - из Азии и Индонезии через Микронезию и Гавайские острова. Он отмечает негроидные черты среди полинезийцев, но объясняет их не как свидетельства такого пути, а как оставшиеся от меланезийских рабов, которых полинезийцы завозили к себе потом. Произошли же эти полинезийцы от европеоидных (" кавказоидных") перуанцев и более северных индейцев Америки, " разумных" (" intelligent"), с европеоидными " психическими чертами". Рецензент-антрополог заметил: " для многих читателей трудно будет избежать впечатления о расизме от этого труда" (Wauchope 1962: 120). Тень расизма витает над всеми гипердиффузионистскими построениями, потому что все они рисуют исходные очаги миграций (Атлантиду, Египет, цивилизации Америки) как населенные белой расой - красивыми, высокими, разумными людьми.

Древние памятники Полинезии (культура Лапиты), датированные радиоуглеродным методом, показывают продвижение из Азии: чем дальше на восток, тем памятники моложе. В начале 90-х гг., еще при жизни Хейердала, раскопанные им кости с остова Пасхи были исследованы палеогенетиками. Анализ ДНК показал, что в подавляющем большинстве население близко родственно с азиатским, а не с американским. Только 2 индивида оказались в родстве с американским населением, так что небольшие включения американского населения все же случались (Jones 2001: 147 – 148).

10. Фанатизм и наука. Говоря о начале археологии, я останавливался на отличиях науки от других форм знания, на отличиях науки от псевдонаук. Теперь есть смысл задуматься о людях, подвизающихся на грани между наукой и псевдонаукой. Фанатизм наиболее ярко представлен вокруг современного футбола. Фанатики, фаны той или иной команды обеспечивают психологическую поддержку своей команде в борьбе, не имеющей разумных целей, они готовы сражаться против призрачного врага, якобы унижающего их команду, и вести бессмысленную войну против всех на стадионах. Политики нередко стараются канализировать ярость фанатиков в русло патриотического запала. Фаны, оказывается, есть и в науке, и те же возможности манипулирования ими существуют.

В своей книге " Сумасбродства и заблуждения именем науки" Мартин Гарднер (Gardner 1957) находит, что есть нечто общее, объединяющее всех свихнувшихся фанатиков, всех сбредивших псевдо-ученых. Во-первых, такой мономаньяк работает в полной изоляции от коллег по науке. Во-вторых, он считает себя гением, а своих коллег несмышлеными тупицами. В третьих, он уверен, что его критики ставят перед собой злостные, каверзные цели, что все его преследуют и чинят ему всяческие препятствия. В-четвертых, он избирает для атак самых великих ученых и самые обоснованные теории. В-пятых, он пишет заумным жаргоном.

Есть ряд книг об искателях Атлантиды и людях типа фон Деникена, о псевдо-археологии, сопряженной с культами, оккультными секретами пирамид и мегалитов (Feder 1984; Harold and Eve 1987, и др.). В обзоре " Культовая археология и ненаучные метод и теория" (1980 г.) Джон Коул пишет об особенностях такой " археологии":

" Утверждения делаются и обсуждаются с недостатком внимания или без внимания к их следствиям вне ограниченной замкнутой системы объяснений… Альтернативные объяснения не рассматриваются, когда утверждение противоречит основной теории, потому что теория часто и неизвестна ревнителю культа; только утверждение реально и важно" (Cole 1980).

Как правило, воинствующие дилетанты ведут ожесточенную войну против трезвых ученых. Глэдвин снабдил свою книгу карикатурными изображениями профессиональных ученых, называемых Фадди-Дадди (от Ph. D. – д-р филос.), в которых можно узнать его конкретных коллег. Д-р Ле Плонжон писал: " Эти так называемые ученые мужи наших дней – первые, кто выступает против новых идей и их носителей". Тур Хейердал с юмором описывает, как, когда он впервые выдвинул свои идеи, его принял в большом музее в Нью-Йорке седовласый ученый и реагировал на его идеи словами: " Нет! ", " Ни в коем случае! ", " Вы ошибаетесь, полностью ошибаетесь! " Свысока Хейердал добавляет, что книгу самого этого ученого " едва ли прочли десять человек". Этот симпатичный викинг так и не понял, что огромная аудитория его собственных бестселлеров побеждена не его аргументами, а его мужеством - тем, что он пересек Тихий океан на жалком плоту и связал свое путешествие в почти пять тысяч километров с углублением в древность на пять тысяч лет… Это отличная романтика, но плохая наука.

11. Некоторые уроки. Я думаю, что изложенное заставит многих задуматься над тем, как близки научная смелость и мания чокнутого. Как много промежуточных позиций. Как же вовремя определить грань между ними? Именно история науки поможет в этом. В каждом отдельном случае нужно выявить, чтó мешало тому или иному знатоку осознать, чего ему не хватало для утверждения в науке, чего не хватало его идее для признания.

Фанатизм – опасная штука. Не только потому, что очень близка от безумия (фанатиков всегда зовут чокнутыми, свихнувшимися, говорят: рехнулся), но и потому, что фанатиками от науки очень легко манипулировать – как и фанатиками от футбола. А это грозит увести их очень далеко от науки - в воинствующий шовинизм и расизм.

Дилетанты и сейчас привносят в науку свежесть восприятия, энтузиазм и нередко талант. Но это способно принести пользу только в том случае, если дилетант сознает, что существует наука, и что прежде, чем вторгнуться на ее территорию, нужно пройти школу – освоить методы науки и ее основные понятия, ее основной объем фактов. Сналету наука не дается никому.

Вопросы для продумывания:

1. Что, с Вашей точки зрения, является противоположностью дилетантизму – профессионализм или научность?

2. В чем порочность обозначений " народ кубков", " мегалитическая раса", " народ кавы"?

3. Фигура Ле Плонжона во многом напоминает Шлимана. Но Шлиману уготована была всемирная слава. а Ле Плонжону – забвение. Что обусловило разительную разницу их вкладов в науку?

4. Парадоксально, что именно врачи, т. е. естественники, которые должны были бы отстаивать эволюцию, оказались диффузионистами – Риверс, Эллиот Смит, взяв обоснование от медика Вирхова. Можно ли найти этому объяснение в самой биологии?

5. Что получится, если попытаться отделить в исторических исследованиях Эллиота Смита фантастические построения от рациональных и плодотворных предложений? Что останется и насколько это важно?

6. Что осталось от исследовательской деятельности Тура Хейердала, ясно: в основном это экспериментальные разработки первобытных возможностей дальних морских и речных путешествий. Но что остается от его археологических исследований на Галапагосских остовах и на острове Пасхи?

7. Чего не хватало Туру Хейердалу для завоевания широкого признания ученых? Что его привело к вопиющей односторонности и необъективности?

8. Правомерно ли рассматривать девизы " Ex Oriente lux" и " Le mirtage oriental" как равноценные крайности?

9. Гипердиффузионизм – это в русском переводе сверх-диффузионизм, преувеличенный диффузионизм. Но ведь и просто диффузионизм является преувеличением диффузии. Как же определить, что такое гипердиффузионизм?

10. Здесь предложено экстерналистское видение диффузионизма. Можно ли предложить интерналистское видение тех же событий?

Литература:

Гипердиффузионизм и антинаучные подходы: Gardner 1957; Daniel 1962, 1971; Adams 1968; Токарев 1978; Feder 1984.

Дилетанты-фантазеры и их критики: Bancroft 1886; Wauchope 1962; Уокоп 1966; Harold and Eve 1987; Cole 1980.

Корни гипердиффузионизма: Rivers 1914; Jarvie 1964; Langham 1981.

Гелиоцентрические гипердиффузионисты и дискуссия вокруг них: Fergusson 1872; Smith 1915, 1928; Dawson 1938; Murray 1961.

Панвавилонизм и шумероцентризм в политическом контексте: Delitzsch 1904; Делич 1906; Винклер 1913; Delitzsch 1921; Myres 1933; Raglan 1939; Watzinger 1944; Andrae 1952, 1961; Wenk 1985; Lehmann 1994.

Иллюстрации:

22.1. Сопоставление храмовых пирамид майя с погребальными пирамидами Египта (Wauchope 1962, табл. после стр. 22)

22.2. Эллиот Смит (Murray 2001, III: 1170)

22.3. Прогрессирующая стилизация изображений попугая макао в первобытном мексиканском искусстве, по Спиндену (Wauchope 1962: 24).

22.4. Тур Хейердал (Malina 1981: 482).