МЕНТАЛЬНОСТЬ XVII-XVIII ВВ.

Для понимания «приключений идей» в этот период прежде всего надо разобраться в их пе­рио­дизации, прежде всего в периодизации философских идей. Тут имеет смысл сде­лать не­сколько замечаний.

Первое замечание состоит определении места философии Канта, играющей существен­ную роль в европейском менталитете. Тут я придерживаюсь точки зрения В. Виндель­банда, который пи­сал следующее: «Выдающееся значение кенигсбергского философа обусловливается тем, что он объединил все идейные мотивы просветительной литературы и, взаимно дополняя их, выра­ботал новое воззрение на задачи и метод фи­лософии» (Виндельбанд В. История филосо­фии. Киев., 1997. с.448). Исходя из этого, я не вижу оснований для того, чтобы придерживаться ошибочных схем, принятых в тра­диции отечественной и некоторых направлений зарубежной историко-философской науки, которые относят его к немецкой классической философии, в ко­торую они вклю­чают Канта, Фихте, Шеллинга, Гегеля и некоторых других, рассматривая их в едином «поле», действующих в едином «плане имманенции». Я думаю, что тут дело было зна­чительно сложнее. А потому не могу согласиться с этой точкой зрения. Ибо, Кант – это, прежде всего, за­вершитель общеевропейского периода Просвещения, и им должна за­вершаться фило­софия эпохи Просвещения. Он находится в ментальном «поле» проблематики эпохи Просвещения. Философские концепции Фихте, Шеллинга – это концепции Романтизма, - иной традиции, а не в коем случае не традиции Просвещения. А философия Гегеля – это форма прусской идеологии времен Реставрации, она находится в ментальном поле, которое близко идеям французской философии и историософии времен Реставрации. Они находятся, следовательно, совершенно в иных «планах имманенции», в ином проблемном поле, которое статичной Природе, противопоставляет Историю, а Разуму – Традицию.

Второе замечание состоит в том, что во многих курсах по истории философии не учи­тывается определенный социально-психологический фон того времени. А он состоит в том, что развитие философской мысли идет на базе оппозиции Англии и Франции. Это крайне напряженное про­тивостояние, и не только в области политики и экономики, а и в области мысли. Этим противо­стоянием проникнута вся философская мысль, что осо­бенно заметно в XVIII веке. К этому надо прибавить существенный момент - противостояние внутри Англии – это Шотландия, которая занимает своеобразное по­ложение в «островной» ментальности. Потому надо всегда выделять шотландскую фи­лософию и иную форму мысли, которая отличается определенным своеобразием. К со­жалению, сто­ронники марксистской традиции философствования в России, противо­реча основным положе­ниям Маркса, этого не замечали, что существенно нарушает аде­кватное описание реальной си­туации в философской и общественной мысли того вре­мени, не говоря уж о том, что дискреди­тирует сам марксизм, который в своих многочисленных со­временных вариантах доказал свою работоспособность (чего нельзя было сказать о «придвор­ном» варианте советского марксизма).

Третье замечание состоит в прояснении той исходной интенции философствования, ко­торое часто критикуется современными философами некоторых направлений. Это то, что философия рассматриваемого периода прежде всего занимается эпистемологиче­ским вопросами. В наше время, когда идут разговоры о «конце эпистемологии», многие хотят представить философст­вование того времени «анахронизмом». Но это неверная точка зрения. Человек того времени хотел разобраться как он, как сознательная личность понимает мир, способна ли она понять его, понять правильно. Это стремление имеет экзистенциальный характер. Экзистенциальный характер этого стремления ярко выражен, в частности в философствовании Блеза Паскаля. На­пряженность мысли, стремление построить мир по понятным для человека разумным правилам – это есть человеческая страсть, а не сухая деятельность ученого –аналитика. Этот момент все­гда надо учитывать при рассмотрении философии XVII-XVIII века. Философия этого пе­риода – это интеллектуальный экзистенциализм, этожеланиепутемразбораинтелектуаль­ныхспособностейчеловекаразобратьсявсамом Человеке, разобратьсяв культуре, котораяегоок­ружала. Без понимания этого все перепетии философствования того времени будут непо­нятны, они будут представлять лишь набор каких-то «ученых» споров на отвлеченные темы. Так они преподносятся некоторыми, что совершенно ли­шает возможности понять и воспроиз­вести «живое дыхание» той эпохи.