Вторник, 22 декабря 1942 г.

Дорогая Китти!

Радостное известие для нашего Убежища: к рождеству мы получим

дополнительно по талонам сто двадцать пять грамм масла на каждого.

Официально, правда, полагается целых двести пятьдесят грамм, но это не для

нас, а для тех счастливых смертных, которые получают свои карточки от

государства. Мы же, еврейские беглецы, вынуждены покупать талоны на черном

рынке, и из-за дороговизны у нас их всего четыре на восьмерых. Мы решили

что-то испечь на нашем масле. Я сегодня утром сделала печенье и два

пирожных. А вообще сейчас здесь ужасная суета. Мама наказала мне закончить

домашние дела и лишь потом заняться уроками или чтением.

Госпожа Ван Даан лежит в постели с ушибленным ребром, жалуется целый

день напролет, непрерывно просит сменить ей компресс, и угодить ей просто

невозможно. Когда же она, наконец, встанет на ноги и сама займется делами?

Вот чего у нее отнять нельзя: она необыкновенно трудолюбивая, а если хорошо

себя чувствует (физически и психически), то и веселая.

Мало того, что все целый день на меня шикают из-за того, что я, видите

ли, слишком шумная, так и мой сосед по комнате не придумал ничего лучшего,

как шипеть на меня по ночам. Если его послушать, то мне и повернуться в

постели нельзя. Пусть не воображает, что я буду его слушаться, в следующий

раз я просто отвечу ему тем же " Шшш-ш"!

Вообще, он с каждым днем становится все нуднее и эгоистичнее. Ни следа

от первоначальной щедрости и уступчивости. Меня просто бесит, особенно по

воскресеньям, что он рано утром включает свет и десять минут занимается

гимнастикой. Мне, так внезапно и безжалостно разбуженной, эти минуты кажутся

часами. Стулья, подставленные к слишком короткой кровати, то и дело

подпрыгивают вместе с моей заспанной головой. Завершив упражнения на

гибкость энергичными взмахами рук, господин Дюссель приступает к своему

туалету. Трусы висят на крючке, это означает шаги туда и обратно. Галстук на

столе, опять топанье, и все мимо несчастных стульев.

Впрочем, бог с ними, аккуратными старыми джентльменами. И пожалуй, не

буду ему мстить, к примеру, выкручивать лампу, запирать дверь, прятать

одежду... Положение все равно не исправить!

Ах, какой я становлюсь разумной! Здесь все надо делать обдуманно:

учиться, слушать, молчать, помогать друг другу, уступать, быть милой, уж не

знаю, что еще прибавить! Боюсь, что на это я исчерпаю свой (и так не очень

большой) запас ума и ничего не сохраню на послевоенное время.

Анна