Глава 2. Здание парламента неприятно поразило Марию своим абсолютным спокойствием

Здание парламента неприятно поразило Марию своим абсолютным спокойствием. Впрочем, что с ним должно произойти? Какие вообще события могли бы потрясти бывшее Министерство экономики, стоящее здесь со сталинских времен, чуждое сострадания и хотя бы налета современности?

В таких местах всегда теряешься – в пространстве и времени. Повсюду – истертые бесчисленными спинами стены. До трещин высиженная кожа кресел. У входа – сотрудник ФСО, сверлящий взглядом до дна твоей совести: не ты ли в далеком детстве без спросу съела банку варенья? Не мир, а фантом, рожденный исторической памятью. Навсегда застывшее, законсервированное для потомков безвкусное желе нетленной бюрократии.

Один поворот бронзовой массивной ручки переносит тело не только в другую эпоху – в другой мир, где суета и стремительный бег – всего лишь желание остаться на месте. Здесь самая нелепая фраза произносится с осознанием своей значимости. Здесь верят лести, улыбаются врагам, аплодируют пошлости. Мир кукол и кукловодов. А главное – уверенности, что дешевый спектакль и есть реальная жизнь. Зазеркалье…

«Когда не знаешь, что говорить, говори по-французски. Когда идешь, носки ставь врозь. И помни, кто ты такая!» – Черная Королева из сказки Льюиса Кэрролла мелькнула и тут же растворилась в воздухе. Мария последовала ее совету. Распрямив плечи, уверенным шагом прошла мимо прапорщика.

Укрывшись в своем кабинете от людских и столовских запахов, безнадежно заплутавших в бесчисленных коридорах и впитавшихся в стены, нажала кнопку телевизионного пульта, словно не ящик включила, а инициировала запуск ракеты. До взрыва – несколько часов, а мир продолжает жить, будто впереди целая вечность. Кто сообщит об этом первым – «Россия» или НТВ?

Остановившись на последнем, Мария скинула пальто и села за стол. Итак, чем убивают вечность? Разговорами, планами, чтением. Связалась с приемной:

– Лиза, будьте добры чашечку кофе. Константин на месте? Пусть зайдет.

Пододвинула ближе ворох бумаг.

Сосредоточиться не удавалось. Текст превращался в ровные черные линии. Она не слышала, как Лиза принесла ей кофе. Не видела, как вошел Константин. Увидев, удивилась его присутствию. Едва ли вспомнила, что вызывала, но спросила, повинуясь привычке:

– Что у нас сегодня?

– Все по графику. Три интервью, встреча с группой экспертов по пакету законов о борьбе с коррупцией. После провала пакета на заседании правительства они подготовили другой план действий. А вечером – встреча с избирателями в округе: отчет о проделанной работе. К девяти надо успеть на посольский прием…

– Все отменяется. – Мария потеряла нить перечислений и снова отвернулась к экрану. – Сегодня трудный день.

– Они обидятся, если не придете, – заметил помощник, не распознав в интонации ледяного оттенка. С укором добавил: – Третье приглашение…

– Скоро узнаете. Я могу в любой момент уехать.

– Но это невозможно! – Костя проследил за ее взглядом: на экране мелькали рекламные ролики. Повысил голос, требуя внимания: – Невозможно отменить встречу с экспертами и избирателями!

– Скоро узнаете, – монотонно повторила она. – Я не могу говорить. Но все отменяется.

Помощник поднял руки: сдаюсь!

– Ну ладно, если так… – И уже без надежды встряхнуть, заинтересовать эту новую, непривычно замкнутую Марию попросил: – Может, хоть одно интервью дадите? Газета – массовая, журналист – известный. Тема – реформа правительства. В нынешних условиях это то, что нам очень надо. Ведь борьба продолжается, правда? – Она кивнула. – Ну так что, время еще есть?

А есть ли оно, это время? Мария автоматически взглянула на часы: одиннадцать тридцать. Интересно, сколько еще? Хватит? На что, собственно? На то, чтобы дать интервью? Или – изменить жизнь? Очередной раз поверить, что ее идеи кому-то нужны? И снова разочароваться?

Помощник обиженно уставился в телевизор. Еще бы! Он так старался! Пригласил известного журналиста, а теперь Мария срывает ему все планы…

– Хорошо, я дам интервью, – кивнула она. – Зовите.

Журналист действительно оказался весьма известным и даже знакомым.

К сожалению, предыдущая встреча не оставила у Марии хороших воспоминаний. Вернее – не оставила никаких. Это в начале политической карьеры она волновалась из-за глупых, никчемных вопросов, поражалась умению вывернуть ее слова наизнанку, звонила, спорила, даже во сне продолжая что-то кому-то доказывать…

С годами пришло умение забывать. Забывать бездарных журналистов, а помнить талантливых. Но последних становилось все меньше. Ну вот – забыла имя. Подобное случалось с Марией не часто: у тех, кому политика заменяет жизнь, память на имена и лица отточена, как у разведчиков.

И Константин хорош: хоть бы напомнил!

Вытащив из памяти желтоватую статью двухмесячной давности, полную липкого словоблудия и самоутверждения автора за счет своего визави, Мария вспомнила подпись: «Николай Елистратов»… Справившись с подкатившей волной раздражения, терпеливо поздоровалась:

– Здравствуйте, господин Елистратов, – и сразу определила границы, даже не пытаясь выглядеть приветливой: – Надеюсь, в этот раз мы поговорим быстро и содержательно – у меня совсем нет времени.

С безусловной уверенностью в себе, подсмотренной в западных фильмах и отработанной в московских клубах, журналист развалился в кресле. Все так же, в манере американского баловня судьбы ответил:

– Нет проблем. А закурить можно?

– Конечно, вот пепельница. – В противовес его хамоватости Марии хотелось быть безупречно вежливой. – Вам чай, кофе?

– Спасибо, уже угостили в приемной. Каким временем я реально располагаю? Я просил один час. Мы договорились с Костей…

Его тон и наглость все же задели: час времени! Профессионалам хватает получаса! И в итоге они выстраивают потрясающий материал. И только адепты «бумажных блокбастеров» заставляют говорить долго и много, чтобы поймать на оговорках.

– Не знаю, – стараясь держать себя в руках, ответила она. – Может, его уже совсем и нет.

Наигранная заинтересованность на лице журналиста сменилась профессиональным беспокойством:

– Что-то случилось?

– Давайте начинать, – оборвала его Мария, пожалев о случайно брошенной фразе.

– Хорошо. – Елистратов разочарованно прикурил сигарету, включил диктофон, как будто передернул затвор автомата: – Вы подготовили нашумевший пакет административной реформы, включая законы о борьбе с коррупцией. Что ж, дело благородное – кто только с нею не боролся! Столько воплей вокруг вашего пакета, а вы продолжаете бороться. Ради чего? Чем он так хорош? Это вы рейтинг себе поднимаете или серьезно?

– Я выполняю обещания, данные людям. Пакет реформы власти – власти, а не общества! – часть моей предвыборной программы, – напомнила она. – Я делаю свое дело. А вы уж интерпретируете как угодно. Это ответ на один вопрос. А теперь – самое интересное: чем моя идея принципиально отличается от других…

Мария вдруг начала заводиться. Как будто не было позади неудач и превратно истолкованных Елистратовым слов. Ей отчаянно захотелось достучаться до этого в принципе умного молодого человека. Наверняка способного к размышлениям, иначе вряд ли ему удалось бы стать столь известным.

– В России создан миф, – продолжала она, – что у нас самый наглый чиновник, самый вороватый бизнесмен, самый продажный журналист… – Елистратов прижал к груди руку и картинно поклонился, Мария через силу ему улыбнулась: – Но я верю в людей. В их изначально нравственную природу. Если создавать правила, при которых быть честным профессионалом выгодно, а вором – не выгодно, то можно добиться успеха и в борьбе с коррупцией, и неуплатой налогов и так далее. Все предыдущие законы направлены на ужесточение наказания, а мои – на стимулирование честности.

– Но это же романтический бред! – Единожды слизав образ популярного ведущего политического ток-шоу, Елистратов не собирался пробоваться на другие роли. – Как можно заставить чиновника, распределяющего миллиарды рублей, не воровать?! Вы что, решили надеть на себя доспехи Дон-Кихота? Власть – не ветряные мельницы…

«Ему не хватает публики и табличек с надписью „аплодисменты» для самых удачных реплик», – подумала Мария.

– Вы меня не только перебили, но и не поняли. – Немного сбитая с толку журналистом, несомненно, готовящим скандальные вопросы-ответы заранее, Мария все же попыталась ему объяснить: – Ваше ключевое слово: «заставить», а я…

Динамичная зеленая заставка экстренного выпуска новостей оборвала на полуслове. Немигающим взглядом Мария следила, как заставка сменяется изображением ведущего, затем – картинкой знакомого здания. Елистратов с интересом оглянулся на экран. Первым отыскал на столе пульт, снял блокировку громкости:

– …по предварительным данным, в кафе находятся десятки заложников. Есть дети. Цифры уточняются…

Неожиданно появившийся звук показался Марии оглушительным. «Десятки заложников». Информация ушла. Свершилось. И что теперь? «Есть дети». Непроизвольно дернувшаяся в поисках пульта рука задела кофейную чашку. Фарфор жалобно звякнул.

В глазах Елистратова вспыхнул охотничий азарт:

– Вы знали что-то заранее?

Мария пресекла попытку журналиста заполучить скандальный материал:

– Вы же видите, мы не можем продолжать интервью. Ужас… Просто ужас…

Она успела подумать, что кто-то другой, оказавшись на ее месте, составил бы фразу заранее. А она как всегда… Мелькнувшая мысль затерялась в лавине других обрывочных мыслей, потоке экстренных сообщений и телефонных звонков.

– …ждут комментариев! Ведущие каналы телевидения! – Голос Константина вытащил Марию из какофонии мыслей и звуков.

– Никаких комментариев! – с удивлением услышала она собственный, ровный и уверенный, голос. – Встречи отменяются. Всем успокоиться и быть на рабочих местах.

Помощник обескураженно оставил кабинет. Мария бросила взгляд на телефон правительственной связи. Единственный аппарат, не издавший еще ни звука. Ну что же ты? Молчишь? Так долго? Будто в ответ на ее мысли телефон зашелся, как ей показалось, воем сирены.

Елистратов не сводил с Марии глаз. Почуявшим добычу ястребом замер в кресле, фиксируя каждое движение. Вот она берет трубку, внимательно слушает, нажимает отбой. Открывает мобильник, задумчиво вертит в руках, выключает, кладет в карман. Подхватывает сумочку. Машинально, не замечая сидящего журналиста, берет пальто. Не прощаясь, выходит из кабинета…