Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 4. Доклад Марии подходил к концу






 

Доклад Марии подходил к концу. В сегодняшних чтениях он – последний. Удерживать внимание депутатов с каждой фразой становилось все труднее. С трибуны зал парламента виден как на ладони. На некоторых лицах – откровенное желание скорее уйти по своим делам, гораздо более важным и срочным, чем проблемы безопасности России.

Хорошо киноактерам. Во время съемок не видишь зрителей. И тебе все равно: спят ли они или вовсе уходят. Марии никогда не было все равно. Она не переносила безразличия. Так и не научившись говорить в пустоту, требовала от слушателей внимания и отдачи. – Реальная безопасность страны – понятие более широкое, чем безопасность границ или наличие ядерного оружия, – повысив голос, перешла она к заключению. – Обеспечение национальной безопасности требует экономической и социальной защищенности каждого человека. Коррумпированная и неэффективная власть и бедный народ – два фактора потенциальной угрозы. Можно сколько угодно говорить о внешних угрозах, но основные проблемы – внутри нас! – выдержала паузу. – Спасибо за внимание. Я завершила доклад.

Собственно, теперь должно начаться обсуждение. Ее речь была тщательно подготовлена: позади – несколько месяцев командной работы. Что скажут депутаты? Зацепило ли? Отнесутся ли серьезно?

– Что она тут делает?! – первым завопил депутат Зелинский, мгновенно перехватив внимание журналистов. С неухоженными, торчащими в разные стороны волосами, он напоминал ворона, изрядно потрепанного котами и дворниками. – Женщина обсуждает вопросы национальной безопасности! Ей место на кухне, детей рожать, а не глупости говорить!

Депутаты оживились, предвкушая веселье. Проснулись спящие, очнулись дремлющие. Обсуждение с космической скоростью превращалось в паршивое шоу.

– Я против этой концепции! – Зелинский замахал руками. – Мы не будем голосовать!

Почему «против» и почему «не будем» – осталось за кадром. Да и вряд ли сам депутат Зелинский мог бы объяснить свою позицию. Бросаться абсурдными фразами – его единственная роль. Не роль даже – так, эпизодический выход. «Антракт, негодяи!»

Многие видели в нем шута, но это не так. Шут – слуга царя, которому позволено кидать реплики, встающие костью в горле официальной власти. А этот – банальный комик, разыгрывающий кухонную мужицкую роль.

Мария подавила нахлынувшее раздражение, подчинившись закону политических джунглей: покажешь слабость – сожрут.

– Благодарю за комплимент, – спокойно произнесла она. – Мне, значит, рожать пора? А вы готовы помочь, господин Зелинский? Вас наконец посетила любовь?

Этот «хук справа» был опробован давно и не раз доказал свою эффективность. Большинство мужчин-политиков, цепляющих «женскую тему», стоило им напороться на открытый вызов, предпочитали закончить базар и скрыться в кустах. Приемчик сработал и в этот раз. Спрятанный внутри Зелинского диктофон с записью народных шуток сломался и захрипел; депутат закашлялся.

По залу прокатились смех и аплодисменты. Телевизионщики оживились. Можно было не сомневаться: перепалку покажут все телеканалы России. Интересно, останется ли хоть кусок от ее предыдущей речи? Мария перехватила взгляд спикера. Тот пожал плечами: а ты чего ждала? Что все будет иначе?

К сожалению, да. Да, черт возьми! Из месяца в месяц она ждет, что все изменится. Что парламентские выступления прекратят быть реалити-шоу, над которыми можно вдоволь поржать. Что журналистам захочется вникнуть в предложения депутатов, а не в их сексуальные взаимоотношения.

Ее изводил вечный массовый заказ: принизить роль парламента до телешоу в стиле «Аншлага», где пошлость является доминантой. Где полоскание простыней во благо рейтинга и яркой картинки считается лучшей забавой, если не смыслом профессии. Где серьезность обсуждения вопросов безопасности в стране зависит от пола докладчика…

– Уважаемые коллеги, – спикер наконец-то прервал смех в зале, – доклад заслушан. У кого есть поправки, вносите на комитетах. Итоговый документ рассмотрим после анализа поправок всех фракций.

Мария сошла с трибуны. Как и следовало ожидать, ее тут же обступили журналисты. Не меньший ажиотаж наблюдался вокруг господина Зелинского.

– Мария, вы согласны с Зелинским, что женщине нечего делать в парламенте?

– Вы действительно готовы сейчас рожать, в вашем-то возрасте?

– А если бы Зелинский объяснился вам в любви, вы бы ответили взаимностью?

Операторы лезли в лицо телекамерами. Журналисты подсовывали диктофоны.

Мария не стала объяснять, что, во-первых, в парламент незачем аккредитоваться тем, кого беспокоят вопросы женской эмансипации. На двух третях суши эта тема не актуальна уже полвека. В конце концов, недостойно для России быть мировой провинцией.

Во-вторых, если кому-то в двадцать пять кажется, что сорок – время думать не о любви, а о месте на кладбище, то не пойти бы ему куда-нибудь… в библиотеку, например…

В-третьих, такие вопросы подмачивают не ее репутацию, а репутацию журналистики. Подмачивают так, что ее не высушить уже ни одним «Индезитом». Некоторые журналисты превращают политику в скандальное шоу и незаметно сами уподобляются светским хроникерам.

Вместо всего этого, умного, многозначительного, она наигранно-кротко предложила:

– Может, все-таки поинтересуемся вопросами национальной безопасности?.. Вы все желтеете с такой скоростью, что люди точно решат, что мы – шоумены. С одной стороны – это правда. Но не вся.

Журналисты не скрывали разочарования. Скандальный материальчик уплывал из рук. Кто-то побежал к Зелинскому в надежде все же получить комментарий. Оставшись одна, Мария поспешно направилась к выходу. Машина ждала неподалеку.

– В Останкино? – Александр завел мотор.

– Да. У меня час времени. Хорошо бы успеть пообедать… Где-нибудь, где тихо. И людей поменьше, – произнесла она. Подумав, добавила: – А лучше там, где совсем их нет.

Автомобиль тронулся. На звонок мобильного Мария откликнулась с досадой:

– Да, я вас слушаю!

– Здравствуйте, – в ее жизнь ворвался мягкий голос Василия. – Я решил, что настало время назначить вам романтическое свидание…

Предложение застало Марию врасплох.

– Ушам своим не верю… Вы что, серьезно?

– Нуда… Мужчина должен иногда брать инициативу на себя, – со значением произнес он. – Есть одно местечко в Москве. Очень странное и для меня потаенное. Если у меня происходит поворотное событие, я всегда отправляюсь туда. Вам понравится. Приглашаю.

– А что, произошло что-то поворотное? – осторожно уточнила она.

– Но мы же договорились… – (Ах да! Он «встретил свою женщину»!) – Ну так что? У нас шанс есть?

Журналисты, Зелинский, спикер – все отлетели и вдруг показались Марии всего лишь плоскими картинками. Спикер – пиковый король в короткой мантии, Зелинский – надутый и обрюзгший трефовый валет, журналисты – разномастные карты небольшого достоинства. Василий предлагал на время забыть о них, отложить крапленую колоду и окунуться в другую жизнь. Мария не стала брать время на размышление:

– Я сейчас еду в Останкино – интервью в прямом эфире. Это ненадолго. Через два часа освобожусь…

– О'кей. – От неожиданно скорого согласия у Василия перехватило дыхание. – Я заберу вас у Останкино через два часа.

 

***

 

Шум затих, депутаты разошлись, а Геннадий Воинов все еще задумчиво прохаживался по холлу. Сразу после доклада к нему подсел Сашка Егоров:

– Ну, как тебе докладик Гордеевой? Какой потенциал, а?..

– К чему ты это, Саш? – Геннадий поморщился. – Давай выкладывай. Все твои заходы знаю…

– Да так… Беспокоит меня, знаешь ли, наша молодежь. Боюсь, упустим их, Ген. Гордееву ту же…

– Не преувеличивай! – отмахнулся Воинов. – Что они могут, эти молодые, кроме болтовни? Тем более – Гордеева? Пусть себе чирикает! Надо же поддерживать в стране видимость демократии…

Сказал, а теперь вот – сам себе не верил. «Не убедительно, Генка. Совсем не убедительно. Сам же понимаешь: бдительность – она никому еще не мешала…»

Воинов наконец вышел на улицу, все так же задумчиво сел в машину. Автомобиль только подъезжал к Белому дому, а Геннадий уже звонил своему старинному приятелю:

– Ваня, Ванечка, приветствую тебя, старый друг! Как Леночка?.. Хорошо? Ну, добро, добро… Слушай, спроси ребятишек своих, что там есть на Гордееву, а? Не обременит тебя, Вань? По старой дружбе…

 

***

 

Не так уж он был уверен, что Мария согласится встретиться. Василий блефовал и не мог дать гарантии, что она этого не замечает. Она больше чем нравилась ему – что-то тут было другое. Сильное, почти фатальное, и именно поэтому она оказалась единственной женщиной, рядом с которой он не чувствовал себя по-настоящему раскованным.

Сейчас он прячется за шутками. Очаровывает внезапностью. Но надолго ли его хватит? Мысль, что при первой же встрече он взял слишком высокую планку и теперь не знает, как приблизиться к Марии, не давала покоя.

Василий заехал в «пивняк» рядом с Останкино. Нашел зал с телевизором. Быстро пробежался по федеральным каналам. На одном увидел теперь уже хорошо знакомую фигуру с трогательными ключицами. Мария привычно расположилась в кресле напротив ведущего аналитических программ.

– Здравствуйте, уважаемые телезрители, – заполнило экран лицо ведущего. – В эфире передача «Разговор на актуальную тему». Нашу гостью даже не нужно представлять. Самая стильная и решительная дама в политике!

– Здравствуйте, Сергей Сергеевич, – сдержанно улыбнулась она.

– Сегодня вы привели в шок ортодоксов в парламенте, представив доклад на тему безопасности в России. Согласитесь: тема для женщины не очень привычная. Вы уверены, что вам будет легче заниматься не детскими пособиями, например, а вопросами безопасности страны? Все-таки мужчины в этой проблематике… м-м-м… плавают… как бы это так выразиться… более свободно. Во всяком случае, мне так кажется.

– Согласна, что исторически мужчины лучше разбираются в вопросах военной безопасности. Но! Во-первых, это дело наживное, а во-вторых, модель безопасности в России никогда не включала в себя человеческую безопасность, то есть защиту жизни каждого. – Мария профессионально шла в нужном ей направлении, не сбиваясь на попытки самозащиты от колкостей. – В России жизнь человека – пыль, летящая из-под колес чего угодно, но всегда большого, государственного. Женщина нужна в политике, чтобы сильные мира сего обратили наконец свой взор на главное право родившегося человека – жизнь. Причем Жизнь с большой буквы, а не существование.

– Звучит жестко. – Ведущий заинтересованно разглядывал гостью, и Василия это неприятно задело. – Но в ответ я могу выдвинуть тоже достаточно жесткую альтернативу. Вспомните одиннадцатое сентября в Америке, террористические акты в Израиле. Что делать, если, по вашей модели, нужно бороться за каждую жизнь заложника?

– Вести переговоры.

– Но те же израильтяне выступают против переговоров! – Сергей Сергеевич бросил в зал расхожий аргумент.

– То; что вы сказали сейчас, – навязанная масс-медиа чушь! Не знаю, кто первым ее придумал. А между тем по сей день за каждого своего заложника израильтяне ведут торг, исчисляемый в сотнях содержащихся в тюрьмах преступников. Хотя бы в двадцать первом веке пора освободиться от варварской привычки не считать жертвы! Мы с вами и все, кто нас слушает, – не проценты, а живые люди. – Она повысила голос. – Надо помнить всегда: простой человек не несет никакой ответственности за наши политические разборки! Все может случиться, но бороться за каждую жизнь нужно!

У Василия никогда не было времени разобраться в политике. Да и желания, в общем-то, тоже. Он знал в лицо десяток известных политических персонажей, весьма условно представляя себе их взгляды, и как-то обходился этим. Сейчас, удивляясь себе, он жадно впитывал каждое ее слово.

– Итак, – ведущий приступил к заключительной части, – во время передачи шел интерактивный опрос. Нам позвонили тридцать тысяч телезрителей. Семьдесят процентов выступили против ведения переговоров с террористами. Ваши комментарии?

– Все мы «против», пока нас не коснется, – вздернула худые плечи Мария. – Я рада, что хотя бы тридцать процентов меня поддержали.

– Дай бог, чтобы и не коснулось. – Сергей Сергеевич снял маску вынужденного противника. – Спасибо вам за очень интересную беседу! До скорой встречи, дорогие телезрители, оставайтесь с нами…

Передача окончилась, а Василий продолжал сидеть за столом. Прикурил очередную сигарету…

– Понимаю, брат, – раздался охрипший голос.

Василий оглянулся. За соседним столом, придерживая рукой клонящуюся книзу голову, восседал местный пропойца.

– Простите?

– Тетка, гврю, классная, – оживился мужчина. – У-у-увжаю… Гврит, канешна, не ясно, но классная. Только штош она с голой шеей, а? Зимой? Холодно… согреть надо…

Незнакомец иссяк. Его лоб глухо стукнулся о столешницу. Спохватившись, Василий быстро расплатился, взял пальто и выбежал на улицу.

 

***

 

В парке с позабытыми строениями полуразрушенной дворянской усадьбы было не по-московски тихо. Справа, сквозь череду голых стволов, виднелся большой пруд с островками земли. Выстроившиеся в аллею липы уводили далеко в гору и непостижимым образом создавали непроницаемое укрытие. Не верилось, что всего лишь в двухстах метрах отсюда – огромный мегаполис. Что совсем близко бурлит вечерняя московская жизнь, стремительная и немножечко сумасшедшая.

– Здесь все по-другому. – Он заговорил первым. – Эти липы столько всего видели… И какой-то очень странный свет. Заметили? Освещение – не городское. И тишина – другая. Тарковщина, словом…

Мария задумчиво шла рядом с ним. Бесконечный ряд стоящих в снегу деревьев завораживал. Действительно, «тарковщина». Она с удовольствием гуляла бы молча, но Василий смотрел на нее выжидающе. С трудом пробормотала, идя навстречу его ребяческому желанию услышать похвалу:

– Угу, мне нравится…

– Да, кстати, я посмотрел ваш эфир… И просто горжусь тем, что я – ваш современник! Вообще – живу с вами в одной эпохе…

– Ну хватит издеваться…

Нет-нет-нет, я абсолютно серьезно. – Он продолжал иронизировать. – Такая сложная тема… Ничего не понял. Мне кажется, работа – неблагодарная! Народ не хочет правды – его устраивает быть обманутым. Прекрасно, кстати, себя чувствует… Там ведь и цифры были… не в вашу пользу… и в кафе, где я вас смотрел, ребята тоже как-то… не врубились, – и тут же поспешно добавил: – Но при этом вы выглядели, конечно, гениально! Такая красивая и при этом така-а-а-ая умная… Я просто загордился: и я – с этой женщиной, с этой звездой, встречаюсь в буквальном смысле сейчас, едва она успела сойти с телеэкрана…

– Ну, тема не такая уж сложная, – остановила она его. – Вы просто не захотели прислушаться. Она, между прочим, страшная, тяжелая и касается всех. Может коснуться и вас, и посетителей вашего кафе…

– Да ладно вам… Давайте закончим неприятный разговор. Лучше посмотрите, какой парк – всего ничего от города, а совсем ведь не чувствуется всей этой суеты. Кстати, о городе. – Василий неожиданно взял ее за руку. – Почему вы со мной в постель-то не ляжете?

Его ладонь оказалась приятно сухой и горячей. Она поймала себя на мысли, что физически, до омерзения не выносит влажных рук. И почему у большинства политиков именно такие, неприятно-потные ладошки?

Василий улыбался, в его глазах появилось что-то такое, что захотелось ответить искренне.

Мария подумала: «Ну вот, все и кончилось. Может, и хорошо, что так рано. Пусть оборвется в самом начале, зато не станет пустых надежд. Итак, поехали…»

– Вы значительно моложе… Еще… вы и ваше окружение… – задумчиво начала она. Потом заторопилась, словно желала поскорее ответить заученный урок, боясь пожалеть о своей откровенности или сбиться и уже никогда так искренне не ответить: – Вы – это модный, гламурный тусовочный мир, где чувственность и красота тела – на первом плане. Красивые изящные люди, профессиональные ценители архитектуры и дизайна. Модерн, арт-деко, Гауди, Ральф Лоран, Пол Смит и так далее… А я… В общем, не мое это. Неконкурентоспособна! Вот так. Зачем лишние унижения? Проблем и так полно…

Василий осторожно сжал ее руку. Ну, если дело именно в этом, то все не так уж печально. По крайней мере, здесь они с ней на равных. Политика – тоже совсем не его. И быть конкурентоспособным ему никогда не светит. Он удивился, какая тонкая и нежная у нее кожа. Усмехнулся:

– Вы абсолютно правы. Зачем унижения?! Я хочу есть! Поехали поужинаем! Знаю одно местечко, – и добавил ставшее привычным заклинание: – Вам понравится…

 

***

 

Мария никогда не бывала в таких кафе. Похоже, оно являлось одним из самых модных в Москве. Спрятавшись за столиком в дальнем углу, она с интересом рассматривала современный минималистский дизайн и людей вокруг.

Большинство сидящих за столиками пар сильно отличались от публики пафосных ресторанов, куда ходили бизнесмены и политики. В основном – молодежь, лет до тридцати.

Потертые джинсики. Короткие кофточки, оголяющие пупки и поясницы, рваные богемные шарфики. Простые сапоги вперемежку с кроссовками.

Никто на нее не пялился, не пытался просчитать, с кем она пришла.

Парочки в полумраке увлеченно обсуждали что-то… Кто-то рисовал, кто-то работал на компьютере…

К своему удивлению, Мария обнаружила, что здесь царит совсем другая, незнакомая ей атмосфера.

– Ну, как вам обстановочка?

Она уже ждала этого вопроса.

– Очень хорошо… – кивнула на расставленные вдоль стен фотоальбомы и книги: – А это – часть интерьера?

– Не только. – Василий старался подчеркнуть особенность места. – Их можно заказывать и просматривать. Некоторые издания, особенно альбомы фотохудожников, – очень редкие или очень дорогие. Их бесплатно смотрят в легкой, непринужденной обстановке, как говорится…

Мне нравится! – заверила она его. – Правда! Я не знала, что в Москве есть такие места! Все так продвинуто, модно, стильно и в то же время просто. Вы со своей профессией здесь так органичны… А я не очень.

Сама себе Мария казалась в этом месте совсем чужой.

– Будете со мной дружить, и этот мир станет вашим. Я подарю вам его, и вы сложите новые впечатления в свой политический багаж. Там наверняка всего уже много накопилось, не хватает только пустяка… – Она посмотрела на него с удивлением. Василий произнес все в шутку. Скорее всего, даже не осознавая, насколько точно, почти дословно, прочел ее мысли. – Вы выбрали что-нибудь или посоветовать?

– На ваш вкус что-нибудь, – по инерции ответила она. – Легкое. Типа рыбы или овощей.

– Я почему-то был уверен, что вы любите рыбу!

– Да чушь это! – Мария поддалась порыву быть естественной. – Я люблю макароны, картошку, пельмени, уличные пирожки с мясом, пиццу. Я обожаю есть дешевую еду с лотка. Но мой статус! Надо держать фигуру, уметь вести переговоры во время ланча. Чебуреков вообще не поешь! Любимое, но баранина с чесноком – беда! Всегда не вовремя. Кошмар! Поэтому все закончилось рыбой.

И я предпочитаю мясо и холестерин, – то ли в шутку, то ли серьезно ответил он, глядя в меню. – Лучшее, что есть, – плов с бараниной. Сколько холестерина в одном блюде! От холестерина реально стоит: становишься энергичным и… вообще. Кстати, со мной вам придется есть много и толстеть. Я люблю толстых. Целлюлитные ляжки, попа – это очень сексуально. Накачанная спортсменка или тощее тело модели – это тоска. Мечта старого импотента.

Мария расхохоталась. И снова угадал! Биологические активные добавки и баночки с волшебными эликсирами, защищающие от холестерина, расщепляющие жиры и обещающие вечную стройность, всегда были при ней. Стали уже практически частью жизни. Если не навязчивой манией.

– Вы заделались психотерапевтом?

– Вовсе нет. Говорю, как думаю. Честно. – Василий сделал заказ и что-то шепнул официанту на ухо.

Мария не сводила со спутника восторженного взгляда. Какое чудо еще должно сегодня случиться?

Через минуту к их столику придвинули второй стол. На немой вопрос в ее глазах Василий заговорщицки подмигнул: сейчас, мол, увидите. В этот момент официант положил перед ними огромный фотоальбом.

Лени Рифеншталь!

– Вы ее знаете? – ревниво спросил он.

– Любимый кинорежиссер фюрера…

Да, но не только… Ее «Триумф воли» известен многим и никогда не будет иметь однозначной оценки. До войны ему дали все международные премии. А после войны – запретили, сочтя за пропаганду. Но Лени никогда не была политиком. Она – художник… И она – здесь…

Прижав ладонями картонный переплет фотоальбома, он продолжал:

– Лени пережила пятьдесят судебных процессов и два года провела в психиатрической клинике. Однажды она прочла «Зеленые холмы Африки» Хемингуэя. И поверила, что там, на Черном континенте, в царстве свободы, сможет стать счастливой, как Хемингуэй.

Василий наконец-то раскрыл альбом.

Великолепие обнаженных тел поражало. Юноши в боевых росписях, девушки с татуировками, борцы и танцовщицы – каждый снимок славил торжество красоты и совершенного тела. И еще чего-то, что закрадывалось в душу, но пока оставалось невнятным…

– Это – ее «Африканское королевство». Издание «Тайм энд Лайф Букс». В пятьдесят четыре года она одна отправилась в Африку. «Я открыла для себя племя нуба, – говорила она. – Это были самые счастливые люди, которых я когда-либо встречала. Они были добры, у них не было дурных мыслей, и они не знали ни краж;, ни убийств. Они жили в абсолютной гармонии с природой. Они приняли меня в свою среду и любили меня так же сильно, как я любила их».

Мария рассматривала фотографии. Лени не обманула – они с удовольствием позировали ей. Неиссякаемая сексуальная энергия шла волной из каждой ее работы. Естественная, почти животная красота черных африканских тел и видение западного художника сотворили своеобразную гармонию красоты.

Снимки аборигенов сменились живописными уголками подводного мира и его экзотических обитателей.

– В семьдесят лет, подделав в документах возраст, Лени получила разрешение на подводные съемки, – пояснил Василий. – То есть занялась дайвингом. Снимала огромный подводный мир… Вот как вы думаете, сколько ей лет на этой фотографии?

– Лет семьдесят? – предположила Мария.

Пылающие страстью к жизни глаза Лени вообще казались юными.

– Ну… – разочарованно протянул Василий. – Гораздо больше – девяносто! А ее бойфренду – пятьдесят. Она умерла в сто четыре года, до самого конца он был с нею с тридцатилетнего возраста… Вот такая вот история.

– Потрясающе! – Намек был так прозрачен, что было бы глупо оставить его незамеченным. – Захочешь – не сочинишь специально, а жизнь берет и подбрасывает. Но… Лени, как и, впрочем, многие легендарные женщины, та же Шанель, Эдит Пиаф и так далее, – это исключение…

– А вы никогда не задумывались о своей исключительности? – Василий закрыл альбом и поймал ее взгляд. – Вы – тоже исключение. И, как у всех исключений, у вас все только начинается. Поверьте мне. У вас еще вся жизнь впереди.

 


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.017 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал