Греческая проблема

Еще более сокрушающий удар нанес Каннинг «принципам 1814, 1815 и 1818 гг.» в другом, несравненно более важном для тогдашней Европы деле — в вопросе о греческом восстании.

В 1821 — 1822 гг. греческое восстание против турок переживало время тяжких поражений. После конгресса в Троппау рушились, казалось, окончательно надежды на Александра и на русскую помощь. Страшная резня, учиненная турками среди хиосских греков, зверские избиения в Константинополе и провинции, публичное повешение патриарха константинопольского — все это прошло султану Махмуду II даром. Правда, Александра давно раздражало вызывающее поведение турецкой дипломатии относительно России. Знаменитый ответ министра иностранных дел (рейс эффенди) Турции по поводу хиосской кровавой бани: «Мы знаем лучше, как нам обращаться с нашими подданными», — возмутил Александра, но зато привел в полный восторг Меттерниха. Махмуд II не пожелал даже прислать своего представителя на Веронский конгресс, хотя ему и был там обещан любезный прием. Каннинг круто повернул руль британской политики в греческом вопросе. Он начал с того, что, даже не уведомив никого из дипломатического корпуса в Лондоне, 25 марта 1823 г. торжественно заявил, что Англия отныне будет признавать греков и турок двумя воюющими сторонами. Это как громом поразило Меттерниха. Каннинг правильно рассчитал удар, нанеся его Священному союзу в самом слабом его месте: там, где тайная, но острая вражда разъединяла Меттерниха и Александра, — в вопросе об отношениях к Турции. Из факта признания воюющей стороной «бунтовщиков», революционеров, «бандитов» греков, вытекало, что само восстание греков Англия считала законным, и что первая территория, где повстанцам удастся укрепиться, будет признана той же Англией самостоятельным государством.

Этот шаг Каннинга дал могучий толчок общественному и литературному движению в Европе в пользу греков. Байрон в Англии и Пушкин в России были далеко не одиноки в своих прогреческих настроениях. Отношение Александра к политике Каннинга в греческом вопросе также свидетельствовало о наступающем повороте в судьбах Греции.

И в самом деле, инициатива Каннинга побудила Александра в конце 1823 г. снова обратиться к греческим делам. Он выработал вместе с Нессельроде очень запутанный и явно неосуществимый план: разделить греческую провинцию Турции на три части и даровать им автономию с тем, что султан будет считаться их верховным государем, а контроль будет принадлежать европейским державам.

Александр сам не верил в свой фантастический план. Должно было получиться так, что и православных греков больше никто резать не будет, и греческие революционеры принуждены будут покориться своему законному государю Махмуду. Ознакомившись с этим планом и с комментариями к нему, Меттерних понял только одно, что Александр собирается начать завоевание Турции с отторжения от нее всей южной части Балканского полуострова и с создания там трех русских генерал-губернаторств под видом «автономных» греческих областей. Но Каннинг решил дать движение увязшей в болоте греческой проблеме. Он-то очень хорошо знал, что для его экономических и политических целей ему нужна свободная от турок Греция, как нужны свободные от испанцев южноамериканские колонии.

Редко кто из дипломатов той эпохи так умел ковать железо, пока горячо, как Каннинг. Между царем и Каннингом установился дружественный контакт. Когда жена русского посла в Лондоне княгиня Ливен, в салоне которой стал бывать Каннинг, в частных беседах с ним летом и осенью 1825 г. говорила, что, по мнению Александра, Россия и Англия должны между собой сговориться касательно греко-турецких дел, то она уже встречала полное понимание и принципиальное сочувствие со стороны своего собеседника. Так обстояло дело, когда в начале декабря 1825 г. Европу облетела нежданная весть о смерти сорокавосьмилетнего царя в глухом далеком южнорусском городишке.

ІІІ. Сближение Николая I с Англией и Францией и дальнейший развал Священного союза