Алан Брэдли. Копчёная селёдка без горчицы

Нам не нужно было много для счастья… Его друзья вскоре стали моими. Друзей у Мустафы было много, они все окружили меня теплом и любовью. Они нравились мне, они были преданы своему другу. Хотя иногда во взглядах я читала бегущую строку недоверия ко мне. Они не могли понять своего друга, который настолько окружил заботой и обложил любовью какую-то русскую девушку. Девушку другой веры. Девушку, которая заставила его страдать…

Из всех его друзей я особыми чувствами пропиталась к одной парочке. Очаровательная Дениз и ее молодой человек Омер были частыми гостями, любимыми гостями. Дениз всегда приносила с собой тепло, комфорт. Она была домашняя и стала мне совершенно родной. Она всегда смешно морщила носик, когда мы пили вино. Она не любила вино, но иногда позволяла себе пропустить бокальчик вместе со мной.

Ее имя означало «море», быть может, поэтому эта кареглазая девчонка покорила мое сердце?! Она была свободной, счастливой, легкой, смешной, необъятной. От нее пахло турецкими сладостями и солью. Каждое ее утро начиналось с чашечки кофе и баклавы[4] в одном из прибрежных ресторанчиков. Морской ветер забавно играл с ее смольными волосами, вплетая в них соленое дыхание моря.

Она была особенной для всех. В первую очередь для меня… Она чувствовала меня без слов, всегда наперед знала, когда мне будет плохо, грустно или весело. Она была рядом в минуты невыносимой тоски по России, когда я орала и била посуду. Когда я безумно хотела вернуться, но еще больше хотела остаться. Она была моим штилем, моим течением, моим спокойствием…

Я никогда не понимала, что может такая как она делать с обычным и заурядным Омером. Нет, он был весел, довольно кампанейским, но не было в нем той страсти к жизни, того мироощущения, что у моей Дениз. «Ты и Мустафа – похожи, но ты птица, а он всего лишь человек, который пытается летать. У нас с Омером, я – ночной прибой, сильный, необузданный, Омер – это серфингист, который пытается слиться с волной. Нас с тобой нужны те, кто будет похож на нас, чтобы он разделял наши страсти, эмоции, мысли, мечты, но в то же время, этот человек должен быть нашим берегом, нашим домом», - говорила она.

Дениз стала моей турецкой Илинкой… Последняя долго злилась на меня. Я уехала, не позвонив, не написав. Я решилась позвонить спустя месяц после побега. Илинка молча выслушала меня и положила трубку. Я ждала, что она будет кричать, материться, может плакать… Но только не молчать. В тот момент мне казалось, что я потеряла частичку себя.

Она позвонила спустя два часа, когда я проревелась. Она сквозь смех сказала: «Идиотка, я люблю тебя. Я знала, что тебе нужно время. Я знала, где ты. Твой мужчина не такой безалаберный, как ты, позвонил мне и твоим родителям. Так что…. Идиотка, могла и раньше позвонить». Мы болтали около двух часов. Я соскучилась по ее голосу, по ее смеху, по ее прямым речам и совершенно бесцеремонным вопросам.

- Приезжай, - попросила ее я.

- Знаешь, крошка Лу, я приеду… Когда-нибудь… Когда ты найдешь себя. Я не хочу встать на твоем пути к взрослению.

- Ты нужна мне, - прошептала я, сглатывая комок в горле.

- Нет, ты должна прожить это одна. А я всегда буду рядом… В твоем сердце. Я живу там со дня нашего знакомства. Как и ты живешь в моем. Я рада, что есть человек, который воплощает твои мечты, и Дениз, которая не даст тебе вернуться назад.

- А как Саша? – спросила я.

- Тебе неинтересно.

- И все же…

- Лу, ты просто уходишь от будущего, цепляясь за прошлое. Саша счастлив. Это все, что тебе нужно знать. Я люблю тебя, мне пора. Целую.

- Люблю тебя. Целую.

Разговор с Илинкой успокоил меня, я стала не так болезненно воспринимать разлуку с Россией. Мустафа всегда был рядом, но я порой была слишком далека от него. Мы мечтали о свадьбе, о детях… Он хотел перевезти в Турцию моих родителей, привезти Илинку… Он даже пытался сосватать ей своего близкого друга Энеса. Меня забавляло его желание быть часть моего мира. Я не понимала, почему он из кожи вон лезет ради этого. Ведь он итак был частью меня. Моей жизни.

- Знаешь, я люблю тебя… И мне кажется, что я захлебываюсь в чувствах к тебе, - признался он однажды ноябрьским вечером и покрепче прижал к себе.

- Тише, я не море. Я просто человек, который всегда будет рядом с тобой, ашкым. Я люблю тебя, - я поцеловала его в щетинистую щеку.

Он успокоился. Больше мы не заводили разговоров о чувствах, в которых тонем. Мы наслаждались легким бризом, невысоким полетом… Все шло своим чередом. И каждая была бы счастлива… Каждая… Но….