Общая характеристика метода

НАРРАТИВНОЕ ИНТЕРВЬЮ В БИОГРАФИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЯХ

В.Ф.Журавлев

(Москва)

В статье рассматривается концепция нарративного (повествовательного) интервью, развиваемая немецким социологом Ф. Шюце применительно к биографическим исследованиям. Анализируются теоретические и методологические предпосылки данного метода. Описаны условия успешности нарративного биографического интервью и стратегия его проведения. В общем виде представлена схема содержательного анализа текстов нарративных интервью.

Ключевые слова: повествование, нарративное биографическое интервью, биографическое исследование, нарративные правила (цугцванги), нарративная компетентность, структура жизненного опыта, анализ содержания.

Общая характеристика метода

" Повествование историй занимает важное место в нашей повседневной жизни" - такими словами известный голландский лингвист Т. ван Дейк начинает одну из глав своей книги, посвященной теории повествования [1, с.190]. В рамках этой теории формулируются структурные категории, правила построения историй, стратегии, к которым в различных социальных контекстах прибегают люди, излагая те или иные события.

Однако рассказываемые людьми истории могут представлять­ интерес не только для теории повествования, но и давать обширный и интересный материал для социологического анализа.

Ф.Шюце, чья методология нарративного (повествовательного) интервью получила в немецкой качественной традиции большую популярность, попытался использовать до последнего времени фактически не находившую применения в социологии способность людей выступать в роли рассказчиков. Ф.Шюце считает, что рассказы (истории) - обычное и широко распространенное в повседневной жизни средство сообщения другим людям того, что касается нас самих или нами пережито, т.е. мы прибегаем к ним как к средству для передачи информации. Поэтому можно говорить о рассказах как " элементарном институте человеческой коммуникации", как о повседневной, привычной форме коммуникации [2, с.91].

На теоретические и методологические основания концепции (а это именно концепция, а не просто стратегия интервьюирования) нарративного интервью оказали влияние феноменологическая социология (А.Шюц), символический интеракционизм (Г.Мид, Г.Блумер) и этнометодология. В практическом отношении нарративное интервью воплотило разработки Чикагской школы с ее специфической исследовательской практикой (труды Р.Парка, Э.Берджеса, У.Томаса, Ф.Знанецкого, Б.Глезера и А.Штрауса, Г.Бекера и др.) [2].

Хотя наибольшую известность техника нарративного интервью приобрела как метод биографических исследований, первоначально­ она разрабатывалась Ф.Шюце в рамках социологического проекта Билефельдского университета (начиная с 1975 г.) для анализа положения дел и взаимодействия между властными структурами после объединения муниципальных округов Для получения нужной информации он обращался к муниципальным политикам с просьбой рассказать о степени их включенности в события, связанные с подобным объединением. Из этих рассказов удавалось узнать о возникающих в ходе реорганизации сложностях больше, нежели при использовании целенаправленных вопросов [3]. Подвергая перекрестному сравнению материалы нарративных интервью, проведенных с различными политиками, Ф.Шюце обнаружил, что такая процедура помогает сравнивать выводы самих социологов, полученные на основе содержащихся в текстах формальных индикаторов (например о появляющейся в суждениях неуверенности, об уходе от детального рассмотрения тех или иных тем), с выводами, основанными на эксплицированных суждениях других информаторов.

С начала 1980-х гг. в Германии техника нарративного интервью стала активно использоваться в биографических исследованиях. Они проводились среди таких групп населения, как безработные, бездомные, пациенты психиатрических клиник, представители различных профессиональных сообществ, участники Второй мировой войны и т.д. (см., например, [4, 5]).

Одной из важных теоретических предпосылок нарративного интервью является обладание каждым человеком в повседневной жизни интуитивной компетентностью относительно правил построения рассказа (неважно, касается он какого-то конкретного случая­ или целой жизни). Такого рода компетентность служит рассказчику­ гарантом, что его повествования будут приемлемы в соответствующем социальном контексте и понятны потенциальному слушателю. Одна из главных задач нарративной методологии - прояснение элементов этой компетентности.

Другая важная предпосылка заключается в том, что рассказчик воспроизводит историю о событиях своей жизни так, как эти события были им пережиты, т.е. жизненный опыт репродуцируется исходя из той релевантности, какую он имеет для самого повествующего. Следовательно, можно говорить о гомологии формы рассказа структуре жизненного опыта [6]. Необходимо подчеркнуть, что речь идет именно о гомологии со структурой жизненного опыта, а не с " действительными событиями", описываемыми в рассказе. Но говорить о такой гомологии и соответственно об успехе нарративного интервью, как полагает Ф.Шюце, можно лишь в случае, если, во-первых, рассказчик повествует о событиях из своей (а не чужой) жизни; во-вторых, если он лишен возможности предварительно спланировать и подготовить свое повествование, т.е. если речь идет о рассказе-экспромте (Stegreiferzahlung). Начиная рассказывать о своем жизненном пути, человек подчиняется динамике процесса повествования и в меньшей степени ориентирован на возможности самопрезентации, обусловленные актуальной ситуацией интервью.

Поскольку постулируется соответствие структуры жизненного опыта и структуры рассказа, принципиальное значение придается тому, как он строится и каковы имплицитные принципы и правила, позволяющие рассказчику делать его связным и понятным для слушателя. Правила, выделенные В.Кальмейером и Ф.Шюце [7], являются подгруппой структурных элементов коммуникации, известных в литературе как " идеализации" (А.Шюц), " постулаты" или " максимы" речевого общения (А.Грайс, Б.Лакофф), " базисные правила" (Г.Гарфинкель, А.Сикурел), и относятся в первую очередь к процессу повествования. Эти имплицитные правила или требования­ (имплицитные в том смысле, что рассказчик может не отдавать себе отчет, что он действует в соответствии с ними) Ф.Шюце называет цугцвангами (Zugzwange)1 и делает акцент на трех из них [8, с.571-573].

Целостность и законченность (Gestaltschliebung). Рассказчик чувствует необходимость заканчивать начатое повествование отдельных сюжетов и эпизодов своей жизни (доводить их до завершения) и делать понятной их взаимосвязь для слушателя. Поэтому все важные и существенные для жизненного опыта рассказчика события излагаются в их целостной взаимосвязи, а каждый конкретный эпизод получает законченный вид. Сгущение (Kondensierungszwang). Поскольку рассказчик понимает, что в его распоряжении ограниченное количество времени, он вынужден останавливаться только на тех обстоятельствах и событиях своей жизни, которые он считает наиболее значимыми и имеющими решающее значение. Необходимость селекции информации таким образом проявляется в тенденции со стороны повествующего сообщать слушателю наиболее релевантную для своего жизненного опыта информацию о событиях, связях и последствиях этих событий, другими словами информацию, отвечающую критерию существенности.

Детализация (Detailierungszwang). Необходимость детализации является частным аспектом требования целостности и законченности. Вводя новую тему или говоря о каком-либо частном событии (персоне, явлении, связи между событиями и т.д.), рассказчик чувствует необходимость уточнить и прояснить конкретные обстоятельства (временные, пространственные, каузальные), сопутствующие данному событию. Поэтому события, о которых говорится, излагаются в исторической последовательности и взаимообусловленности друг с другом и с жизненным опытом рассказчика.

Подчеркивание элемента обязательности в употребляемых терминах " цугцванг" и " требование" не должно вводить в заблуждение. Речь не идет о каком-то внешнем принуждении для респондента действовать в соответствии с некими предписаниями. Действенность нарративных правил (цугцвангов) проистекает скорее из самой логики нарративного жанра, т.е. из ориентации рассказчика на понимание со стороны слушателя. Следование этим имплицитным правилам является тенденцией, а не директивой, о чем свидетельствует обилие отступлений, пропусков, разрывов и неясностей в рассказах.

Хотя форма рассказов, конституированная нарративными правилами, зависит от конкретной ситуации, внутри которой происходит повествование, по мнению Ф.Шюце, контекстуальные моменты вносят лишь поверхностные изменения в структуру излагаемых событий. Внутренний порядок рассказа-экспромта является относительно автономным, т.е. его структура не сводима к обстоятельствам, в которых он продуцируется [6, с.79]. Из этого соображения, а также из упомянутой выше гомологии следует, что именно форма рассказа гарантирует аутентичность воспроизведения жизненного опыта субъекта. Тем самым, как замечает в этой связи Х.Буде [3, с.331], рассказ получает по сравнению с другими вербальными формами воспроизведения субъективного опыта привилегированный статус.

Для этапа сбора данных в нарративном интервью главной задачей является " превращение" интервьюируемого в рассказчика. Для этого разработана специальная стратегия.