Единое командование в Халхе

На всей территории Халхи к марту 1921 г. находились самостоятельные белые отряды. В Урге и на восток и юг от нее господствовала Азиатская конная дивизия. В районе Ван-хурэ и на север от него — полковник Казагранди. В районе Улясутая — Хубсугула — группа офицеров во главе с подполковником Михайловым. В районе Кобдо до границы России — есаул Кайгородов. Последние три группы в силу вещей и обстоятельств охотно подчинились большому и сильному в моральном и материальном смысле генералу Унгерну.

Полковник Казагранди по своему почину уже в феврале прислал офицера к генералу Унгерну с докладом и изъявлением подчинения и просил помочь его отряду посылкой оружия, патронов и зимнего обмундирования. Все просимое ему было послано. Посланы были ему полномочия на производство мобилизации и от Монгольского правительства — полномочия на реквизицию для военных надобностей.

В Улясутае шла большая склока среди отдельных начальников. Туда был послан атаман Енисейского казачьего войска Казанцев с большими полномочиями, а немного раньше него — капитан Безродный — чинить суд и расправу над офицерами в Улясутае. Атаман Казанцев увез с собою все вооружение и обмундирование на 300 человек. Район действий Казанцева указан был как Улясутай — Хубсугул — Урянхай. В конце апреля месяца или в мае была установлена связь с отрядом есаула Кайгородова. От него приезжал полковник Сокольницкий.

Таким образом, к маю месяцу все белые отряды, действующие в Монголии, подчинились единому командованию генерала Унгерна, имели твердую и прочную материальную и, пожалуй, моральную базу.

Разбросанные по Монголии белые отряды ежедневно получали пополнения, так как приток беженцев с Руси не приостанавливался. Даже скептики начинали верить, что через год Азиатская конная дивизия в 800 сабель вырастит в многотысячный корпус и армию, совместно с Казагранди и другими она будет грозной силой против большевиков.

Первосвященник и неограниченный глава Монголии Джэбцзундамба-хутухта-хан возносит молитвы в древнейшем храме. Ламы — прорицатели вычитали, что торжественное моление должно быть совершено в первый весенний месяц, ждали только возвращения из похода генерала Унгерна.

Русские в Урге торжественное моление назвали “коронацией”. Никакой коронации, в нашем европейском понятии, не могло быть, так как Богдо-гэгэн в своем 31–м перерождении находился в высшей степени божества, а, следовательно, выше всех земных царей. Назначенные торжества имели другой смысл — показать всему монголо-ламаистскому миру начало новой счастливой эры в Халхе.

За несколько дней до торжеств в Ургу стали стекаться со всей Монголии князья всех рангов, гэгэны монастырей и ламы. Становища князей на берегах Толы близ Урги представляли красочную картину, которая достойна кисти талантливого художника.

Части Азиатской конной дивизии, расквартированные в Ургинском районе, в новом цветистом обмундировании, при оружии, в пешем строю выстроились по пути следования Богдо-гэгэна от его дворца за Толой до монастыря, имея на правом фланге оркестр музыки. Частям войск пришлось ожидать проезда Богдо-гэгэна долго, ламы вычитали, что Богдо-гэгэн должен выехать из дворца не в 6 часов утра, как предполагалось раньше, а лишь в 9 часов утра. Офицеры разбрелись по ближайшим русских домам, а всадники грелись около костров. В 8 часов 45 минут строй зашевелился. Слышны были команды. Многочисленная толпа монгол стояла позади шпалер войск. Ровно в 9 часов утра шествие открыл хор трубачей человек в тридцать. Они сидели на белых конях. Пронзительные звуки огласили окрестности. Они разгоняли злых духов с пути Хутухты-хана. За трубачами по четыре в ряд шло несколько сот лам, бормоча молитвы.

Показалась огромная, грубо сколоченная треугольная колесница, везомая 12 парами белых коней, коих вели под уздцы придворные конюхи. В центре колесницы был укреплен шест метров 6–8 высотой и на вершине его прикреплен монгольский национальный флаг огромных размеров, сшитый из шелковых материй.

Следом за колесницей с флагом в белой золоченой карете (московской работы), запряженной 6 парами белых коней, с седоками в седлах ехал сам первосвященник и неограниченный повелитель. На нем были красивые и богатые одежды желто — оранжевого цвета, украшенные драгоценными каменьями. Сидел он неподвижно и напоминал статую Будды.

Карету Богдо-гэгэна окружали верховые князья на прекрасных конях. Одежды их, седла, шапки с павлиньими перьями — все это было в дорогих оправах драгоценных каменей, жемчуга, золота и серебра. Группа князей человек в семьдесят, благодаря горячности коней представляла волнующую и переливающуюся волну вокруг кареты Богдо-хана. Весь кортеж в целом, несомненно, был интересным, своеобразным и незабываемым, но, к сожалению, не был заснят на кинопленку за неимением киноаппарата.

Когда карета Богдо-гэгэна въехала во двор монастыря, то генералы Унгерн и Резухин последовали во двор монастыря, отдав распоряжение: “Греться”. Примерно через час из монастыря вышел генерал Резухин и присоединился к офицерам. Генерал Унгерн выехал из монастыря на новом белом коне, в ярко — желтом меховом тарлыке, в собольей монгольской шапке, увенчанной кроваво-красным шариком — знак княжеского достоинства высшей степени. С этого дня до смерти Унгерн не расставался с тарлыком. Грамоту на княжеское достоинство получил и Резухин. Кортеж Богдо-гэгэна обратно проследовал в том же порядке.

Войсковые части вернулись к себе на квартиры около часу дня. Вечером того же дня по полкам был разослан приказ, в коем перечислялись награды офицерам, пожалованные Богдо-гэгэном за их труды на пользу Монголии — Халхи. Офицеры возводились в разные степени чиновников Монголии, дающие большие преимущества получившим награду, если они останутся жить в Монголии.

Княжеский титул какой-то степени получил бурят, бывший старший пастух скота и табунов Жамболон, который стал именоваться Жамболон-ван. Правда, нужно сказать, что он был умный, а больше хитрый азиат, сумевший заслужить доверие генерала Унгерна и Богдо-гэгэна, заняв при его дворе прочное положение, играя в монгольских делах того времени немалую роль. Ожидали выпуск Богдо-гэгэном декларации ко всему миру, но таковой не было обнародовано. Выяснилось, что Монголия в своем внутреннем укладе жизни вернулась к старым хошунным управлениям и ничего нового и прогрессивного внесено не было.

Попутно надлежит отметить, что за взятие Урги генералом Унгерном были произведены: есаулы Парыгин и Хоботов — прямо в полковники, есаулы Архипов.

Марков, Евфаритский, Дмитриев и другие — в подполковники или войсковые старшины. Большинство обер — офицеров получили следующий чин. Многих всадников повысили в высшие звания и выдали денежные награды. К чести новых штаб-офицеров дивизии надлежит отметить, что, хотя большинство их по своему образовательно- воспитательному уровню были несовершенными штаб-офицерами в общепринятом понимании, они были храбрыми и дельными офицерами.