Главная страница Случайная страница
КАТЕГОРИИ:
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
Феноменальная память.
|
|
Люди, обладающие выдающейся памятью, условно разделяются на две группы, а именно группу профессиональных мнемонистов, то есть людей использующих различные мнемотехники, и группу " спонтанных" мнемонистов, то есть людей, способности которых развились без сознательных усилий и приемов мнемоники. В данной части работы мы более подробно " познакомимся" с представителями такой необыкновенной памяти. И начнем наше знакомство с таким человеком, как Грегор фон Фейнегль.
Грегор фон Фейнегль - это известный мнемонист 19 века. У него была своя система, которая сочетала в себе метод размещения, образы и измененную систему слов-вешалок. Она заключалась в следующем: человек в своем воображении разделял комнаты на набор мест, который был иерархически упорядочен. Общие положения определялось полом и 4 стенами, и делились далее на матрицу из девяти ячеек. Полученные ячейки, в свою очередь, назывались соответственно: первое, второе место и так далее. Более того, пронумерована была каждая стена комнаты, а над каждой стеной на потолке располагался 10-ый квадрат. Он был необходим для того, чтобы была обеспечена систематическая десятичная прогрессия от одной стены к другой. В итоге получался " упорядоченный набор из 50-ти мест на комнату".
Фейнегль был убежден, что после запоминания схемы расположения чисел необходимо проассоциировать каждую ячейку с каким-нибудь изображением. При этом между каждой картинкой и соответствующим ей числом, должно присутствовать физическое сходство. Таким образом, если придуманные изображения и их порядок хорошо закрепились в памяти, то это может послужить хорошим фундаментом для устойчивого размещения материала.
Сам Фейнегль искусно владел данной системой. С ее помощью его память была некоторым " хранилищем" для большого количества дат, истории, географии и языка. Причем для каждого века истории была предназначена своя отдельная комната. Сложно даже вообразить то количество комнат, которое этот человек с легкостью удерживал в своей голове. Не удивительно, что такая способность поражала многих.
Следующий человек, о котором хотелось бы поговорить, это С. Д. Шерешевский. Один из самых ярких примеров феноменальной памяти. Хотелось бы заметить, что выдающиеся способности Шерешевского изучал никто иной, как известный отечественный психолог А. Р. Лурия.
Так же как и Фейнегль, Шерешевский был профессиональным мнемонистом. Он без труда мог воспроизвести список из 20, 30 и более слов, не допустив ни одной ошибки.
Так выглядел типичный эксперимент, проводимый психологом: Лурия нарисовал на бумаге таблицу с цифрами, которая состояла из 4-ех столбов и 13-ти строк. Причем последняя строка выглядела следующим образом: х 0 1 х. Данную таблицу он предъявил С. Д. Шерешевскому. Для изучения данной таблицы мнемонисту понадобилось всего 3 минуты, после чего в течение 40 секунд он ее воспроизводил, а за 35 секунд прочитал цифры, стоящие подиагонали. При этом Шерешевский воспроизводил цифры в ритмичном темпе, делая короткие паузы между каждой из них. За 50 секунд времени этому человеку с выдающейся памятью удалось преобразовать все 50 цифр в одно число и без запинки его воспроизвести.
После происшествия нескольких месяцев Лурия попросил воспроизвести таблицу еще раз. По этому поводу он писал так: " Единственное различие между этими двумя пробками состояло в том, что в более поздней ему потребовалось больше времени, чтобы " оживить" всю ситуацию, в которой проводился первоначальный эксперимент. Но сам процесс " чтения" таблицы занял у него едва ли больше времени, чем в предыдущем случае".
Лурия провел множество подобных экспериментов. Шерешевский показал множество подобных результатов.
Лурией было замечено, что память Шерешевского сопровождалась необыкновенной синестезией. Синестезия - это состояние, когда " ощущения одной модальности вызывают ощущения другой модальности". Лурия писал: " немногие обладают такой синестетичностью как S, который во время мысленного " прочтения" ряда элементов из памяти мог слышать шумы в зондируемой зоне памяти, как если бы это были " дуновения потока" или " всплески", вмешивающиеся в его " чтение" информации". Например, звук, имеющий частоту 50 Гц и амплитуду 100Дб вызывал, у Шерешевского ощущение полосы коричневого цвета на темном фоне с красными краями. Более того этот выдающийся человек так же имел сине стоические реакции на голоса. В качестве примера приведем слова самого Шерешевского относительно голоса Лурии, он сказал следующие: " Какой у Вас рассыпчатый желтый голос".
Как видно из написанного выше, для Шерешевского синестические компоненты имеют большое значение в процессе воспроизведения материала. Сам он говорил об этом так: " Я узнаю слово не только по тем образам, которые оно вызывает, но по целому комплексу ощущений, порождаемых этим словом. Обычно я ощущаю вкус или вес слова и мне не нужно делать усилий, чтобы вспомнить - оно как бы вспоминается само".
Также стоит отметить, что Шерешевский пользовался методом размещения для запоминания информации. Он распределял необходимые элементы вдоль знакомой в Москве улицы, а именно начиная от Пушскинской площади и дальше вниз по улице Горького. Но не будем вдаваться в подробности, так как данный метод мы уже рассматривали и ничего нового сказать уже нельзя.
Стоит отметить, что по причине своей феноменальной памяти Шерешевский иногда испытывал некоторые сложности при чтении и, особенно, при восприятии абстрактной поэзии. Так как каждое слово рождает некоторый образ в его голове, зачастую бывало так, что эти образы вступали в коллизии друг с другом, что, безусловно, в некоторой степени мешает. Пожалуй, это все, что мне хотелось бы рассказать о памяти этого выдающегося человека, так что пойдем дальше.
На мой взгляд, интересно было бы уделить внимание не менее феноменальной памяти другого загадочного человека, которого Хант и Лав обозначили, как " V. P." Это интересно еще и потому, что своей памятью загадочный " V. P." может соперничать с память известного всем С. Д. Шерешевского. Начнем с его детства.
Итак " V. P." в возрасте 3, 5 лет умел читать, а в возрасте 5 лет уже досконально знал карту улиц города Рига. Стоит отметить, что Рига- город не маленький, как никак в нем проживает около 500 000 человек. Но продолжим. К 10 годам он знал наизусть порядком 150 стихотворений. К тому времени, как Хант и Лев начали наблюдать за ним, уровень его IQ был равен 136, при этом наивысшие баллы он получал на задачах, где нужно было запомнить некоторый материал.
В другом " тестировании" задача состояла в следующем: необходимо было ознакомиться с рассказом, а затем через некоторое количество времени воспроизвести некоторые фрагменты текста. При этом после прочтения, " V. P." было предложено считать от 253 по 7 до 0 после чего переход или к воспроизведению. Стоит также отметить, что время до воспроизведения фрагментов было различным, начинали с интервала в 1 минуту, затем интервал увеличивался до 5 минут, после до 30 минут, и самый большой интервал имел временную протяженность в 45 минут. Спустя 1 час " V. P." нужно было воспроизвести рассказ полностью, и спустя 6 недель повторить это. Несмотря на то, что он не знал о том, что спустя 6 недель, ему придется снова воспроизводить текст, то есть перед ним не было цели заучивания, " V. P." сделал это так же хорошо, как спустя час после прочтения рассказа. При этом оба его результата были очень " внушительными", так сказать.
В тестировании, сходном с тестированием Лурии, " V. P." было необходимо выучить ряд из 48 чисел и затем воспроизвести его. Потратив 4 минуты на заучивание предъявленных элементов, он воспроизвел их без ошибок. И еще через 2 недели сделал то же самое, допустив лишь одну ошибку в перестановке. Возникает вопрос: есть какие-либо различия в способе запоминания Шерешевского и " V.P."? Конечно. Дело в том, что в отличие от Шерешевского, рассматриваемый нами человек, не опирался на свою зрительную память, а заучивал ряд чисел, как дату, после чего задавал себе вопрос о том, что он делал в этот день.
Но приведенные нами тестирования были направлены на изучение долговременной памяти, а как у " V. P." обстоят дела с памятью кратковременной? Для ее изучения, Хант и Лев решили использовать парадигму Брауна-Петерсона. Задачей данной парадигмы было запомнить бессмысленные сочетания, состоящие из 3 букв, при присутствии интерферирующих задач, которые, как известно, препятствуют повторению. Результаты данного тестирования, как и результаты других тестов, были успешными. Сам " V. P." объяснил это знанием многих языков, благодаря чему, он просто ассоциировал предъявляемые бессмысленные сочетания со значимым словом. По данной парадигме можно сделать вывод, что кратковременная память " V. P." так же " хороша", как и его долговременная память.
Далее Хант и Лев решили использовать тестирование Фростона для того, чтобы узнать какие коды использует " V. P." Данный тест включал в себя некоторое количество рисунков, которые можно было группировать либо по их семантическим признакам, либо по зрительным. Данные рисунки предъявлялись со скоростью одного рисунка в минуту. После чего экспериментаторы отвлекали " V. P." другими тестами. Когда ему предложили все-таки воспроизвести, предложенные рисунки, он сделал это по семантическим группам. Хант и Лев сделали следующие выводы: " У " V. P." проявляются удивительные способности к вербальной мнемонике".
Но раз уж мы начали рассмотрение памяти " V. P." в контексте сравнения с памятью Шерешевского, то стоит сделать выводы и данного сравнения. Мнемонические приемы этих двух людей, имеющих выдающуюся память, очень различны. Но важным моментом различия является то, что в отличие от Шерешевского " V. P." не испытывал синестезии. Причем сам " V. P." говорил, что для него важным аспектом является " концентрация". Более того, как отмечали Хант и Лев, " V. P." имеет способность, которой многие люди лишены, а именно " он может выполнять несколько мысленных операций параллельно".
На этом мы закончим рассмотрение выдающейся памяти " V. P." и перейдем к менее подробному описанию памяти другой интересной личности, а именно А. К. Эткина.
В 1933 году для того, чтобы проверить память Эткина, ему было предложено запомнить 25 несвязанных слов. Эткин прочитал их всего два раза. Спустя 27 лет, его попросили воспроизвести представленный список слов, и он сделал это без ошибок, хотя и не моментально. Та же ситуация был с отрывком из книги, который ему требовалось запомнить, спустя все те же 27 лет у него это получилось почти точно. Так же интересна его выдающаяся способность к запоминанию чисел. Услышав число, например, 1961, он быстро опознавал его и как37 умножение на 53, и как 44 в квадрате сложенное с 5 в квадрате, и как 40 в квадрате в сумме с квадратом 19. Поразительно, но факт.
На этом мы закончим описания известных случаев феноменальной памяти и перейдем к не менее интересной части работы, а именно к критике мнемоники.
7. Критика мнемоники.
Нельзя не согласиться с тем, что приемы мнемоники помогают запомнить некоторый материал, например, ряд чисел или список не связанных друг с другом слов. Бесспорно, без описанных нами мнемотехник такой материал и в таком количестве запомнить было бы очень сложно, даже скорее без специальных приемов это вовсе бы не было возможным. Но перед нами встает вполне логичные вопросы: имеют ли мнемотехники недостатки? Всегда ли они помогают запоминанию? Являются ли они способом развития памяти?
Г. И. Челпанов поставил перед собой эти вопросы, и ему удалось дать на них вполне недвусмысленные ответы. И эти ответы не являются некими " защитниками" мнемонических приемов, напротив, они скорее представляют собой критику данного искусства и показывают некоторые его недостатки. Рассмотрим их более подробно.
Первый вопрос, который ставит перед собой Г. И. Челпанов, звучит так: " Для чего они? " Конечно, никто не будет спорить с тем фактом, что человек, воспроизводящий огромный ряд чисел, который он впервые увидел, поражает наше воображение. Удивление и восторг - вполне логичные реакции на подобные " фокусы". Но для чего это? Неужели нам может пригодиться длинный ряд чисел, никак не связанных друг с другом? Челпанов категоричен в ответе на данный вопрос. Вот что он сам писал по этому поводу: " Запоминание таких вещей решительно никакой цены не имеет, и делать усилия для запоминания их не следует". Челпанов также убежден в том, что запоминание не только бессмысленного ряда чисел бесполезно, но так же бесполезно и запоминание хронологии с помощью описанных нами выше приемов. На этот счет снова приведем слова самого Г. И. Челпланова, а он писал следующее: " с педагогической точки зрения не имеет никакого значения запомнить просто цифры; цифры имеют только тот смысл, что они дают возможность запоминания и связывания исторических событий друг с другом, а это достигается только лишь тем, что события связываются друг с другом логически, а не посредством искусственных приемов" [1]. По мнению Челпанова главный недостаток мнемотехники состоит в том, что она является бессмысленной, так как мало соприкасается с логикой и имеет дело лишь с механическим запоминанием, хотя с помощью логической памяти, запоминание достигается много лучше. Примером может служить запоминание иностранных слов. Абсолютно абсурдным является изучение другого языка с помощью различных приемов мнемонки, это попросту бессмысленно.
Челпанов говорит о том, что данное искусство теряет всякое свое значение по причине того, что в нашей жизни очень редко практической целью является запоминание несвязных слов или чисел. А именно в этом и, наверное, только лишь в этом может быть действительно полезна мнемоника. Например, для запоминания городов или исключения из какого-либо правила мнемотехники были бы очень полезны. Но часто ли в повседневной жизни нам необходимо прибегать к такому роду запоминаний? Челпанов убежден, что нет.
Более того недостатком мнемоники является еще и тот факт, что мнемотехники не являются универсальными, они имеют достаточно узкую направленность. Речь идет о том, что мнемонистами не рассматривается такой важный аспект, как индивидуальные различия памяти. Например, система Файнштена являет собой систему словесную и звуковую, что едва ли может быть пригодно для людей, с превалирующей зрительной памятью. Г. И. Челпанов пишет по этому поводу следующее: " Для меня не составляет особого труда изучить стихотворение по обыкновенному способу, но изучить это стихотворение по мнемонической системе, например Г. Файнштейна представило бы для меня непреодолимые трудности".
В мнемотехниках зачастую необходимо строить ряд достаточно странных ассоциаций, что по мнению Челпанова, уже представляет некоторые трудности. Ведь большинство слов намного легче запомнить обычным способом, чем осложнять процесс запоминания многочисленными неестественными связями. Мнемонике уже давно была дана оценка Беконом, который считал эти приемы бесполезно ми и бестолковыми. Приведем слова, которые он сам говорил по этому поводу, упомянутые Челпановым: " на умение непосредственно воспроизводить огромное множество имен или слов, один раз услышанных, он смотрит так де как и на умение ходить по канату и совершать ловкие фокусы...и то и другое может вызвать удивление, однако ценности не имеет никакой" [2].
Наибольшей критике было подвержено мнение о том, что мнемотехники благотворно влияют на развитие памяти, на ее укрепление. Еще Кант говорил по этому поводу так: " Эти искусники редко имеют хорошую память". Для опровержения мнения о развитии памяти путем использования мнемонических приемов Челпанов предлагает рассмотреть психологическую позицию на понимание " развития" памяти. Люди часто говорят о том, что благодаря тому, что они заучили большое количество стихотворений, например, они развили свою память.
Само слово развитие в данном контексте, может вызвать некоторый диссонанс по причине того, что память в таком случае рассматривается, как способность, которую человек может изменить на столько, что если ранее она у него была " плохой", то по мере " развития" она становится для всего пригодной. Однако такое суждение о памяти может быть свойственно только тем людям, которые представляют способность, которая стоит, в свою очередь, вне отдельных воспоминаемых представлений. Но нам известен факт о том, что память как раз представляет собой только эти отдельные воспоминания и представления. Тот, кто придерживается такой же точки зрения относительно определения памяти, согласится с той позицией, что в строгом смысле слова о самом " развитии" памяти не может идти и речи, так как воспитание памяти, опять же в строгом смысле слова, представляет собой некоторые накопление представлений. Однако это совсем не говорит о процессе развития памяти, как об этом говорят мнемонисты. Нельзя изменить память так, чтобы она была способна воспринимать любое знание, ее можно только расширить, а значит приобрести некоторое количество представлений. Благодаря этому приобретение других представлений, но при этом сходных или родственных относительно уже приобретенных, становится для человека уже более легкой задачей.
Таким образом, расширение памяти являет собой процесс приобретения представлений и образов. Более того, только их мы и можем приобрести в процессе изучения какого- либо материала.
Вывод из сказанного нами выше достаточно очевиден. Как мы уже говорили, мнение о развитии памяти, как о приобретаемой способности к усвоению нами любой информации, ошибочно. Более того, употребление самого слова " развитие" в данном контексте, в целом, ошибочно. Челпанов предлагает нам более корректный термин, а именно " расширение". А само расширение, как мы уже говорили, включает в себя приобретение известного количества образов, облегчающих для человека приобретение им сходных представлений. Так, например, изучение какого-либо иностранного языка, представляет собой приобретение подобных образов, а именно слуховых, зрительных и т. д. То есть образов, которыми оперирует данный язык. Однако данное приобретение, по мнению Челпанова, не имеет никакого отношения к приобретению других образов, вследствие чего неверно утверждать, что изучение иностранного языка может " развить" память для познания другого предмета изучения, например, географии. По этому поводу существует много возражений, заключающихся в том, что изучение одного иностранного языка " развивает" память хотя бы для изучения другого. С данными утверждениями Челпанов отчасти соглашается, однако делает некоторое замечание. Оно состоит в следующем: изучение одного иностранного языка может облегчить изучение другого языка только в том случае, если эти языки являются в чем-то сходными. Например, изучение испанского языка может облегчить изучение итальянского языка, потому что они действительно очень схожи друг с другом. В свою очередь изучение немецкого языка никак не может " помочь" при изучении китайского языка, по причине того, что они не только не являются похожими, но и в принципе не имеют никаких точек соприкосновения. Приведем цитату самого Челпанова по поводу воспитания памяти: " В воспитании памяти постоянно остается верным то правило, что усвоение только таких представлений может быть пригодным для развития какого-либо специального вида памяти, который имеет известное сходство с представлениями, относящимися к этому виду памяти, и постольку, поскольку между ними есть сходство" [3]. Основной мыслью, основной идеей, которую хочет донести до читателей Челпанов в части своей работе " Критика мнемоники" заключается в том, что память, являя собой общую или врожденную способность, нельзя изменить никакими мнемоническими приемами. Наша память имеет сой известный предел, в котором может развиваться у того или иного человека. Данный предел зависит от тех или иных психофизиологических условий отдельного индивидуума. Однако нельзя сказать, что память с самого рождения остается неизменной. Это не так. Конечно, память человека расширяется в течение его жизни, но важным является тот аспект, что вывести " границы" памяти за данный существующий предел просто невозможно. Однако сказать о том, какой предел имеет память каждого индивидуума, на данный момент не является возможным. Если подойти к разъяснению той же мысли, но уже со стороны физиологии, то важно упомянуть о том, что память определяется в основном двумя факторами. Первый фактор включает в себя количество нервных элементов, а второй фактор - удерживающую способность каждого этого нервного элемента в отдельности. Значит, с точки зрения физиологии можно утверждать, что объем памяти зависит как раз от количества нервных элементов. У разных людей количество этих элементов может быть различным, и увеличение данного фиксированного числа вряд ли может быть возможным. Если вернуться к вопросу о том, что память расширяется в течение жизни человека, то с физиологической точки зрения это представляется тем, что в процессе жизни количество нервных элементов у человека растет. А вместе с этим количеством растет и число воспринимаемых представлений. Однако, исходя и из этой точки зрения, очевидно, что количество нервных элементов также имеет свой предел. А значит, он существует и для накопления самих представлений.
Важно отметить, что память зависит не только от количества нервных элементов, но также и от того, что «каждая нервная клетка обладает большей или меньшей способностью удерживать впечатления, то есть что в ней следы от возбуждений становятся более или менее прочными». Следовательно, у людей, имеющих большую устойчивость нервных клеток, память значительно лучше, чем у людей, обладающих низкой устойчивостью. По мнению Челпанова данную способность удерживать впечатления нельзя развить с помощью различных мнемотехник. Он считал, что данная способность имеет исключительно физиологический характер и зависит от индивидуальных особенностей строения клетки и от ее питания в частности. Доказательством этому может служить тот факт, что при сравнении способности клетки воспроизводить материал в состоянии болезненном или нормальном, разница будет очевидна. И, конечно, здоровая клетка будет работать намного лучше и эффективнее.
С точки зрения физиологии относительно психических процессов можно сказать, что получение знаний в какой-либо определенной сфере связано с деятельности определенной группы клеток. И, следовательно, при получении этих знаний данная группа клеток приходит в деятельное состояние, другие же группы клеток остаются в состоянии покоя. Следуя из этого сложно себе представить, чтобы с помощью некоторых упражнений можно было бы вызвать деятельное состояние других клеток. И снова процитируем Челпанова: «Это все равно, что сказать: «я учился взбираться на горы, и это развило во мне способность играть на фортепьяно»». Данное утверждение является абсолютно нелепым, но и не менее нелепым является утверждение о том, что при упражнении определенного вида памяти можно развить свою память в целом. На этот счет приведем эксперимент Джеме. В своем исследовании Джеме хотел узнать «может ли ежедневное воспитание памяти посредством заучивания наизусть поэм одного рода, сократить время для заучивания поэм совсем другого рода. Его эксперимент заключался в следующем: на протяжении 8 дней, при этом без перерыва, он изучил 151 строку из «Сатиры» Гюго. Ему удалось это сделать за 131 минуту. После чего ежедневно занимаясь 22 минуты, он смог изучить первую книгу «потерянного рая», на что в общей сложности у него ушло 38 дней. Далее Джеме снова вернулся к «Сатиру» Гюго и оказалось, что заучивание новых 158 строк потребовали у него уже 151, 5 минуты. Следовательно, данный эксперимент Джеме дал совсем иной результат относительно того, который мог быть ожидаем, а именно заучивание не является средством для улучшения нашей памяти.
В случае, если позиция о взаимосвязи заучивания наизусть и развития памяти была верна, то актеры должны были бы иметь абсолютно феноменальную память. Но этого не происходит. Джеме разговаривал со многими представителями этой профессии. И каждый из них утверждал, что практика в заучивании текстов практически не упрощает сам процесс заучивания текстов в будущем. Безусловно, новые роли учить легче, но вряд ли это можно списать на развитие памяти. По словам актеров - это скорее улучшение способности разучивания ролей систематически. Ярким примером того, что заучивание наизусть не развивает нашу память, может служить пример с пастором, о котором рассказывает Джемс. Люди говорили о том, что пастор с помощью различных упражнений сильно улучшил свою способность заучивания речей наизусть. Джемс решил обратиться к самому пастору, для того, чтобы он подтвердил это мнение горожан. В своем ответе пастор описал, каким образом ему удалось «улучшить» свою память. Он говорил о том, что из всех интеллектуальных способностей память является самой физической, и она очень зависит от здоровья тела и бодрости. Пастор говорил о том, что большое значение имеет не само заучивание материала, а метод изучения. Именно правильно подобранный метод изучения помог ему с большей легкостью усваивать новую информацию, но никакого улучшения во врожденной способности памяти благодаря упражнениям при этом не произошло. На этом мы закончим наше рассмотрение критики мнемоники и закончим словами известного английского философа Локка: «Говорят, что детей надо заставлять учить наизусть для того, чтобы упражнять и улучшать их память, но это неверно ибо очевидно, что силой памяти человек обязан счастливому организму своему, а не какому-нибудь постепенному усовершенствованию ее посредством упражнения». А теперь перейдем к следующей части нашей работы.
Летотехника – система приемов, облегчающих забывание (напр., у студентов: после первого экзамена надо срочно забыть соответствующий материал, чтобы он не мешал при подготовке к др. экзамену ). Классический пример летотехники – забывание у Ш. в исследовании Лурия
Если мы с вами больше всего озабочены тем, как быне забыть чего важного, то Ш. заботила проблема прямопротивоположного свойства. Забывать он не умел, но очень хотел этомунаучиться. Ш. начал записывать слова, которые выкрикивали из зала навчерашнем сеансе, чтобы выкинуть из головы эту чушь. Он верноразобрался в существе дела: ведь мы записываем не для того, чтобызапомнить, а чтобы важная информация всегда была под рукой. Недаромеще Платон говорил, что изобретение письменности способствовалоухудшению памяти. Но записывание не помогало. Тогда он, как языческийогнепок лонник, стал сжигать листки с записями, но и эта радикальнаямера ничего не дала. Ш. мучился и страдал, изобретая всевозможныеприемы забывания, но все было тщетно. В конце концов помогло толькосамовнушение. «Не хочу этого помнить», —говорил он себе, и ненужные сведения улетучивались без следа. Лурияназвал эту методику летотехникой — искусством забывать(Лета — река забвения в греческой мифологии).