Под луной, в старом заброшенном складе. 8 страница

Правда, он улыбнулся, но при этом показал жестом, что так делать нельзя.

Потом Хромого повели в кафе-мороженое рядом с кинотеатром. Он ел

мороженое и думал, что чуть было не совершил непростительную глупость: когда

адвокат спросил, чего бы ему еще хотелось, Хромой уже открыл рот, чтобы

попросить холодного пивка, но вовремя спохватился и сказал: " Мороженого".

На обратном пути, сидя рядом с доной Эстер на заднем сидении (адвокат

сам вел машину), Хромой подвергся еще одному испытанию. Разговаривая с

сеньорой, ему приходилось постоянно быть начеку, чтобы, не дай бог, не

вылетело неприличное слово. Дона Эстер расспрашивала его о матери, и Хромой

отвечал, как мог, всеми силами стараясь удержать в памяти выдуманные детали,

чтобы потом не запутаться. Наконец они подъехали к дому в Грасе, и дона

Эстер проводила мальчика в комнату над гаражом:

- Ты не боишься спать один?

- Нет, сеньора.

- Это всего на несколько дней. Потом я помещу тебя наверху, в комнате

Августо...

- Не надо, дона Эстер, мне и тут хорошо.

И тут она наклонилась и поцеловала его в щеку:

- Спокойной ночи, мой мальчик, - и вышла, прикрыв дверь. Хромой застыл

без движения. Он словно лишился дара речи, даже не попрощался в ответ. Он

прижимал ладонь к щеке, к тому месту, куда его поцеловала дона Эстер, и ни о

чем не думал, ничего не чувствовал. - Только нежное прикосновение губ,

неведомую ему ласку матери. Ему казалось, что в эту минуту мир перевернулся

и стал иным, преображенный силой этого поцелуя.

А потом вернулись тюремные кошмары, снова глумливо смеялся тот человек

в жилете, а солдаты избивали его, заставляя бегать по камере. Но вдруг

появилась дона Эстер, и его палачи погибли в страшных мучениях, потому что

теперь на нем был матросский костюм, а в руке - кнут, как у того молодого

героя из фильма.

Прошло восемь дней. Педро Пуля неоднократно прогуливался перед домом, в

надежде получить от Хромого весточку. Хромому уже давно бы пора вернуться в

склад, у него было достаточно времени, чтобы узнать, где хранятся ценные

вещи и как их оттуда вынести. Но вместо Хромого Пуля всякий раз сталкивался

со служанкой, уверенной, что Педро приходит из-за нее. Однажды, разговаривая

со служанкой, он очень умело перевел разговор на интересующую его тему и как

бы невзначай спросил:

- А что, у твоей хозяйки есть сын?

- Приемный. Очень милый мальчик.

Педро усмехнулся, он то знал, что Хромой при желании может быть лучшим

мальчиком на свете. Служанка продолжала:

- Он не намного моложе тебя, но совсем еще ребенок. Не то что ты,

развратник, уже спишь с женщиной, - и улыбнулась Педро.

- Но ведь это ты лишила меня невинности.

- Фу, какие ты говоришь пошлости. К тому же это вранье.

- Клянусь.

Ей очень хотелось, чтобы это было правдой. И хотя у нее были веские

причины сомневаться, слова Педро ее порадовали. Она чувствовала себя не

только его любовницей, но и немного матерью.

- Приходи сегодня, я тебя научу одному очень приятному способу.

- Тогда до вечера... Только скажи мне одну вещь: ты не путаешься с

этим парнем?

- Да он еще не знает, что это такое. Совсем глупенький. Настоящий

младенец. А ты что, совсем дурак? Не видишь разве, что я не ложусь с

каждым?..

В другой раз Педро Пуле удалось-таки встретиться с Хромым. Тот

рассматривал книгу с картинками, лежа на траве, а рядом урчал рыжий кот.

Увидев, что Хромой одет в кашемировые брюки, шелковую рубашку да к тому же

аккуратно причесан, Педро буквально лишился дара речи, забыв подать сигнал.

Наконец он пришел в себя и свистнул. Хромой сразу вскочил. Увидев Пулю на

другой стороне улицы, он знаком велел подождать и вышел из ворот, убедившись

предварительно, что никого из домашних нет поблизости. Педро Пуля завернул

за угол, Хромой шел следом. Когда он приблизился, Педро поразился еще

больше:

- Черт! Да ты надушен!

Хромой сделал недовольную гримасу, но Педро Пуля не отставал:

- Ты раз в десять наряднее Кота. Вот это да! Если ты появишься в таком

виде " на лежке" (так они называли склад), тебе от ребят достанется, ты прямо

как куколка...

- Да отстань ты... Я пока присматриваюсь, где тут что. Скоро слиняю,

тогда заявишься сюда с ребятами.

- Что-то долго ты на этот раз.

- У них все стоящее заперто, - соврал Хромой. - Я еще не выкрал ключи.

Ладно, только не тяни, - закончил Педро. Потом вдруг вспомнил: - Гринго

заболел. Чуть в ящик не сыграл. Вовсе кончался. Дон' Анинья его еле травами

отпоила, а то бы ты не застал его в живых. Он теперь тоньше зубочистки.

С этим известием Педро простился, еще раз поторопив Хромого.

Хромой вернулся в сад и снова растянулся на траве. Но теперь он не

видел рисунки - перед его глазами стоял Гринго. Этому парню доставалось от

Хромого, пожалуй, больше всех в банде. Родители у него были арабы, он

говорил с ужасным акцентом, что давало Хромому пищу для бесчисленных злых

шуток. Гринго не был сильным и не мог играть в банде сколь-нибудь

значительной роли, хотя Педро Пуля и Профессор старались выдвинуть его: им

нравилось, что среди капитанов есть иностранец или почти иностранец. Но

Гринго довольствовался мелкими кражами, избегал рискованных дел. Мечты его

не шли дальше лотка бродячего торговца, полного всякой мелочевкой, которую

он станет продавать служанкам из богатых домов. Хромой буквально житья ему

не давал, безжалостно высмеивая его акцент, его трусость. Но сейчас, лежа на

мягком газоне перед богатым особняком, хорошо одетый, причесанный и

надушенный, с книжкой в руках, он думал о том, что Гринго умирал от голода,

пока он сытно ел и хорошо одевался. И не только один Гринго. В течение этих

восьми дней все капитаны песка голодали, носили лохмотья, спали под дождем в

складе или под причалом. А в это время он, Хромой, спал на мягкой постели,

ел всякие деликатесы. Его даже целовали и называли сыном. Парень чувствовал

себя предателем. Как тот докер, о котором если и говорили, то с презрением,

и плевали на землю. Этот докер во время большой забастовки переметнулся на

другую сторону, на сторону богачей: срывал забастовку, вербуя для работы в

порту людей со стороны. И никогда больше никто в порту не подал ему руки, не

назвал другом. Если для кого и делал исключение Хромой в своей ненависти,

охватывавшей весь мир, то только для капитанов песка. Они были его

товарищами, были такими же, как он, жертвами всех этих приличных господ. А

сейчас он покидает их, переходит на сторону врага. Хромой резко поднялся -

так эта мысль поразила его. Нет, он никогда не предаст их. Превыше всего для

Хромого законы капитанов песка, законы товарищества. Тех, кто нарушал эти

законы, изгоняли из банды, и ничего хорошего не ждало их в жизни. Но никто

еще не совершал такого подлого предательства, какое задумал Хромой. И это

для того, чтобы стать маменькиным сынком, одним из тех " воспитанных

мальчиков", которые служили капитанам постоянным поводом для насмешек. Нет,

он не станет предателем. Ему хватило бы трех дней, чтобы разузнать все, что

нужно. Но еда, одежда, теплая постель и, самое главное, нежность доны Эстер

задержали его на целую неделю. Его купили этой нежностью, как того докера -

хозяйскими подачками. Нет, он ни за что не предаст капитанов. Но тут ему

пришло в голову, не предает ли он тогда дону Эстер. Ведь она верит ему. В ее

доме тоже есть закон: платить добром за добро. Он хочет нарушить этот закон,

заплатить за добро злом. Хромой помнит, что раньше, исчезая из очередного

дома, выбранного для налета, он испытывал безграничную радость. В этот раз

ничего подобного не было. Нет, его ненависть не исчезла. Но она не

распространялась на обитателей этого дома, потому что дона Эстер целовала

его и называла сыном. В душе Хромого шла жестокая борьба. Ему очень хотелось

остаться в этом доме навсегда. Но как же тогда капитаны? Ведь он один из

них. Он всегда будет одним из них, потому что уже не сможет забыть, как

издевались над ним в полиции, и как смеялся тот человек в жилете. И Хромой

решился. Но не мог удержаться и с нежностью посмотрел на окна доны Эстер.

Она наблюдала за ним и заметила, что он плачет:

- Ты плачешь, мой мальчик? - дона Эстер исчезла из окна.

Только теперь Хромой заметил, что он действительно плачет. Он вытер

слезы и укусил себя за руку, чтобы успокоиться. Сеньора Эстер была уже

рядом:

- Ты плачешь, Августо?

- Нет, сеньора, я не плачу.

- Но я же вижу, что плачешь. Ну, скажи мне, что с тобой, что случилось?

Наверное, о своей маме вспомнил?

Дона Эстер села на скамейку и привлекла Хромого к своей материнской

груди:

- Не надо плакать. Ты же теперь наш любимый сынок, наш Августо. Я

сделаю все, чтобы заменить тебе твою мать...(...а я сделаю все, чтобы

заменить сына, которого вы потеряли, - хотелось ответить Хромому.)

Дона Эстер целовала его залитое слезами лицо:

- Ну, успокойся, а то я тоже заплачу.

Тогда губы Хромого разомкнулись, и он зарыдал в голос, прижавшись к

груди своей матери. И, позволяя обнимать и целовать себя, он думал о том,

что собирается покинуть ее и, хуже того, обокрасть. Но, самое главное, он

понимал, что обкрадывает прежде всего самого себя!

Возможно, она никогда не узнает, что чувствовал он в эту минуту, как и

того, что эти слезы были мольбой о прощении.

События стали стремительно развиваться, так как сеньор Рауль должен был

поехать в Рио по адвокатским делам, и Хромой решил, что лучшего случая

капитанам не представится.

В последний вечер Хромой обошел весь дом, приласкал кота Брелка,

поговорил со служанкой, полистал книжки с картинками. Потом зашел в комнату

доны Эстер сказать, что хочет прогуляться до Кампо Гранди. Дона Эстер

сказала, что Рауль привезет для него из Рио велосипед, тогда он сможет

кататься по Кампо Гранди, а не ходить пешком. Хромой опустил голову. Но

прежде чем уйти навсегда, он подошел к доне Эстер и поцеловал ее. Он впервые

сам поцеловал ее, и сеньора была очень рада. Потом сказал очень тихо, с

трудом выдавливая из себя слова:

- Вы такая хорошая. Я вас никогда, никогда не забуду.

Он вышел и больше не вернулся. Этой ночью он спал на своем месте в

складе, а Педро Пуля с несколькими ребятами отправились на дело в дом

сеньоры Эстер. Оставшиеся столпились вокруг Хромого, восхищаясь его одеждой,

прической, запахом одеколона. Но Хромой врезал как следует одному и ушел в

свой угол, бормоча ругательства. Там он лежал без сна, грызя ногти, с

тоскливым нетерпением дожидаясь возвращения Педро Пули. Наконец ребята

вернулись с плодами налета. Пуля сообщил Хромому, что все прошло, как по

маслу, никто в доме даже не проснулся. Вероятно, до завтра пропажу не

обнаружат. И показал золотые и серебряные монеты:

- Завтра Гонзалес отвалит за это кучу денег...

Хромой зажмурился, а после того, как все разошлись спать, подошел к

Коту:

- Хочешь провернуть дельце?

- Какое?

- Я дам тебе эту одежду, а ты мне свою.

Кот изумленно уставился на него. Конечно, у него была лучшая одежда в

банде. Но она была старая и не шла ни в какое сравнение с отличным

кашемировым костюмом Хромого.

" Чокнутый", - подумал Кот, но, тем не менее, сказал:

- Заметано. О чем разговор.

Они поменялись. Тогда Хромой вернулся в свой угол и попытался заснуть.

... По улице идет доктор Рауль с двумя полицейскими. Это те самые, что

избивали его в тюрьме. Хромой пытается убежать, но Рауль показывает на него,

полицейские хватают его и приводят в ту самую камеру. Дальше все происходит

как в его обычных кошмарах: полицейские, развлекаясь, заставляют его бегать

по камере, бьют, и так же смеется тот человек в жилете. Только теперь в

камере Хромой видит еще и дону Эстер. Она печально смотрит на него и

говорит, что он больше не ее сын, он вор. И взгляд доны Эстер заставляет

страдать сильнее, чем удары полицейских дубинок, чем мерзкий смех того

человека в жилете.

Он проснулся весь в поту, выбежал ночью из барака и до рассвета бродил

по берегу.

На другой день Педро Пуля принес ему деньги - долю за участие в

грабеже. Хромой без объяснений отказался. А потом Сухостой принес газету с

известиями о Лампиане. Профессор прочитал заметку Сухостою и стал

просматривать другие. Вдруг он позвал:

- Хромой! Хромой!

Тот подошел. Остальные капитаны потянулись за ним, окружили Профессора.

- Тут вот есть кое-что про тебя, Хромой, - сказал Профессор и прочитал

вслух:

" Вчера из дома номер... по улице... в Грасе исчез мальчик, сын хозяев

по имени Августо. Должно быть, он потерялся в незнакомом городе. Ему

тринадцать лет хромает на одну ногу, очень застенчив, одет в серый

кашемировый костюм. Полиция разыскивает мальчика, чтобы вернуть его

обеспокоенным родителям, но безуспешно. Семья хорошо вознаградит того, кто

может сообщить что-нибудь о маленьком Августо или привести его домой."

Хромой не проронил ни звука, только кусал губы Профессор сказал:

- Значит, еще не обнаружили...

Хромой кивнул. Когда пропажа откроется, его уже не будут искать как

сына. Бузотер скорчил насмешливую гримасу и закричал:

- Твоя семья ищет тебя, Хромой. Мамочка хочет дать тебе титьку.

Но больше ничего сказать не успел, потому что Хромой одним прыжком сбил

его с ног и занес кинжал. И, без сомнения, ударил бы негритенка, если бы

Жоан Длинный и Сухостой не оттащили его. До смерти напуганный Бузотер убежал

от греха подальше, а Хромой бросил на собравшихся полный ненависти взгляд и

отправился в свой угол. К нему подошел Педро Пуля, тронул за плечо:

- Может, они вообще не обнаружат пропажу. Никогда и не догадаются... Не

переживай.

- Когда доктор Рауль вернется - обнаружат...

И зарыдал в голос. Капитаны остолбенели. Только Педро Пуля и Профессор

поняли. Но Профессор лишь руками развел: мол, что уж тут поделаешь? Педро же

начал разговор о всяких посторонних предметах. А ветер на берегу стонал и

плакал, как ребенок, надрывая душу.

УТРО КАК КАРТИНА.

Педро Пуля, поднимаясь по Ладейре да Монтанья, думает, что в целом

свете нет ничего лучшего, чем бродить вот так, без дела, по улицам Баии.

Некоторые улицы заасфальтированы, но неизмеримо большая часть вымощена

огромными черными камнями. Из окон старинных зданий выглядывают девушки, и

невозможно понять, то ли это мечтательная швея ждет богатого жениха на

украшенном цветами балконе, то ли проститутка высматривает очередного

клиента. Женщины в черных накидках спешат к мессе. Солнце льется на камни и

асфальт мостовых, освещает крыши домов. На балконе одного дома в старых

жестяных банках растут цветы. Их разноцветные головки тянутся к солнцу, и

оно питает их своим живительным теплом. Колокола собора Пресвятой Богородицы

призывают женщин в черном ускорить шаг. Прямо посреди улицы над игральными

костями склонились негр и мулат. Педро Пуля, проходя мимо, поприветствовал

негра:

- Как дела, Белая Сова?

- Привет, Пуля! Как жизнь?

Но тут его партнер бросил кости, и негр уже ничего, кроме игры, не

видел.

Педро Пуля идет дальше. Рядом с ним худенький Профессор резко

наклоняясь вперед с трудом преодолевает подъем. Но он тоже улыбается этому

праздничному утру. Педро Пуля оборачивается к нему и ловит его улыбку. Город

полон солнца и радости. " Баия - как праздник", - думает

Педро Пуля, чувствуя, что его тоже переполняет радость. Заливисто

свистнув, он хлопает Профессора по плечу, и оба радостно хохочут. Пусть в

карманах у них лишь несколько медяков, пусть одеты они в лохмотья и не

знают, что будут есть завтра, зато их сердца полны красотой этого утра,

свободой и любовью к своему городу. Педро Пуля обнимает Профессора за плечи,

они идут рядом и смеются без всякой причины. Отсюда, с холма, им хорошо

видны и Рынок, и лодочная пристань, и даже их старый склад. Педро, опершись

на парапет, смотрит на город внизу и говорит Профессору: - Тебе нужно это

нарисовать... Красотища...

Лицо Профессора мрачнеет:

- У меня не получится

- Почему?

- Иногда я ловлю себя на мысли...- Профессор смотрит на пристань внизу,

на кажущиеся игрушечными парусники, на крошечных людей с мешками на спинах.

Голос мальчика дрожит, словно его ударили:

- Мне хочется нарисовать много-много таких картин...

- Ты сможешь, у тебя ведь талант. Если б ты еще поучился...

- Но я знаю, что никогда мне не передать эту радость, никогда...

(Профессор словно не слышал замечание Пули. Он смотрел куда-то вдаль и

казался совсем слабым и худеньким.)

- Почему? - удивился Педро Пуля - Разве ты не видишь эту красоту? Все

вокруг радуется...

Потом показал на крыши Нижнего города:

- Смотри, цветов больше, чем в радуге...

- Это верно... Но люди... Лица у всех печальные. Я не о богатых говорю,

ты же знаешь. Я о других - из доков, с рынка. Печальные, изможденные лица.

Понимаешь, я не знаю, как выразить словами... Просто я это чувствую.

Педро Пуля больше не удивляется:

- Вот поэтому Жоан де Адам устраивал забастовки в порту. Он говорит,

что когда-нибудь все изменится, мир станет другим.

- Я тоже читал об этом в одной книге... Мне дал ее Жоан де Адам.

Конечно, хорошо бы поучиться в школе, как ты говоришь. Тогда я бы нарисовал

замечательную картину: чудесный день, счастливые люди смеются, дарят

женщинам цветы, понимаешь? Но я не умею. Я пытаюсь нарисовать веселую

картину, да ничего из этого не выходит: и солнце светит, и в городе

праздник, но лица у людей всегда печальные, не знаю почему... А мне так

хочется нарисовать радость.

- Как знать, может, так даже лучше? Мне кажется, у тебя получается

ярче, сильнее.

- Что ты понимаешь? И что я понимаю? Мы ведь никогда ничему не учились.

Я хочу рисовать лица людей, город. Но я не умею. Есть куча вещей, о которых

я и не подозреваю.

Профессор сделал паузу, посмотрел на внимательно слушающего Педро Пулю:

- Ты не бывал в Академии изящных искусств? Ох, и красотища там, парень.

Я разок пробрался туда, в одну залу. Никто меня не заметил. Все там были в

длинных рубахах и рисовали обнаженную женщину. Если б я когда-нибудь смог...

Педро Пуля задумался. Он внимательно смотрел на Профессора, что-то

прикидывая в уме. Потом очень серьезно спросил:

- Ты знаешь цену?

- Какую цену?

- Ну, сколько нужно платить за учебу. Преподавателю.

- А чего это вдруг?

- Мы бы сложились, заплатили за тебя.

Профессор засмеялся:

- Ты даже не представляешь... Там такие сложности... Это невозможно,

брось глупости.

- Жоан де Адам говорит, что когда-нибудь все смогут учиться...

Они пошли дальше. Но теперь прелесть утра не радовала Профессора.

Казалось, все это было бесконечно далеко от него. Тогда Педро легонько ткнул

его в бок кулаком:

- Придет день, и ты выставишь кучу картин в лучшем зале на улице Чили,

браток. И без всякой школы. Ни один из этих ученых болванов не нарисует так,

как ты. У тебя же талант.

Профессор засмеялся. Педро тоже:

- И ты нарисуешь мой портрет, правда? А внизу напишешь: капитан Педро

Пуля, настоящий мужчина.

Он встал в боксерскую стойку, сжав кулаки. Профессор снова засмеялся,

за ним Пуля. Они хохотали, пока не увидели толпу зевак, окруживших

гитариста. Он пел известную в Баии песенку:

" Она сказала мне " прощай",

И сердце превратилось в камень..."

Мальчишки подошли поближе. И скоро стали подпевать музыканту. И вместе

с ними пели все, кто там был: лодочники, бродяги, грузчики и даже какая-то

проститутка. Но гитарист, поглощенный своей музыкой, никого не видел. И если

бы музыкант не поднялся и не пошел прочь, играя и напевая на ходу, мальчишки

так и стояли бы рядом, позабыв, что шли в Верхний город. Но музыкант ушел и

унес радость своей музыки. Толпа разошлась. Пробежал продавец газет,

выкрикивая заголовки утренних изданий. Профессор и Педро Пуля пошли дальше.

С Театральной площади они поднялись на улицу Чили. Вытащив из кармана мелок,

Профессор присел на тротуар, Педро Пуля - рядом. Издали заметив парочку,

Профессор начал быстро рисовать. Когда парочка приблизилась, Профессор уже

заканчивал лица. Девушка улыбалась. Сразу видно, что это жених и невеста.

Молодые

люди были так поглощены разговором, что не заметили рисунка. Пришлось

Педро Пуле привлечь их внимание:

- Не наступите девушке на лицо, сеньор.

Молодой человек недовольно взглянул на Педро и уже хотел сказать

какую-нибудь грубость, но девушка посмотрела под ноги и захлопала в ладоши,

как маленькая девочка, которой подарили куклу:

- Ой, как красиво!

Теперь молодой человек тоже заметил рисунок и улыбнулся. Потом

обратился к Педро Пуле:

- Это ты нарисовал, парень?

- Это мой друг, художник Профессор.

Профессор тем временем наносил последние штрихи на щегольские усики

молодого человека. Потом перешел к фигуре девушки. Тогда она стала

специально ему позировать. Девушка опиралась на руку возлюбленного, Оба

весело смеялись. Когда рисунок был закончен, молодой человек вытащил из

кошелька монету в два мильрейса, которую Пуля поймал на лету. Влюбленные

пошли своей дорогой, а рисунок остался посреди тротуара. Какие-то девушки,

выйдя из магазина, издали увидели его, и одна сказала:

- Пойдем скорее, похоже, это афиша нового фильма с участием Бэрримора.

Говорят, фильм - прелесть. А Бэрримор - это сила!

Педро Пуля и Профессор от души расхохотались. И обнявшись, пошли

дальше, свободные, как птицы. Следующую остановку они сделали совсем рядом с

губернаторским дворцом. Профессор с мелом в руке поджидал, когда с трамвая

сойдет какой-нибудь подходящий тип... Пуля, насвистывая, стоял рядом. Скоро

они заработали на хороший обед и даже на подарок для Клары, возлюбленной

Божьего Любимчика, у которой был день рождения.

Одна старушка дала десять тостанов¹ за свой портрет. Она

была очень уродливая. Такой и изобразил ее Профессор. Педро Пуля заметил:

- Если бы ты нарисовал ее красивее и моложе, она бы дала больше.

Профессор засмеялся. Так прошло утро: Профессор рисовал портреты

прохожих, Педро собирал медные и серебряные монетки, которые им бросали.

Почти в полдень на улице появился мужчина, куривший сигарету в красивом,

наверняка дорогом мундштуке. Педро Пуля поспешил предупредить Профессора:

- Нарисуй вон того. Похоже, у этого фраера денег куры не клюют.

Профессор принялся рисовать худую фигуру прохожего: длинный мундштук,

волосы крупными кольцами спадают из-под шляпы на лоб. Мужчина нес в руке

книгу, и Профессору ужасно захотелось изобразить его читающим. Мужчина чуть

было не прошел мимо, но Педро Пуля окликнул его:

- Посмотрите на свой портрет, сеньор.

- Что, сынок? - мужчина вытащил мундштук изо рта. Педро Пуля показал на

рисунок, над которым трудился Профессор. Человек на портрете сидел (хотя под

ним не было ни стула, ни другого сиденья, он словно плыл в невесомости),

курил свою сигару и читал книгу. Кудри разлетались из-под шляпы.

Мужчина внимательно изучал рисунок, рассматривая его под разными

углами, не проронив при этом ни слова. Когда Профессор закончил работу, он

спросил:

----------------------------------------------------------------------

¹ тостан = 1000 рейсов

- Где ты учился рисовать, мой дорогой?

- Нигде...

- Нигде? Как это?

- Да вот так, сеньор...

- Как же ты рисуешь?

- Когда хочется, беру мел и рисую.

Сначала мужчина не поверил, но потом припомнил нечто подобное и, чтобы

удостовериться, переспросил:

- Ты хочешь сказать, что никогда не учился живописи?

- Нет, сеньор, никогда.

- Могу подтвердить, - вмешался Педро Пуля, - мы живем рядом, я все о

нем знаю.

- Тогда это истинное призвание, - пробормотал мужчина.

Он стал снова рассматривать рисунок, не выпуская изо рта сигарету.

Мальчишки смотрели на мундштук, как зачарованные. Наконец, мужчина спросил

Профессора:

- Почему на портрете я сижу с книгой в руках.

Профессор почесал в затылке, не зная, что ответить. Педро Пуля хотел

что-то сказать, но не нашелся, совершенно сбитый с толку таким вопросом.

Наконец, Профессор объяснил:

- Я думал, что так вам больше подходит, - он снова почесал в затылке. -

Не знаю даже...

- Да, это истинное призвание, - прошептал мужчина совсем тихо с таким

видом, словно сделал какое-то открытие.

Педро Пуля ждал, когда же мужчина заплатит за работу, тем более, что

полицейский уже с подозрением на них поглядывал. Профессор не мог оторвать

глаз от мундштука, длинного, богато украшенного - просто чудо! Но хозяин

мундштука продолжал расспросы:

- Где ты живешь?

Педро Пуля не дал Профессору ответить:

- Мы живем в Соломенном Городке...

Мужчина достал из кармана визитную карточку:

- Ты умеешь читать?

- Да, сеньор.

- Вот мой адрес. Я хочу, чтобы ты меня нашел. Может быть, я смогу

что-то для тебя сделать.

Профессор взял визитку. Заметив, что к ним направляется полицейский,

Педро Пуля поспешил проститься:

- До свидания, доктор.

Тот уже вытащил портмоне, но перехватил взгляд Профессора, прикованный

к его мундштуку. Тогда он выбросил сигарету и протянул мундштук мальчику:

- Держи. Это тебе за портрет. Приходи ко мне...

Но мальчишки бросились бежать, потому что полицейский был совсем рядом.

Мужчина даже не сразу понял, что это к нему обращается полицейский:

- У вас ничего не украли, сеньор!

- Нет. А почему вы спрашиваете?

- Потому что возле вас крутились эти мошенники.

- Это дети... к тому же у одного удивительные способности к рисованию.

- Это воры, - возразил полицейский, - капитаны песка.

- Капитаны песка? - Мужчина пытался вспомнить. - Кажется, я что-то про

них читал... Это не беспризорные дети?

- Воры, вот кто они. Будьте осторожны, сеньор, если они оказались

рядом. Посмотрите, не пропало ли чего...

Мужчина отрицательно мотнул головой и поискал глазами мальчишек. Но их

уже и след простыл. Мужчина поблагодарил полицейского, еще раз заверив его,

что у него ничего не пропало, и стал спускаться по улице, бормоча:

- Вот так и гибнут великие таланты. Каким художником он мог бы стать!

Полицейский долго смотрел ему вслед. А потом заметил, обращаясь неизвестно к

кому:

Правду говорят, что все поэты немного того.

Профессор достал из кармана мундштук. Теперь они сидели во дворе

небоскреба, на первом этаже которого находился шикарный ресторан. Педро Пуля

знал тамошнего повара и мог достать кое-какую еду. На улице в этот час не

было ни души. После обеда Педро угостил Профессора папироской, и тот решил

испробовать подаренный мундштук. Он поискал, чем бы его почистить:

- Этот тип тощий, как спичка. Вдруг больной...

Не найдя ничего лучше, он свернул визитную карточку в трубочку и

засунул ее в мундштук. А потом бросил на землю. Педро спрсил:

- Зачем ты ее выбросил?

- На что она мне? - и Профессор рассмеялся. Педро Пуля тоже. На

какое-то время их хохот заполнил тихий дворик. Они смеялись без всякой

причины, просто ради удовольствия. Педро Пуля вдруг посерьезнел:

- Похоже, этот человек может помочь тебе стать художником...- он поднял

карточку и прочел напечатанное на ней имя. - Ты бы лучше сохранил ее. Как

знать...

Профессор опустил голову:

- Брось прикидываться дураком, Пуля. Ты же прекрасно знаешь, что из нас

может выйти только вор... Только вор! Кому мы нужны? Всем же плевать на нас.

Всем! Всем! - его голос сорвался на крик, полный ненависти и боли.